Ловушка чувств

Утренний лес пах свежестью. Дилюк крался по нему, стараясь ступать осторожно, чтобы не нарушить шорохи леса чужеродным шумом. Разлился по небу рассвет, смешав зеленый цвет листвы с просвечивающим через нее нежно-розовым. С травы еще не сошла роса, а в глубине бурелома серебрилась туманная дымка. Глубоко вдохнув в легкие запах трав и свежести утра, Дилюк остановился и принялся осматриваться. Оговоренные границы леса заканчивались через несколько десятков метров, оставалось пройти две поляны. Кэйа был где-то неподалеку. На губах Рагнвиндра отразилась полная превосходства усмешка. Вариант, что Альберих мог прокрасться ему за спину и переместиться в ту часть леса, что он уже прошел, Дилюк не рассматривал — он бы точно заметил Альбериха, реши он менять место пряток. Облизав губы, Дилюк медленно стал подкрадываться к выкорчеванному молнией из земли, поваленному дереву. Его густые корни огромным запутанным узлом торчали во все стороны и виделись отличным местом, чтобы за ними спрятаться. Стиснув в руках деревянную рукоять тренировочного меча, Дилюк, впившись взглядом в обнаруженное, по его мнению, место нахождения Альбериха, подходил все ближе и от предвкушения близкой победы потерял бдительность. Когда под его ногами раздался громкий хруст, Дилюк успел опустить глаза вниз и увидеть, как расступается закрывающая тонкий настил листва — и в следующую секунду его ноги провалились, и он рухнул вниз — достаточно глубоко: вскинув руки, Дилюк скользнул кончиками пальцев по траве у края ямы. Его падение закончилось ещё через секунду — дна ямы он не коснулся, наткнувшись на преграду, коей стало что-то, вошедшее ему промеж ног. В голос прокричав, Дилюк выпустил из рук выточенный из дерева меч, упавший вглубь ямы, и просунул руки вниз. Ещё через мгновение он опустил вниз взгляд. Шуршащая листва и ветки расступились окончательно, и Дилюк осознал суть ловушки, в которую угодил, обхватив руками горизонтально воткнутое в края углубления древко. Ещё через секунду сбоку от него, не со стороны корня дерева, раздался хохот Кэйи, и Дилюк окончательно признал себя проигравшим. В голос застонав, он попытался упереться руками в древко и ослабить давление, но не преуспел. Стон сменился болезненным хныканьем. Кэйа, выскочивший из-за разросшихся кустов, смеясь, подошёл и на некотором отдалении от края ямы присел на корточки, жадно наблюдая за Дилюком. Рагнвиндр выругался совершенно неподобающим для сына аристократа образом, чем привёл Альбериха в ещё больший восторг. Боль не заканчивалась. Повиснув в узкой яме с древком промеж ног, Дилюк вцепился в траву на её краю, но не смог зацепиться, оборвав её. Поерзав, он снова болезненно проскулил и выругался ещё раз, на этот раз напрямую на Кэйю. Тот хихикнул и издевательски протянул: «Я ведь могу просто сейчас уйти домой». В глазах Дилюка, оценившего угрозу, мелькнул откровенный страх, и он выпалил «Нет, не надо!» Подсунул руки под пах и яростно приказал «Вытащи меня. Немедленно!» — Попроси нормально, — потребовал Альберих. Дилюк издал хныканье и добавил: «Пожалуйста!» Кэйа хохотнул и, встав на ноги, велел дать ему руки. Дилюк, жалобно похныкав, исполнил требование, пытаясь сведением коленей компенсировать отсутствие под пахом ладоней и умалить боль. Это не помогло. И попытка Альбериха его вытащить привела лишь к усилению боли: когда Кэйа вытянул Дилюка наполовину, Рагнвиндр, поверивший, что почти свободен, прорычал «Я убью тебя за это, Кэйа!» — и Кэйа его отпустил. Повторный удар ощутился ещё ярче первого — тогда его частично ослабил шок от неожиданности. Дилюк закричал от боли и стиснул ушибленный