Kids From Yesterday

— Блять.. — тихо шикнул Джерард и закатил глаза, когда при открытии банки пива оно вылилось наружу, и сам он, до чертиков уставший, теперь стоит еще и мокрый, с хмельным запахом. Мысленно посчитал до десяти и сделал глубокий вдох, но желание рявкнуть, со всей силы шмякнуть металлическую банку об пол, пустить миллион ругательств, не сочетающихся между собой, не отпустило. Злость комком сидит в горле и режет его изнутри миллионами лезвий. Отдает в нос, сжимает его челюсти, лишает здравого рассудка. —«В странах центральной и южной Европы атмосферными процессами будут управлять активные атмосферные фронты, которые будут медленно смещаться ... » — по старому квадратному телевизору с треском и шипением велся прогноз погоды. Джерард плюхнулся на диван, тот неодобрительно издал звук, похожий на скрип двери в самых страшных хоррорах и прогнулся под тяжестью веса. Сделал глоток отвратительного пива и попытался убедить себя, что синоптическая ситуация в Европе — самая занимательная вещь в мире. Ноги, перестав чувствовать опору земли под собой после двенадцатичасовой смены, раскисли, и по мышцам и суставам словно пролился тягучий мед. Джи работал на отстойной работе с отстойным графиком, с отстойными условиями работы, с отстойной заработной платой. «Как раз для отстойного меня» — ухмылялся он, подписывая трудовой договор. Но сейчас, когда его спина на волоске от того, что бы сломаться и разделиться на все тридцать четыре позвонка, считает, что даже с его незаконченной средней школой и малейшими профессиональными навыками он заслуживает намного больше, чем рабский труд шесть долгих дней в неделю и зарплатой, хватающей только на аренду комнатки в подвале и скудный рацион, состоящий из свиной тушенки и кукурузных хлопьев. Либо это чувство жалости к себе, потому что определенно точно не сожаление о незаконченном образовании. Если бы ему предложили работу на высоких должностях, целый дом, покрытый золотом и полную страховку взамен на окончание старшей школы, он бы послал их к черту. Вытерпеть еще год пребывание в обществе тупых мудил-подростков, считающих, что макание младшеклассников головой в унитаз служит им хорошим воспитанием и учит уважительнее относиться к старшим, или что пустить сногсшибательную сплетню о том, что заучка из кружка по физике конченная шлюха, потому что надела топ с открытыми плечами, или что разрисовать граффити только что отремонтированный физкультурный зал является не порчей имущества, а всего лишь забавой. Джерард считал себя богом высших моральных качеств, честности и правосудия среди всех них. И его сердце наверняка бы разбилось, если бы его не отчислили за год до выпуска. Отчислили глупо и несправедливо! В первые дни после отчисления он почти умер, перестал вообще как либо передвигаться, лежа овощем в кровати, и верить в то, что мир еще можно спасти. И он бы наверняка залез головой в петлю, болтыхаясь на ней в предсмертных конвульсиях, если бы не получил анонимную записку, в которой некто, подписавшийся как «f.t.willz», поведовал, что знает о подставе, что мир сосет, что все люди — мудилы, и что нужно смириться и плыть по течению жизни. И Джерарда прошибло током, узнав, что хотя бы один человек разделяет его точку зрения. Конечно, это не сподвигло его обратиться к лучшим юристам и адвокатам всего Нью-Джерси, добиться справедливости и рассказать всем, что его сначала избили, украли деньги из школьной копилки, предназначенной для благотворительности в дом престарелых, а потом свалили всю вину на Уэя-старшего, но дало надежду жить дальше — тихо и незаметно, не всовываться в споры и не доказывать с пеной у рта, что во всем нужна справедливость. Так что сейчас он живет в паршивом подвале с плесенью за диваном, перегоревшей лампочкой в ванной и без малейших целей на жизнь. Спит с пустой банкой напитка в руках и прямо в верхней, мокрой от пива, одежде, потому что, следуя