Страшная тайна

Лэнс умер. Снова. И никто об этом не знал. А все потому, что Лэнс ловил своеобразный кайф, когда запирался в очередном близстоящем шкафу или в своей каюте, а через несколько минут снова встречался с командой, храня волнующий секрет от их глаз. У Лэнса никогда не было секретов - он был открыт для всех и каждого, потому скрывать что-то от окружающих казалось странным и непривычным, но внезапно таким драгоценным. Не то, чтобы Лэнсу не хватало приключений в космосе — команда и без того безудержно скакала по Вселенной, играя в салочки с грозными космическими узурпаторами. Однако то была его тяжкая ноша, взваленная на него не по его просьбе, а это - его личная слабость, его новая зависимость и увлекательный эксперимент. Оно было приятнее, чем покалывание во всем теле, после каждого выматывающего боя. Оно пахло домом и чем-то ностальгически свежим. Оно тянуло в животе и рвало грудную клетку не от страха быть убитым, а потому что тот самыйублюдок существует. Ему было это нужно именно для себя. Но оно также являлось проблемой. С ней нужно было бороться, а не быть ей одержимым. «На тебе лежит ответственность за целую вселенную, тебе нельзя быть эгоистом!» - голос совести звучал грозно и важно, и немного напоминал Широ. Но ведь в каких только передрягах он не был! Переживет! А вечно думать о вселенной тяжело — он же не машина. Ему нужно было хоть иногда отвлекаться, чтобы потом с новыми силами бросаться в бой. Так думал Лэнс и игнорировал свою совесть. Лэнс начал подниматься с пола, придерживаясь за стену. Ноги не слушались, в глазах темнело, но Лэнс знал, что это ненадолго. Он приложился плечом о стену и глубоко вдохнул, терпеливо ожидая, когда тело придет в норму. У Лэнса был соулмейт. Да, в этом-то и состояла вся тайна. Хотя если быть точным, Лэнс знал, кто именно им был. И этого должно быть достаточно, чтобы осознать, по какой конкретно наклонной Лэнс решил прокатиться. Ведь чтобы знать своего соулмейта, в него нужно влюбиться, а потом природа делает все самое веселое — разбирается со своим пациентом самым категоричным способом - сердечный приступом с летальным исходом. Правда, с обратимым летальным исходом, после которого человек и понимает, в насколько глубокой яме он очутился. Устраивайся поудобнее, дружище, ты здесь надолго! Если не повезет, то навсегда. Тяжело опираясь на стену, Лэнс приподнял голову, замутненным взглядом оглядывая темную кладовую. Пространство еле освещалось голубоватой подсветкой. Взгляд упал на знакомые изгибы отделки пола и стен. Значит, здесь он уже однажды умирал. Так называемая "любовная лихорадка" начиналась именно во время влюбленности в своего соулмейта и заканчивалась лишь тогда, когда тот отвечал взаимностью. Распространялась только на одного соулмейта, так что второй мог даже никогда и не узнать о связи между ними, если первый ему не расскажет. Соулмейты встречались не часто, но на Земле все равно изобрели лекарство, которое не давало человеку умирать во время лихорадки. Это не было необходимо, но желательно не только потому, что это не очень удобно - валиться на пол посреди дня, потому обект твоей влюбленности всего лишь подышал в твою сторону, - но, очевидно, постоянные остановки сердца не самым положительным образом на нем сказывались. Правда, не больше, чем от кофе, так что принятие таблеток оставалось на совести человека. В Гарнизоне учащиеся обязаны были быть здоровыми, так что лекарства выдавались лихорадочным в обязательном порядке. Здоровый как бык Лэнс, не подозревающий о своей участи, не держал в заднем кармане штанов нужных лекарств, когда вылетал на космокошке навстречу судьбе героя. И, казалось бы, они ему в итоге не особо-то были и нужны (больной ублюдок). Однако Лэнс все равно таскал из медотсека инопланетные эмоциональные подавители на замену