***
Гермиона улыбнулась, глядя на изящную шкатулку из красного дерева, которую Снейп поставил ей на колени. — Что это? — Запоздалый свадебный подарок. Изогнув бровь, она подняла крышку. Увидев расчёску, лежащую на плюшевой фигурной подставке, девушка подняла на него удивлённый взгляд, а морщинки на её лбу стали глубже от смущения. — Ты купил мне расчёску? — Нет, я купил тебе лучшую расчёску, сделанную в Британии. С гарантией гладких и шелковистых волос. Гермиона подавила скептическое фырканье. — Северус, мне неприятно тебя расстраивать, но у меня дома целый ящик зачарованных расчёсок. Они бывают полезны, но не стоит ждать от них чудес. — Тогда я потребую возврата денег. Владелица заверила меня, что у нас есть шестьдесят дней, чтобы решить, соответствует ли она нашим требованиям, или я могу вернуть её совой, если она не будет отвечать рекламе. Гермиона провела пальцем по силиконовой ручке, скользя по выступам и впадинкам фигурной рукоятки. — Она красиво сделана. — Вытащив расчёску из коробки, девушка изучила странную конфигурацию щетинок. — Но я сильно сомневаюсь, что эта штука справится с моими волосами. — Если тебе не понравится, просто положи её обратно в коробку, и завтра же я верну её в магазин. Презрительно поджав губы, Гермиона прижала расчёску к груди. — Нет! Я не говорила, что мне не нравится. Спасибо, это очень продуманный подарок. С лёгкой ухмылкой Снейп сел на край кровати. — Почему бы тебе не подойти сюда и не позволить мне проверить её в действии? Давай выясним, удовлетворит ли она нашим взыскательным… требованиям или нет? Её карие глаза сузились. — Ты правда хочешь расчесать мне волосы? — Не понимаю, почему ты так удивлена. Я только и делал, что хвалил твои кудри с того самого дня, как мы начали встречаться. — Да, я отчётливо помню, как ты спрашивал меня, каким образом я «втискиваю всё это в дверь своей квартиры». — К твоему сведению, это был вполне резонный вопрос. Та дверь была ненормально узкой. Усмехнувшись, она покачала головой в ответ на его упрямое оправдание. — Тогда всё в порядке. Я в деле. Давай посмотрим, являются ли «Хочтон и Пирсон» теми, за кого они себя выдают. Северус раздвинул ноги и похлопал по промежутку между своими бёдрами, уголок его рта изогнулся в намекающей ухмылке. — Это тонкий намёк на толстые обстоятельства? — засмеялась она. — Это наш медовый месяц, дорогая. Не вижу причин, по которым я не должен наслаждаться жизнью на полную катушку. — На полную катушку, — хихикнула она, заняв своё место между его ног, её задница прижалась к выступающей выпуклости на его шерстяных брюках. — В твоих устах это звучит многообещающе. Северус начал с нижней части её локонов, осторожно проводя расчёской по запутавшимся кончикам. Девушка не издала ни звука, выражающего дискомфорт, и не отстранилась. Приняв её молчание за согласие, он передвинул расчёску выше и быстро провёл по нижней половине её гривы. — Как ты себя чувствуешь? — Пока всё в порядке. Если ты действительно хочешь помочь мне с волосами, то не забудь про крысиное гнездо, спрятанное под верхним слоем. Сделав паузу, Северус провёл пальцами по расчёсанным прядям. — Будь уверена, я тщательно проникну абсолютно… везде. Гермиона насмешливо фыркнула. — В самом деле? — Она пощекотала его колено. — Теперь будем трахаться дважды за утро? — А ты чем-то недовольна? — пробормотал он, убирая её волосы с уха, чтобы она могла почувствовать тепло его дыхания. — Ты кричала так, как будто тебя всё устраивало. — Это было… приятно, — поддразнила она. — Очень. Но для удовлетворения требуется нечто более… интенсивное. — Разумеется, — промурлыкал он, когда мягкий изгиб её ягодиц переместился к его паху. — Должно быть, моей дерзкой маленькой львице нужно другое блюдо, чтобы утолить свой голод? Дрожа, она вцепилась в его бёдра так, что побелели костяшки пальцев. — Возможно. Посмеиваясь себе под нос, Северус провёл щетиной по её макушке и передразнил: — Возможно. Похоже, ты неохотно признаёшься в своих желаниях. Есть что-то, о чём ты хотела бы мне рассказать? Она нервно провела указательным пальцем правой руки по шву его брюк. — Ну… я подумала, было бы неплохо, если бы мы… снова проделали ту штуку с шёлковыми шарфами. Он ухмыльнулся. — Так и скажи, что хочешь, чтобы я тебя связал. Я понятия не имел, что тебе это так сильно понравится. — И, может быть, мы могли бы сделать кое-что ещё… — Например? — Я бы предпочла не говорить об этом. — Как я узнаю, если ты мне не скажешь? — Легилименция? — Гораздо веселее слышать, как ты сама это говоришь. — Северус! — Да? — спокойно ответил он. — Обязательно всё усложнять? Ты и так знаешь, чего я хочу! Приподнявшись, Снейп вонзил свою растущую эрекцию между её ягодиц. — Уверяю тебя, я понятия не имею. Пожалуйста, поясни. Покачав головой, с хихиканьем на губах, Гермиона вздохнула и прижалась к нему ещё сильнее. — Мне нравится, когда ты… — её слова превратились в интимный шёпот, — грубо берёшь меня, когда ты главный. Мне нравится, когда ты говоришь мне, чего хочешь и как сильно ты хочешь меня. Северус сжал её распущенные волосы в кулак и наклонил её голову набок. Уткнувшись носом в её ухо, он понизил голос до соблазнительного рокота: — Ты по-прежнему так старательно избегаешь слова «подчинение», как будто эти пять слогов могут унизить тебя, если произнести их вслух. Любимая, неужели ты думаешь, что твои желания настолько запретны, что не стоит даже упоминать о них? Или так постыдны, что могут лишить тебя уверенности в себе? Её веки затрепетали и закрылись. — Подчинение не является моей настройкой по умолчанию. Я не знаю, как отпустить себя. — Тогда во что бы то ни стало, — пробормотал он, касаясь губами её виска, — позволь мне показать тебе.***
И он с удовольствием сделал это, поскольку избавление от сексуальных табу требовало экспериментального подхода, а Северус не возражал играть роль педагога, когда и предмет, и ученица были так привлекательны. В последовавшей суматохе они совсем забыли о расчёске, хотя Снейп вспомнил о ней, когда запустил пальцы в волосы Гермионы, направляя её голову вверх и вниз по своей твёрдой длине. Обычно его пальцы запутывались в её каштановых кудрях, воюя с вечно скрученными прядями, но буйство превратилось в густые волны, и, когда он обхватил её голову, ему показалось, что он зарылся пальцами в кучу шёлковых нитей. Он не упоминал об этом до тех пор, пока позже любопытство не побудило Гермиону поднять руку к своим волосам, чтобы самой увидеть, какое волшебство сотворила расчёска. Решив, что та действительно выполнила свои обещания, и объявив Северуса гением за то, что он привнёс этот предмет в её жизнь, Гермиона поставила расчёску на почётное место на своём туалетном столике. С тех пор она пользовалась ей каждый день, вспоминая о преподнесённом им замечательном… и очень удовлетворяющем свадебном подарке.***
