Точка невозврата

У каждой истории есть начало. Оно может быть грустным или веселым, продуманным или спонтанным, тривиальным или удивительным. Но оно всегда служит отправной точкой, именно той, куда будут оборачиваться герои, когда им захочется вспомнить старые времена. Трудно сказать, в какой момент началась эта история. Наверное, в тот самый, когда недовольным воплем огласил свое появление на свет маленький мальчик, названный в честь прадеда Энтони и унаследовавший отцовскую фамилию Старк. А может, все началось намного раньше или слегка позже, точно сказать не возьмется уже никто. Зато доподлинно известно, где герои нашей истории прошли точку невозврата. Госпиталь Святого Луки ничем не отличался от десятка других государственных клиник Нью-Йорка: пастельные тона, улыбчивый персонал, плотные занавески в отделении интенсивной терапии и запах антисептиков. Тот самый тошнотворный запах антисептиков. Говард приехал, как только смог, Мария – как только получила сообщение о том, что их сын попал в аварию. - Что-нибудь прояснилось? - мужчина взял свою жену под локоть и отвел подальше от пластиковой двери бокса. - Они говорят, в его крови нашли наркотики, - тихо и обреченно вымолвила Мария. Она подняла потемневшие от переживаний последних двух часов глаза на мужа. – Говард, наш сын принимает наркотики! Что… что нам теперь делать? Мужчина, хоть и был немного встрепан, держал себя в руках и лишь едва заметно поморщился, когда жена упомянула о зависимости их сына. То, что было новостью для нее, он знал уже давно. Доверенные люди еще с МИТ* не раз упоминали во время приватных встреч, что Тони чудит, и что выходки его раз за разом становятся все безумнее. Интеллект, запертый в молодом и страждущем теле, осознание собственной гениальности в неполные двадцать лет - Говард знал, что однажды эта жуткая смесь рванет. И Тони не подвел, оправдал самые худшие опасения – сел за руль, будучи под кайфом! Это было верхом идиотизма, сущая банальность и вполне подходило под обтекаемую формулировку «Тони чудит». И это чуть не стоило Говарду сына. - Нет ничего такого, с чем бы мы ни смогли справиться, - сухо сказал мужчина. – Что еще говорят врачи? Мария сбивчиво начала перечислять, заикаясь и судорожно хватая воздух. С ее слов выходило, что все самое ужасное уже позади, а вывих плечевого сустава, сломанную ногу и сотрясение мозга Тони как-нибудь переживет. - Врач скоро выйдет, - закончила она, обхватив себя руками, будто пытаясь удержаться на краю подступающей истерики. – Они сейчас проверяют наличие внутренних кровотечений, которые могли не заметить в скорой. Говард кивнул; теперь в их силах было только ждать. Тони, в больничной сорочке, весь опутанный проводками, с кислородной маской на лице и насыщенными тенями под глазами пугал родителей до одури. Он был в сознании, когда они вошли в палату, и проводил их затуманенным взглядом. В тот момент Старку-старшему очень захотелось, чтобы объяснением этим стеклянным глазам служила травма головы или вколотые врачами обезболивающие, а не еще не выветрившаяся из организма дурь. - Как ты, сынок? – Мария присела на краешек оставленного у кровати стула. Она погладила сына по торчащей из-под пледа руке, и их пальцы переплелись. Тони сжал кисть в ответ и вяло улыбнулся, давая понять, что «да-да, можете не переживать, я все еще с вами и отбрасывать коньки в ближайшие сутки не собираюсь». - Ты так напугал нас… - она всхлипнула. Говард положил ладони на плечи жене, тщетно пытаясь приободрить. - Мария, тебе лучше поехать домой, - тихо сказал он, склонившись к ее уху. – С Тони, как видишь, все в порядке, а ты устала и нуждаешься в отдыхе. Женщина посмотрела на него непонимающе и уже была готова начать возражать, но потом все же поспешно кивнула, поднимаясь. - Ты прав, - кивнула она, напоследок улыбаясь сыну. – Поправляйся, дорогой. Стоило автоматической двери с шипением захлопнуться за миссис Старк, как Говард присел на освобожденный ею стул и уставился в окно. - Надеюсь, теперь ты понимаешь, насколько разрушительными могут быть твои забавы, Тони, - отчеканил он, все еще не переводя взгляд на сына. – Так же я надеюсь, что это был последний раз, когда ты побеспокоил мать своим безрассудным поведением, - пальцы нервно отбивали ритм по подлокотнику. – Мне жаль, что я слишком долго потакал этому, и что по сути виноват в происходящем не менее твоего. Будем считать, я усвоил свой урок. Теперь тебе следует иметь в виду, что следующая подобная выходка повлечет за собой суровое наказание. Тони молчал, и по страдальчески поджатым губам Говард понимал, что в очередной