stranger

я подобрал его в парке тёмным зимним вечером, когда шёл с работы. руки дико отмёрзли и глаза слезились от невыносимого холода, а я, как назло, оставил перчатки дома. снег падал крупными хлопьями и залезал во все неприкрытые тканью места. шапка уже давно промокла, как и ботинки. обычно я не хожу через парк — слишком много народу, однако это самый короткий путь к дому и мне безумно сильно хотелось в тепло. фонари горели через один, а то и через два, оставляя много тёмных мест, откуда, чисто теоретически, мог бы выскочить какой-нибудь маньяк. я заметил, как невольно улыбнулся своей следующей мысли: сам то больше смахиваю на маньяка. я шёл быстро, настолько, насколько позволял уже неплохой такой слой мокрого липкого снега, и смотрел в основном под ноги. снег снегом, но под ним наверняка прячется лед, который так и ждёт, когда я наступлю на него и сломаю себе что-нибудь, упав тут, где никогошеньки нет, и может быть, не дождавшись помощи, подохну в этом сраном снегу. моё настроение заметно портилось с каждой минутой и с осознанием, что идти домой становится труднее, и несчастный километр до заветного подъезда будто вовсе не уменьшается. я шёл в тишине, но в голове ворчали мои мысли. я уже представлял, как прикладываю ключ к домофону, как открываю заветную подъездную дверь, как мне повезло, что не нужно ждать лифт и как быстро я оказываюсь дома… я прошел мимо лавки, на которой, как мне показалось, что-то было. не то что бы я вдруг испугался, просто странно было бы видеть кого-то в таком месте в такое время, да ещё и не на самом освещенном месте. я не хотел думать об этом, я хотел думать только о доме, но моё тело все же остановилось. я замер и прислушался. к моему удивлению, я услышал плач. кто-то из той темноты тихо всхлипывал. резко меня охватила дрожь, и она точно была не из-за холода снаружи. покрасневшими, почти окаменевшими пальцами я выудил телефон из кармана пуховика и, включив фонарик, попятился назад, почему-то боясь нормально повернуться и подойти. я аккуратно шагал назад, пока не уперся боком в угол лавки. и тут кто-то схватил меня за куртку, и тут же отпустил. я вскрикнул и отпрыгнул назад, направив свет фонарика на, как мне казалось, нападавшего, чтобы, вероятно, ослепить или увидеть лицо этого существа, если оно у него было. но это был всего лишь мальчик… пацан? сидел на заснеженной отсыревшей лавке, одетый в лёгкую куртку и чуть ли не пижамные штаны. его щёки блестели в свете моего фонарика то ли от растаявших снежинок, то ли от слёз. его большие черные глаза смотрели на меня так, будто я какой-то ангел, сошедший с неба. я не знал, как мне реагировать. в момент время будто замедлилось, и я не заметил, как снегопад прекратился. я смотрел на него, он смотрел на меня. одними губами парень прошептал: «помогите», и мои мысли будто стали не поспевать за действиями тела: я схватил парня за руку, стянул его с лавки, нацепил на него свои промокшие шапку с шарфом (на тот момент я не думал, что они ему мало чем помогут) и буквально поволок его замерзшее тело за собой. не знаю, откуда во мне вдруг взялись силы, я просто тащил его к себе домой. без каких-либо вопросов, да и вряд ли бы пацаненок мог что-то мне на тот момент ответить. буду честным, он еле дышал. не знаю, как он оказался там, в этом злосчастном парке таким снежным холодным вечером, но я решил — сначала в тепло, потом — все остальное. я не помню, как зашел домой. ничего не помню с момента, как я вышел из парка. словно я закрыл на мгновение глаза и открыл их уже дома, на кухне, где сидел я, напротив меня укутанный во все найденные в доме теплые вещи мой неожиданный гость и на плите свистел чайник. где-то в ванной наши вещи лежали, сваленные в мокрую холодную кучу. мне было совершенно неохота сейчас что-либо делать, хотелось простого человеческого спать пойти уже побыстрее. тихо в душе я радовался тому, что как раз взял себе отпуск, но и негодовал, что этот пацан внезапно свалился на мою голову и, скорее всего, как я чувствовал, возиться с ним мне придется практически весь мой тяжко вымученный у босса отдых. я налил чай. после первого глотка я почувствовал наконец, как тепло разливается по всему моему телу. мой невероятно молчаливый гость так и не тронул кружку, и я просто забил и представил, что его тут нет. просто смотрел в окно. на улице, к слову, было ничегошеньки не видно, но я слышал, как завывающий ветер гулял по дворам и ломал ветки у кренящихся от тяжести снега деревьев. — у… у вас есть что-нибудь покушать? — тихий голос перевёл моё внимание на мальчишку. он только-только высунул нос из пледа и смотрел на меня так же, как в парке. — я сейчас посмотрю. — мне не хотелось вставать с нагретого места, но, так же как и этому парню, хотелось есть. в холодильнике я нашел остатки супа, но возиться с посудой было откровенно лень, так что я просто решил дорезать всю колбасу и сделать несколько бутербродов. быстро и сытно. пока я нарезал хлеб, я четко чувствовал его пристальный взгляд в мою спину. в какой-то момент я слишком отвлекся на это и кончик ножа соскочил и полоснул по пальцу. я даже не понял, как это произошло, но пацан тут же оказался возле меня с моим окровавленным пальцем во рту. я, наверное, словил дичайший передоз странных вещей, произошедших за один вечер. парень стоял и посасывал кровь, я чувствовал, как она медленно покидает мой палец. главное же ведь, я понимал, что это максимально странно и нормальный человек бы давно накричал бы на него, может бы даже ударил, ну или, как минимум, спросил бы что он делает и зачем, но я чувствовал себя так, будто всё так и должно быть. я вытянул палец из его рта только тогда, когда начал понимать, что он начинает потихоньку неметь. свет лампы моргнул, и я будто бы очнулся от какого-то дурмана. — я постелю тебе на диване. — бросил я и ушёл с кухни, оставив на столе всю еду как есть. утром я пожалею об этом, но сейчас мне не до этого. надо, как минимум, умыться и составить план действий в голове, может, даже записать. в последнее время становлюсь слишком забывчивым, точно от переутомления. хорошо, что я взял отпуск. просто замечательно. в полудрёме я кое-как постелил пацану на старом диване и беспардонно завалился спать. меня больше не волновало ничего, кроме сна.