пах. Сведя колени, он, не сдерживаясь, принялся мучительно стонать, перемежая протяжное «Ааааа…» хныканьем. Кэйа, когда он вернул на него униженный и злобный взгляд, кусал губы и не пытался скрыть улыбки. — Так я пошёл домой? — мурлыкнул он. — Вернусь через часик, м? — Ненавижу тебя! — выпалил Дилюк. — Не смей меня здесь бросать! Вытащи меня-а-ааааа… Рагнвиндр снова сбился на стон и хныканье. Было очень больно, он ощущал, как его яички, упертые в древко, сплюснулись под его весом. Поерзав, Дилюк понял, что сейчас заплачет: в носу уже начало свербеть, и затуманился взгляд. Шмыгнув носом, Дилюк повторил «Кэйа, вытащи меня, пожалуйста» и, видимо, его жалкий вид все же заставил Альбериха сжалиться. Он снова потребовал дать ему руки, и на этот раз Дилюк крепко стиснул его ладони в ответ, не позволяя взять себя за запястья. Больше издеваться над ним Кэйа не стал, благополучно вытянув его на траву. Оказавшись на свободе, Дилюк скорчился на земле, просунув руки промеж ляжек. Помассировал гениталии, ещё пару раз ахнул, а потом сел на траве на колени и, обеими руками стискивая ушибленные яйца, посмотрел на Кэйю злым взглядом. — Я тебя ненавижу! — с чувством произнёс Дилюк. — Я тебе это не прощу! Кэйа смешливо фыркнул и пожал плечами, весёлым взглядом не скрытого за повязкой глаза показывая, что не воспринимает сказанное всерьёз. — Ну и ладно, — легко согласился он. — Мне все равно. Я на твою любовь и не напрашиваюсь. Альберих ухмыльнулся, и Дилюк резко отвернулся от него, а потом опустил голову, до боли закусывая губу изнутри. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!» — мысленно повторил он. И вдруг понял, что все-таки плачет. * Стоял холодный осенний вечер. Ветер безостановочно колыхал начавшие облетать ветви деревьев. Окутавший лес сумрак стёр ало-рыжие краски, превратив все вокруг в серебро. Дилюк повёл плечами, скрывая этим жестом дискомфорт, принесенный холодным порывом ветра. Он потёр губы и переступил с ноги на ногу, переломив под подошвой тонкую ветку. Она хрустнула, и этот показавшийся ему излишне громким звук заставил Рагнвиндра выйти из оцепенения и принять решение. Кэйа не возвращался слишком долго. Дилюк, сперва, во время их договора об этом, решивший выждать примерное время, к собственному удивлению отмерил его с точностью до секунды, одновременно с тем, как Кэйа бесшумно ушёл вглубь леса, начав считать удары сердца. После двухсот он перестал доверять сердечным часам — ритм перестал удовлетворять его запросам. Глубоко втянув в лёгкие воздух, Дилюк вытащил из ножен меч — заточенный по краям металл разрезал застывший воздух. И все вокруг словно застыло: ветер стих, шорохи леса прекратились, и сумрак стал насыщеннее и плотнее, словно бы именно за три условные минуты отсутствия рядом Альбериха резко потемнело небо; и все вокруг приобрело иные, более мрачные тона. Дилюк подумал, что уже давно излишне драматизирует чересчур многое — и излишне романтизирует то, что связано с Альберихом. И, и с тем, и с другим уже вряд ли можно было что-то сделать. Пытаясь распознать как можно больше деталей в полутьме, Дилюк, крадучись, двинулся вперёд. Тропы не было — он шёл напролом по бурелому, выискивая среди деревьев нужный путь. Так, в окружении деревьев и кустарников, прошла пара минут, пока не кольнуло в груди странное чувство узнавания. Дилюк остановился и с непониманием уставился на пучок высушенных корней, пытаясь понять, что хочет ему сказать его сознание. Пытаясь вспомнить, он сделал шаг вперёд и вспомнил одновременно с тем, как возникший из ниоткуда — вроде бы откуда-то сбоку — Кэйа толкнул его ладонями в спину. На