Взгляни со мной на этот снег

Вчерашний снег успел подтаять, обнажив черную мокрую землю и дорожку с узорной плиткой во дворе. Новогодняя ночь без снега. Какая гадость. Птица брезгливо дернул уголком рта. Она и со снегом-то не очень — не любил Птица праздников — а тут совсем уж развезло-расквасило. Хотя Сереге, похоже, все равно. Волков его как в этот дом за городом притащил, наемников своих разогнал, так все суетился вокруг него. Говорил с ним постоянно, кормил, кутал в одеяла так, что у Сереги нос только из них торчал, в камин дров подбрасывал — знал, что Серега вечно мерзнет. Вчера вот елку сам припер из леса, фонариками украсил. Только Серега не отвечал и елка ему до того самого фонаря была, которыми Волков ее обвешал. Сидел и смотрел пустыми глазами в окно. Ну да, может Птица немного и перестарался. Когда они с Серегой пол-Питера спалили, весело было. Казалось Птице, что они и правда теперь вместе. Серега ведь сам этого хотел, да и вообще он парень-огонь оказался, хоть без Птицы, конечно, никогда бы на такое не решился. Да и по правде сказать, в том, что затюканный детдомовский мальчишка превратился в гения-миллиардера Сергея Разумовского — Птицы заслуга. А он все этим Волковым своим ненаглядным бредил. Птица даже зубами со злости скрипнул. И главное до чего дошел — Волкова вместо Птицы себе представлял, будто он это решал Серегины проблемы жестко и радикально. Доктор Рубинштейн потом в психушке объяснял, что это вроде как психологическое замещение. Ну вот и дозамещался Серега, пока гром не грянул. Игорь Гром, майор полиции, который его и сцапал. Но Птица не сильно расстроился — отыграются они с Серегой еще, свое возьмут. Зато когда их в психушку упекли, времени для общения у них стало хоть отбавляй. Птица думал, что теперь может Серега к нему вернется и все будет как раньше, когда Волков в армию свалил, и они наконец-то одни остались. Но доктор Рубинштейн (коллега по цеху, не иначе) иногда похлеще Птицы ему мозги промывал. Птица сам чуть с этим Рубинштейном не рехнулся, и, наверное, впервые даже рад был Волкову, который в психушку со своей командой прилетел и Серегу оттуда вытащил. Только тот Волкова даже не признал — думал, видения опять начались. А теперь вот сидел в своем кресле у окна, молчал, только махровый край пледа пальцами перебирал. Птица вчера даже подумал, что все, конец это — совсем поехал кукухой его Серега. И понял: надо действовать. Иначе все планы коту под хвост, а кошек он еще птенцом недолюбливал. Но Птица знал, что делать. Рискованно конечно, но должно сработать. Поэтому как только Волков на кухню снова явился, Птица поерзал, устроился поудобнее на краю стола и проявился. Волков застыл на месте, а Птица когтем под левым крылом почесал и брякнул: — С наступающим. Волков даже головой затряс — галлюцинации что ли? Ухмыльнулся Птица. Как бы не так, очень даже реальный он сейчас. Ну и понятно, почему Волков так уставился: похожи они с Серегой, одно лицо почти. Еще бы. Птица ведь Серегин личный демон все-таки, альтер-эго как ни крути. Глаза у Птицы только желтые, ну и перья, да. Волков сразу понял, кто перед ним, подобрался весь, напрягся. Опасный тип. Еще до армии такой был. А вернулся с войны, так просто волчище матерый. Птица всегда знал, что с ним ухо надо держать востро, но сейчас мороз по крыльям пробежал — стоит, здоровенный такой и спокойный вроде бы, а глазищи вон бешеные. Откашлялся Птица, издалека начал: — Совсем плох наш-то? С Волкова спокойствие разом слетело: к нему сунулся, кулаком-кувалдой замахнулся. — А вот этого не надо! — Птица заволновался даже, крыльями забил, так, что перья полетели. — Я помочь хочу. Волков затормозил рядом совсем, перышко с носа сдул и рыкнул: — А тебе это зачем? Птица голову набок наклонил и резюмировал очевидное: — Разумовский ведь нам обоим нужен. Волков подумал, желваками поиграл, и кивнул нехотя. Как будто пакт о ненападении подписывал. Временный, разумеется. — Ну, так я подскажу тебе, что надо делать. Волков руки на груди сложил, глаза прищурил. — Думаешь, знаешь его лучше? Птица даже фыркнул. — Ты живешь с ним, а я в нем. Чуешь разницу? В карих глазах мрачно блеснуло обещание свернуть его птичью шею. Птица на всякий случай отодвинулся подальше, покосился на Волкова и признался: — Не нравишься ты мне. Как вы, люди, говорите, крови ты мне много попортил. Хорошо хоть не человек я, и у меня не кровь. Волков глаз сощурил, что-то прикинул в уме и вкрадчиво поинтересовался: — А что у тебя? Шустрый какой. Такому перо на зуб попадет — с крылом выдернет. — Так я тебе и сказал. Волков глянул кровожадно. Представлял, наверное, как крылья ему обломает и перья выщипает. Птица даже поежился. Этот может, Птица не сомневался. Из духовки пахнуло индейкой, которую Волков уже сунул туда часом раньше. С яблоками, ага. Птица глаза закатил и про себя передразнил: "как нравится Сере-о-о-о-же". Волков с ней час целый возился: тушку пернатую натирал специями, медом, а потом яблок в нее напихал под завязку, потрепал по розовой упругой ляжке, да и засунул в духовку. Птицу передернуло. Варвар-птицеед одним словом. — Так что ты предлагаешь? — Волков навис над ним. Стало неуютно совсем. Птица поколебался и осторожно начал: — Снится ему