раз облажался в самом крупном своем проекте. Он вздохнул. Раздражение в душе постепенно успокаивалось, уступая место обычной родительской нежности. В какой момент он упустил сына? Когда все стало настолько неисправимо? Говард помнил себя в его возрасте, помнил, как мучительно было осознавать свою инакость, и как заглушали это ощущение работа и первоклассный немецкий шнапс. Он так долго думал, что Тони просто нужно пережить это, как пережил когда-то он сам, что просто не заметил тот момент, когда его сын подсел на душевные анальгетики. Теперь простым разговорами, пожалуй, ничего не исправишь, нужны жесткие меры. И опять он далеко не отец года… Тони, не произнеся ни слова, отвернулся к стене. Гематомы имеют свойство рассасываться, кости – срастаться, а душевные раны лишь сильнее загнивать от времени. На днях должны были снять гипс, что радовало Тони неимоверно, ибо за последнюю неделю жертвой желания почесать уставшую от бинтов кожу пали две тридцатисантиметровые линейки. Уже почти не было видно глубоких царапин на лбу, да и круги под глазами ушли. А вот тянущее чувство полета и визг тормозов все еще нередко преследовали его во снах. Нью-Йорк середины ноября казался на редкость унылым местом. Снега не было, и в воздухе вместо него кружилась поднимаемая резкими порывами ветра пыль, небо затянули низкие и тяжелые тучи. По вечерам магистрали замирали в пробках и превращались в серо-алых пульсирующих змей, неспешно ползущих из центра в пригород. Тони следил за ними из окна, когда надоедало сидеть за чертежами и, прислонившись лбом к холодному стеклу, думал. Он окончил Технологический Институт три года назад, в возрасте, когда в этот институт обычно поступают. Окончил с отличием. С гордостью принял диплом из рук бывших мэтров, а ныне коллег, вышел из стен alma mater и… потерялся. Он просто не знал, что делать. К крупным оружейным проектам отец отказался подпускать его сразу и категорично, впрочем, Тони и сам не рвался в оборонку. Его привлекала робототехника, но исследований в этой области Старк Индастриз почти не проводила, так что молодой инженер остался не у дел. Говард сначала вовсе предоставил сына самому себе, но чуть позже, осознав пагубность этой идеи, пристроил его в расчетчики – набираться опыта. И теперь Тони чертил. Само собой, для амбициозного молодого человека, снискавшего себе славу гения, это был почти унизительно. Этаж опустел уже около часа назад, и теперь из звуков до Тони доносилось только тихое шипение флуоресцентной лампы над столом, да шаркающие шаги охранника в коридоре. Сегодня молодой человек копался, пытаясь оптимизировать расходы энергии в небольшом участке цепи, и природная гениальность предательски отказывала. Конечно, мазохизмом было выходить на работу почти сразу после выписки, да еще и с сотрясением мозга, но сидеть в четырех стенах Тони не мог. Тут, по крайней мере, можно было заниматься любимым делом и забыть обо всех своих проблемах. «Обо всех своих надуманных проблемах», - раз за разом повторял себе Старк, но справиться с собой все равно не мог. - Мне звонила твоя мама, - прогудел у него за спиной знакомый голос. – Волновалась, что ты не берешь трубку. Я пообещал, что навещу тебя после работы – как знал, что искать тебя нужно здесь, а не на квартире. Роуди был студентом военной академии, не приветствовал обходные пути и имел со Старком примерно столько же общего, сколько коза с бульдозером. Но как-то они сошлись, и теперь Тони с гордостью мог называть его другом. - Отлично, - Тони с неохотой отлип от окна. – Теперь у меня на одну няньку больше. И что же ты собираешься делать? Проверишь, на месте ли слюнявчик? Парень пожал плечами, от чего его курсантская форма слегка встопорщилась по бокам. - А знаешь, тебе не повредит. По крайней мере, у меня нет причин думать, что человек, севший в дорогущую тачку, будучи обдолбанным в стельку, может считаться вышедшим из младенческого возраста. Старк поморщился – Джеймс был не из тех, кто употребляет в речи длинные предложения с кучей вводных конструкций, а значит, речь свою он готовил. А значит, будет пилить… - Ну, до педалей я доставал, так что из младенческого возраста всяко вышел, - оскалился он. – И прекрати говорить, как мой отец, не поверишь, как это напрягает. После давешнего разговора, в котором Тони досталась роль пассивного слушателя, с отцом он не разговаривал – тот был слишком занят, чтобы навестить его, а сам парень в доме родителей был нечастым гостем. Где-то в глубине гениального мозга Тони-хороший-сын хотел извиниться перед ними за все неудобства, которые он доставил семье, но, положа