этот раз Дилюк среагировал молниеносно, попытавшись отпрыгнуть в сторону, но на инерции от толчка неверно рассчитал расстояние. Маневр его не удался, и, спустя двенадцать лет, Кэйа снова поймал его в ту же ловушку. Меч Дилюк чудом умудрился отшвырнуть в сторону, не позволив ему присоединиться к предыдущему, вероятно, так до сих пор и лежащему на дне ямы. Потраченное на это мгновение забрало у него возможность ослабить удар. От боли потемнело в глазах, он согнулся и ткнулся лбом в сухую землю — яма все ещё была достаточно глубока, чтобы он не коснулся ногами дна. Обхватив древко пальцами, Дилюк издал рыдание. Кэйа, как и когда-то давно, в голос расхохотался. — Дилюк, — насмешливо окликнул его он и, не став продолжать, снова рассмеялся. Рагнвиндр подсунул руки под пах и с силой сжал зубы. Сердце силилось вырваться из груди, в ушах шумела кровь, а боль, которую он испытывал промеж ног, заставляла тело дрожать в судороге. Сведя колени, Дилюк оставил одну руку под гениталиями, а второй потянулся к краю ямы. Пальцы наткнулись на сухую траву, а потом нащупали камень. Стиснув его в кулаке, Дилюк поднял взгляд на Кэйю и с силой запустил его ему в грудь. Альберих легко его перехватил и небрежно откинул в сторону. — Упрись ногами в края ямы, — подсказал он, и шокированный болью Дилюк последовал совету. Несколько мгновений он удерживался в этой позиции, а потом земля вырвалась из-под его сапог, и он рухнул яйцами на палку снова. Альберих на его мучительный вопль отреагировал ещё одной волной смеха и неподалёку от края ямы опустился на корточки. Взгляд его был преисполнен насмешливого веселья, кривая ухмылка отдавала жестокостью. — Будь ты проклят! — выдохнул Дилюк и, сорвавшись, проскулил: — Я ненавижу тебя, Кэйа! Он не сумел остановиться и продолжил тираду жалобной нецензурщиной, после чего ахнул и захныкал. Кэйа молчал, и Дилюк импульсивно выплюнул в довесок: — Всю жизнь ты надо мной издеваешься! Я ненавижу это, ненавижу тебя! Это… жестоко!.. — И ничуть не сексуально? — спросил Кэйа. — Ч-что?! — Дилюк выкрикнул это почти истерично: он с трудом терпел боль. Кэйа усмехнулся и пояснил: — Если бы я просто издевался, я бы мог сделать это иначе. Но я сделал это так — чересчур уж рано, я думаю… До сих пор поражаюсь — мы оба были детьми, когда нас друг к другу повлекло. Дилюк замер, застыл, закоченел, и только волны боли заставили его моргнуть, в попытке перестать смотреть в одну точку, и попытаться сфокусировать взгляд. — Вытащи меня, — попросил он. — Кэйа, мне очень больно. Пожалуйста. — Ну, я даже не знаю, — протянул Альберих. — Вообще-то я собирался в этот раз дать тебе побольше времени для размышлений — и стимул к ним. Дилюк ещё раз выругался и злобно вцепился в траву снова. Упёрся локтем и попытался другой рукой дотянуться до противоположного края ямы. Но ничего из его ерзанья не вышло, он понял всю тщетность своих усилий и, захныкав, снова вернулся к исходной позиции: вися на вошедшей ему промеж ног круглой палке с подсунутыми под пах руками. Альберих, наблюдающий за ним, усмехнулся и поддразнил: «Ну давай, ещё раз попроси меня помочь — разумеется, вежливо». Дилюк очень грубо выругал его, подкрепив посыл парой оскорблений. Альберих хохотнул. — Дилюк, — улыбнулся он. — Это ведь не то, что ты хочешь мне сказать. Рагнвиндр понял, что больше боли не выдержит, и принялся в голос стонать. Попытался изменить равновесие, но ничего этим не добился: только причинил себе ещё большую боль, от которой его прошила судорога. — Черт тебя дери, — прошипел он, в отчаянии осознавая, что на глаза наворачиваются слезы. — Я люблю тебя. Чтоб ты сдох. Альберих