Расчёски, как и люди, бывают разных форм и цветов. Некоторые из них худые, а другие толстые. Некоторые имеют привлекательные изгибы, в то время как другие угловатые. Жёсткие или гибкие, утилитарные или декоративные — комбинации бесконечны. Расчёска Гермионы была большой, ложе для щетины широкое и прямоугольное. Шириной с ладонь Снейпа. Щетина кабана разной длины, перемежающаяся гибкими серебряными зубцами, тёмно-коричневого цвета, такого насыщенного и блестящего оттенка, что невооружённым глазом она казалась эбеновой. Корпус матово-чёрный, зачарованный материал, одновременно лёгкий и водонепроницаемый. Волшебным образом он плавно переходил к силиконовой рукоятке, которая для удобства была сделана в виде ряда плотно посаженных колец, которые расширялись в центре, а затем сужались к закруглённому кончику. Гермиона не могла не гладить контуры расчёски, когда доставала её из ящика своего туалетного столика. Фигурные округлые очертания рукоятки возбуждали её нервные окончания, и что-то в ней находило эту градацию гладкости гипнотической. Проводя кончиком пальца по замысловатой ручке, она часто пыталась сосчитать круги, но, отвлечённые этой странно шелковистой твёрдостью, её мысли неизбежно блуждали в другом направлении. Она думала о Северусе и его удивительно-шелковистой твёрдости. Его члене. Его голосе. Его личности. Сходство между её мужем и расчёской было очевидным. Оба были внешне выразительными, радовали глаз. Оба были облачены в чёрное, что передавало ощущение холодной строгости, которая противоречила их скрытой мягкости. Оба могли успокаивать и жалить с одинаковой силой — этот урок Гермиона усвоила по возвращении домой.***
— Северус, — позвала она из ванной. — Ты всё ещё читаешь? Из его кресла в спальне послышалось утвердительное бурчание. — Ты не хочешь… расчесать мне волосы? По-прежнему стесняясь выражать свои желания вслух, Гермиона привыкла полагаться на расчёску, одного вида которой, как правило, было достаточно. Нужно было только показать её Снейпу, тот сразу понимал намёк и превращался из преданного мужа в требовательного доминирующего любовника быстрее, чем она успевала сказать: «Да, сэр!» — Конечно, — ответил он небрежным тоном. Задетая его пресыщенным ответом, Гермиона высунула голову из ванной. — Ты слышал, что я только что сказала?! Сидя в кресле у камина, Северус продолжал читать. — Да. — Тогда давай как-нибудь в другой раз, раз ты не в настроении. Он перевернул страницу и поднял на неё взгляд, его глаза на мгновение вспыхнули обсидиановым огнём. — Разве я когда-нибудь бывал не в настроении? Уверенная, что её чистые трусики больше не были такими чистыми, Гермиона поёжилась. — Похоже, тебя не вдохновило моё предложение. Северус отметил читаемое место и положил книгу на край стола. — Ты постоянно вдохновляешь меня, дорогая. Но я разочарован тем, что после наших предыдущих трёх разговоров ты всё ещё отказываешься сказать мне, чего ты хочешь. Ты используешь эту расчёску как своего рода систему обмена сексуальными сообщениями. — Если ты получаешь их, то в чём проблема? Его губы дёрнулись в мимолетной ухмылке. — Проблема в твоём вопиющем пренебрежении правилами, о которых мы оба договаривались. Ты сказала, что хочешь, чтобы наш брак был открытым и честным, но в то же время продолжаешь игнорировать мои призывы об элементарном разъяснении своих желаний. А когда речь заходит о такой деликатной теме, как сексуальное доминирование, разъяснение вряд ли является необоснованной просьбой. Осмелюсь сказать, что это обязательное условие. Гермиона знала, что он прав, но презирала разговоры о таких вещах. Это буквально кричало о его бестактности — и заставляло её чувствовать себя уязвимой. Возмущённо вздохнув, она уставилась в потолок, избегая его взгляда. — Хорошо. Что же мне тогда сказать? Пожалуйста, дорогой муж, не будешь ли ты так любезен оттрахать меня до упаду, прежде чем мы отправимся спать? Северус потёр рот, скрывая ухмылку. — Достойное начало. Почему бы тебе не взять свою расчёску и не принести её сюда? Мы обсудим детали, как только ты немного успокоишься. С облегчением опустив плечи, Гермиона подошла к туалетному столику и достала её из выдвижного ящика. Хороший массаж головы всегда успокаивал её нервы. И если Северус будет настаивать на анализе их сексуальной жизни, по крайней мере, ей не придётся смотреть ему в глаза. Такие вопросы было намного проще обсуждать, когда он не мог видеть, как её лицо окрашивается в пятьдесят оттенков красного. Как только Гермиона приблизилась, Снейп подвинулся на край кресла и раздвинул ноги, чтобы она могла сесть на пол и прислониться к нему спиной. Глядя на промежность его чёрной пижамы, Гермиона улыбнулась, заметив тень эрекции. Она была не единственной, кому не терпелось начать. Однако, когда девушка протянула ему расчёску, Северус схватил её за запястье. Больно. Он впился в неё взглядом и выгнул одну чёрную бровь. — Подними ночную рубашку и покажи мне свои трусики. Закусив губу, чтобы сдержать нервное хихиканье, Гермиона кивнула. Он отпустил её руку, и, размяв запястье, она изящно задрала подол своей ночной рубашки длиною до бёдер. Материал был тонким — простой хлопок, — персиковый цвет которого оттенял её загорелую кожу. Гермиона посмотрела вниз на свои белые трусики, по бокам которых шли тонкие полоски резинки. Бельё казалось сладко сексуальным, когда она решила его надеть, но теперь Гермиона чувствовала себя совершенно беззащитной, когда он оценивающе рассматривал её; с таким же успехом она могла бы ничего не надевать. Скрывая своё беспокойство за дерзкой ухмылкой, она подтолкнула его легкомысленным вопросом: — Они вам нравятся, сэр? — Безусловно. — Могу я сесть к вам на колени? — Думаю, нет. Она крепче вцепилась в подол. Его голос возбуждал её, в нём слышалось тёмное обещание грядущих удовольствий, но она не знала, что делать. «Он хочет, чтобы я просто стояла на месте?» — Полагаю, пришло время разобраться с этим раз и навсегда, — задумчиво пробормотал Северус. — Разобраться с чем? Медленная усмешка расплылась по его губам, изогнув уголки со злорадным ликованием. — Пришло время излечить тебя от твоей скрытности. Прежде чем она смогла понять, что он имеет в виду, Снейп схватил её за бёдра и потащил к себе на колени, уложив на них девушку с бесцеремонным хмыканьем. Слишком потрясённая, чтобы понять его намерения, Гермиона упёрлась руками в пол и попыталась подняться. — Северус! Что ты творишь?! Он задрал её ночную рубашку до середины спины и удерживал на месте, прижимая скомканную ткань между её лопатками. — Даю твоей расчёске новую интерпретацию. Задняя часть расчёски резко коснулась ягодиц, и Гермиона вскрикнула от удивления. Северус время от времени шлёпал её по заднице — обычно, когда набрасывался на неё сзади, — но никогда не бил её с упрёком. Это раздражало. Он обращался с ней как с невоспитанным ребёнком. «Да как он посмел?!» Гермиона вскинула руку, чтобы отразить следующий