руку на сердце, Старк мог сказать, что никогда этого не сделает. Роудс знал довольно усеченную версию событий в больнице, можно сказать, не знал почти ничего, поэтому на слова Тони внимания почти не обратил. Конечно, у него же была Речь! - Тебе пора повзрослеть, друг, я серьезно говорю. Нет, знаешь, если даже этого не случится, всегда найдутся те, кто будет менять тебе подгузник и надевать слюнявчик во время еды. Потому что тебя любят, дурак ты такой, и поэтому прощают за все. Но если все же ты, наконец, поймешь, как важно то, что ты делаешь, и как важно подходить серьезно к своей жизни… Поверь, этим ты многих осчастливишь. - В том числе тебя, - буркнул Старк, у которого сегодня вот совсем не было настроения для задушевных бесед. - В том числе меня, - согласился Роуди. Тони, прихрамывая, добрался до стола, плюхнулся на свой стул и зажег нижний свет, схема за время его отсутствия чудесным образом не начертилась. - Ну, и кто из нас больший эгоист? – он улыбнулся своей обычной дерзкой улыбкой, но голос был до того серьезным и напряженным, что Джеймс невольно забеспокоился. - Ты в порядке? – спросил он после минутной заминки. - Я не в порядке, Роуди! – закатил глаза Старк. – У меня сотрясение мозга и сломана большая берцовая кость. «И еще я занимаюсь саморазрушением, потому что больше мне заняться нечем!» - так и повисло в воздухе. - И кто в этом виноват? - Фонарный столб! – вяло огрызнулся Старк. Роуди только покачал головой: - Вот это я и имел в виду, когда говорил о том, что тебе стоит повзрослеть. Нет никого, кто виноват в твоих ошибках больше тебя. Научись, наконец, признавать собственные просчеты! Тони слушал его уже вполуха, склонившись над чертежами. Где-то облажался? Или просто эта чертова цепь не должна работать, потому что такая цепь не может работать, не нарушая законов физики? Первое было бы странно, второе бросало вызов кое-чьей гениальности. В любом случае, пересчитывать придется с самого начала. - Я понял тебя, Роуди, - нейтрально ответил Старк, давая понять, что в продолжении беседы не заинтересован. - Да-да, - тот закивал, как китайский болванчик. – Вижу, к тебе пришла Мысль, как всегда, в самый важный момент. И, как всегда, дверь я найду сам. - Было бы неплохо, - бесцветно улыбнулся парень, не отрываясь от работы. Решение не пришло ни через час, ни через два. Тони, кряхтя от боли в ноге, хромал по кабинету, возвращался к окну, кидал мятую бумагу в корзину, медитировал на чертежи… И ничего не происходило. Ближе к полуночи из ящика стола была изъята початая бутылка виски. В без четверти час исчерканные и кое-где затертые до дыр чертежи полыхали, политые выпивкой, в мусорной корзине. Когда бутылка была уже почти пуста, к Тони явилась муза. Еще через пару минут сработала пожарная сигнализация. Говард снял очки и приложил пальцы к вискам. Гадостная погода в купе с недосыпом обеспечили ему сегодня мигрень, которая не проходила ни от каких лекарств. - Вирджиния, принесите еще аспирина, - сказал он, нажав кнопку селекторной связи с секретарем. - Конечно, мистер Старк, - учтиво ответили ему. – К Вам мистер Стейн, пустить? - Разумеется, - кивнул Говард и отключился. Его компаньон долго ждать себя не заставил, вошел практически сразу и, за что мужчина был ему безмерно благодарен, принес с собой аспирин. - Выглядишь не очень, - Оби уселся в свободное кресло и заложил ногу на ногу. – У нас проблемы? - Если небольшой пожар в лаборатории можно назвать проблемами… Сказать по правде, пожары, взрывы и короткие замыкания в лабораториях Старк Индастриз не были чем-то совсем уж паранормальным. Разработка оружия такие риски предусматривала. Но вот пожаров в мусорной корзине на памяти Говарда не было ни одного. - Тони в порядке? – уточнил Стейн, и Старк поморщился. Само собой, с Тони все было в порядке – иначе сидел бы он, отец этого оболтуса, здесь, в своем кабинете, маясь от головной боли? Говард не любил таких пустых разговоров, когда все ответы собеседника известны заранее, он называл их пустой болтовней и пожирателями времени. Стейн такие разговоры любил и называл их светской беседой. - Да, сидит у себя в квартире, за неимением кабинета. Что-то чертит, и по нездоровому блеску в глазах могу судить – что-то занимательное. Оби кивнул, посчитав, что на этом все приличия соблюдены, и расшаркивания можно прекратить. - Тем лучше для нас всех, - вежливо улыбнулся он. – Но я пришел поговорить не об этом. Говард невольно снова потянулся к вискам – эдак голову у него никогда не отпустит. - Вот скажи мне, - вздохнул он, все еще морщась. – У нас такие скромные прибыли? Или