Прогулка в ночи

Так желанная Сигукином ночь близилась. Дел оставалось совсем немного: домыть столы в раменной и запереть её с чёрного и парадного входа. Коритора уже отдыхал в своей квартире, а остальные помощники разъехались раньше, чем положено. У всех были свои дела на вечер. Джек днём выделялся самым очевидным образом: он пытался отрицать, что что-то запланировал, но всё равно пытался отпроситься. Адукин расставила его неловкие просьбы по полочкам – они планировали провести вечер вместе. Хозяин раменной тогда даже пот со лба смахнул, ведь рукопашный боец с тремя классами образования ходил за ним весь день, не отпуская даже на уединение. Как он свою работу успел выполнить – одному богу известно. Помимо Сигукина в заведении была Бачикин, занимавшаяся мытьём посуды. Выглядела она, мягко сказать, нелюдимо, даже поднимая ворот рубашки, словно хотела представить тот плащ, что она носила год назад. В глазах всё ещё виделся огонёк безумия, которое девушка устраивала совсем недавно. От одного её вида на улице люди старались скрыться: лишь бы не посмотрела, лишь бы не заметила. Желание меняться сразу же пропадало при этих сценах, несмотря на данное другим нумовцам обещание. Она с первого дня заметила, как некоторые новые друзья на неё покашиваются. Особенно те, кто был завлечён её речами про идеальный мир: подозрение и страх на их лицах был видел даже за маской дружелюбия. Особенно на этом сильно прокалывался Коритора: за состояние Оцукина в эти дни он переживал больше, чем за прогрессом исправления, по сути, террористки. «Почему они просто не пристрелили меня там, в руинах?» - единственный вопрос витал в её мыслях, когда девушка оставалась одна. Ей сейчас доверяют только до дома дойти и вымыть посуду. К людям её не подпускают, не говоря уже о том, чтобы дать ей для самообороны какое-нибудь оружие. «Оставили в живых и взяли прислугой в эту забегаловку. От людей держат на привязи, как дикое животное, которое пытаются приручить…» Из размышлений её вывел Сигукин, дотронувшись до плеча. Бачикин не вздрогнула, но сердце немного ёкнуло: вдруг она говорила это вслух. – Ты закончила? – спросил вечно усталый нумовец. Не заметив реакции на мысли, Бачи про себя выдохнула с облегчением. – Одна кружка осталась и пойду домой. – ответила она, даже не повернув головы. Голос был слегка неясным в плане тона: она хотела казаться холодной, но что-то рвалось наружу. Что-то, что она желала запереть. – Хорошо, я подожду тебя у выхода. Парадный я уже запер, так что ты знаешь, у какого. Он похлопал её по плечу, выключил свет в главном зале и направился через зал собраний к чёрному ходу. Девушка лишь косилась на него. «Он дружелюбен, но это в нём говорит остаточная преданность. Она развеется – он станет таким же, как остальные» - хмыкнула про себя, убирая уже в пятый раз протёртую кружку на стойку. Закрыла кран. Напоследок она включила систему сигнализации, выключила свет и так же пошла к выходу. Сигукин стоял в своём плаще с вышитым крестом узором на левом рукаве. Это выглядело как змея оплетает его руку, но вместо змеи просто материал крест-накрест. В плечах были поролоновые вставки, чтобы тот держался на плечах. Напоследок его голову украшала шляпа-федора. Он стоял почти в проходе, а когда Бачи начала подходить, то протянул ей её плащ-пиджак. Тот ничем не выделялся кроме того же поднятого ворота и, неожиданно, капюшона. Последнее личная прихоть Бачикин – она не любила носить шляпы. – Что, будешь праздновать ещё один юбилей? – с легкой усмешкой спросила девушка, принимая из его рук одежду и накидывая её на плечи. – Который раз ты вызываешься меня провожать? Сотый, двухсотый? – По моим подсчётам… что-то среднее между твоими цифрами. – Серьёзно? Точно назвать не можешь? – Сама знаешь, долгий счёт меня утомляет. Я просто сказал, ради возражения. – Бачи от такого ответа закатила глаза и усмехнулась ещё раз. Они вышли из закоулка с автомастерской и ступили на главную улицу, повернув направо. – Ты же знаешь, что не обязан это делать. Я сама спокойно дохожу до дома без всякой слежки. – проговорила Бачикин, смотря как загораются фонари на улицах, а луна потихоньку тускнеет. – Мне не трудно. – отвечал ей Сигукин, следя за её взглядом, легонько улыбаясь. – Тем более я живу в той же стороне, где и ты. Так почему бы не прогуливаться вместе? В ответ девушка лишь выдохнула воздух через надутые