издал возглас «Ха!» и прокомментировал: «Первое место на конкурсе худших признаний в любви, Дилюк». Встав, Альберих, наклонившись, подсунул руки Дилюку подмышки и чудовищно сильным рывком выдернул его из ямы. Рагнвиндр рухнул на колени на траву и стиснул пах в ладонях. Только что пережитое начало сформировываться в цельную картину, и Дилюк почувствовал, что ему не хватает воздуха. Кэйа опустился на колени рядом с ним и, положив ладонь на щеку, повернул его лицо к себе, вынуждая смотреть на себя. — Я тоже с детства тебя люблю, — шепнул он. — Мы оба повзрослели слишком рано... Дилюк убрал от себя руки, хотя боль ничуть не стихла — она пульсировала и обжигала его. Как только он это сделал, ладонь ему на пах положил Кэйа — и слегка надавил. Дилюк вздрогнул. — Касаться тебя здесь — в одиннадцать было бы странно, — прищурился Кэйа. — Но меня уже тогда влекло к тебе. Причинение боли тоже может быть сексуальным. — Кэйа, — выдохнул Дилюк и сам не узнал своего голоса: он был хриплым и в нем было столько же боли, сколько и укора. — Ты мог просто поцеловать меня. Для начала. Альберих надул губы и фыркнул: — Я сделал хоть что-то. — Украсил синяками мои яйца. — Да, — издал смешок Кэйа. — Для одиннадцати лет это было смело, м? А что сделал ты? Дилюк ещё раз тихо его выругал, пожаловался «Мне дьявольски больно, и ты ответишь за это» и, положив ладони ему на скулы, накрыл губы Кэйи своими. Альберих оплел его рукой за шею, второй дразняще надавил пальцами на его гениталии и ответил — откровенно, развязно, глубоко. Содрогнувшись от не желающей стихать и старательно поддерживаемой Кэйей боли, Дилюк продолжил поцелуй, наслаждаясь его возможностью. И, целуя Кэйю, понял, что Альберих победил его снова — снова-снова-снова — и что он вел во всех их играх с самого начала: приходилось это признать. Отстранившийся и убравший от него руки Кэйа облизывал губы и часто дышал, когда они разорвали поцелуй, и Дилюк подумал, что им стоит все же дойти до винокурни, а не переходить к близости прямо здесь — вечер был готов перевоплотиться в ночь, ветер стал злее, а сухая трава совсем не виделась более подходящей, чем двуспальная постель, о присутствии в которой Альбериха он так долго мечтал. Дилюк вернул руку на пах, стиснул его в пальцах и был готов предложить Кэйе вернуться на винокурню, как из-за корневища раздался яростный рык. Кэйа вскочил на ноги и обнажил меч, Дилюк принял боевую готовность не так быстро и не так уверенно. — Надо же, ещё один хиличурл, — хмыкнул Кэйа. — Я думал, я убил всех. Подожди здесь, я мигом. Он рванулся вперёд, и Дилюк увидел, как его силуэт растворился в ночи. Сердце екнуло, но уже через пару секунд яростный рык монстра повторился, а после сменился протяжным воем. Закончивший с монстром Кэйа ловко перепрыгнул через поваленное дерево и быстрым шагом подошёл к Дилюку. Рагнвиндр ощутил мимолетный стыд, поняв, что Альберих выполнил их совместное поручение в одиночку, но почти сразу перестал об этом думать. Шагнув к Кэйе, он взял его за руку и потребовал: «Не бросай меня больше. Никогда». — В яму? — улыбнулся Кэйа. — Или здесь? Или вообще? Дилюк не стал отвечать, сильнее стискивая его ладонь. — Обещаю, — Кэйа перестал улыбаться и посмотрел на Дилюка серьёзно. — Не брошу. Никогда. Я люблю тебя, и я ничего не могу с этим сделать. И не смог. И не смогу. Это сильнее меня. — Не смей меня больше туда бить, — тихо велел Дилюк, и Кэйа, снова улыбнувшись, приблизившись почти вплотную, положил руку ему на пах и погладил, массируя кончиками пальцев. — Я подумаю, — шепнул Кэйа Дилюку в губы. — Я по-прежнему считаю это сексуальным. Идём домой.