акции падают? Не знаю, может, работники от нас бегут? Оби, ну, не лежит у меня душа к этому проекту. Что-то в нем не чисто. Стейн подобрался, нагнулся вперед и уставился в глаза компаньону пристальным взглядом, будто гипнотизируя. - Говард, послушай, - мягко, как душевнобольному, принялся объяснять он. – Такие заказы на дороге не валяются. Плюс это же не террористы какие-нибудь, а ЩИТ, мы столько всего для них уже сделали, что теперь как-то глупо изображать кисейных барышень. Разговор новым не был, обсуждение велось уже третий месяц. Но давать свое согласие Старк не спешил – чуял неладное, а чутью своему он привык доверять. - Может, как раз и самое время прикинуться кисейной барышней, Оби? – усмехнулся он. – Давай хоть раз в жизни вспомним о морали. Мы же говорим о создании абсолютно новой формы оружия, кто знает, на что эта штука будет способна? - Красный Череп уже работал с тессерактом, так что примерный результат мы знаем, - возразил собеседник. - Вот мне и не хотелось бы на станицах истории встать на одну строку с Красным Черепом, - отмахнулся Говард. – Черт знает, откуда эта штука, и зачем она нужна. У нас что, собственные разработки кончились, чтобы брать настолько сомнительный материал? Стейн пожал плечами: - Не возьмемся мы – сделают другие. Как по мне, лучше бы приприятать где-нибудь такую технологию на черный день, чем потом удивленно хлопать глазами, когдаа она появится в твоих конкурентов. - Не знаю, Оби, - покачал головой мужчина. – Я не знаю. Там что-то неладно в этом проекте. - Мы можем потерять надежных партнеров, - перешел к тяжелой артиллерии Стейн. - Рынок оружия не так уж велик, - пожал плечами Говард. – И мы на нем – лучшие. Никуда Фьюри не денется. И, Оби, давай уже закроем эту тему, - в его голове появились стальные нотки. – Мы не будем вести работы по изучению тессеракта, и точка. Тот нехотя кивнул: - Как скажешь, надеюсь, это не будет стоить нам слишком дорого. А в то самое время, когда Старк-старший вершил судьбы мира, отказываясь от разработки недавно поднятого из недр морских тессеракта, Старк-младший пребывал в собственной нирване. Он работал, с упоением, позабыв и про ногу, и про сотрясение. Наконец-то поймав за хвост Мысль, Тони вычерчивал схемы кое-чего принципиально нового. На разработку и сборку ушло около семидесяти двух часов, и с учетом того, что до этого Тони не спал примерно сутки, к концу работы соображал он слабо. Стоило бы выпить сладкого чая, съесть что-нибудь, принять душ и тихонько по стеночке ползти до кровати, но азарт в крови все еще кипел, и уйти спать, не проверив своего изобретения, Тони не мог. Он сел прямо на пол посередине комнаты, подобрав здоровую ногу под себя, а больную отставив чуть в сторону, на мгновение замер, пытаясь выровнять дыхание и… щелкнул тумблером. Секунд десть ничего не происходило, и Старк уже собрался разочарованно вздохнуть да и прилечь тут же на пару часов, как вдруг динамик чихнул и зашипел. - Эй, меня кто-нибудь слышит? – с замиранием сердца позвал Тони. - Кажется, да, - прозвучал механический голос. – Доброе утро, мистер Старк. Производится загрузка дополнительных опций, программа работает в штатном режиме, нагрузка в сети… - Ой, нет, - улыбаясь, воскликнул инженер. – Не нужно все перечислять. Только скажи, ты в порядке? - Сэр, боюсь, моего опыта будет не достаточно для определения "порядка", а данные с соответствующими характеристиками еще не загрузились на мой жесткий диск. Тони подумал, что, наверное, то же самое чувствуют люди, которые только что стали родителями. - Хорошо, - сказал он, подняв голову к потолку, хотя прекрасно знал, что его невидимый собеседник там не обнаружится. – Давай пока выясним, как тебя зовут, а этот вопрос оставим на потом. - В описании я значусь как Искусственный Интеллект, ИИ-1, мистер Старк, - прогудел механический голос. - Слишком длинно, - отмахнулся инженер. – Найди в своих базах какое-нибудь милое сокращение и присвой его себе, - он заложил руки за голову, улегся на пол и прикрыл глаза, пытаясь представить, как поименует себя созданная им система. - Полагаю, мне подойдет имя «ДЖАРВИС», сэр, - после некоторой заминки выдал искусственный интеллект. Старк кивнул, ему нравилось. Собственно говоря, ему было почти все равно, как новое изобретение – и новое слово в робототехнике, стоит заметить – себя поименует, другое дело, что машина совершила акт воли – выбрала имя без малейших первичных параметров. Тони мог собой гордиться. - Отлично, - сказал он, - присваивай себе это имя и продолжай загрузку опций, доложишь о завершении, когда я проснусь. Молодой