***
— Ф-фулиш, скажи мне, ты понимаешь, что здесь написано? — Квакити выглядит жалко: под глазами мешки, рубашка грязная, порванная, распущенная, на щеках давно засохшие дорожки слёз, повязки на ожогах выглядят так, будто их не меняли минимум месяц, хотя прошла всего неделя. Квакити выглядит жалко, и чувствует себя так же, но в глазах горит огонёк надежды, который Фулиш ну просто не может позволить себе потушить. Он вглядывается в символы, воскрешает в памяти шифры чуть ли не тысячелетней давности, ищет, ищет, ищет и находит. — Смотри, некоторые буквы как бы выделены из общего потока. Они с обеих сторон окружены длинными пропусками, — Квакити выхватывает у него из рук блокнот, вглядывается с безумным упорством. — Да! Я вижу! Есть! Так, вот: L E G A C Y LEGACY. Наследие… Наследие! — воспоминание мелькает в голове: «Всё что ты оставишь после своей смерти — это твоё наследие. — Так давай оставим хорошее! — Чарли улыбается.» — Чарли здесь, он помнит! Помнит! Фулиш, он помнит! — Квакити срывается с места, крепко и аккуратно сжимает блокнот, бежит к Чарли, спускается по лестнице и едва не падает. — Чарли? Слайм? — раздается в пустой комнате.***
В тот день он впервые напился. Он не прикасался к алкоголю с момента основания Эль Рапидс. Из-за Сапнапа и Карла. Боялся стать таким как Шлатт. Не взял и капли в рот, даже когда Л’манбург пал, когда ушли Карл и Сапнап, когда Эль Рапидс опустела, когда он пытал Дрима — а было бы чуть проще тогда — когда поймали Дрима, когда Техноблейд лишил его жизни, когда вернувшийся Уилбур предложил ему выпить, когда Дрим и Техноблейд сбежали. Но всякое терпение не бесконечно. И вот он напивается в своём полу-кабинете полу-спальне — то, что он с натяжкой называет домом — и скорбит. В руках наполовину початая бутылка виски, та самая, которую он взял, когда навещал Чарли в последний раз. «Как знал блять». Виски горчит, виски обжигает, даром что благородный напиток. Тишину комнаты разбавляют плещущаяся в бутылке жидкость и редкие всхлипы. Вдруг Квакити вскакивает и с силой швыряет бутылку в стену. Она едва долетает до стены и отскакивает, разливая жидкость по полу. — Почему?! Почему всё, к чему я привязываюсь, уходит так быстро?! — крик отчаянный, душераздирающий. Квакити кричит и одновременно жаждет и боится услышать ответ. На шатающихся ногах он подходит к серванту, на котором лежат старые вещи, его и Шлатта. Находит за дверцей бутылку коньяка, ещё шлаттову. Вскрывает и пьет с горла. Коньяк обжигает, Квакити им почти давится. Он оседает на пол и просто смотрит в одну точку. В голове воспоминание: «– Чарли, твоя месть должна всегда быть успешной, последствия провала могут быть гораздо хуже и болезненней. — А она стоит того, Квакити из Лас Невадас? — Что? — Стоит ли месть того, Квакити из Лас Невадас? — Квакити отводит взгляд в даль — …Не-» — Нет. Квакити бы расплакался, но слез не осталось. Раздались тяжёлые шаги. Он задремал? Или словил белочку? Из-за приоткрытой двери показалась незеритовая броня. Фулиш? Вряд ли, он наверняка где-то у себя трудится над очередным проектом. Пёрплд? Пришёл закончить начатое? «Лишь бы побыстрее» — пронеслось в затуманенной голове. Квакити не пошевелился, не сделал ни единой попытки сбежать. Лишь глотнул ещё коньяка и перевёл взгляд с двери. — Если ты п-пришёл от-тнять у меня ещё и жизнь — вп-перёд, я н-не буду со-про-ти-вля-ться. Учти, у м-меня их д-две, т-точка в-воз-рож-де-ни-я на с-спавн-не, — Квакити с трудом проговорил, не глядя на дверной проём. Сделал ещё три больших глотка коньяка. «Обжигает» — отстранённо пролетает. — Й-я, з-знаешь, т-так устал. И-из раза в раз од-дно и то же, — ещё глоток. — Вперёд, давай, — Квакити закрывает глаза. — Квак? — раздаётся голос Сапнапа, — Ты пьян? — Квакити резко засмеялся. Надрывно, истерично, вперемешку с откуда-то появившимися слезами. Руки дрожат, и он задней мыслью порывается поставить коньяк на пол, чтобы не разлить, но промазывает. Квакити этого не замечает, как и зудящих ожогов — он смеётся, задыхается и не открывает глаза. Из-под закрытых век прорываются слезы, а Квакити вдруг неловко сворачивается, прижимает колени к себе, не замечая боли, и продолжает смеяться-смеяться-смеяться. — Кью? — раздаётся мягкое, — Что случилось? — это почему-то злит Квакити. — Допился, с-совсем как Ш-шлатт. В-вот уж-же и при-зра-ки п-прошлой л-любви являются, — Квакити истерично хихикает, — Щ-щас за тобой п-появится К-Карл, Шлатт и прочие, и в-вы все рас-скажете мне к-какое я мудло, как буд-то я сам не знаю. — Утёнок, я ничего не понимаю, расскажи, что случилось? — раздаётся шаг. — Стой! З-заткнись! Х-хватит! Т-тебя здесь н-нет, ты глюк! Т-ты и так всё зн-нешь, з-зачем издев-ваешься? — Квакити сильнее зажмуривает глаза. — Утёнок, посмотри на меня. — Н-нет. Я о-открою глаз-за и ты с-совсем ис-счезнешь. П-пусть хоть т-так ты тут п-побудешь, — Квакити всхлипывает и сильнее сжимается. Ожоги ноют. — К-кью, я здесь, я никуда не денусь если ты откроешь глаза, — раздаётся ещё один шаг, ближе. — Уж-же делся. Уш-шел. Т-ты и К-карл. Ушли, — ещё один всхлип. — и Ч-чарли ушёл. А ос-стальные и не п-приходили, — шаги снова раздаются и останавливаются около Квакити. На его плечо ложится рука. — Утёнок, я здесь. Квакити очень хочется верить, и неизвестно, алкоголь это, или какая мистическая сила, но он поднимает голову и открывает глаза. Ещё никогда тишина и пустота не убивали его так сильно.