графику, ему уже через четыре часа и пятнадцать минут надо будет встать и направляться на еще одну, не менее отстойную, работу. Он бы с удовольствием разделся, принял душ и спал бы в более нормальном положении, чем сидя, но веки так предательски слипались, что он не сдержался. По ощущениям, он спал целую вечность, веков десять, не меньше, а пока он спал, его поколачивали и подпинывали несколько десятков людей, что кости раздробились в осколки. Телом чувствовал, как его немного потрясывает и попытался вспомнить, пил ли он вчера что-то покрепче, чем Keystone Light за пятьдесят центов. С большим усилием раскрыл глаза, словно веки за время его сна склеили между собой супер клеем, и увидел бескрайнее зеленое поле с парой мелькающих деревьев, которые слишком нехарактерны для поздней осени тогда, когда он уснул, сквозь стекло маленького окошка. Блять? Уснул где-то помимо дома? Рывком поднялся и в ту же секунду почувствовал макушкой головы твердость верхней полки. Схватился рукой за ушибленное место, прикрыв глаза от боли, и услышал незнакомый голос. Словно ударили в солнечное сплетение, или зарядили шокером, или еще чего, что хоть как-то похоже по ощущениям на шок. —Чувак, ты когда-нибудь перестанешь стукаться своей башкой об эту полку?! Она скоро сломается к чертям собачьим. Перед Джерардом стоял парень немного младше его, и, кажется, ниже, в растянутой футболке серого цвета с маленькой дыркой на рукаве. Джи удивленно хлопнул глазами и раскрыл рот в немом шоке, сфокусировав взгляд. Без всяких объяснений, незнакомец продолжил говорить, вытирая полотенцем мокрые волосы. —Мы подъедем через полчаса, повтори слова или… ну… хуй знает — пожав плечами, бросил около него блокнот и отошел куда-то в сторону. Джи схватил копну волос на своей голове и с силой потянул, чтоб наконец проснуться. Но он, видимо, все еще спал, так как пару часов назад он определенно точно не вырубался ни в каком транспорте, который на высокой скорости мчится в каких-то ебенях. Спустя пару минут активных ущипываний себя за различные части тела и проделывании действий, которые, если верить статье из интернета, могут помочь убедиться, что ты во сне, по типу: пересчитать пальцы на руке, попробовать перемножить шестизначные числа в уме, прочитать что-то, а через несколько минут еще раз ту же надпись, он смог сделать два вывода — либо в интернете пишут полную чушь, либо он, черт возьми, действительно не спит. Огляделся по сторонам — типичный гастрольный автобус — маленькие кровати с не самым свежим бельем, но всяко лучше, чем у него дома, пара кожаных кресел, несколько полок, загроможденные пустыми пачками от сигарет, дисками и огрызками яблок, примерно недельной давности, маленькая дверь, видимо, проходящая в душевую комнату. Невыносимо пахло пивом — то ли от него самого, то ли вся обстановка здесь была пропитана дымом сигарет и алкоголем. И ему ужасно нравилось — какой молодой парень откажется от карьеры рок-звезды?! Он часто втайне слушал Queen, пуская слюни на них и пряча диски под подушкой. На другой кровати сзади него сидело еще два человека, вокруг них разбросаны фантики от Werther's и чехлы от гитар. Один из них, скидывая чересчур кудрявые волосы с лица, лениво тянул содовую через трубочку, пока другой парень ему что-то оживленно читал с экрана телефона, и на стекле его очков отражался текст, видимо, комментариев. Почуяв на себе изучающий взгляд, парень в очках поднял глаза на Джерарда, и тот, поймав на его лице знакомые черты, хотел было завопить, но сонный, прохриплый голос звучал совсем не удивленно. —Майки?! — сразу же прокашлялся, чувствуя, словно последний раз жидкость в его рту была при его рождении, и там образовалась целая пустыня с ее египетскими пирамидами и перекати-полем. —О, доброе утро, Джи — сразу же опустил взгляд обратно к экрану телефона, словно он и его брат не виделись в последний раз на Дне Благодарения три