Искусство Хаоса

      Многие ошибочно думают, что работа полицейских состоит в том, чтобы спасать людей. Увы, службы, которая занимается именно этим, не существует в принципе. Пожарные тушат огонь, спецназ обезвреживает преступников, а полицейские защищают закон. Спасение обывателей идет приятным, но часто совсем не обязательным бонусом. Конечно, адекватный полицейский постарается защитить горожанина, если увидит, как на его глазах вершится преступление. Но при этом он не обязан кидаться под машину, жертвуя своей жизнью из-за незнакомого человека. В академии вообще не говорили о спасении людей. Лишь об обязанностях, законах и полномочиях.       Возможно, именно отсутствие какой-либо подготовки делало задачу, которую я перед собой поставила, такой трудной. Хотя я подозревала, что спасти Нильсена — изначально обреченная на провал миссия. Я никогда не считала себя дурой, несмотря на все старания Эдварда. Но при этом отчетливо понимала, что по сравнению с Александром я никто. В интригах я не разбираюсь совершенно. А здесь нужен как раз запутанный, многоступенчатый план. Именно такой, какие он использует, разоряя неугодные ему корпорации. Закрыть его от пули, как нас учили в академии, не получится. Точнее, это ничего не даст. Бежать, наверное, тоже бесполезно. Да и не согласится он…       В общем, я была в тупике и понятия не имела, как из него выйти. Ситуацию осложняло то, что меня негласно отстранили от текущих дел под предлогом того, что я ранена. Нет, специально Нильсен от меня ничего не скрывал, но и участвовать слишком сильно не позволял. Единственное, что я могла сделать — это изучать документы, личные дела, банковские выписки, пытаясь найти какую-то зацепку. И делать я это предпочитала в кабинете, где работал Александр.       Он постоянно ругался и пытался уничтожить меня взглядом из-за того, что я осмелилась встать с постели. Но в итоге смирился и теперь сам первым делом заходил в мою комнату и переносил в кабинет, усаживая в кресло у окна. Именно там я занималась самой скучной и, казалось, бесполезной работой. Особенно обидно это было из-за того, что остальные были при деле. Ева, которая вернулась в компанию Гаррисона, постоянно забегала и отчитывалась о том, как ведут себя акционеры. Макото тоже пропадал где-то, а потом долго о чем-то шептался с Александром. Даже Эрика периодически исчезала. А я перекладывала с места на место бумажки…       — Я не понимаю! — заявила я, не выдержав копания в документах. — Зачем тебе вообще нужно трогать эту несчастную компанию? Она ведь все равно тебе достанется меньше чем через месяц. Да, за тобой охотятся, но сейчас вроде все затихло.       — Того, что передал мне Гаррисон, недостаточно, — спокойно ответил Нильсен, не отрываясь от ноутбука. — Акционеры мне мешают. Они нарушают равновесие силы.       — Равновесие силы? — округлила я глаза. — Ты что, джедаем решил стать?       — Контрольный пакет не гарантирует полной власти. Любая доля акций важна, особенно, если наследство удержать не получится. А лучшая стратегия состоит в том, чтобы всегда быть более сильным. Это значит, прежде всего — быть вообще сильным, а затем — и на решающем пункте.       Глаза так и не вернулись в свое привычное состояние, но теперь свое изначальное положение покинули брови, устремляясь к линии роста волос. Если так пойдет и дальше, мое лицо будет напоминать поздние работы Пикассо.       — Цитируешь фон Клаузевица? — не смогла я скрыть своего изумления.       — Что тебя удивляет? — Алекс наконец оторвался от ноутбука, одарив меня спокойным и почти безразличным взглядом. — Ты забываешь, кто меня воспитывал. Я получил прекрасное образование. Даже несколько.       — Да, но… мне казалось, что твои стратегии строятся не на его учениях, а на…       — На чем? — хмыкнул Нильсен.       — Слабоумии и отваге, — буркнула я. — Ну а что? Не я же ворвалась в офис с монтировкой!       — Да я и не спорю, — улыбнулся он. — Без слабоумия действительно никак, — развел руками Александр.       — Я бы поспорила, — нахмурилась я. — Из-за этого слабоумия за тобой охотятся все влиятельные структуры этого мира!       — Ошибаешься. Охотится за мной только один конкретный психопат.       — Это сейчас. Но о технологии знают все, и когда ты получишь наследство…       — Если, — поправил он меня.       — Что? — спросила я, чувствуя, как по спине пробежал холодок.       — Если я получу наследство, — послушно продолжил он. — А это совсем не факт, — он почему-то улыбнулся.       — Ты думаешь… уже смирился с тем, что не доживешь до этого? — я подскочила, хотя сама не понимала, зачем. Наверное, просто не могла переварить эту информацию в статичном положении.       — Успокойся, — Алекс подошел, мягко надавив мне на плечи и усаживая обратно. — Наследство с моей преждевременной кончиной никак не связано. Ева уже по секрету сообщила акционерам, что я откажусь от наследства в пользу кого-то из родственников.       — Ты серьезно? — удивилась я, но заметив хитрую улыбку, поняла, что нет. — Это ведь неправда.       — На войне правдой всегда жертвуют в первую очередь, — глубокомысленно изрек он, пожал плечами.       — Это тоже фон Клаузовиц? — нахмурилась я, перебирая в памяти других известных полководцев и их учения.       — Нет, это Call of Duty, — фыркнул Нильсен, снова усаживаясь за свой стол и утыкаясь в монитор.       — Послушай, — осторожно начала я. — А почему бы действительно не поступить именно так?       — Как? — флегматично отозвался Алекс, причем я не была уверенна, что он вообще услышал, о чем я говорю.       — Отказаться от наследства, — повторила я громче, привлекая к себе его внимание. — Ладно, я понимаю, что ты хочешь развалить компанию деда, и даже с твоими мотивами могу отчасти согласиться. Но наследство тут при чем? Ты можешь это сделать и сам. Более того, уже делаешь, я ведь вижу. Правда, пока не понимаю, как…       — Очень просто. Я ее куплю, — отозвался он.       — Купишь?       — Ну почти, — улыбнулся он, все же разворачиваясь ко мне. — Ева не просто так торчит в совете директоров, а вкладывает правильные мысли в головы этих пижонов. Когда половине из них вдвое понизят процентную ставку на вкладах и поднимут стоимость банковского обслуживания…       — Это действительно произойдет? — выгнула я бровь.       — Еще как. Этим Сэм занимается. На самом деле с ним очень повезло. Если использовать возможности WhitePlain, все становится намного проще и быстрее. Мне даже напрягаться не пришлось — этот хэдж-фонд, по сути, МВФ контролирует.       — Ты ведь понимаешь, что так их разорить не получится?       — А мне и не нужно. Достаточно будет, если хотя бы половина переведет свои деньги в очень надежный швейцарский банк, который сейчас активно рекламирует Ева.       — Знаешь, я окончательно перестала что-либо понимать, — вздохнула я.       — Это мой банк, — снисходительно улыбнулся он. — Я просто заблокирую их счета, после чего сделка по продаже акций пройдет очень весело и приятно.       — У тебя есть банк? — глаза снова приняли форму почти идеального круга.       — Ты забываешь, чем я занимаюсь, каттен. Конечно, у меня есть банк. И не один. Как ты думаешь, я провожу сделки с покупкой акций или собственности на подставные лица? Это ведь не слишком законное мероприятие. Меня бы давно вычислили, если бы деньги на это брались из воздуха. А так я официально выдаю кредит, который потом даже официально в срок выплачивается. У налоговой никогда не возникает никаких претензий.       Вот вроде бы я уже привыкла к тому, что Нильсен успешный аферист, которого не могли вычислить несколько лет, а все равно иногда масштабы впечатляют.       — Ладно, гений финансовых махинаций, убедил. Фрэнк Абигнейл нервно курит под лестницей и плачет горючими слезами. Но знаешь, это только подтверждает мою теорию о том, что наследство тебе не нужно.       — Не нужно. Компания будет моей в любом случае. Но ты забываешь, что в том пакетике, что оставил мне дед, не только документы на управление активами.       — Ты о технологии? — скривилась я. — Зачем она тебе нужна?       — То есть то, что из-за нее может развиться очередной виток кризиса, который отправит тысячи, если не миллионы людей в нищету, тебя не трогает? А как насчет войны? Тоже плевать? А ведь она может начаться. О новом источнике энергии уже знают почти все — хэдж-фонды, национальные правительства, причем я уверен, что не только Британии. Как думаешь, к чему все это приведет?       Наверное, эти вопросы должны были напугать, но меня заставили задуматься. Интересно, каждое его «дело» сопровождалось такими же перспективами? Я помнила о том, самом первом, о котором рассказала мне Эрика. Работорговля, продажа органов, сексуальное рабство. Наверное, это даже было оправдано. А что было дальше? Тоже войны и нищета на одной чаше весов и разорение и возможное убийство нескольких «бизнесменов» с другой?       — Ты внезапно стал альтруистом? — прошипела я.       Александр дернулся, как от пощечины, но промолчал. А я даже не обратила на это внимания. Накопившиеся эмоции требовали выхода.       — Тебя ведь убьют из-за этой чертовой технологии, и неважно кому именно ты ее отдашь! В живых тебя в любом случае не оставят. Как только ты получишь наследство, за тобой начнется настоящая охота, а не те жалкие попытки, которые предпринимает какой-то психопат! Готов пожертвовать собственной жизнью? — прокричала я.       — К чему этот вопрос? Можно подумать, ты обо мне волнуешься, — хмыкнул Нильсен, но как-то не слишком весело.       Волновалась ли я? Еще как! Слишком долго и слишком упорно пыталась отрицать это, но каждый раз думала о том, как помочь ему выжить. Я не должна была испытывать таких эмоций! Только не к этому человеку, особенно после того, как наверняка узнала, что он из себя представляет. Но каждый раз, когда он подхватывал меня на руки, заботясь, чтобы я не ходила с забинтованными ногами, я чувствовала почти неуловимый аромат его духов. Эти холодные, изысканные нотки преследовали меня круглосуточно. Казалось, этот запах навсегда въелся кожу, одежду, мебель, заменил собой весь воздух, и хочет свети меня с ума. А стоило закрыть глаза, я видела перед собой красивое лицо с холодной, почти злой усмешкой, которая появлялась каждый раз, когда я пыталась расспрашивать его о прошлом.       — Что ты предлагаешь мне делать, Агата? — устало вздохнул он. — Передать наследство кому-то другому и пусть он отдувается? Может быть, Гарри этим напрячь? Ну а что, девятнадцать лет — самый лучший возраст, чтобы воевать с корпорациями! А еще говорят, что я жестокий.       — Ты же воевал, — буркнула я, смутившись. Идея спихнуть эту технологию на чужие плечи казалась настолько привлекательна, что я даже не задумалась о том, что вытащив Алекса из-под прицела, подставлю другую мишень.       — Я — другое дело, — просто ответил Алекс.       После этих слов мне захотелось рассмеяться. Так и хотелось поддакнуть, заявив: «вы не понимаете, это другое». Вот они, двойные стандарты на примере одной взятой семьи. Будь ситуация чуть менее серьезной я бы, пожалуй, действительно рассмеялась.       — Никто не заставляет подставлять именно Гарри. И вообще, что-то я не замечала у тебя любви к родственникам.       Какое-то время Александр молчал, задумчиво разглядывая меня, а потом вздохнул и, натянув на лицо ехидную усмешку, бросил:       — Ты неплохой аналитик, Агата, но не стратег. Не спорю, детали ты подмечаешь мастерски. Я до сих пор под впечатлением от нашей первой встречи, — он склонил голову в шутливом поклоне. — Но ты мыслишь слишком узко и не видишь глобальной картины. Ты только что рассказала, кто знает о технологии и охотится за ней. Весьма серьезные структуры, не находишь? Я не буду сейчас рассказывать тебе о возможностях самой влиятельной транснациональной компании, на которую шпионит наш милый японский друг. Но ты ведь сама прекрасно знаешь, что правительство Британии тоже заинтересовано. И как ты считаешь, неужели у них не хватило влияния, чтобы заглянуть в одну-единственную ячейку, где хранятся документы с наследством какого-то никому не нужного Александра Нильсена?       