человек хотел было встать, чтобы отправиться в спальню, но именно в этот момент измотанный организм решил, что выдержать такие нагрузки больше не в состоянии, и отключился. Бледный, с отросшей щетиной, Тони в окружении проводков и датчиков выглядел жалко настолько, что Говард старался даже не смотреть в его сторону. Врачи говорили – банальное переутомление, на фоне сотрясения мозга вызвавшее эпи-приступ. Старк сглотнул – его сыну было всего двадцать, не слишком ли рано для эпилептических припадков? - Что случилось? – хрипло спросил Тони. Какой-то прибор поменял тональность и стал пищать еще противнее. И отец, и сын поморщились. - Твое новое изобретение вызвало парамедиков, когда ты отключился, - тихо ответил Старк-старший. – Диспетчер была очень удивлена, когда выяснила, что разговаривает с машиной. - С искусственным интеллектом, а не с машиной, - довольно оскалился Тони. – И его зовут Джарвис. - Как бы оно ни называлось, это чуть не стоило тебе жизни. - Знай я тебя чуть хуже, можно было подумать, ты ждешь, что я пожалею об этом, - меланхолично вздернул бровь Старк-младший. – Оно того стоило, отец. Говард выдохнул. Именно в эту минуту волна глухого отчаяния прокатилась по его душе – Тони неисправим. И, конечно, даже в этом он Старк в полной мере. Родись этот гениальный ум в другой семье, в другой среде, в другом историческом промежутке, возможно, у него был бы шанс жить так, как хочется ему самому – перемежая пьянки, гениальные открытия и незащищенный секс. Но Энтони Старк был сыном Говарда Старка, а значит, был наследником многомилионного капитала и производящей вооружение компании. Оставаться самим собой, не нанося вред всему тому, что своими руками создавал Говард, он не мог. - Твоя разработка действительно интересная, - сдержанно сказал мужчина, стараясь не смотреть на вмиг подобравшегося Тони. – Вот только ты так увлекся СВОЕЙ разработкой, что запустил проекты, порученные тебе КОМПАНИЕЙ. - Найди кого-нибудь другого для этого, - отмахнулся Тони. - Я хочу, чтобы это делал ты, - сказал Говард. – И дело тут даже не в этой несчастной разработке, а в том, что ты должен научиться работать на общее благо. Старк Индастриз не просто группа людей, производящих оружие, мы команда, и не за горами то время, когда ты встанешь во главе этой команды. Тони вздохнул – старый разговор «Ты не достоин оказанной тебе чести родиться моим сыном», по крайней мере, он всегда слышал это именно так. - Это не мое, ты же знаешь. Его отец только сокрушенно покачал головой: - Ты даже не пробовал, Тони! Соль была в том, что он таки-пытался! Вот только не получалось, а попытки его раз за разом оставались без внимания. И это бесило, страшно. - Я не хочу. - Ты должен. - Я могу отказаться. - Ты не сможешь. И сейчас Тони безумно жалел, что не может вырвать из каждой клетки своего тела одну вторую ДНК, ту, что принадлежит Говарду. - Мне все это надоело, - отстраненно бросил парень и перевел абсолютно стеклянный взгляд на дверь. Говард молча вышел – практика таких бесед показывала, что сегодня от Тони он уже ничего не добьется. А Старк-младший уже прикидывал, где у него ближайшая заначка с экстази. Тони казалось, что все это – дурная шутка, что стоит сказать: «Идите к черту, а сдаюсь!», как все вокруг зааплодируют и громко скажут, что его снимала скрытая камера. Вот только время шло, а ничего не происходило. Клиника неврозов доктора Соулдса находилась в живописном месте: вокруг сосны, в глубине аллей мелкий пруд – вроде, кто-то говорил, что на его дно специально песка насыпали, чтобы не утопился никто – забор высокий, но не сплошной, и колючей проволоки наверху нет. Везде пастельные тона, от них уже подташнивает, на стенах репродукции импрессионистов. И персонал, вечно улыбающийся персонал, будто у самих крыша уже давно в полете. Четкий распорядок дня, музыка, арт-терапия, группа, приватный сеанс психолога. Тони изо всех сил старается не думать, душа была словно под наркозом. Официальный диагноз – посттравматический стресс, реальный Старк так и не удосужился запомнить, но про наркотическую зависимость в карте точно не упоминалось, вроде, что-то типа депрессии. Отец засунул его в эту богадельню после очередного скандала, причиной которого стали довольно откровенного содержания фотографии с закрытой вечеринки, невесть каким образом попавшие в прессу. Говард вспылил, Тони огрызался, как результат – он в психушке. Первым порывом было постучаться головой об стену, потом – не без помощи седативных – раздражение, как и все остальные чувства, притупились. Тони ходил, ел, отвечал на вопросы, но абсолютно