года назад. После развода их родителей, отец забрал Майки к себе, считая, что сможет обеспечить ему престижное образование, которое для гениального мозга его младшего брата было так необходимо. Они не обозлились друг на друга, втайне от их отца играли в приставку, так как если бы Дональд заметил их вместе, схватился за сердце, объясняя в сотый раз, что Джерард оказывает плохое влияние на своего младшего брата. Пару раз они были на совместных семейных праздниках, но потом Майки с головой окунулся в изучение горнопромышленной и нефтегазопромысловой геологии и укатил в Европу. Но сейчас он сидел в паре метров от Джерарда и был узнаваем только благодаря длинному лицу, которое с годами стало только уже, и все тем же очкам. «Ладно, возможно, это действительно сон, и мне стоит подыграть» — смирился, все также сидя ногами в постели, все в той же одежде, что был вчера — разве что, не в куртке. Взгляд приковал блокнот, лежащий около него — обычный и потрепанный. Раскрыл на последней странице, прошелся глазами по первым строчкам и зажал рукой свой рот, чтоб не издать удивленный писк. С белых, помятых листов на него смотрели знакомые слова и предложения — стихи, которые он писал в классе… девятом? Многое он не помнил, но общий смысл оставался тем же — сильная неразделенная любовь. Он даже помнил девочку, ради которой были все эти строки — самая классная девчонка, с волосами, как шерсть золотистого лабрадора и слегка оттопыренными ушами, которых она даже не стеснялась — наоборот — делала тугие высокие прически, чтоб вся школа, а лучше — весь мир могли насладиться ее ушками. Джерард восхищался ее смелостью и бесстрашием ко мнению других, оставаясь обычным толстым неудачником с последней парты. Но она переехала в Грецию в конце восьмого класса, заверив Джи в том, что все равно ждет от него писем. А он воспринял слишком буквально, посылая ей письма каждый день, на что однажды получил ответ — просьба не писать больше, и поведование о том, что всего лишь играла его чувствами. Поэтому сейчас, сидя в абсолютно новой обстановке, сгорбившись, словно закрываясь ото всех, вчитывался в свои же строки по несколько раз, запоминая их, так как во время своей затяжной алкогольной депрессии он посчитал необходимым избавиться от всего, что напоминало ему о первой любви. К тому же, думал, что будильник должен вот-вот прозвенеть, и он выберется из этой чересчур яркой реальности, стоит просто протянуть время. Но автобус все ближе подходил к какому-то городу, и за окном стали мелькать то загородные домики, то многоэтажки, и чем дальше проезжал тур-бас, тем больше возни начиналось в нем — первый парень восторженно прыгал от одного окна к другому, прилипая к нему ладонями и лицом, всматриваясь на пейзаж за стеклом окна, парень с кудрявыми волосами в панике искал свой телефон в завалах из подушек, а Майки — аккуратно и бережно укладывал гитары в каждый чехол. Джерард нервно наблюдал за суматохой, тарабаня пальцами по кожаной отбивке кресла и отсчитывал, сколько же осталось до противной мелодии его будильника — впервые в жизни он так сильно желал его. Но его все не было. Ни тогда, когда автобус заехал на стоянку, ни тогда, когда они вчетвером зашли за порог местного клуба. Трое — воодушевленных и восторженных, один — напуганный до усрачки. Он мнимо мялся около стены, все ждал, пока Майки подойдет к нему с таким же вопросом, как и у него — что за хуйня происходит? Но его младший брат болтал с парой ребят постарше, выглядя хоть и не как в своей тарелке, но явно увереннее, и хотя бы знал, что он, черт возьми, делает. Поэтому он, чуть не плача, пялился во все глаза на всех его спутников, пытаясь передать им телепатическое сообщение о мольбе о помощи. Страх кружился комком в низу живота, тек по его венам, выделялся в виде холодного пота. И он чуть не закричал, когда кто-то схватил его за локоть и потащил куда-то в даль клуба. В темноте