земным лекарствам, ибо мало ли что могло произойти на миссии: сверкнет один патлатый придурок своей крепкой задницей перед его носом, и конец ему с его тайнами. К слову о Ките. Сегодня этот прекрасный азиатский рыцарь выглядел особенно сногсшибающе. Его широкие бедра и сильные белые руки восхитительно смотрелись во время вечерней тренировки. Особенно, когда он перекинул Лэнса через плечо, приложив спиной о пол, сдержанно усмехаясь над растерянными, но крайне возмущенными комментариями Лэнса о том, что он борец, а не балерина, и пора бы заканчивать подкидывать его в воздух. - У меня подозрение, что ты пытаешься повторить ту самую поддержку из «Грязных танцев». Патрик Суэйзи из тебя такой себе. - Не моя проблема, что ты так и просишься на руки, - Кит весело щурил глаза, помогая Лэнсу подняться, - Но мы могли бы попробовать. Лэнс вопросительно выгнул брови, тихо задыхаясь от открытого выражения лица Кита, приподнявшего уголок губ в заговорщицкой полуулыбке. - Что? - Номер. Из «Грязных танцев». С поддержкой. Лэнс в воодушевлении выпрямился. У него дрожали губы от усилий не улыбаться слишком взбудоражено. Кит вызывающе смотрел на него в ответ. Черт, это должно быть обалденно круто. Скорее всего они что-нибудь себе сломают. Они обязательно себе что-нибудь сломают. Но да хер с ним. - Ты сам предложил, - весело упрекнул Лэнс, ткнув в Кита пальцем и отходя на некоторое расстояние от него. - А ты только что согласился, - принимая стойку, ответил Кит. - Я не соглашался, ты меня вынудил. - Как? - Ты предложил мне полетать на метаморфических руках Патрика Суэйзи! Кто от этого откажется? - Но это мои руки. - Теперь это руки Суэйзи, а я твоя Детка. Все для лучшей артистичности. - Не ты ли сказал, что из меня получится плохой Суэйзи? - Но-но-но, хватит разговоров! В бой! Лэнс приготовился к пробежке, пока Кит вдалеке очень отчетливо закатывал глаза. - На счет три! Стоя теперь в темной кладовой с уже более-менее восстановившимся зрением и равновесием, Лэнс глупо улыбался про себя, вспоминая легендарное и крайне болезненное падение на пол после одной единственной попытки повторить сцену из фильма. Страдальчески стеная, Лэнс судорожно смеялся, перекатившись на спину и ухватившись за ушибленное плечо. Кит кривился от боли, разбавляя хохот Лэнса своим. Сквозь слезы, Лэнс посмотрел на Кита, с широкой улыбкой вздрагивающего от смеха, и задохнулся от восхищения, радуясь разделенному с ним моменту и стоически терпя внезапную, но недвусмысленную острую боль в грудной клетке, автоматически про себя отмечая, что осталось как минимум минут пятнадцать. Лэнс был в восторге от этого. Когда вновь и вновь терял из-за Кита голову. Когда живот тянуло от сильных чувств, когда дыхание спирало и голова переставала соображать. Когда с каждым разом боль в груди становилась сильнее, начиналась отдышка, а времени оставалось все меньше. А все потому, что Кит реагировал на шутки, поддавался на провокации, смотрел на него, слушал, поддерживал разговор или просто находился рядом. Это было так захватывающе. Как на американских горках. И мертвые петли с каждым разом становились все шире, а спуски все выше. И Лэнс на радостях падал во все это, забывая про взаимность и наслаждаясь невозможностью ступить ближе. Лэнс, наконец, пришел в себя, и ушибленные конечности тотчас же дали о себе знать тупой пульсирующей болью. Такая себе жизнь после смерти. Лэнс ожидал большего. Он заслужил большего в конце концов! С другой стороны, здесь у него есть Кит. Правда, пока такой же непостижимый, как божьи замыслы со всеми его соулмейтскими идиотиями, но хоть что-то. Лэнсу этого с головой хватало, чтобы утонуть в болезненной, но потрясающей от Кита зависимости. Как бы то ни было, больная задница никуда не пропала, и Лэнс, похрамывая, направился в сторону медкомнаты.