ничего не ощущал, смотрел на мир отстраненно, будто наблюдая за собой со стороны. Со временем это чувство интеллектуальной пустоты даже начало нравиться – его черепушка и так всю жизнь была заполнена всяким хламом, из обломков которого потом получались гениальные изобретения, там будто что-то громыхало при ходьбе, шестеренки постоянно скрипели от соприкосновения друг с другом, а теперь – ничего. Вожделенный вакуум. Можно ни о чем не думать, ничего не моделировать, не быть ни за что в ответе. Поначалу Старку нравилось пугать своего психолога накарябанными в альбоме чертежами. После того, как одна дура чуть не покончила с собой, распоров вены углом транспортира, с чертежными принадлежностями, даже самыми банальными, в клинике образовалась напряженка, но Тони все равно умудрялся изобразить какую-нибудь жутко мудреную детали и потом рассказывать Соулдсу, что это такое, и зачем оно нужно. Психолог хмурился, но слушал – разговорить молодого человека на другие темы было почти невозможно. Потом желание устраивать себе такие забавы прошло – это автоматически удлиняло время сеанса и обязывало Тони отвечать на вопросы доктора, а выворачивать душу, даже перед самим собой, Старк не любил. По сути, в клинике не было действительно сумасшедших или хотя бы зависимых – основная часть постояльцев состояла из неудавшихся самоубийц и просто депрессивных личностей. Тони с ними почти не разговаривал. Что в них может быть интересного? По непонятной Старку причине в клинике даже самую банальную проблему рассматривали как исключительную, но интереснее от этого нытики и суицидники не становились. Более-менее адекватной была Элис – странная девчонка, чьи богатенькие родители развелись в этом году. По какой-то невнятной причине они считали, что дочь невероятно тяжело переносит их расставание, хотя самой Элис на семью было перманентно плевать. У нее был плеер и неплохая подборка классики рока, которую они с Тони слушали, когда могли оставаться вместе и без присмотра персонала, в противном случае плеер отобрали бы – вдруг этой сумасшедшей придет в голову повеситься на проводе? Декабрь выдался снежным, и Тони с удовольствием выходил на улицу в прогулочное время. Отфильтрованный снегом, в сосновом лесу воздух был даже через чур свежим и приятным. Тони Старк угасал за железным забором клиники, но Тони-человек как-то приспособился к новым реалиям и собирался в них просто жить. Через две недели пребывания на попечении у доктора Соулдса (странно, как этот факт связан с тем, что Тони, наконец, освоил технику утаивания таблеток) Старк понял, что сходит с ума. А еще через пару дней к нему явился старый партнер отца. Комната для посещений была круглой, и большую часть ее внешней стены занимало окно. Снаружи падали снежинки, а внутри было тепло, и Старк, пользуясь случаем, дремал в мягком удобном кресле, пока ждал компаньона отца. Все вокруг настраивало на спокойствие и негу, но напряжение последних дней не давало Тони просто расслабиться и должным образом умиротвориться. Тони не мог сообразить, с чего бы это к нему приперся Оби, но новому лицу был рад безмерно. На Стейне был черный деловой костюм, который яркой кляксой играл на фоне вечных пастельных стен, и даже эта черная клякса радовала взгляд, вносила, наконец, разнообразие. Парень довольно щурился и с нетерпением ждал, когда же его посветят в цель визита. Но Оби молчал, мялся и поглядывал на него неприятно… масляно. - Что нового в мире нормальных людей? – разбавил ставшую неприятной тишину Тони. - Да все неплохо, - улыбнулся Стейн, - и тебе, как никому другому, должно быть известно, насколько усредненное значение порой называют нормой, Тони. Эта фраза меньше всего походила на попытку поддержать. Молодой человек спросил наугад: - Отец в курсе, что Вы здесь? – но почти сразу понял, что попал в цель – Стейн заерзал, нервно заозерался по сторонам. - Нет, - мягко ответил он. – Говард ничего не знает… - Ему доложат, - сразу вставил Тони. Ему вообще казалось, что здесь следят за каждым его шагом, и каждый результат его тестов неумолимо оказывается в руках отца. Тони вовсе не хотелось пускать себе в душу такое количество народа, но поделать с этим он ничего не мог. Оби посмотрел на него с досадой. - Я пришел сюда как раз для того, чтобы поговорить с тобой о нем, - осторожно продолжил он. - Об отце? Тот кивнул и, хмурясь, отвернулся. - Тони, я не хочу тебя обидеть и не прошу делать какие-то выводы, - Стейн замолчал, пытаясь подобрать слова. - Просто подумай, тебе не кажется, что в последнее время Говард… чудит? Старк фыркнул: - Что Вы имеете в виду? - А сам