***

я пожалел. пожалел о том, что был слишком ленив, чтобы засунуть хлеб в пакет, потому что теперь половина буханки сухаря отправляется в помойку, а мне нужно идти в магазин себе за завтраком. чёрт. не только себе. я пожалел еще и о том, что вспомнил об этом. и вообще, наверное, обо всем вчера произошедшем. я заглянул в комнату: парнишка еще спал. я понял, что даже не знаю его имени, даже не знаю, есть ли оно у него. ладно, кажется, я хотел что-то еще сделать, но я совсем не могу вспомнить. остаток вчерашнего вечера как в тумане, а голова от напряга болела, как с похмелья. я не знаю, который сейчас час. мне кажется я совсем недавно смотрел на часы и все равно эти цифры так и не отложились в моей памяти. надо бы к врачу записаться, мне это совсем не нравится. странно. очень странно. слишком много «странно» за последние сутки. ощущение, будто это какой-то слишком сильно затянувшийся сон, не очень приятного содержания. не люблю такие сны, когда ходишь туда-сюда бесцельно, делаешь сам не знаешь что по такому же принципу и вокруг ни одной живой души… погодите, это ведь моя жизнь. настолько сильно увяз в этой гуще рутины, что даже могу иронично посмеяться. когда я пришел из магазина, мальчик сонный бродил по квартире также бесцельно. он был похож на зомби, просто в более человеческом виде. его слипшиеся вчера волосы сейчас немного завились и кучеряшки мило торчали в разные стороны. мило. я что, знаю такие слова? я слепил поздний завтрак из яичницы, пары сладких сдобных булок и кофе. оказалось, хёнджун (я всё-таки выяснил его имя) вполне отлично способен потреблять в пищу что-то кроме крови, а значит можно выдохнуть и расслабиться, что приютил я если и странного парня, то точно не вампира какого-нибудь. я все еще не понимаю, конечно, целей его вчерашнего поступка, но я просто решаю тактично об этом забыть. зачем что-то помнить, если можно просто забыть, да, пак сэрим? после завтрака я пытался выяснить некоторые детали его жизни или хотя бы того, как хёнджун оказался совсем один в непонятно чем в парке зимой, почти ночью, да ещё и плачущим. но он молчал, будто совсем не умел говорить. это прокатило бы, если бы до этого он тоже молчал. но я-то знаю, что говорить он умеет, значит просто не хочет говорить. это немного подбешивало меня. почему он не хочет говорить? я же помог ему? помог. может помогу ещё с чем. мало ли что у него произошло.

***

— хёнджун? — сэрим… хён? — почему ты молчишь? — я говорю. — я имею ввиду, почему ты ничего не говоришь о себе? — а ты? вот так всегда. шел третий день нашего совместного проживания. сначала он просто молчал и смотрел своими огромными бездонными глазами в мои. потом переводил тему, и ему, почему-то, удавалось это удивительно легко. а теперь он, как маленький ребёнок, отвечает односложно, но очень метко. понятия не имею, почему его слова так сильно меня задевают в такие моменты. мне просто хочется топнуть ногой и накричать на него, а потом, даже если и это не поможет, выставить его за дверь, прям так, в чем есть. может быть он нашел бы менее интересующегося человека, который согласится ему помочь. за просто так. за красивые реснички и милый голосок. я отчего-то не могу этого сделать. я не могу остаться один.

