И мои враги в конечном итоге уйдут к кому-то другому

Уилбур стоит, прислонившись к стене фургона. Дым сигареты растворяется в кобальтовом небе, ветер, в этот вечер на удивление тёплый, ласкает его лицо и играется с кудрями. Он не видел Квакити, наверное, уже несколько месяцев. Уилбур не мог точно сказать - после лимбо он не особо следил за течением времени. Последние дни слились в одну несвязную кашу, бессмысленную и блёклую. Уилбур был на последней стадии нехватки Квакити в его жизни. На верхнем этаже Спейс Нидл уже какое-то время горит свет. Слабый и откуда-то из глубины, но чётко выделяющийся на фоне сегодняшнего, какого-то призрачно-бледного Лас-Невадас. Конечно, это мог быть любой член Лас-Невадас, но Уилбур надеялся, что сегодня удача на его стороне. Он тушит сигарету и идёт навстречу манящему свету, словно мотылёк. На удивление, пока он идёт по, как ему уже бесконечное множество раз дали понять, запрещённой для него территории, нагло, не скрываясь, перед самым казино и мимо фонтанов, его никто не останавливает. Он чувствует разочарование и немного нежелательного, неприятно тыкающего прямо в рёбра, беспокойства. Он поднимается на башню с растянувшейся на губах ленивой улыбкой, уже приготовившись к привычному обмену колкостями и едкими любезностями. Но то, что он видит перед собой, заставляет его замереть на месте. В центре, полулёжа на барной стойке, сидел Квакити, цедя алкоголь прямо из бутылки. Рубашка, мятая и грязная, совсем потеряла вид, криво свисал с плеч галстук, и, в довершение, волосы его, не прикрытые шапкой, спутанные и заметно отросшие, свисали прямо на лицо. Впервые за долгое время Уилбур не выглядит хуже всех в комнате. Нахмурившись, он подходит к бару и, немного поколебавшись, опускается на стул рядом с Квакити. Тот даже не реагирует. - Выглядишь дерьмово, - говорит Уилбур, стараясь придать голосу беспечный тон. Квакити неторопливо поворачивает к нему лицо, и Уилбур невольно вздрагивает. Шрам теперь ещё больше выделяется на бледном, мёртвом лице. Под глазами тёмные, болезненные синяки, а губы пересохли и обкусаны. - Что тебе надо, Уилбур? - еле слышно спрашивает Квакити пустым, как будто даже не его, голосом. - Хотя, знаешь что, неважно. Делай что хочешь. Уилбур не знает, что пугает его больше: безразличность Квакити или то, каким потухшим, без намёка на жизнь был его взгляд. А может, всё вместе, и то, как это напоминало ему его отражение в грязном зеркале в Погтопии. Уилбур смотрит на пустые бутылки, разваленные по барной стойке. - И как долго ты здесь... сидишь? - Сегодня? Час... Может больше, - отвечает Квакити. Уилбур думает о том, что означает это 'сегодня', но чувствует, что не хочет этого знать. Квакити делает ещё один большой глоток, и, не особо раздумывая, протягивает в приглашении бутылку Уилбуру. В любой другой ситуации Уилбур и согласился бы. Но сейчас ситуация была не из "других", и не любая уж точно. Поэтому он лишь молча качает головой, переводя взгляд на вид подсвечивающихся верхушек зданий Лас-Невадас, открывающийся со Спейс Нидл. Они молчат. Квакити явно дал понять, что разговаривать не намерен, Уилбур же, на удивление, не знает, что сказать. - Почему ты всё ещё здесь? – в конце концов нарушает затянувшееся молчание Квакити, и на этот раз сквозь безэмоциональность в его голосе прорезается интерес и еле заметная, но всё же присутствующая горечь. - Что? - теряется от неожиданного вопроса Уилбур. - Почему ты... ты всё ещё здесь? Почему всё ещё в Лас-Невадас? На этом... чёртовом... чёртовом сервере ещё куча других мест! Других людей, других стран - Ты знаешь о Киноко? Там... знаешь, там красиво, эти грибы... - Квакити... - ... Тебя же здесь ничего не держит, Уилбур. Можешь ткнуть на любое место на карте, и... Шпок! Поставить туда свой фургон! - он подкрепляет свои слова взмахами руки, сжимающей бутылку. - Квакити. - ... И всё равно, ха, всё равно ничего не изменится! - Квакити! - Уилбур хватает Квакити за запястье. Квакити разжимает ладонь. Бутылка падает на пол, с оглушительным звоном разбиваясь вдребезги. Квакити вздрагивает и, вырвавшись из хватки Уилбура, снова опирается на барную стойку, насупившись. Уилбур вздыхает. - Мне не нужно ни лучших мест, ни лучших соперников, ни лучших друзей. Мне нужен ты, Квакити. Уилбура встречает недоверчивый взгляд исподлобья. Несмотря на то, что Уилбур славился, небезосновательно, своим умением искусно плести липкие паутины лжи, в этом просто нет смысла, не сейчас, когда твой оппонент уже даже больше не ведёт с тобой борьбу. И к тому же, вопреки распространённому мнению, у Уилбура всё ещё было сердце. (Он проверял: прикладывал время от времени раскрытую ладонь к грудной клетке, ощущая попеременные глухие удары, напоминая себе, что он жив, что это всё реально). - Квакити, я... - Уилбур снова отворачивается к балкону, не в силах выдержать пристальный взгляд Квакити. Он переводит дух, прежде чем слова бесконтрольной лавиной вылетают из его рта. - Ты первый из всех людей, встретившихся после моего воскрешения, который противостоял мне, который относился ко мне не как к бомбе, а как к личности. Ты дал мне вновь почувствовать себя человеком. Ты, Квакити, ты не представляешь, как это!.. Ты как глоток свежего воздуха, ты мой... ты мой восход солнца, Биг Кью. Уилбур всё ещё не может заставить себя посмотреть в сторону Квакити. Он просто надеется, что тот забудет весь этот разговор, когда протрезвеет. Со стороны Квакити слышится фырканье. - Ты всё равно уйдёшь. - Они все уходят, - добавляет он тихо, но Уилбур всё ещё слышит. Квакити пытается дотянуться до новой бутылки, в то время как Уилбур преграждает ему путь, из-за чего Квакити теряет равновесие и со всей своей грацией падает прямо на него, уткнувшись носом в шею. Уилбур сглатывает и радуется, что Квакити не видит того, как он стремительно краснеет. - Давай, Квакити, - позволяя промелькнуть нежности в его голосе, говорит он, приобнимая Квакити за плечи, чтобы поднять его. Понимая, что его ведут к выходу, Квакити издаёт набор нечленораздельных возмущённых звуков и пытается вырваться. Уилбур хихикает и сильнее прижимает Квакити к себе. - Ты устал, Биг Кью, пойдём. Пойдём домой.