удар, но Снейп поймал её за запястье и отвёл руку в сторону. — Не оглядывайся назад, — предупредил он. — Прими своё наказание, как хорошая девочка. Брыкаясь и извиваясь, Гермиона боролась с ним, но он держал её крепко. — Северус, дай мне встать сию же минуту! — Нет, пока ты не усвоишь урок. — Какой урок? Говорить тебе, чего я хочу в постели? Отлично! Даю тебе слово! А теперь отпусти меня! — Сегодняшний урок не о том, чтобы ты неохотно выдавливала из себя какую-нибудь нерешительную просьбу; речь идёт о том, чтобы ты охотно и бесстыдно высказывала мне свои желания. — Моё желание прямо сейчас — чтобы ты отпустил меня! — Ты знаешь стоп-слово так же хорошо, как и я. Ты собираешься продолжать эту истерику? Или твоя хвалёная гриффиндорская храбрость всё-таки победит застенчивость? Гермиона замерла, прокручивая в голове его вопросы. На самом деле он никогда не делал ничего, что ей не нравилось. Даже когда он играл негодяя, развратного и жестокого, она наслаждалась его грубым обращением с ней. Единственная разница между её нынешним положением и предыдущими сценами заключалась в том, что она не просила, чтобы её отшлёпали. В этот момент Гермиона совершенно ясно поняла, что, хоть она и заявляла о своём желании подчиниться, на самом деле она никогда не подчинялась, а просто маскировала свой контроль под внешними атрибутами игры в подчинение. Это был спектакль, в котором она была невольной звездой и зрителем. «Знал ли Северус, что он играл главную роль в этом непреднамеренном фарсе?» — Я не слышу, как ты произносишь волшебное слово, — промурлыкал он низким дразнящим тоном. — Должен ли я принять твоё молчание за согласие? Гермиона несколько секунд жевала губу, затем закрыла глаза и дрожащим голосом прошептала: — Да. Бровь Снейпа заинтересованно приподнялась. — Да? Ты так быстро передумала? Гермиона пожала плечами, чего, как она поняла, он, вероятно, не мог видеть. — Да. Я сказала, что хочу, чтобы ты был главным, но… Ведь на самом деле я всегда решала, что нам делать. Я была главной, пусть и притворяюсь, что это не так, хотя… мы оба притворяемся, что это не так. Наверное, я хотела бы посмотреть, каково это — по-настоящему передать тебе контроль. Северус отпустил её запястье и провёл рукой по её ягодицам, разглаживая трусики и обдумывая её слова. По сути, она говорила, что доверяет ему, — то, что он уже знал, но, возможно, она никогда не исследовала глубины своего доверия. Это было бы головокружительным опытом для столь сдержанного человека, как его жена. Его сердце наполнилось радостью, тронутое её добровольным согласием. Решительным шагом вперёд. Погладив её левую ягодицу, Северус кивнул, улыбаясь про себя. — Вы уверены, что готовы отпустить себя, мисс Грейнджер? Это будет довольно… неудобно для вас… и я имею в виду не только вашу задницу. Покраснев, Гермиона улыбнулась, глядя в пол. Он называл её «мисс Грейнджер» только тогда, когда они хотели поиграть. Это было напоминанием о тех днях, когда она была его студенткой. Он намеревался научить её кое-чему, и, без сомнения, этот урок будет нелегко усвоить. — Да, сэр. Я готова. — Тогда положите руки на пол и приготовьтесь. Назад пути нет. Вы примете порку, как подобает воспитанной юной леди, и поблагодарите меня за то, что я дал вам возможность искупить недостаток прозрачности в браке. Сжав губы в тонкую линию, Гермиона сдержала фырканье. У этого человека наказание свелось к искусству. Но вместо того, чтобы почувствовать себя виноватой, выговор заставил её рвануть в противоположном направлении. «Как скоро он обнаружит влагу, которая ждёт его у меня между ног?» Чем дольше он читал ей нотации, тем более насыщенной та становилась. Раздвинув бёдра, она молчаливо призвала его обратить внимание на степень её возбуждения. Северус ухмыльнулся и похлопал её по заднице тыльной стороной расчёски. — Я приветствую ваш энтузиазм по поводу исправления, мисс Грейнджер. Давайте посмотрим, как долго это продлится. Расчёска шлёпнула её по заднице, как раз там, где соединялись нога и ягодицы, ниже защитного барьера в виде трусиков. Слишком ошеломлённая, чтобы издать хоть звук, Гермиона замерла, а её глаза расширились, когда жар распространился по коже. Северус сделал паузу, наблюдая за её реакцией. Он дал ей немного времени, чтобы прийти в себя. Расчёска прыгала туда-сюда, от одной ягодице к другой. Он оставил серию розовых пятен, которые после минуты безжалостных ударов слились в единое пылающее пятно глубокого малинового цвета. Попытки Гермионы сдержать свои жалобы закончились внезапным взрывом крика, и, отчаянно нуждаясь в каком-то тактильном снятии напряжения, она схватила Снейпа за ногу и сжала её. Жар на её заднице перерос в непреодолимое жжение, сотни пульсирующих нервных окончаний взывали о помощи. Хотя она изо всех сил старалась не брыкаться, быть хорошей девочкой и терпеть порку, её ноги начали подёргиваться; чем больше она пыталась расслабиться, тем сильнее становилась дрожь. Северус дал им обоим минутную передышку, отложив расчёску, чтобы освободить руки. — Ну и ну… какая у вас красная попка, мисс Грейнджер. Похоже, мы на верном пути к тому, чтобы избавить вас от вашей выборочной немоты. — Это не смешно! У меня на самом деле там уже всё болит! Снейп прижал палец к её ягодице, чтобы посмотреть, как цвет меняется с красного на белый. — Уверен, тебе действительно больно. В этом-то и заключается вся суть. Но осмелюсь предположить, что твоё несчастье кроется не в больной заднице, а в твоей уязвлённой гордости. Ты не можешь смириться с тем, что в происходящем у тебя нет права голоса. Ты не можешь не сопротивляться, не так ли? Застигнутая врасплох этим вопросом, Гермиона забыла о своём дискомфорте. Идея не сражаться казалась ей абсолютно чуждой; настолько, что это даже не приходило ей в голову. Она превращала всё в битву, даже когда это означало превращение себя в противника. «Зачем я это делаю?» — Думаю, они тебе больше не понадобятся, — заявил Северус, просовывая палец под резинку трусиков и проводя по изгибу её ягодиц вниз, в ложбинку между ними. — Для правильной порки требуется голый зад. Разрываясь между ужасом и возбуждением, Гермиона заколебалась. По какой-то причине её киска жаждала быть выставленной напоказ, чтобы привлечь к себе внимание, но её желудок сжался от дурного предчувствия. «Что со мной сделает расчёска без этого защитного слоя?!» Она не знала ответа, понятия не имела, что делать, и ненавидела эту тошнотворную волну сомнений. К сожалению, «неизвестное» шло рука об руку с капитуляцией — эти два понятия по сути были синонимичны. Она не могла отпустить себя, цепляясь за свои страхи. Чтобы достигнуть какого-то эффекта и всё это приобрело какой-либо смысл, ей нужно было избавиться от навязчивого стремления всё контролировать. Сделав глубокий вдох, Гермиона закрыла глаза и приподняла бёдра. Северус улыбнулся. — Моя маленькая львица готова