кое-что из прошлого. Давно уже. А когда думал, что ты погиб, так совсем его на этом воспоминании заклинило. О том, что его тоже клинило, только от злости, Птица умолчал. Но тогда он ясно понял, что проблема его бóльших масштабов, чем казалась. Серега всегда снег любил. В детдоме пацаном еще заберется, бывало, на подоконник в потертой старенькой пижаме, коленки острые к груди подтянет и смотрит, как снежинки падают. А вот массовых мероприятий, где народу что селедок в бочке, не любил он. Да и какие мероприятия в детдоме? Так, название одно. Согнали всех в спортзал к кособокой чахлой елке в облезлом дождике, свет выключили, а музыку наоборот погромче — дискотека вроде как новогодняя для старших. Серега свалил оттуда и Волкова с собой утянул в полутемный коридор, на подоконник. Из приоткрытой двери в конце коридора падал единственный неяркий луч света и слышалась эта глупая песня про то, что "снег идет", которая весь вечер настырно крутилась на повторе. Птица на соседнем окне устроился, на них поглядывал, перья на груди когтем почесывал. Эти двое сначала на снег в окно смотрели, молчали. А потом повернули друг к другу головы и уставились глаза в глаза. Серега покраснел, даже в темноте видно было. Ну для него это нормально — рыжий ведь. А вот когда и Волков румянцем во всю щеку засветил, Птица от неожиданности пух на груди даже сильнее дернул и сморщился — больно. Волков руку несмело положил Сереге на худую шею, под рыжий хвостик, и к себе его притянул. Губами в губы неловко ткнулся. Серега всхлипнул, вцепился в его плечи и так Волкова засосал, что тот равновесие потерял и лопатками в стену со всего размаха въехал. Птица во все глаза смотрел. Что это творится-то, а? Они так раньше не делали. Смотрели — да. Ну краснели еще (Серега), дышали часто (это уже Волков, когда Сереге не спалось и он к нему под одеяло ночью забирался) и постоянно друг к другу прикасались, как будто смотреть только было не достаточно. Но такое безобразие в первый раз. А Серега и вовсе в раж вошел: запустил ладони Волкову в задние карманы джинсов и на себя дернул. Волков застонал, впечатал Серегу в угол, и дальше уже Птица не видел, что они там творили — плюнул и отвернулся. — А вдруг не будет сегодня снега? Волков тихо спросил, но Птица вздрогнул, как будто просыпаясь, и хмыкнул: — Будет. У меня крылья ломит. К метели значит. Пока Волков задумчиво на него смотрел — кто его знает, может решал, что ему в первую очередь открутить — Птица бочком со стола слез, бросил "ну, бывай" и исчез. Волков зажмурился и головой встряхнул — неужели все-таки привиделось? За стеной что-то упало со стуком, и Волков туда рысью сорвался. Птица за ним потащился. Глаза сразу к полумраку привыкли — свет в гостиной Волков не включал, только елка из своего угла подмигивала огоньками и догорали поленья в камине. Серега все так же у окна сидел — ну а куда бы он делся? — а у ножки кресла кружка валялась, которую Волков ему полчаса назад всучил. Пустая. Выдул весь чай значит. Уже хорошо. Волков кружку подцепил, на край стола пристроил, а Серега голову повернул и губами шевельнул, как будто что-то шепнул в сторону. — Ты с кем это? — встрепенулся Волков. Тот только головой мотнул: так, мол, ни с кем. Птица сморщился. Врет конечно. Только что посмотрел на него и сказал, не вслух самой собой, в голове: — Исчезни. Хоть на эту ночь. Будь человеком. Человеком Птица не был. Но что-то в этой ночи было такое, что он даже на Серегину просьбу не обиделся. Волков отвернулся — в камин поленья подбрасывал, а Серега вдруг выпрямился, все так же глядя в окно. — Снег… Олег, смотри, снег идет. Волков замер, потом к нему бросился, на колени перед креслом упал, в лицо заглянул. И такие глаза у него стали, что Птица даже ком в горле сглотнул. — Хочу смотреть... с тобой, — Серегина тонкая рука слабо ткнула в сторону окна. Волков его из кресла выгреб, такого как был, в пледе, и на широкий подоконник потащил, обложил подушками. Сам сел напротив, за руку его взял, губами пальцев коснулся. Аж засмотрелся Птица, только век бы такого не видеть. В крылья завернулся, нахохлился, глаза заслонил перьями. Сначала тихо было, он даже слышал как падает за окнами снег. Потом ухо уловило низкий голос, напевающий еле слышно: — Мой самый главный человек, Взгляни со мной на этот снег… Серега не сразу подхватил, хрипло, неуверенно, спотыкаясь на словах. Не пел даже, просто шептал: — ...За то, что ты в моей судьбе, Спасибо, снег, тебе. Птица между перьев выглянул. Эти двое придвинулись друг к другу, Серегина голова у Волкова на плече устроилась, а у того рука на шею ему под рыжие волосы тихонько легла. Волков говорил что-то негромко, не разобрать было слов, а Серега кивал и отвечал шепотом. Потом руки худые из-под пледа вынул, ладонями Волкова по щекам погладил, притянул ближе его голову, губами потянулся. Птица отвел глаза — да ну их, опять они за свое — и в окно глянул. Снег теперь валил хлопьями, обещая сугробы к утру. Повозился Птица в углу, крылья плотнее запахнул. Устал он что-то, надо бы поспать. Ладно уж, оставит их на эту ночь, а там разберется. В новом году, глядишь, все по-новому закрутится. А сегодня о Сереге есть кому позаботиться. У Волкова это всегда хорошо получалось.