Шестеренки в голове завертелись с утроенной силой, а по спине снова пробежал холодок. Я выпрямилась на кресле, вцепившись пальцами в подлокотники.       — Ты думаешь…       — Да все заинтересованные лица — по крайней мере те, которые наделены нужной властью — давно эти бумажки под микроскопом изучили.       — Но почему тогда… — у меня перехватило дыхание, и договорить я не смогла.       — Почему за технологией все еще идет охота? — ухмыльнулся Алекс. — Потому что там ее нет. Впрочем, я изначально на это и не рассчитывал. Дед был слишком умен, чтобы доверять такие вещи юристам.       — Я не понимаю! — схватившись за голову, я отчаянно пыталась не начать оплакивать собственную глупость. — Зачем тогда за тобой охотятся? Ладно, мы уже вроде выяснили, что все прямые стычки с каким-то отморозками были подстроены кем-то из твоей родни. Но что в таком случае здесь делает Сэм? Даже если не брать его в расчет или принять за правду его историю о том, как он переметнулся, есть же еще Эллиа. В правительстве уверены, что именно у тебя нужно искать технологию!       — Уверены, — кивнул Алекс. — И ты права, наблюдение за мной не сняли. Меня тщательно «оберегают» ребята со всех сторон этого не начавшегося конфликта. Потому что в завещании, скорее всего, вместо технологии есть какая-то подсказка, причем специально для меня.       — Подсказка? Мы что, попали в плохой детектив? Кто оставляет подсказки вместо внятной информации?       — Может быть тот, кто уже знает, что ему придется умереть из-за случайного гениального открытия? Как бы я ни ненавидел своего деда, стоит признать, он сделал все, чтобы я мог хотя бы попытаться остаться в живых.       — Если бы он этого хотел, он бы тебя в завещании вообще не упомянул! — разозлилась я.       — Не в его стиле, — фыркнул Нильсен. — Тот, что не может защитить свое, недостоин жизни. Философия так себе, но нужно признать, Гаррисон ей следовал до самого конца. Он ведь и сам не уехал куда-нибудь в Зимбабве, когда понял, насколько влип. Только попытался немного предупредить своего преемника.       — Сволочь, — с чувством бросила я.       — Очень точная характеристика, — засмеялся Александр.       — И что теперь делать? — я почти не обратила внимания на его веселое настроение. — Сейчас за тобой просто приглядывают, а когда получишь наследство, начнут следить всерьез. Может просто притвориться, что не смог разгадать эту подсказку?       — Вряд ли получится. Если буду слишком долго тянуть, слежка превратится в допрос с пристрастием, в ходе которого из меня вытянут каждую мельчайшую подробность о жизни и мыслях Гаррисона.       — А если самому рассказать? Тому же Эллиа, он вроде бы адекватный, не должен сразу за напильник хвататься. Черт, тогда начальство Сэма очень на тебя обидится…       — И это ты еще забываешь, что правительству в лице твоего Эллиа я тоже стану не нужен. А с опасными свидетелями разбираются одинаково во всех кругах — что в криминальных, что во властных.       — Ты так спокойно об этом говоришь, как будто мы тут не твою потенциальную смерть обсуждаем, — сердито глянула я на Александра, который по-прежнему улыбался, даже не пытаясь скрыть веселые искорки в глазах.       — Все умирают. Чем я хуже? — философски заявил он, пожав плечами.       — Да чтоб тебя с твоим цунгвангом, Нильсен! Уже смирился? Еще ведь можно хоть что-то придумать?!       