Зависима

Рутил тянется к Падпарадже, словно подсолнухи к солнцу. Она протягивает свои длинные руки к бледному лицу и проводит по щеке. Рука переходит к алым волосам и перебирает в своих пальцах волнистые пряди, что ослепляют блеском. Рутил не может без Падпарджи, как медузы без воды. Самоцветам не нужно дышать, но кажется, что без неё Рутил задохнётся. Самоцветы не умирают, но кажется без Падпараджи Рутил разобьётся насмерть. Без тонкого и вытянутого тела, полностью укрытого пудрой, через которую совсем немного виден красный оттенок, самоцвет не видит себя. Без её хитро сощуренных алых глаз и без слабой полуулыбки, она не знает смысл существования. Самоцветы не болеют, а кажется, что Рутил больна Падпараджей. Она исписывает всю ночь напролёт двадцать листов своей тетради о новых материалах, которые снова не подошли и о новых идеях. Каждый, кто прочитает дневник Рутил назовёт её безумной и помешанной. А она в ответ молча заберёт свою вещь и уйдёт. А потом снова просидит очередную ночь за этой глупой тетрадью. Рутил устала. Она устала ещё давно, но упорно продолжает работать над этим. Каждую свободную минутку самоцвет тратит либо на подбор материала, либо на его шлифование и придавание ему нужную форму, либо же на написание отчётов. Кажется, что Рутил уже зависима. Врождённые отверстия в теле Падпараджи гладкие и плавные. В них нет острых углов или неровностей. Они кажутся идеальными. Бреши приятные на ощупь и выглядят так, словно им там самое место. Они до безумия прихотливы и не хотят принимать другие материалы. Они не хотят чтобы их закрывали, прятали от посторонних взглядов их великолепие и красоту. Они не желают исчезать. Алые отверстия горды, непокорны и прекрасны, они само олицетворение их хозяйки. А может и правда это их законное место. Может всё же не стоит заставлять их исчезать. Может даже сама Падпараджа этого не хочет. Но Рутил игнорирует эти мысли. Она не хочет никого слушать, даже собственный разум. Ей неважно ничье мнение. Она желает лишь слышать мерзкий голос из глубин собственной души, который твердит ей вернуть Падпараджу во что бы то ни стало и чего бы ей это не стоило. Вернуть исключительно своими силами, без чьей-либо помощи. Рутил не нужна помощь. Самоцвет злится с каждым годом сильнее, когда гнусные мысли утверждают, что она не справится. Ещё немного и Рутил не сдержится, ещё немного и ударит по столу с такой силой, что сломает не только его, но и свои руки на мелкие осколки. Рутил ненавидит так жить. Триста тысячная операция тоже оказывается провальной и самоцвет чувствует, что не вывозит. Она не в силах больше терпеть неудачу за неудачей, словно находится в бесконечном кошмаре. В кошмаре, который кажется никогда не закончится, никогда не перестанет окутывать липким страхом. Ощущение, что безысходность не прекратит ни на миг шелестеть противным, удушающим шепотом над самым ухом. А чувство тоски, кажется, никогда не выпустит Рутил из своих мерзких холодных лап. Последующие тридцать операций не приносят ничего, кроме недосыпа и усталости. Каждую свою попытку Рутил считает и бережно записывает в пошарпанную тетрадь, а руки при этом отчего-то всегда дрожат. Для триста тысяч тридцать первой операции Рутил идёт на Пуповину в надежде найти хотя бы отдалённо похожий минерал. И она не знает нашла бы что-то там сама, если бы Фос не вспомнила и не показала запрятанный рубин. Тогда у Рутил появилась надежда на успех. *** Алые ресницы слегка подрагивают, а тело совершает еле-еле заметное движение, словно делает пробу. Самоцвет наконец открывает глаза и поднимается из своего деревянного ящика. Рутил кажется, что ждала этого момента целую вечность, а Падпарадже кажется, что прошло мгновение. Аловолосая оглядывает рубин, который так замечательно закрывает прихотливые врождённые отверстия. Чувствует, как инклюзии в них недовольствуют, почти кричат от возмущения, но всё равно контактируют с инородным минералом. Рутил переживает, а Падпараджа до ужаса спокойна. Она слишком долго спала, чтобы тратить время на столь незначительную вещь. Рутил же слишком мало спала, потому просто падает на пол без сил. И Падпарадже не хочется её беспокоить ибо знает сколько бессонных ночей та провела пока сидела над операциями. Поэтому они с Фосфофиллит тихо уходят на поляну, дабы понежиться под весенним солнцем и поговорить. Когда Рутил просыпается, то злится в первую очередь на себя и свой организм, который в такой неподходящий момент решил отключиться. А потом спешит к тем двоим самоцветам. – ...хочу, чтобы Рутил отказалась от моей сборки. Она останавливается совсем неподалёку, когда до неё доходят обрывки диалога. Самоцвет затаилась. Слушает. Наблюдает. Чувствует. –Хочу освободить её от обузы. Но как ты думаешь, поймёт ли она, если я скажу ей об этом? В груди что-то замирает и Рутил не в силах сдвинуться. Её поглощает какая-то горькая обида, неприятно скребёт по телу, словно разбирает самоцвет на кусочки, осколок за осколком. Неприятно, неприятно, неприятно. Обида жжёт и печёт. Самоцветы не чувствуют боли, а Рутил почему-то больно где-то в груди. Солнечное сплетение так неприятно ноет, потому что самоцвет годами сидела над Падпараджей, искала материалы, а Фос так быстро и просто нашла подходящий камень. Жжётся, потому что аловолосая первое свое пробуждение за это долгое время проводит с практически незнакомым самоцветом. Печёт, потому что Падпараджа никогда не говорила правду Рутил в лицо. – Чистая и честная правда может всё испортить и привести к совершенно неожиданым результатам. Рутил не понимает Падпараджу. Наверное всегда не понимала. Аловолосая чересчур неоднозначна, непредсказуема и её нельзя прочитать, как открытую книгу. Её ярко-красный блеск камня приковывает к себе внимание, а взгляд хитрых глаз манит следовать за ней. Её харизма, спокойствие, мудрость – восхищают, впечатляют. Кажется Падпараджа непоколебима, идеальна. Но это не отменяет её своенравности. Да, она удивительна. – Поэтому нужно быть спокойной и благоразумной. Падпараджа падает на траву, снова забываясь сладким сном. И Рутил готова поклясться, что перед падением, аловолосая смотрела в её сторону. Заглянула в самую душу Рутил, прочитала все её мысли и снова ушла в забвение. Как всегда оставила обескураженную Рутил наедине с собой. Это вполне в её стиле. – Ты смогла узнать то, что хотела? – Мы успели поговорить только о погоде. Ложь. Наглая ложь. И Рутил уже хочет возразить, оспорить, возмутиться на ответ Фос, но.. 《 Поэтому нужно быть спокойной и благоразумной.》 Но что-то заставляет её промолчать.