не понимаешь? – вкрадчиво спросил Оби. Он все еще немного улыбался, но Тони ясно видел, как судорожно сведены у него мышцы лица – Стейн нервничал, хоть и пытался это скрыть. – Пойми, Тони, я тоже очень переживаю за него, но… Посуди сам, твой отец нежданно-негаданно прикрывает несколько перспективных проектов, финансирование которых осуществляет Пентагон. От нас заказчики скоро побегут, а Говарду хоть бы хны! А с тобой он как поступил? Можно подумать, твоим гениальным мозгам здесь место? И вообще, уже ведь три года он держит тебя на всякой черной работе. Неужели ничего получше нет для твоих гениальных мозгов? Говард никого не слушает в последнее время – советы экспертов для него, как пустой звук, и это нехорошо, Тони, от этого страдаем мы все. Тони сидел, прямой, будто аршин проглотил, даже не мигая. Оби говорил много и эмоционально, периодически заглядывая ему в глаза, но видел там только пелену. Стейн фактически предлагал ему переворот. И Тони был не настолько сумасшедшим, чтобы пойти на это. - Он мой отец, Оби. И он лучше знает, что нужно компании. - Я говорил с ним, эти врачеватели души знатно запудрили Говарду голову, он уверен, что на твою реабилитацию понадобится никак не меньше года пребывания здесь, - сильный, точный удар. Старк почувствовал, как мир уходит из-под ног. Иллюзий не было – год он здесь не протянет, станет до того нормальным, что тошно будет. - Надеюсь, до этого не дойдет, - процедил он. - А я думаю, что надеяться на своего отца тебе не стоит – о себе нужно заботиться самому, - Стейн улыбался ему мягко, будто душевнобольному. Тони только кивнул, старательно поджимая губы. В глазах было подозрительно мокро. На Рождество вопреки страхам его забрали домой. Возвращаясь на виллу, Тони испытывал сильнейшее дежавю – примерно так он себя чувствовал, когда приезжал из пансионата. Было и больно, и сладко. Здесь никогда ничего не менялось, всегда было одинаково тепло и уютно, каждый раз Тони встречали одни и те же вещи, цвета и запахи, но вместе с тем за время отсутствия всякий раз что-то менялось в самом Тони, он возвращался домой новым, другим человеком, от чего чувствовал себя потерянным. На этот раз Старк-младший был просто вымотан и до предела напряжен. Все время до выписки он провел в тяжелых размышлениях над тем, что сказал ему Стейн. Под конец, уставший от самоедства, Тони уже подумывал снова начать пить таблетки, которые ему все еще выдавали каждое утро, но делать этого он так и не стал. Тони, в общем-то, не хотелось праздновать Рождество с таким разладом в душе, но отказаться и остаться в клинике было бы несусветной глупостью, поэтому Тони согласился. Мария вертелась и щебетала вокруг него, не отходя ни на минуту. Парень морщился от такой заботы, но стоически терпел, не желая расстраивать мать и в тайне гордился своей выдержкой. Говард, как обычно в конце года, был по самые уши зарыт в документацию компании и, когда ненадолго возвращался домой, почти не выходил из своего кабинета. Тони такое положение дел вполне устраивало – на отца он злился, и после визита Стейна эта злость только усугубилась. - Ты выглядишь несчастным, - Мария долго не решалась на этот разговор, но время шло, а ее сын так и оставался бледной тенью себя прежнего. Невооруженным глазом было видно, что лечение не пошло ему на пользу. Молодой человек оторвался от телевизора и поднял на нее недоуменный взгляд. - Не замечал за собой этого, - вяло улыбнулся он. Марию такой Тони пугал, наверное, сейчас она боялась даже больше, чем когда увидела его в больнице после аварии. Женщина приобняла своего сына за плечи и тяжело вздохнула. - Я волнуюсь за тебя, дорогой. Тони, не отрываясь, смотрел рекламу кока-колы. Он не хотел говорить, даже с матерью. Она просто ушла. Рождество отмечали втроем, тихо и без излишеств. Говард – как и каждый год – подарил супруге колье, на этот раз из белого золота с рубинами и алмазным напылением, а та в ответ исполнила его заветную мечту и выписала из Франции несколько бутылок эксклюзивного вина. Тони же досталась новая машина взамен той, что пострадала в аварии. Старк-младший скучал здесь, он лениво смотрел, как за окном падает снег и лениво ползет последний луч солнца по бежевой стене гостиной, и с отчаянием думал, что, кажется, он все еще в психушке. Тяжело сбежать из лечебницы, если лечебница у тебя в голове, даже если тебя оттуда забирает собственный отец. С легким звоном сталкиваются над столом бокалы с коллекционным вином, а Тони готов разрыдаться, потому что понимает – эта жизнь его доконала. Они начали расходиться едва наступила полночь. Все светские