показать мне свою… храбрость? — Он подцепил большими пальцами её трусики по бокам и медленно спустил их до колен. — Раздвинь для меня ноги, малышка. Дай мне посмотреть, какой розовой ты стала, — он не уточнил, где именно. Гермиона ахнула, когда почувствовала его руки на своей разгорячённой попке. Казалось, он оценивал ущерб. Или температуру. Одним пальцем он провёл по промежности, и в ответ из её лона потекла струйка влаги. Мурашки побежали по ногам, и, когда он скользнул нежным прикосновением по её избитым ягодицам, дрожь желания пробежала по спине. Она крепче сжала его ногу. — Ты прекрасно выглядишь, — прокомментировал Северус. — Подходящий тебе оттенок. Оба его больших пальца скользнули вдоль её щели и, поднявшись чуть выше, раздвинули ягодицы, выставляя напоказ анус. Гермиона издала звук ошеломлённого возбуждения, дрожащий стон неверия. Хотя он много раз исследовал её нижние области, пробуя её жидкую страсть почти каждую ночь, Северус никогда не раскрывал её, как книгу, и не изучал настолько детально. Она почувствовала, как его пристальный взгляд проникает в её блестящие складки, обводя подёргивающийся анус. Пристыжённая тем, что, несмотря на её двусмысленное положение, тело с радостью откликалось на его действия, Гермиона подавила поток растерянных слёз. Как бы ей ни хотелось отречься от своей похоти, она не могла отрицать ноющую боль в клиторе и бешеный адреналин, который бежал по венам. Северус раскрыл её шире, наблюдая, как сфинктер и влагалище кокетливо подмигнули ему, причём последнее обильно пускало слюни. Признак вожделения. Желания. И всё же он чувствовал скованность, сквозившую в её напряжённой позе. Человеческое тело иногда могло подчинять разум, отвечая инстинктивно, несмотря на внутреннее отвращение, поэтому он не мог однозначно судить, что её обильная смазка равносильна неограниченному возбуждению. Ему пришлось, так сказать, прощупать почву: — Здесь ты ещё более розовая, дорогая. И ты пахнешь божественно. Должен ли я понимать это так, что ты больше не возражаешь против того, чтобы иногда я укладывал тебя к себе на колени? Его мизинец задел её скользкие складки, и Гермиона захныкала. — Я не слышу ответа. — Нет, — пробормотала она, уставившись в пол. — Нет — что? — Нет, я не возражаю. — Нет, ты не возражаешь — что? Гермиона ухмыльнулась. — Нет, я не возражаю, сэр. — Тебе это нравится? Она издала звук нерешительности. Северус усмехнулся и провёл мизинцем по промежности, что вызвало непроизвольную дрожь её правой ноги. — Я понимаю твою сдержанность. Боль может быть трудно принять. Возможно, как только ты испытаешь облегчение, приняв мои правила, в подчинении ты обретёшь свободу. Гермиона сильно в этом сомневалась. — Давай вернёмся к расчёске. Мы ещё не подошли к концу этого урока, и я хочу убедиться, что ты освоишь основы, прежде чем мы закончим. Пришло время углубить твоё понимание открытого общения между супругами. Прежде чем отпустить её ягодицы, Северус провёл пальцем по её дырочке. Но вместо того, чтобы ограничиться обычным «случайным» прикосновением, он сделал более настойчивый круг, целеустремлённо обводя сморщенное отверстие. Круг за кругом. Пришло время выяснить, нравились ли ей эти ощущения или она просто находила их терпимыми. Глаза Гермионы широко распахнулись. Он не часто прикасался к ней там. Это было скорее озорное предложение — место, которое примыкало к главной достопримечательности, привлекало некоторое внимание, но, будучи менее традиционным, требовало некоторого расстояния. За исключением того, что это не было неприятно. Это было странно чувствительно. И волнующе. И неправильно. Гермиона выгнула спину, чтобы дать ему лучший доступ. Член Снейпа дёрнулся у её бедра. — Вот так, моя девочка, — промурлыкал он. — Больше сладких мест — больше удовольствия. Возможно, со временем мы откроем их все… как только ты научишься просить об этом. Он игриво шлёпнул её по ягодице, чтобы подчеркнуть свою мысль, и Гермиона вскрикнула. — Отличное начало, любовь моя. А теперь давай посмотрим, что ты скажешь расчёске. В ту же секунду у её задницы раздался глухой хлопок, и Гермиона дёрнулась, чуть не слетев с его колен. — Ой! В этот раз он не давал ей передышки. Удары последовали один за другим. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Гермионе очень хотелось потянуться назад и потереть ожог, но она не осмеливалась. Через минуту Снейп увеличил темп, несколько раз сильно «лизнул» одну половинку, прежде чем переключиться на другую. Она начала извиваться у него на коленях, её задница светилась красным, излучая тепло. Ноги раскачивались взад-вперёд, тревожно потираясь друг о друга, отчаянно желая пнуть его, отчего её трусики постепенно спускались к ногам. Северус одним глазом следил за ними, а когда они упали на пол, улыбнулся и с удвоенной силой занялся её задом. Вопль в груди Гермионы превратился в стон. Всё обрушилось на неё слишком быстро: жар, жжение, странное давление в области таза. Снейп, как всегда, был неумолим. У этого человека была какая-то цель на уме — цель, которую она не могла понять. Он не мог хотеть, чтобы её задница стала ещё краснее: её плоть уже ощущалась как чистый огонь. И боль от этого постоянно пульсировала в ней волнами, неизбежное жжение перерастало в рёв, когда она больше не могла этого выносить. Но сколько бы она ни брыкалась и ни кричала, он продолжал, не останавливаясь. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Адское пламя опалило её зад, распространяясь по плоти с демонической скоростью. Не в силах терпеть больше ни секунды, она начала умолять: — Пожалуйста, Северус! Это слишком! Остановись! Он не ответил. Она не сказала стоп-слова, а он знал, что она ещё не в том состоянии, чтобы забыть его, и что она может им воспользоваться. Если бы она действительно хотела, чтобы он остановился, она могла бы сделать это сию же минуту, всего лишь прошептав его. Нет, её крики были напоказ — возможно, важны для неё самой, чтобы в конце концов, когда она упадёт от бессилия, она могла заявить, что храбро сражалась до конца. Эти мольбы были последней предсмертной судорогой её ослабевающего самоконтроля. Видя, что Снейп не собирался делать ещё один перерыв, Гермиона смирилась. «Поблажек не будет». Она продолжала твердить себе, что больше не выдержит, что ей следует сказать стоп-слово, но каждая секунда, которую она переживала, доказывала ей, что она ошибалась. Она могла бы принять больше, и она принимала. Хотя её разум хотел, чтобы он остановился, ей не нужно было, чтобы он останавливался. Разница была едва заметной, но не выходила за рамки понимания. Её задница могла адски болеть, но она была вне опасности. Единственной опасности подвергалось её эго. «Но что мне на самом деле терять? Что произойдёт, если я просто сдамся и позволю боли захлестнуть меня? Будет ли мне ещё хуже?» Мольба не уменьшала боль, а только давала иллюзию того, что