Не знаю, вопрос это был или утверждение. Смесь раздражения, злости, страха и отчаяния перевалила через край. Я подскочила, как будто собралась делать это мифическое «что-то» прямо сейчас. Наверное, для того, чтобы почувствовать боль в ногах и немного прийти в себя. К моему глубочайшему сожалению, боли уже не было. Так, неприятные ощущения. Активное лечение, обезболивающие, а еще нестандартный способ передвижения верхом на Александре, из-за которого в последние дни я начинала чувствовать себя то ли домашним котом, то ли мартышкой, сделали свое дело. Ранки затягивались и уже практически не болели даже при ходьбе.       Впрочем, моего мнения о степени выздоровления никто не спрашивал. Счастливый обладатель собственной ручной мартышки, которую можно безнаказанно таскать на руках, подскочил, казалось, в ту же секунду, как мои ноги коснулись пола, и усадил обратно.       — Успокойся, — покачал он головой.       — Успокоиться? Ты тут умирать собрался, а мне предлагаешь расслабиться и помедитировать?       — С чего такая забота? — устало спросил он.       — Ты же обо мне заботишься, почему мне нельзя?       — Я — другое дело, — второй раз за день выдал Алекс, опуская взгляд, чтобы рассмотреть бинты на моих ногах.       — Снова твои двойные стандарты? Неужели тебе действительно так сложно поверить в то, что я не хочу видеть, как ты умираешь?       Он резко поднял голову, вглядываясь в мои глаза, как будто пытался прочитать в них какой-то ответ.       — Осторожнее, — прищурился он. — Еще немного, и я могу подумать, что небезразличен тебе.       Небезразличен? Черт, вот уж никогда не думала, что у Нильсена может внезапно обнаружиться талант к преуменьшениям. После того, как я поняла, что у меня не получается осуждать и ненавидеть Александра, как только примирилась со своими чувствами, признала их, жизнь почти превратилась в ад. И дело не только в аромате парфюма и его лице, которые преследовали постоянно, особенно по ночам. Дошло до того, что стоя в ванной, я с явным неудовольствием рассматривала свое отражение в зеркале, подмечая сухую, обветренную кожу, потрескавшиеся губы, мешки под глазами. Да я даже пыталась как-то прихорошиться! Когда я в последний раз расчесывалась не для того, чтобы выглядеть достойно, а чтобы понравиться кому-то? Пожалуй, еще до того, как умерла тетушка. Потом все это стало неважным. А теперь я ловила себя на том, что руки тянулись сделать кокетливую прическу. И только самая рациональная часть моего сознания напоминала, как глупо это будет выглядеть.       — А у тебя еще остались сомнения? — грустно спросила я.       Он все так же сидел у моих ног, но взгляд, который и так не предвещал мне ничего хорошего, заледенел, вымораживая насквозь. Я трижды успела назвать себя дурой и подумать о том, что мои признания тут вообще никому не нужны, когда он наконец ответил:       — Не играй со мной, Агата. Я слишком часто и слишком настойчиво предлагал тебе уйти, — прошипел он сквозь зубы, а у меня екнуло сердце. — Еще раз это сделать я не смогу. Если ты сейчас продолжишь, я уже не отпущу тебя.       Казалось, из легких выпустили весь воздух, зато наполнили им каждую клеточку тела. По-другому объяснить ту легкость, которую вызвали у меня его слова, просто не получалось. Как и сдержать рвущуюся наружу улыбку. Такую широкую, что казалось, сейчас треснут скулы.       Опасаясь, что голос меня подведет, я не стала ничего говорить. Просто подняла руку, коснувшись его щеки, совсем как пару дней назад, обнаружив его возле своей кровати. Александр оставался таким же неподвижным, как мраморное изваяние, но я видела, как тают льдинки в его глазах. Это длилось всего пару мгновений, а потом он дернулся, сильнее прижавшись к моей руке и на секунду прикрыв глаза. А когда вновь распахнул их, уже не было и намека на ледяной взгляд. Теперь там бушевало пламя, распространяясь, пожирая все на своем пути, заставляя и меня воспламениться как по щелчку пальцев.       