***

день четвертый. я выяснил, что ему семнадцать. и в тот же день беспардонно выебал на старом диване в зале. никогда не причислял себя к геям, но и хёнджуна у меня в жизни тоже никогда не было. неважно. не хочу думать об этом. он снова просил моей крови, на это раз я дал её сам. позволил искусать всю шею и плечи до кровавых отметин. он высасывал мою кровь пока я безбожно кончал в него по нескольку раз и чувствовал себя просто отвратительно и охуительно одновременно. а ему, казалось, было вообще поебать. он уснул на моей груди совершенно нагой, худенький, со взъерошенными волосами и подсохшей капелькой моей крови в уголке его пухлых губ. я его не целовал. мне не хотелось. мне было отвратительно от самого себя. я не понимал, что творю и зачем. ощущение, будто всё это делал не я, а я, настоящий я, застрял где-то в собственном сознании, не имеющий возможности управлять своим телом. я не управлял своим телом, им управлял хёнджун.

***

— мне нужно. я молча подставляю руку. хёнджун делает мелкий надрез и припадает губами к моей коже. измученной коже. эти шрамы, глубокие и не очень, не исчезнут примерно никогда. я кривлю лицо от уже привычного, но всё ещё неприятного ощущения, когда кровь покидает вены. я не знаю, сколько ему нужно, кажется, он готов сожрать меня целиком. но кажется, что даже у таких кровососов, как он, есть свои нормы морали, что держат его в рамках. а может, я сам себе всё это придумал и просто сошёл с ума от перегруза на работе. конечно, во всём виновата работа… я её ненавижу… зачем я вообще туда устроился? чтобы горбатиться там, где мне не нравится? ах да, мне нужны деньги, чтобы существовать. — мне нужна твоя кровь, чтобы нормально существовать. он словно читает мои мысли. даже если и читает, то пошёл нахуй. кому-то нужна кровь, а мне нужны деньги. хотя, может тоже попробовать перейти на кровь? — тебе вкусно? хёнджун заматывал мою изрезанную лезвием руку бинтом. я повторил свой вопрос. — моя кровь вкусная? — вкуснее всех, что я пробовал. вкусная. это хорошо. хоть что-то во мне есть хорошее. значит, смысл всё же есть.

***

кто-то приходил. не помню лица, но голос был очень знакомым. мы просидели на кухне около часа и говорили о чём-то. содержание нашей беседы словно в дымке. парень, что приходил ко мне, заметил это, сказал, что я сам не свой. сказал, что нужно чаще бывать на свежем воздухе, ходить гулять с друзьями или хотя бы отвечать на его звонки и сообщения. я так и не понял, о каких друзьях идёт речь, но просто молча кивнул в ответ. кто бы ни был тот человек, у меня с ним явно было что-то общее, раз он знает мой адрес и номер телефона. правда, не припомню, чтобы мне кто-то писал за последнюю неделю. — либо ты заработался, либо заболел. в любом случае, я надеюсь ты всё ещё не удалил контакт «со убин» и ещё помнишь, как разговаривать со старыми знакомыми. — говорил парень уже в прихожей, пока обувался. я знаю это имя. но не помню откуда. — я еще приду, а то ты какой-то совсем странный. убин ушёл, оставив после себя лёгкий след его духов и немного морозного ветра со снегом в коридоре. — у меня есть… друг? — пялюсь в контакты на телефоне и пытаюсь найти имя, что так и норовится ускользнуть из сознания. — у тебя есть я. — на плечо ложится голова хёнджуна, его нежные руки плавно опускают мои и вытягивают из них телефон. — ты же не рассказал ему обо мне? — нет. не помню. нет, вроде. — никому не нужно. они не поймут тебя. ты понимаешь это? он прижал меня к стене. кажется, что-то разбилось. кажется, мой телефон. может, моя душа. он припал к моим губам и земля будто ушла из-под ног. он кусал их до крови. терзал. сосал и облизывал. выбивал весь воздух из лёгких и меня из моего сознания. я падал в бездну, тонул в его чёрных, как смерть, глазах, я терял рассудок и хотел потерять его полностью здесь и сейчас. хёнджун процарапывал кожу своими острыми ногтями, сдирал её, стягивал пропитанные запахом железа ленты бинтов, пока наши губы то ли бились в бою насмерть, то ли очерчивали круги неизвестного танца. за окном завывала метель. форточка распахнулась, и шквал снежинок захватил квартиру, поднимая шторки к потолку и смахивая вещи со столов на пол. я слышал этот грохот звенящей посуды и чувствовал пробегающий по коже холодок. хёнджун стягивает с меня футболку, и я вновь больно бьюсь об стенку теперь оголёнными лопатками.