она что-то с этим делает. Поражённая внезапным чувством обрушившегося на неё облегчения, Гермиона разрыдалась, прислонившись к бедру Снейпа. — Вот так, — пробормотал Северус. — Выпусти свои эмоции. Теперь Гермиона знала только звук ударов, пульсацию, боль и слёзы. Но, несмотря на это, её тело казалось лёгким как пёрышко. Парящим. Аргументы и мольбы исчезли из её мыслей, и она нашла в своих рыданиях странное умиротворение. Ей ничего не оставалось, кроме как лежать и чувствовать, и она была свободна так, как никогда раньше! От неё ничего не требовалось, кроме как быть и принимать. — Теперь твой язык развязался, любовь моя? — Северус сделал короткую паузу, его удары замедлились до прерывистых слабых хлопков. — Не могла бы ты внятно изложить свои желания? Шмыгнув носом, она кивнула. — Тогда говори, девочка. Скажи мне правду. Это и есть та капитуляция, которой ты добивалась? — Да, сэр. — И когда ты захочешь снова обрести свободу, как ты попросишь? Ты покажешь мне расчёску, как будто это поводок, а я твой верный пёс, который видит его и реагирует с предсказуемым возбуждением? Выбитая из колеи этим сравнением, Гермиона на мгновение задумалась над его вопросом. «Неужели со стороны это именно так и выглядело? И я от своей трусости лишила его хоть капельки человечности?» Это правда, когда они играли, она никогда не спрашивала, чего он хочет; она просто предполагала, что, поскольку он участвовал с таким же энтузиазмом, их желания совпадали. «Скорее всего, так оно и было. С другой стороны, если мы не поговорим открыто, как я узнаю?» Он заслуживал того, чтобы его услышали, и она ничего так не хотела, как узнать все его самые потаённые, самые сокровенные желания — и стать их воплощением. Гермиона шмыгнула носом и вытерла глаза дрожащей рукой. — Когда мне понадобится эта особая свобода, я приду к вам и попрошу вас отшлёпать меня, сэр. Северус улыбнулся. — Скажи это прямо сейчас. Как ты меня попросишь? Сделав глубокий вдох, она собралась с духом. — Пожалуйста, сэр, не могли бы вы меня отшлёпать? Он легонько провёл кончиками пальцев по её заду. — Превосходно. А что, если ты, скажем, будешь в настроении провести целую ночь связанной? Как ты об этом попросишь? Гермиона раздвинула ноги, когда его пальцы опустились ниже, на её киску. — Ах! Эм-м… — Она с трудом сглотнула и заставила себя сосредоточиться. — Пожалуйста, сэр, вы привяжете меня к кровати и трахнете? — Похоже, ты уловила общий смысл, — ответил он с ноткой веселья. — Тогда как бы ты хотела провести этот вечер? Полагаю, порки достаточно. — Да, сэр! Более чем достаточно! — Гермиона задумчиво склонила голову. — Я… Я хотела бы услышать, чего хочешь ты. Я ведь никогда не спрашивала, а просто предполагала. Должно быть, у тебя есть какие-нибудь фантазии, которые мы ещё не осуществили? Сердце Снейпа расширилось в груди, как воздушный шарик на пороге разрыва. Он даже положил руку себе на грудь, боясь, что та может ненароком треснуть под этим давлением. — Иди сюда, любимая. Сядь ко мне на колени. Гермиона осторожно слезла с его колен, Северус помог ей передвинуться, обеими руками направляя её бёдра. Когда она оседлала его, а её горящая задница зависла между его раздвинутыми бёдрами, он стянул с неё ночную рубашку через голову и отбросил её в сторону, оставив девушку голой и немного смущённой. Её руки невольно поднялись, чтобы прикрыть обнажённую грудь — как будто это был секрет, который ей нужно было скрыть, — но он остановил её, его пальцы легко обхватили её запястья. Он снова прижал её руки к бокам, и Гермиона покраснела от его открытого беспрепятственного созерцания. — Это то, о чём я мечтаю, — пробормотал он. — Твоё нагое тело, без приукрас, открытое для моего удовольствия. Охваченная возбуждением и затяжным приливом адреналина, Гермиона закрыла глаза, несмотря на захлестнувшую её неуверенность. Однако, когда волна желания поднялась по её позвоночнику, приближаясь к сердцу, она выгнула спину и подставила ему свою грудь в качестве подношения. — Да, — прошипел он. — Твоё тело реагирует на меня, не в силах контролировать себя. — Северус притянул девушку ближе, так что её розовые соски коснулись его хлопковой пижамы. — Я хочу тебя всю, каждый дюйм, отчаянно нуждающуюся в моих прикосновениях! — У тебя уже есть всё это, — выдохнула она. — Я хочу тебя везде, Северус. Он зарычал и прижал свою эрекцию к её горячей щели. — Посмотрим, малышка, но, каковы бы ни были результаты, без сомнения, мы хорошенько повеселимся, пока будем проверять твою теорию.***
Они проверили её той же ночью… и многими другими ночами. Гермиона обнаружила, что расцветает от неприкрытого обожания Северуса, и все сексуальные фантазии, о которых она так неохотно говорила, проросли, словно дикий сад страсти, как будто они были посеяны внутри неё и нуждались только во влажной почве внушения, чтобы пустить корни. Северус, как прилежный садовник, поощрял этот рост и видел, как усики её новообретённой свободы обвивались вокруг его души, так что её энергия и блаженство прикреплялись к его сердцу, словно плющ к каменной стене. Её экстаз стал его собственным, точно так же его экстаз стал её — отражаясь друг от друга и удваиваясь в силе, они больше не знали разделения удовольствия. Гермиона открыто просила всего, чего хотела, и Северус, счастливый от того, что был её желанием, с радостью обеспечивал её этим. Там, где она жаждала раствориться в нём, он жаждал полностью растворяться в ней. Таким образом между ними без особых усилий установилась гармония. Так что же стало с нашей скромной знакомой — той самой расчёской? Когда её призывали, она послушно выполняла свою роль утешителя и воспитателя, дополняя их настроения и потребности. Они стали использовать её в своих играх, воплощая в сюжеты свои разнообразные фантазии: извращённый профессор и непослушная школьница, Антоний и Клеопатра, Афродита и сатир. Гермиона даже уговорила Северуса стать её прекрасным принцем, чтобы она могла сыграть Рапунцель — чисто в знак особого уважения к расчёске, которая стала точкой соприкосновения в их сексуальной жизни. Но только после того, как Гермиона призналась ему в своих самых смелых фантазиях, вдохновлённых бесстрашным исследованием Снейпом ранее неизведанных мест, Северус решил расширить роль, отведённую их неодушевлённой партнёрше…***
