Я Знаю

Печерский закрыл дверь и повернулся к плачущему подростку, на долю которого выпала непосильная ноша. Его плечи вздрагивали в такт рыданиям, которые он тщетно пытался заглушить ладонями. Печерский подошел к нему вплотную и позвал его: «Шломо». Парень еще сильнее уткнулся себе в колени. Тогда он вздернул его за плечи и крепко прижал к себе, обхватив руками так, чтобы было не вырваться. Мальчик, хоть и брыкался поначалу, но не мог противостоять силе взрослого мужчины. Он остановился, чтобы перевести дыхание, и неожиданно для себя уткнулся в плечо своего пленителя. Его руки ослабли и Печерский, заметив это, отпустил хватку, положив одну руку ему на голову, а другой все еще держа за спину. Слегка поглаживая парня по голове он тихо сказал одну фразу: «Я знаю.» Шломо притих, а потом обхватил Печерского и почти взвыл ему в рубашку на груди. Тот не выпускал его из рук, и, слегка укачивая, стал повторять, как маленькому ребенку: «Шшш… ну все, все.» Это был очень интимный момент между мужчиной и мальчиком, совсем недавно потерявшим свою семью и день за днем снимавшим золотые коронки с остатков челюстей ещё вчера живых людей. Мальчиком, не знавшим как жить дальше, в мире, где больше никому не нужен. Каждый день он думал каким образом убить себя. Но сейчас он стоял в теплых объятиях практического чужого человека и знал, что не безразличен хоть кому-то. Вот так просто, ничто бы не выдернуло его из бездны отчаяния, чем этот незамысловатый человеческий контакт и фраза, по которой он понял, что Печерский знает, о чем тот думает, и скоро решиться осуществить. Они стояли посередине его мастерской, посередине концлагерного ада, и единственное, на что сейчас надеялся Шломо, чтобы в дверь не вошли, и у него было еще несколько мгновений в руках этого, уже такого близкого, человека. Он стал потихоньку успокаиваться, но Печерский не спешил его отпускать. Вместо этого он сказал: «Если ты это сделаешь, я себя не прощу, но если ты больше не можешь, я тебе помогу. Никто не должен быть в этот момент один.» Он немного отстранился и посмотрел парню в глаза. Парень опешил: ему сейчас предоставили выбор взрослого человека, никто не относился к нему как к разревевшемуся ребенку. Ведь не каждый взрослый мог вынести такую жизнь, никто не судил его. Шломо покачал головой и опустил взгляд. Печерский взял его за подбородок и заставил посмотреть в глаза. Парень выдержал пристальный взгляд Печерского и тихо сказал: «Теперь не буду». Мужчина еще какое-то время смотрел на парня, а потом отступил. «Придешь ко мне, если опять накроет». Это не было вопросом, и подросток послушно и благодарно кивнул, добавив тихое: «Спасибо». Печерский слегка улыбнулся, невольно протянув руку, чтобы потрепать волосы мальчика, как будто говоря, что ж ты дурачок такой, что раньше сам не пришел. Шломо тоже совсем по-детски улыбнулся. Внизу раздались шаги, и они стали поспешно выходить из мастерской, когда парень повернулся к Печерском и сказал: «Теперь ты — мой отец», — и быстро вышел. Тот на минуту остановился, потом кивнул сам себе, и пошел вслед за парнем.