подсобного помещения, пропахшей хлоркой, под светом из щели от двери, смог разглядеть лицо того же парня, которого видел сегодня утром. Выглядел слегка встревоженным, на лбу выступили полоски от изогнутой брови, а сам он пялился и изучал лицо Джера, пытаясь прочитать на его лице ответ. —Джи, что не так? — вопрос скорее риторический. — Это наше первое выступление, чувак, мы чертову кучу раз прорепетировали его, почему ты, блять, выглядишь таким потерянным?! Голос почти сорвался на крик, и у Джерарда еще сильнее ощутилось чувство страха. Хотелось забомбардировать его вопросами о том, что он здесь делает, о том, что неужели его похитили, о том, что они делают в этом убогом клубе. Уэй-старший потупился, разглядывая носок старого ботинка, у которого оторвалась подошва и смешно шлепала по полу во время ходьбы. В спину неприятно больно упиралась ручка от швабры, и он кривил лицо не только от недосказанности, но и от чувства протыкающего его насквозь, палкой. Наконец, после долгой тишины, нарушаемой только шумным дыханием незнакомца, нервно сглотнул и задал вопрос: —Что… — поднял взгляд — что мне надо сделать?.. Лицо парня напротив сначала вопросительно нахмурилось, затем расплылось в улыбке и прыснуло от смеха. Такого сильного, что ему пришлось облокотиться об стену, чтобы не упасть. Напуганный чувствовал горячее дыхание над своим ухом, и во всей этой полутемной обстановке, будучи прижатым к стене, вся ситуация казалось ему довольно интимной. —Блять, вот почему я тебя обожаю, — незнакомец отдышался, снова глядя в его глаза, — не парься, Джер, сыграем одну песню, а потом поедим пиццы в забегаловке неподалеку отсюда. Или съездим еще куда-нибудь. Я что, зря арендовал тур-бас? Наконец есть за что ухватиться в раздумывании о всей произошедшей ситуации сегодня утром. Всего лишь одна песня — видимо, та, что в блокноте. Он попытался вспомнить первую строчку, но вдруг его выбило из коллеи ощущение чужих губ на своих. —Не подведи, Джи — прошептал на ухо и поцеловал в шею, от чего у Джерарда обвалились все внутренности. Впервые за день он помолился богу о том, чтоб все это не оказалось сном. Парень выбежал из помещения и там, в холле, видимо образовалась целая толпа, судя по одобрительному возгласу. Стоя на сцене за занавесом и сжимая холодный металл микрофона, мысленно поблагодарил свою бабушку, которая практиковала с ним пение, и сейчас он не чувствует себя лузером в полной мере. Он даже играл чертового Питера Пэна в детстве, и этот кошмар, наверняка, не сравнится ни с каким, как бы паршиво он сейчас не исполнил. Он обсмотрел всех ребят позади себя и получил одобрительный кивок. «К черту, все равно это все сон» — промелькнула мысль, когда занавес открылся, и свет прожекторов направился на него.

Hand in mine, into your ice blues And then I'd say to you, "We could take to the highway With this trunk of ammunition, too" I'd end my days with you, in a hail of bullets

Пару раз сфальшивил, пару раз не смог взять высокую ноту, но если брать в счет то, что все это — чистая импровизация, то Джерард справился как бог. К тому же, люди в толпе явно не казались профессионалами в музыке, они ловили ритм и качали свои пьяные тела в такт музыке. Наконец, последние аккорды и аплодисменты мгновенно прошлись звуковой волной по всему помещению. Не только потому, что им понравилось, хотя бы потому, что хлопать в конце выступления — привычка и хорошее воспитание. Он оглянулся назад, пытаясь прикинуть по их выражениям лиц, что сейчас с ним будет, и стоит ли ему прямо сейчас прыгнуть в толпу, смешаться с ней и кинуться в бега. Но, кажется, все обошлось. По крайней мере, никто все еще не вмазал ему в глаз. Спускались по лестнице по черному выходу молча — находились под сильнейшим впечатлением и переваривали только что произошедшее. Наконец, гитарист выдохнул, но глаза его горели, будто он все еще находится там — на сцене. —Вау.. просто