Северус откинулся на спинку кресла, закинув ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя непринуждённое безразличие. Он небрежно покачивал стаканом виски в руке, что говорило о его полном удовлетворении. Вот только это спокойствие было напускным. За кулисами его член энергично атаковал ширинку брюк, сосредоточившись на Гермионе, которая стояла на четвереньках в изножье кровати, повернувшись к нему своей шикарной попкой, а круг свежевышлепанного красного цвета окрашивал её плоть, как спелое сочное яблочко. Они занимались этим уже полчаса, она умоляла отшлёпать её расчёской, и Северус давал ей желаемое до тех пор, пока она не расслабилась, а её безудержные слёзы стали первым шагом в той насыщенной событиями ночи. Он завершил порку заключительным аккордом, который, казалось, лишил её дара речи. «Хотя, в самом деле, как ещё можно было отреагировать, когда тебя пронзает тот самый предмет, который только что даровал тебе такое обжигающее освобождение?» Рукоятка расчёски идеально вписывалась в её маленькое потревоженное отверстие, заострённый кончик плавно переходил к округлой полноте фигурной ручки. Северус нанёс на чёрный силикон смазку и прижал его к задней дырочке, в то время как другая его рука обхватила основание её горла, а пальцы чутко следили за быстрым стаккато её пульса, когда тот пробегал по шее. Когда он сказал ей, что она будет держать расчёску в заднице до его дальнейших распоряжений, Гермиона застонала и кивнула, слёзы облегчения скатились по её лицу в порыве благодарности. Он никогда не видел такого великолепного создания, как его жена в муках капитуляции. Она стала чем-то большим, чем его возлюбленной. Она была сама свобода! Полностью находясь в его власти, в действительности она отпускала себя, и он мог контролировать её не больше, чем небо — вспышку молнии. Северус сидел в благоговейном страхе перед её внутренней силой. Он потягивал свой бурбон, наблюдая за ней, но не собирался слишком много пить. Притупление чувств алкоголем могло стать помехой, а ему нужен был ясный разум, чтобы сосредоточиться на своих мыслях и успокоить чрезмерно возбуждённый член. Его тело жаждало слиться с ней, но он знал, что лучше её не торопить. — Всё хорошее достаётся тем, кто умеет ждать*, — пробормотал он. — Северус? — прошептала Гермиона. Снейп отставил стакан и подошёл к кровати. — Я здесь, дорогая. — Я… я… — Она начала тихо всхлипывать, и когда он положил руку ей на поясницу, Гермиона ахнула сквозь слёзы. — Мне нужно кончить! Мужская рука опустилась к её заднице, пальцы обхватили ложе расчёски, торчащей из её зада. — Скажи мне, чего ты хочешь, любимая. — Пожалуйста, прикоснитесь к моему клитору, сэр! Прошу! Я так близко! — Хм-м-м… — промурлыкал он, скользя пальцами между её ног. — Да, ты почти готова. Смотри, как сильно там всё распухло. — Он проник указательным пальцем в её скользкий вход и позволил большому пальцу коснуться набухшего клитора. Гермиона прошипела: — Даааа! Пожалуйста! Улыбаясь, он опустил другую руку на расчёску. — Как насчёт этого? — Уууунх! — Её спина выгнулась, а грудь опустилась на кровать. Северус поменял руки, теперь его левая потянулась под неё, чтобы выписывать крохотные круги на её гладком комочке плоти, в то время как правая обхватила расчёску и осторожно стала вытаскивать её из прямой кишки… наружу… наружу… наружу… пока внутри не остался только самый кончик, которым он аккуратно толкнулся обратно. Гермиона шлёпнула ладонью по кровати и закричала в покрывало, содрогаясь в серии сильнейших оргазмических волн, она была настолько ослеплена ощущениями, что даже не заметила приближения разрядки. До тех пор, пока не воспарила в небеса. Северус удивлённо моргнул. Он никогда не видел, чтобы она так быстро кончала. Восхищённый, он упивался видом её дрожащих ягодиц, крутым изгибом спины, ритмичным тиком расчёски, указывающим на сокращение сфинктера. И поверх этого завораживающего вида её аромат, пробудивший в нём первобытные инстинкты. Его член знал только одну реакцию на такие стимулы. Гермиона вышла из оргазма с прерывистым дыханием, по-прежнему плача, но больше не страдая от бесконечного отчаяния, которым были отмечены её прежние слёзы. — Благодарю вас, сэр! Пожалуйста, не останавливайтесь! — Ты уже готова продолжить? — Да! Пожалуйста! — Мне следует убрать расчёску? Или тебе требуется дополнительная стимуляция? Гермиона застонала, уткнувшись носом в покрывало. — Ты нужен мне, Северус! Мне нужен твой член! Я чувствую себя такой пустой! С радостью оказав ей услугу, он вытащил рукоятку из её тела и тихо произнёс Очищающее заклинание, прежде чем отправить предмет обратно в ящик. — Иди сюда, — сказал он, одной рукой стаскивая её с кровати. — Наклонись. Я хочу, чтобы ты расставила ноги пошире. Эта киска сегодня моя! — Подожди! — воскликнула она. Сжав его член в крепком кулаке, она пару раз провела по нему рукой вверх-вниз, а затем, задержав дыхание, направила, расположив головку напротив своего ануса. — Сюда! Пожалуйста! Глаза Северуса расширились. Ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы обрести дар речи. — Любимая… ты уверена? Мой член значительно толще, чем эта рукоятка. Он не сможет легко войти внутрь. — Я знаю, — прошептала Гермиона. — Но я… хочу этого! — Она осмелилась оглянуться на него через плечо. — И я подумала, что ты, возможно, тоже захочешь. С трудом сглотнув, так как в горле резко пересохло, Северус оттолкнул её руку, боясь, что кончит, если она сожмёт его член ещё сильнее. — Конечно, я этого хочу! Я хочу каждый дюйм тебя! Гермиона улыбнулась, довольная, но смущённая. Её желудок сжался и сделал сальто от сочетания возбуждения и тревоги. — Я должна оставаться в той же позе? — Она раздвинула ноги шире. — Так нормально? Зарычав, он закрыл глаза и прикусил кончик языка, пытаясь сохранить самообладание. — Позволь мне закончить раздеваться. А ты… сложи подушки и ложись на них. Я хочу, чтобы твоя задница была как можно выше. Покраснев, она улыбнулась, отвернулась и поползла по кровати. Увидев, как она расположила подушки, Северус перестал раздеваться. — Нет, любимая. В сторону. Повернись лицом к зеркалу. Я хочу, чтобы ты видела своё выражение лица, когда я в первый раз буду трахать тебя в зад. Кивнув и нервно захихикав, чтобы хоть как-то спрятать своё нешуточное волнение, Гермиона поправила подушки и посмотрела в зеркало, как она устроилась на них. На краю отражения она увидела Снейпа, стоящего к ней спиной, пока он снимал брюки. Мышцы его ягодиц напряглись, и когда он повернулся, она прикусила губу, чтобы не застонать вслух. Его эрекция выглядела болезненно твёрдой, член был толстым и красным, а на кончике уже блестел кристаллический след предэякулята. Её собственное тело отреагировало тем же, вспыхнув жаром, от возбуждения из киски потёк целый океан смазки. Северус замер, когда увидел её на кровати, их глаза встретились в зеркале. Она выглядела почти девственницей, какой в некотором смысле и была. Это было похоже на их первую ночь, когда они оба отчаянно стремились к завершению, поэтому возбуждались от каждого взгляда и прикосновения, добавляя страсти к разгорающемуся огню, который бушевал между ними. Но он не хотел сжечь её — или себя — в спешке. Подойдя к краю кровати, он погладил её левую лодыжку кончиками пальцев. — Скажи мне, как ты хочешь это сделать? Ты знаешь, я бы никогда не причинил тебе боль, но если ты захочешь… уступить мне, я смогу взять всё под свой контроль. Сердце Гермионы заколотилось