Приподнявшись, он порывисто приблизился к моему лицу, на мгновение зависнув в нескольких сантиметрах от губ. Возможно, давал последний шанс для отступления. Но я им не воспользовалась. Подавшись вперед, я сама поцеловала его, вдыхая все тот же дурманящий аромат с холодными нотами.       Я готовилась к жесткому, страстному, почти болезненному слиянию губ, но сейчас в каждом его движении скользила только нежность, граничащая даже с каким-то подобострастием. Да, он целовал меня жадно, зарывшись пальцами в волосы, но при этом каждое прикосновение было мягким, очень чутким. Впрочем, это не мешало пожару распространяться, заставлять забывать обо всем.       Очень быстро из головы выветрились все сомнения, которые еще оставались. Остался только Александр: его губы, скользившие по моей коже, руки, пробравшись под пижамную футболку и выписывающие узоры, его тяжелое дыхание.       Я сама не заметила, как сползла с кресла, очутившись на ковре. Даже не обратила внимания на то, куда так стремительно пропадает моя одежда. Я сама была сосредоточена на том, чтобы расстегнуть пуговицы на рубашке Нильсена и добраться до кожи. Кажется, мне жизненно необходимо было прикоснуться к нему. Почувствовать не через ткань одежды, а прижавшись оголенной грудью.       Быстро это сделать не получилось. В движениях Александра по-прежнему скользила почти гипертрофированная нежность, которая делала все до безумия неторопливым. Он удивительно бережно избавлял меня от каждого предмета гардероба, предварительно убедившись, что не заденет какие-либо из моих ушибов или ран. И даже не позволил мне его раздеть, заметив, как резко я дергаюсь, чтобы снять наконец с него рубашку или расстегнуть ремень. Но скоро это перестало меня волновать.       Алекс неторопливо провел рукой по внутренней стороне бедра, одновременно целуя шею, проводя языком дорожки по чувствительной коже. Я всхлипнула, подаваясь навстречу, и застонала, стоило ему коснуться меня. Почувствовав влагу под пальцами, Алекс приподнялся, заглянув мне в глаза. На его лице отпечаталось такое торжество, такое глубокое удовлетворение, что я зажмурилась. Слишком сексуальное зрелище, чтобы вынести его. Но отсутствие зрительного контакта не помогло. Нильсен почти замурлыкал от удовольствия, поняв, как действует на меня, и от этого тоже можно было сойти с ума.       Впрочем, почему можно было? Я уже сошла с ума. Как иначе можно было объяснить тот факт, что я наплевала на все свои принципы и смертельную опасность, снова цепляясь за этого человека? Не просто сделав шаг навстречу, а практически покорившись ему. Это явно сумасшествие, заставляющее меня сильнее сжимать его плечи, выгибаться под его ласками, прося о большем, жадно хватать ртом воздух от нахлынувших чувств.       И когда он снова опустился на меня, только теперь уже без брюк, я снова сама подалась навстречу. А дальше я могла только стонать, метаться, разбрасывая волосы по ковру, прикусывать потрескавшиеся губы, и ловить ртом его тихие и редкие стоны, стараясь запечатлеть каждый из них в памяти навечно…       — Знаешь, я, кажется, могу начать верить в демонов-искусителей, — сказала я, удобно расположившись на его груди и слушая сердцебиение, которое до сих пор было ускоренным.       — Это ты обо мне? — спросил Нильсен. Его грудная клетка слегка подрагивала, как будто он был готов рассмеяться.       — Нет. Это я о том, что кто-то очень громко нашептывает мне проваляться так целый день, — зевнула я.       — И что тебя останавливает? — полюбопытствовал Алекс.       — Нам еще тебя спасти нужно. Кто-то же должен разработать план по вытаскиванию твоей задницы из той кучи проблем, в которые ты попал.       — И этим заниматься будешь точно не ты, — уведомил он меня. Почуяв намек на приказ, я зашипела, как рассерженная кошка, но Нильсен только хмыкнул. — Я больше не позволю тебе бегать с босыми ногами, спасаясь от бандитов.       — Что же тогда мне делать? Сидеть дома и печь пироги?       — Как один из вариантов, — безразлично сказал он. — Впрочем, в выборе хобби я тебя не ограничиваю.       — Вот после этих слов я действительно могу сбежать.       Сказано было с весомой долей иронии, но Александр явно не воспринял это как шутку. Зарычав, он сильнее прижал меня к себе, а затем ухватил двумя пальцами за подбородок, заставляя запрокинуть голову и посмотрев ему в глаза.       — Не позволю.       И что-то подсказывало мне, он действительно не позволит. Конечно, в плену держать не будет, но сделает все, чтобы удержать меня. А в случае Нильсена, слово «все» подразумевает действительно ВСЕ.       — Уже жалеешь? — почти лениво поинтересовался он, заметив мое смятение.       — Немного, — не стала я врать.       — Я предупреждал тебя, Агата, что не отпущу больше. Неужели, ты не восприняла мои слова всерьез? Ведь ты уже должна была понять, кто перед тобой.       — Я жалею не из-за этого. И твои замашки тирана меня мало трогают, — вздохнула я, медленно поднимаясь, и начиная собирать с пола разбросанную одежду.       — А из-за чего? — тихо спросил он.       — Какой смысл любить того, кто собрался умирать? — так же тихо ответила я, не глядя на Александра.       Около минуты было тихо. Я не поворачивалась и даже старалась сделать вид, что не сказала только что очередную глупость. Вместо этого я поспешно натягивала на себя пижаму, которая стала постоянной формой моей одежды. А потом на мою талию опустились сильные руки. Александр обнял меня, прижимая спиной к своей груди, и зарылся носом в волосы.       — Я не собираюсь добровольно ложиться на алтарь чужих амбиций. Ты зря считаешь меня самоубийцей.       — У тебя все же есть план? — с надеждой спросила я.       — У меня всегда есть план.       — И в чем он заключается? — повернулась я в его руках, заглядывая в глаза, но даже зрительный контакт, кажется, не мог заставить его ответить. — Не собираешься меня посвящать?       — Ты мне веришь?       Он спросил это так серьезно, как будто ответ на этот, по сути, бессмысленный вопрос, был очень важным. Почти жизненно необходимым.       — Да, — выдохнула я, признавая свою полную капитуляцию.       Александр улыбнулся так мягко и так счастливо, что у меня снова защемило в груди. Я редко видела эту улыбку. Всего пару раз за все наше знакомство. Но она полностью преображала черты его лица. Обычно насмешливая или высокомерная маска отступала, показывая настоящего Алекса. Лицо как-то смягчалось, становилось более мальчишеским, не таким холодным. Не знаю, собирался ли он ответить мне. В любом случае не успел.       — Нильсен! — раздался крик с первого этажа, заставив нас обоих вздрогнуть.       Голос Макото выражал крайнюю степень обеспокоенности. Если бы так кричала Эрика или даже Ева, можно было бы списать все на что-то не слишком важное. Но услышать такое от всегда безразличного к другим Сэма оказалось почти страшно. Я испуганно глянула на Алекса, который спешно одевался и уже успел натянуть брюки за каких-то пять-шесть секунд. Кажется, он тоже воспринял его крик как сигнал к тревоге.       Мы быстро спустились вниз, а если точнее, спустился Нильсен — я по-прежнему исполняла роль домашнего кота, разместившись на его руках. Обычно он усаживал меня на диван, а уже потом начинал заниматься своими делами. Но в этот раз застыл прямо возле лестницы, глядя на открывшуюся картину.       Эрика сидела прямо на полу, пытаясь подавить рыдания. Слез не было, но из горла вырывались какие-то хрипы.       — Что… что случилось? — глухим голосом спросил Алекс, так и не выпустив меня из рук. Только сильнее прижав к себе.       Девушка подняла взгляд, посмотрев на брата абсолютно сухими, но какими-то воспаленными глазами. Я едва подавила в себе желание отвернуться. Слишком отчетливо было видно, как в ней прямо сейчас что-то ломается.       — Мэрилин вместе с семьей попала в аварию по дороге в аэропорт, — ответила Эрика безжизненным голосом. — Никто не выжил.