вау.. — открутил от бутылки крышку и сделал большой глоток, капля воды медленно скатилась с его подбородка по шее. — Почему ты решил сменить стиль?! — обратился к Джи — В смысле, это было охуеть как хорошо, но если бы ты нас предупредил ... Уэй-старший молча улыбался, смотря под ноги, стараясь не шлепать своим ботинком-инвалидом слишком громко. Весь этот рокерский стиль вдохнул в него энтузиазм, но самое важное — он, оказывается, до смерти обожает музыку. —Блин, Фрэнки, не думаю, что после всего этого смогу проглотить хотя бы кусочек пиццы. Может, останемся в автобусе? — жалобно протянул кудрявый парень, обращаясь к тому, кто всего полчаса назад поцеловал его. Вот оно — имя! Свежий воздух резко ударил по носу приятной прохладой и сыростью. На горизонте горел оранжевым пожаром закат, и на горбатом небе уже начали проявляться мурашки звезд. Фрэнк запрокинул голову, подставляя лицо рыжему свету, падающему на него, и из-за которого его ямочки на щеках мягко осветились. —Ну... окей, — досадно почесал затылок и первым забрался в автобус, — тогда завтра! Все это делало Джерарда самым счастливым человеком, впервые чувствуя такую юношескую свежесть и свободу. Поэтому он улыбался от уха до уха, обнажая верхнюю десну, даже при том, что до сих пор не нашел ответ на загадку об этих приключениях. Младший брат оживленно ругался с парнем с кудрявыми волосами, который оказался Рэем, споря на камень-ножницы-бумага на то, кто первый пойдет в душ. Но Фрэнк, пока они были готовы пооткусать друг другу головы, под шумок забежал в душевую комнату, показав при этом жестом «тссс» Джерарду. Сам же он скорее развалится в ванной на части от усталости, чем примет душ, поэтому решил не рисковать и забрался в кровать, сняв при этом слишком теплый для лета свитер. Лежа с закрытыми глазами и слушая продолжительные ругательства двух спорящих, которые позже сменились громким храпом, почувствовал, как матрас под ним сминается от тяжести другого тела — видимо, Фрэнк перепутал кровати. Но нет, он пальцами провел по волосам Уэя-старшего, и едва слышно прошептал: —Ты молодец, Джи. Как бы он ни старался раскрыть глаза, чтоб посмотреть на Фрэнка, сон схватил его в крепкую хватку, и он впервые спал с улыбкой на лице. Звенит будильник. Отвратительная мелодия заставила его проснуться, и он повернул голову, в надежде увидеть пейзаж за окном гастрольного автобуса, но там оказалась лишь бетонная стена. Он еще раз зажмурил глаза и снова посмотрел — стена. Потом с силой надавил руками на глаза так, что заплясали огоньки в них, но бетонная стена не захотела меняться на окно. Блять. Проснулся в том же подвальном помещении и ощутил плесневелый запах. Невыносимо захотелось плакать, но тяжесть в его кармане обратило его внимание на себя — тот самый блокнот. Несгибающимися пальцами пролистал его — он был весь исписан, а на последней странице красовался текст песни, которую он исполнял на сцене. На первом листе крупными буквами была надпись — F.T.WILLZ. И он все понял. В этот день Джерард не пошел ни на какую работу, где пришлось бы без конца пробивать на кассе кошачий корм бабулечкам, самые дешевые презервативы — подросткам, старательно прячущим лицо, сигареты — бывалым водителям грузовиков, хмурившимся и пытающимся всем своим видом показать свою брутальность, но они, скорее, выглядели больше похожими на старых пердунов. На что Джерард был невозмутим, на автомате вымямливая фразу «Хорошего дня» и, для пущей убедительности в том, что он им всем действительно рад (нет), показывал зубы, что, вообще-то, должно было быть очень дружелюбной улыбкой, но посетители недоумевающе вскидывали брови чуть ли не на самую макушку головы, бормоча что-то по типу «Что за нахер...». Вместо всего этого кошмара, он собрал все свои запасы денег, рассчитанные на его кремацию, если он когда-нибудь умрет, и заказал гитару в интернет-магазине. Теперь-то он знает, что делать.