в груди, адреналин и желание вспыхнули, и в головокружительном порыве она выпалила: — Да, сэр! Возьмите меня! — Ты скажешь стоп-слово, если для тебя это будет слишком? — Да, сэр! Пожалуйста! Я готова! — Она выгнула спину, чтобы он увидел, насколько. Переключившись в режим полного доминирования, Северус опустил голову, его взгляд в зеркале остановился на её широко распахнутых глазах. — Таларис Инкарцерус. Белые шёлковые верёвки обвились вокруг лодыжек Гермионы и прикрепились к столбикам кровати, одни в изголовье, а другие — в изножье. Её дыхание сбилось, рот приоткрылся в беззвучном вздохе. Снейп схватил со стола баночку со смазкой. — Не молчи, девочка. Я хочу слышать, как ты будешь умолять меня сегодня вечером. — Забравшись на кровать, он опустился на колени между её v-образно раздвинутых бёдер. — Давай сначала послушаем, что ты можешь сказать моим пальцам. Трёх из них хватит, чтобы заставить тебя заговорить достаточно громко. Гермиона прикусила губу и захныкала, когда он раздвинул её ягодицы большим и указательным пальцами, а затем нанёс каплю холодной смазки на открывшийся анус. — Ааааах! — Уже? — протянул он с издевательской усмешкой. Северус медленно размазал скользкий гель по кругу, едва заметно надавливая. — Какая у тебя восхитительно нетерпеливая попка. Не могу представить, какие звуки ты издашь, когда я действительно проникну в тебя. Один палец с удивительной быстротой скользнул внутрь, и Гермиона подавилась своим криком. Ей было не больно, так как она всё ещё была растянута расчёской, но он, как правило, заставлял её страдать из-за мучительно-постепенного введения. Внезапное вторжение и заполненность заставили её киску сжаться, как будто ревнуя, и она попыталась потереться клитором о подушку, чтобы снять возникшее напряжение. — Тебе понравилось, не так ли? — Северус вытащил и быстро погрузил второй палец. Не слишком нежно он пошевелил ими взад-вперёд, что вызвало довольный вульгарный одобрительный стон с её стороны. — Чёрт! Да! — Гермиона зарычала, подаваясь бёдрами к его руке. — Пожалуйста! — Пожалуйста — что? — невинно спросил он. — Уууунх! Пожалуйста, ещё! Сэр! Боже! Не отстраняясь, он просунул третий палец и крепко прижал руку к её заду. — Аааааа! Да, сэр! — она начала тихо плакать от переполнявших её ощущений. Вывернув запястье и согнув пальцы, Северус ощутил пухлую гладкость её внутренних стенок. Сфинктер попытался сдавить его исследующие пальцы, но он сопротивлялся, раздвигая их шире, растягивая до тех пор, пока она не выкрикнула его имя. Он медленно отступил, наблюдая, как её дырочка туго натягивается и смещается вслед за его пальцами. Когда он вытащил их, Гермиона вжалась в подушки, её спина поднималась и опускалась с каждым судорожным вздохом. Северус не сводил с неё глаз, лишь мельком взглянув вниз, чтобы нанести на пальцы Очищающее, а затем найти смазку. Он на ощупь смазал член и, убедившись, что полностью покрыл всю свою длину, расположился позади неё. — Смотри в зеркало! — прохрипел он, его правая рука скользнула под её подбородок и приподняла голову девушки, чтобы они оба могли видеть её взгляд из-под тяжёлых век. Откинувшись назад, балансируя на коленях, Северус просунул свой осчастливленный член между её ягодиц и помассировал подёргивающийся анус тупой округлостью головки. — Смотри! В присутствии таких ошеломляющих ощущений наблюдение казалось излишним, но глаза Гермионы послушно оставались на отражении в зеркале. Быть свидетелем чего-то настолько всепоглощающего казалось ей неправильным. Почти кощунственным. Зеркало не могло отражать её переживаний, как не могло отразить её любовь к мужчине, готовящемуся пронзить её зад. Почувствовав, как его головка проникла чуть дальше, Гермиона затаила дыхание, она никогда не думала, что такое возможно. Это ощущение нельзя было описать как проникновение; это было чистым распирающим изнутри давлением. Давлением, поддающимся другому давлению. — Дыши! — прошептал Северус, его тело замерло, словно на краю пропасти. Тревожное дыхание девушки было частым и прерывистым, как будто стянутые узлы в животе один за другим вырывались сквозь её стиснутые зубы. Слёзы снова потекли, но она не чувствовала боли. Только интенсивность. Физическую. Эмоциональную. Ментальную. Она была повсюду — в каждой частичке её тела. Желание быть побеждённой рикошетом пронеслось по телу, ожидая, когда оно сдастся. Разбитая от усталости, Гермиона чувствовала себя неспособной это пережить, перенапряжение затронуло её обострённые чувства и нашло выход в виде треснувшего самообладания и ручейков слёз, которые потекли по её щекам. — Я не могу проникнуть дальше, — проворчал Северус. Лопата могла пронзить землю с огромной силой, но не тогда, когда земля была твёрдой, как камень. — Ты должна расслабиться ради меня, любимая. Дыши! Сфинктер Гермионы дёрнулся в ответ, словно в насмешку над его нежной мольбой. Северус усмехнулся. — Нет? Это мы ещё посмотрим… — Его пальцы сжались под её челюстью, крепко прижавшись к горлу. — Кажется, чья-то маленькая попка нуждается в поощрении? Всегда такая застенчивая. Но мы оба знаем, как быстро она меняет своё мнение. Тебе нужна ещё одна порка, дорогая? Может быть, стеком? Или тебя нужно просто немного… подтолкнуть? Глаза Гермионы закатились, когда его пальцы опустились, чтобы слегка помассировать клитор. — Ахххх! — Да, — промурлыкал он. — Верно. Расслабься ради меня. Тебя ждёт столько удовольствия, любимая. Отпусти себя! Теперь ты моя! Как только он сказал это, её анус содрогнулся, как будто попал в землетрясение, и головка члена прорвалась сквозь плотное кольцо мышц. Гермиона резко вдохнула, на секунду напрягшись, испугавшись, что не выдержит, но когда он, задыхаясь, простонал: «Хорошая девочка», её тело растаяло, отшвырнув последний слой сопротивления, купаясь в тепле его одобрения. Она опустилась на подушку и зарыдала от переполнявшего её напряжения. — Вот и всё, — прошептал Северус. — Милая и наполненная. Такая хорошая девочка. Откройся для меня, малышка. — Отпустив её горло, он накрыл её тело своим и прислонился к её спине. Её прямая кишка медленно втягивала член внутрь, по одному мучительному сантиметру за раз. Окутанный самым тесным, горячим, самым интимным приёмом, который он когда-либо испытывал, Северус потерял представление об окружающем мире. Кровать исчезла. Комната исчезла. Всё, что он знал, это удушающий импульс принятия, который непосвященный назвал бы «её задницей», но Северус, человек, который узнал, насколько обманчивой может быть внешность, предпочитал называть любовью. «Из какой ещё субстанции может быть сделано такое невыразимое удовольствие?» Гермиона всхлипнула, когда его член погрузился ещё глубже, охваченная такой абсолютной полнотой, что она потеряла всякое ощущение себя во времени и пространстве. Радость единения и удовлетворения вырвалась из её горла хриплыми воплями, и она задрожала от