губы. Сигукин всё время после «спасения» кажется ей странным. Как его вообще допускали следить за ней, учитывая, что он был у неё «правой рукой»? Сам же нумовец отвечал, что также не понимает поведение остальных, поэтому просто назначают. Слишком глупая отмазка от реального ответа на вопрос, но если он хочет поребячиться – пусть. Пусть Бачи и не хотела признавать этого, что в его компании она чувствует себя в большей безопасности, чем когда она ходит одна. Странность его – в его заботе. Девушка всё прекрасно понимает в глубине души. Однако друга её часть говорит, что ей не нужна забота от кого-то, кто предал её и привел в те руины. Эта часть и холодит икенумовку. Чувство обиженного несостоявшегося вершителя благодетели для всех и вся перевешивало. Поэтому она и сейчас шла, чуть отойдя от него, уже натянув плащ-пиджак как нужно, накинув капюшон и смотря практически под ноги. Сигукин в свою очередь старался не смотреть в её сторону, чтобы больше не смущать её внутренне. Он видел, что с ним ей не комфортно, хоть и пытался расположить её к себе некоторыми разговорами. Например, на прошлой неделе нумовец решил разговорить её обсуждением пингвинов. В подтверждение своих намерений, он даже достал маленькую плюшевую игрушку, которую можно сжать в одной руке, стилизованную под круглого пингвинчика. Как раз при сжимании его в руке у него выпучивались глаза, и он крякал. Тогда девушка мельком улыбнулась, ему в глаза. Однако, что стало с игрушкой было неизвестно для него. Бачи несла её в руке, пока они не попрощались на повороте на мелкую улочку, освещаемую только одним фонарём на середине пути. Он находился прямо над калиткой, в которую девушке нужно было войти, чтобы попасть домой. Может она её выкинула, как только прошла в неё. В безумии ей никогда не нравились игрушки. Вот и сейчас, они снова дошли до этого поворота. Ярко освещённая улица и темная улочка с мигающим фонарём. Бачи остановилась в начале поворота, а Сигукин прошёл ещё несколько шагов вперёд и развернулся – так они делали постоянно. Он поднял свой взгляд, чтобы хоть на этот раз поймать её, но без толку. Она лишь приспустила капюшон, чтобы свет от яркого фонаря смог заставить её очки стать потемнее. «До следующего дня, Сигма Наки»- произнесла икенумовка, чуть кивнув. Сигукин кивнул в ответ. Привычкам она не изменяет, продолжая его называть полным именем, хотя он давно говорил называть его просто Сигукином, как сокращение для друзей. Тогда в ответ она лишь пожала плечами и проигнорировала. Снова Бачикин уходила в тень, чтобы через неё дойти до того мигающего фонаря со слабым освещением. Сигма же продолжал свой путь дальше по улице, но на этот раз не так сильно спешил домой, что-то обдумывая и взвешивая в голове. Её толкнули, как только её нога ступила на свет. Девушка по инерции прошагала несколько лишних шагов, но удержала равновесие и не упала, развернувшись на одной ноге к возможному нападающему. Однако разворот принёс ей сильное удивление. В полумраке стояла фигура, в руке которой был револьвер, нацеленный прямо на девушку. Недоумение сменилось легкой паникой: кидаться в лоб, попытаться зайти с боков – любые действия влекли за собой выстрел и истекание кровью в этой замызганной подворотне. Девушка продолжала перебирать варианты, пока смотрела на то, как палец медленно нажимает на курок. В последний момент у неё промелькнула мысль о том, что эта тихая расплата была освобождением. Больше не будет отягощающих мыслей, которые только ворошат её и без того ужасное прошлое. Больше не нужно пытаться измениться, она умрёт такой, какая она есть. Однако на другой части весов появились совсем другие чувства… совершенно противоречащие изначальным и более рациональные. Только вот за всеми этими размышлениями и закрытыми глазами при подготовке к неотвратимой смерти, она не услышала быстрого бега и прозвучавшего за ним выстрела. Она открыла глаза и сразу завидела убегающую фигуру, а под ногами лежал Сигукин. Пуля вошла ему грудь, но прошла на вылет – слышно было как падает железка позади. Пара секунд и осознание. – Сигма! – вскрикнула она, быстро опускаясь на колени, проверяя его пульс и разрывая рубашку, чтобы посмотреть на ранение. – Ох, чёрт! Смотри на меня! Смотри! Не смей закрывать глаза, бачи! – Да… не беспокойся… – прохрипел он, прикрывая глаза, но стараясь держать их открытыми. – Буду в порядке… через пару