мне холодно.

я зарываюсь в его пушистые кучерявые волосы, пока он процарапывает красные линии на моей спине. я чувствую свою обжигающую ледяную кожу кровь, чувствую горящие нестерпимой болью раны, проходящие по едва зажившим шрамам, чувствую его поцелуи на моей груди.

мне невыносимо жарко.

ноги и руки охватывает сильная дрожь, и я оседаю на ледяной пол, не в силах держать себя. хёнджун опускается вместе со мной и садится на колени. я пытаюсь раздеть его тоже, но пальцы немеют… они меня не слушаются… голова становится свинцовой, а руки и ноги — каменными. лишь сердце отчего-то продолжает стабильно биться. — хёнджун… — шепчу я из последних сил и сам пугаюсь своего голоса, так изменившегося, такого незнакомого. — ммм?.. — тебя трое… три красивых хёнджуна. — улыбаюсь и тянусь к его лицу, чтобы коснуться, но пальцы проходят сквозь. — так даже лучше.

***

я очнулся. из крана маленькой струйкой лилась ледяная вода. я сидел в ванне, на дне которой лежал снег, а напротив сидел абсолютно голый мальчик. — хёнджун. — произносит он, и по спине пробегают мурашки. — сэрим. — произношу я, моё имя, кажется. обнаруживаю, что абсолютно голый не только он. слышу, как за дверью в квартире гуляет ветер. я бы сделал что-нибудь, только смысл? его уже нет. смысл есть в этой комнате, да и он скоро исчезнет. — хочешь? — он разводит руки, а я наивно тянусь к нему, хоть и онемевшие ноги и пальцы рук едва ли могут помочь мне в моих попытках придвинуться к нему, преодолеть несчастные полметра, меньше…? он сжаливается и притягивает меня к себе, как безвольную тряпичную куклу. он холодный, но я всё равно чувствую тепло, исходящее от него. или мне это кажется?.. — хочу. — отвечаю я, хотя что хочу, уже не знаю. я едва улавливаю свои мысли. с кем я вообще говорю? сам с собой? зачем?.. — я рад, что дал тебе смысл. в его пальцах появляется лезвие канцелярского ножа. я могу лишь следовать взглядом за плавными, но уверенными движениями его рук. он вонзает острый кончик лезвия в плечо и давит чуть сильнее. я зажмуриваюсь рефлекторно, будто ещё способен что-то чувствовать. он проводит ножом вниз, к локтю и до запястья: тонкая сталь с лёгкостью вспарывает кожу. движения его рук такие медленные, будто мы находимся под водой, но они ускоряются, становятся более резкими. кожа с мясом рваными кусками падает в плавающий в ледяной воде снег, что уже приобрёл розоватый оттенок. кровь стекает по остаткам моего тела, а я почему-то всё ещё на островке своего больного сознания слежу за всем происходящим в режиме включённого наблюдателя. — прости, что так скоро забираю его у тебя. нож приближается к сонной артерии, мне уже всё равно. я умираю, но умираю на его руках. — спасибо, что помог мне в тот вечер. ты правда хороший, пак сэрим.

***

раннее утро. заснеженные дорожки парка, по которым еще не успела ступить нога человека, блестели в свете жёлтых фонарей, и мелкий снег, танцуя в их лучах, кружился над сугробами. темная фигура вдали очень сильно спешила, постоянно поправляя спадающий шарф покрасневшими от холода пальцами. вязанная шапка с бумбоном то и дело сползала на прищуренные глаза. периодически парень поглядывал на экран телефона, проверяя, ответили ли ему на сообщения, но потом с тяжёлым вздохом убирал обратно в карман. он ещё ничего не знал. впереди, под одним из мерцающих фонарей, стояла темная маленькая фигура, напоминающая ребёнка. парень прищурился и протёр глаза — нет, не показалось. он ускорил шаг и быстро оказался возле незнакомца. — эй, мальчик, ты почему тут совсем один? — кучерявый мальчишка с большими чёрными глазами смотрел жалостливо, его губы настолько посинели от холода, что он едва ли мог произнести хоть слово. на его плечах была накинута большая, явно не по размеру куртка, вокруг шеи обмотан подранный шарф, на ногах — промокшие кроссовки и точно не зимние джинсы. — боже, как ты тут оказался? — парень расспрашивал мальчика обеспокоенно, но тот лишь пронзительно глядел на него. — ладно, связь почему-то не ловит тут, я отведу тебя в тепло, но дома ты мне всё расскажешь, хорошо? — мальчик кивает. — меня зовут со убин. своё имя скажешь потом. пойдём, ну же. — убин уверенно берёт мальчишку за руку и тянет за собой в сторону, противоположную той, куда он изначально так обеспокоенно спешил. снегопад прекращается.