темы остались освещены, а больше поговорить им было не о чем. Мария первая покинула столовую, поцеловав на прощание своих мужчин и пожелав им спокойной ночи. Почему-то Тони кажется, что она от них сбегает. Ему тоже хотелось бы уйти, он почти дошел до двери, но в самый последний момент Говард окликнул его. - Останься. Тони и рад бы сделать вид, что не расслышал, претвориться усталым или вообще больным, но ноги будто приклеиваются к полу. Он стоит, не двигаясь, даже не обернувшись, и решает в уме дифференциальные уравнения, чтобы немного успокоиться. - Сядь, сын. Говард спокоен и собран, и, как видится Тони, пребывает в прекрасном расположении духа. - Мы почти не говорили с тобой с тех пор… - он осекается. – Мне хотелось бы знать, что ты в порядке. Старку-младшему безумно хочется сказать, что не стоило портить отвратительный вечер еще сильнее, наговорить еще много чего нелицеприятного, что накипело за прошедший месяц, но он просто опускает глаза в пол. - Я не в порядке, - говорит он тихо. Отец удивленным не выглядит, скорее, наоборот, он кивает своим мыслям и наливает в полупустой бокал еще вина. - Что я могу для тебя сделать? И Тони накрывает. Он смеется, иронично, зло, отчаянно. Кажется, Говард озадачен. - Ничего, - отвечает он. И это говорит не досада, не обида, не злость. Это говорит Гений. Говард действительно ничего не может для него сделать. Ночью в гараже полумрак, только тихо гудит вентиляция. Хоть и работает система отопления, по сравнению с температурой жилого дома здесь все-таки прохладнее, и Тони, одетый в легкую футболку и спортивные штаны, ежится, потирая предплечья. Говард всегда ездит в аэропорт на одной и той же машине, это традиция, а завтра он улетает в Массачусетс, чтобы проконтролировать запуск новой линии производства на заводе компании. Тони отчетливо понимает, что совершает преступление, когда перерезает тормозной шланг. О том, что Мария решила проводить мужа на рейс, Тони узнает, только когда зареванная служанка разбудит его и сообщит, что машина упала с обрыва. Кабинет на вкус Тони слишком темный, но менять ничего он не собирается. Скорее, первое время возникало желание облить все здесь керосином, поджечь, а потом заколотить дверь, чтобы никогда никто больше сюда не попал. Но он держится, пока держится – нужно принять дела директора компании. - Мистер Старк. У Тони скулы сводит от такого обращения. Секретарша отца – рыжая смешная девчонка, Вирджиния, кажется. Он точно знает, что уволит ее при первой же возможности. - К Вам мистер Стейн, мистер Старк. Он кивает, сухо улыбаясь: - Пусти. Оби силится выглядеть подавленным, но глаза у него блестят, Тони старается не думать, что, сам того не ведая, кажется, осуществил самую его заветную мечту. - Как ты? – этот вопрос ему неустанно задают два месяца. Кошмар сумасшедшего это их «как ты?», но Тони пока держится. - В порядке. Стейн доволен. - В таком случае пора собирать совет директоров, мы должны обсудить новый курс компании. Тони улыбается: - В этом нет нужды. Я ознакомился с документацией, все распоряжения отца остаются в силе. А вот инженеров собери, у меня для них есть парочка выкладок. Мальчишка уверен в себе, ему уже не страшно, и Оби, досадливо поджимая губы, сдается. Время терпит – пусть маленький Старк поиграет в большого босса, похвастается своими наработками, может, из них и выйдет что-нибудь интересное. Правда в том, что незаметный и незаменимый мистер Стейн все равно победил, ведь Тони не Говард, не гранитная скала, вертеть которой невозможно. Пусть маленький Старк думает, что главный, Оби пока вполне устроит роль и серого кардинала. И только в пустом особняке Тони позволяет себе расслабиться и растечься аморфной лужицей по любой горизонтальной поверхности. Он знает, что стал убийцей, вот только он не жалеет ни о чем, и от этого становится только страшнее. Он много пьет, в основном ночью, а днем много работает. А засыпая, он видит кошмары о том, как падает снег за окном психиатрической клиники, и стены умиротворяющего бежевого цвета. Иногда ему снится мать, которая молчит и будто ждет чего-то, а он только смотрит на нее и с грустью понимает, что не помнит, что же хотел ей сказать. Иногда – и это страшнее всего – в его сны заглядывает отец. Он не молчит, повторяет все: «Я горжусь тобой», и голос у него странно-механический. И Тони просыпается в холодном поту. И где-то в области сердца колет, и хочется свернуться калачиком и скулить... потому что БОЛЬНО. А потом наступает утро, и он снова Тони Старк – гений, миллиардер, остряк и любимчик женщин. Жизнь постепенно входит в свою колею.