минут… – Сигма! Сиг… – она заметила, как его глаза закрылись. – Ох, бачибачибачи… Оторвав часть его рубашки, нумовка перемотала ему грудь и спину, где были пулевые отверстия. Не без труда у неё получилось поднять его. Медленно и тяжко шагая, слыша как шаркают ноги потерявшего сознание друга, она ввалилась в калитку и засеменила через весь двор к своей двери. Зайдя в неё, ей пришлось снять с плеча руку Сигукина и затаскивать его по лестнице, схватив под подмышки. Бачи хотела сделать перерыв между этажами, но продолжала поднимать Сигму через уже боль в руках и ногах, которые ещё из-за страха подкашивались и так и норовили потерять хватку. Дверь лишилась замка, когда икенумовка выбила её, чтобы попасть в собственную квартиру. Там она устроила раненого на своей кровати, лишив его всей верхней одежды, оставив лишь в брюках и ботинках. Быстро метнувшись на кухню, открывая все шкафчики, до которых доходили руки, роняя столовые приборы и посуду, Бачи все-таки нашла аптечку. Она долго отказывалась иметь её в доме, пока Шумитаро не убедил её в обратном. Тогда она не охотно приняла такой «подарок», но сейчас этот дар уже мог спасти жизнь. Что бы было, если она продолжала упрямиться… Подбежав обратно к Сигукину, девушка начала в срочном порядке обрабатывать рану и менять повязку с ткани на нормальные, смоченные спиртом бинты. Ей оставалось только надеяться, что пуля не задела сердце или лёгкое. Нервы били через край, словно хотели взорвать её изнутри. Скинув свой плащ на пол и подперев стулом входную дверь, Бачикин начала ждать. Ждать буквально чуда. Не было телефона, чтобы позвонить в скорую помощь или другим икенумовцам. От пота воротник рубашки опустился, хотя чтобы не было так жарко, икенумовка расстегнула ещё две пуговицы вдобавок к первым двум. Сон не придёт в такую пору, девушка ходила взад-вперёд по комнате, сжимая и разжимая игрушку пингвина. Она её не выбросила, хоть и в её надменных глазах пингвинчик казался бесполезным, но сейчас он буквально помогал ей успокоиться. Частая приговорка «бачи» тоже немного спасала в томительном ожидании. Ей нужен был хоть какой-то шум, пусть лаже шёпот, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. Сигукин не двигался, но дышал. Это уже было для неё более менее хорошей новостью. Если утром он не придёт в себя, девушка решила побежать к Кориторе или Шумитаро, чтобы те смогли что-то сделать. В отличие от неё, они обладали медицинскими знаниями, а не только знаниями первой помощи. Пока фиолетовоглазая об этом думала, не заметила, как из-за частых нажатий из игрушки вылетела пищалка. От переживаний Бачи вскоре уснула, положив голову на руку Сигмы.

***

Проснулась она от ласкового поглаживания по голове. Не понимая спросонья кто это делает и зачем, Бачикин поправила очки и протёрла глаза. Заметив улыбающееся лицо Сигукина, девушка ещё пару секунд любовалась им, пока к ней в очередной раз не пришло осознание. – Сигукин, бачи! – подскочила она, впечатываясь объятием в его грудь. От этот парень немного простонал. – Ой-ой! Прости, бачи! – Всё в порядке… кхе-кхе… Говорил же.. поправлюсь. – Зачем?! – его немного шокировало внезапным криком, а после несколькими слабыми ударами по ногам. – Эта пуля предназначалась мне, бачи! Зачем ты полез?! Ты мог умереть! На лице девушки наворачивались довольно крупные слёзы, но она их не утирала. Это пришлось сделать Сигукину, сняв с неё очки. Взглянув на неё, ему вдруг стало больно – не в груди от ранения, а в душе. Такие красивые глаза, цвета редкого драгоценного камня; всё вокруг них распухло от влаги. Больнее было от того, что эти глаза принадлежат неопределившейся девушке, которой нужно помочь и которую… – Люблю я тебя, глупышка, - сказал Сигма, пока утирал ей слёзы. – Ради тебя можно рисковать. – Зачем, бачи?! Я столько плохого сделала! Вам наврала, многих убила, бачи! За что… почему вы все ещё… поддерживаете меня?!... У Сигукина не было однозначного ответа на её вопрос. Она действительно раньше была неистовым безумцем, от которого шли мурашки по коже. Ключевое слово «раньше». – Пингвинчик? – спросил парень, переводя тему. Он не мог нормально сформулировать ответ на её вопрос. Может когда-нибудь, в будущем, она сможет понять безмолвный ответ. – П… пингвинчик… – повторила Бачи, чуть сжав его и немного улыбнувшись. – Милаха, бачи… – Милаха? Я вижу двух милах. Они переглянулись. Засмеялись.