блаженства, воспарив ещё выше от вокального высвобождения, так как звук полностью соответствовал ощущениям. Счастье окрашивало неистовство, которое звенело в её глубинах, превращая боль в трепет восторга. Её тело пело вместе с ним. Северус скользнул обеими руками по её запястьям и, прижав их к кровати, удержал девушку в плену под своим весом. — Ты чувствуешь это? — прорычал он, прижимаясь бёдрами к её мягким ягодицам. — Чувствуешь, как глубоко я внутри тебя? Гермиона захныкала в ответ. — Ты такая тугая! — прошептал он. — Такая сладкая! — Он отвёл носом прядь её волос и поцеловал в пылающую щёку. — Ты готова к тому, чтобы я трахнул тебя, не так ли? Скажи это, любимая! Умоляй меня! Я хочу тебя услышать! Гермиона открыла рот, чтобы подчиниться, но у неё вырвался лишь прерывистый нечленораздельный стон. — Да, — прошипел Северус, отодвигая бёдра на дюйм, а затем снова расслабляясь. — Скажи, пожалуйста. Она кивнула, отчаянно пытаясь выразить свою готовность, но не в силах произнести это слово. Гермиона пробормотала «П-п-п…», чего, должно быть, было достаточно, так как он немедленно увеличил темп и глубину толчков. Её тело безвольно билось под ним. Северус улыбнулся, когда она издала звук безумного желания — рваный пьяный стон, стоило ему перейти к более лёгким толчкам. Он продолжал делать это так долго, как только мог, потерявшись в её слезливой похвале. Но как только он начал входить в свой более жёсткий ритм, что-то в её внутренностях расслабилось, и он погрузился в неё полностью. По самые яйца. — Ааааааххххх! — Гермиона замерла, поражённая внезапным изменением, но тяжёлый вес мужчины удержал её от отступления. — Чёрт! — выдохнул он. — С тобой всё в порядке? Через секунду, затаив дыхание, она кивнула, постепенно разжимая ягодицы. — Ты хочешь, чтобы я остановился или двигался? Шмыгая носом, Гермиона глубоко вдохнула и вытерла лицо о покрывало. — Двигайся. — Хм-м-м… — промурлыкал Северус, целуя её в плечо. — Она заговорила. Давай посмотрим, что нужно сделать, чтобы ты снова забыла, как это делается, хорошо? Гермиона улыбнулась. — Да, пожалуйста. Прижавшись губами к её потному виску, Северус проверил её несколькими неглубокими толчками. Когда она пошевелила задницей, требуя большего, он застонал и сделал это немного сильнее, вжимая её бёдра в подушку до тех пор, пока она не застонала. Гермиона почувствовала, что уплывает, качаясь на всеохватывающей волне развязности и самозабвения, которая с каждым толчком пробегала по её телу. Толчки и тяга его члена, прорывающегося по чувствительному кольцу прямой кишки, были настолько странно впечатляющими, что всё её тело казалось онемевшим по сравнению с этим. И это не прекращалось. Подобно басовой ноте, заземляющей мелодию, биение его члена удерживало её на месте. Глубоко. Глубоко. Глубоко. Северус, удивлённый бессвязным лепетом девушки, спрятал ухмылку в её тёмных кудрях. Её тело колыхалось под ним, и когда он взволновал её особенно глубоким вторжением, она издала звук, с которым он никогда не сталкивался, — что-то вроде гортанного храпа, как будто её на мгновение затрахали до комы. Он бы рассмеялся, если бы его голосовые связки не были заняты собственным хриплым рычанием. Неизменно бурлящий водоворот в заднице Гермионы начал обретать собственную жизнь, и это привело её в чувство. Она ощущала, как грубые лобковые волосы Снейпа царапают её воспалённые ягодицы, тепло его дыхания на своей шее, как влажный слой пота стекал по её спине. Скользкая и ослабевшая до истомы, она чувствовала себя воплощением секса. Внутреннее бурление сменилось гулом, похожим на вибрацию приближающейся лавины. Сбитая с толку, Гермиона нахмурила брови. Ощущение не было неприятным. Просто… глубинным. И свирепым. Неудержимым! Без предупреждения гул разлетелся на миллион осколков, и её внутренности сотрясло взрывом, аж до стучащих зубов! На мгновение она застыла на месте, как громом поражённая, а затем взвыла, когда сильнейшее потрясение пронеслось по конечностям, опаляя её сущность непостижимым экстазом. Северус зашипел, когда стенки прямой кишки туго сомкнулись вокруг его члена. Он слышал её крик, но, оглушённый стуком пульса в ушах, как будто издалека. Напряжение в его яйцах вырвалось наружу, выдоенное из мошонки с такой силой, что его зрение превратилось в чёрную звёздную пыль. Задыхаясь от рёва, он кончил, продолжая толкаться в неё с полным отсутствием изящества и самоконтроля. Его таз попал под власть какой-то невиданной энергии, которая безжалостно овладела им, сотрясая чередой сладостных судорог, когда семя выстреливало из члена наэлектризованными горячими струями. Она пережила его на несколько секунд — несколько долгих секунд, когда её цепкий зад пытался оторвать его уставшие гениталии, пока те не оказались опустошёнными досуха, не оставив ему ничего, кроме изнурённой оболочки. Задыхаясь и испытывая головокружение, Северус закрыл глаза и уткнулся лицом в её волосы, надеясь, что не задушит её, прежде чем придёт в сознание. Через минуту голос Гермионы вернулся, и ей удалось выдавить грубое: «Чёрт возьми». Он ответил ей невнятным ворчанием. — Я так устала, — прохрипела она. — У меня всё болит. И мне нужно поспать. Устало улыбнувшись, Северус поцеловал её в макушку. — Я исцелю тебя, как только восстановлю способность пользоваться своими конечностями. — Нет, ты этого не сделаешь, — пробормотала она с чудовищным зевком, который немного исказил её слова. — Я хочу надолго запомнить этот феерический секс.***
И она запомнила. Каждое утро, пока Гермиона с расчёской в руке приводила в порядок свои спутанные волосы, воспоминания о том, что они сделали, горячей волной проносились по её телу. Иллюзорное покалывание в заднице сменялось призрачной болью от проникновения, и её киска обильно текла от возбуждения, предполагая, что удовольствие неизбежно. Она начала просить мужа помочь ей с утренним уходом за собой и не раз обнаруживала, что опаздывает на работу с болью в заднице… внутри и снаружи. С улыбкой на лице. С испорченным макияжем. И идеальными волосами.***
Взгляните на расчёску — настолько обыкновенный предмет, что взгляд обывателя может пройтись по нему без всякой задней мысли. Её предназначение — обыденное и такое простое, что с этим может справиться даже ребёнок. Ожидаемое. Предсказуемое. Но, как и во многом другом, иногда в жизни не всё так просто, как кажется. Быстрый взгляд, брошенный на расчёску, не может передать всю функциональность этого предмета, равно как и не может раскрыть весь спектр чувств женщины… или мужчины. Так как слова, описывающие мимолётное восприятие, могут выразить лишь малую толику действительности. Тем не менее любопытство и стремление к познанию, каким бы слабым оно ни было, — это то, что заслуживает внимания… потому что в этом проблеске кроется суть волшебства, сердце магии. Безграничный источник всех возможностей. Воображение. Удовольствие. Любовь.