Voice Message

Он стал с ним жить, потому что больше не мог ужинать в одиночестве, а ещё завтракать и иногда обедать, не мог есть поп-корн и смотреть фильмы в одиночестве. Он не мог засыпать один, ему всегда было холодно, не мог приходить в пустую квартиру, не мог…он не мог практически ничего. Когда Химчан возник в его жизни, Гук словно разучился вообще что-либо делать. Но, когда спортивная сумка появилась в коридоре, а куртка на вешалке, всё стало на свои места. Засыпать стало теплее, ужинать, а ещё завтракать и иногда обедать тоже. Во время фильмов он всегда засыпал на его коленях, а Ёнгук, слыша ровное дыхание и чувствуя руки вокруг своей талии, просто продолжал досматривать фильм, перебирая чёрные волосы и накручивая пряди на палец. А ещё они оставляли друг другу голосовые сообщения. Когда кто-то из них был дома, то никогда не брал трубку, поэтому автоответчик всегда был на износ. Три, пять, семь или десять сообщений, в зависимости от того насколько они скучали друг по другу. «Ёнгук, я соскучился, приходи сегодня пораньше?» «Ким Химчан, я хочу снять с тебя те узкие джинсы. Надень их для меня». «Хочу принять сегодня с тобой ванну». «Купишь мне апельсиновый сок? Я ужасно хочу сока, может мне разлить его на твою грудь и слизывать? Гук, я определённо невыносимо хочу сока!» Иногда они даже пытались мириться через сообщения, но это было лишь в крайних случаях. Химчан просто не выносил ссор, Бан громко кричал и был слишком вспыльчивым. Они не могли друг друга выслушать. Тогда, успокоившись, Ёнгук записывал сообщение, целовал сонного Чана в висок и уходил, а когда возвращался, его ждал немного обиженный взгляд с игривым прищуром и жаркий секс. «Мне невыносимо без тебя, прости, ладно?» «Я был неправ». «Я хочу, чтобы мы поужинали сегодня вместе». «Перестань присылать мои вещи через курьера. Я всё равно вернусь в СВОЮ квартиру». Бан относился к нему слишком трепетно, часто говорил, что любит, иногда Химчан боялся, потому что Гук выглядел одержимым. А Химчан…Химчан хотел его себе, полностью, до капли, до самой крупинки. Он боялся одержимости Ёнгука, а сам всего лишь не признавался, насколько сильно его сердце привязано к этому парню. — Хей, меня сейчас нет дома, оставьте сообщение после звукового сигнала-а, — хриплый голос Бана, искажённый телефонном, раздался в гостиной, и Ким, улыбаясь и помешивая соус в миске, остановился в дверном проёме, чтобы послушать очередной раз какую-нибудь ерунду. Ёнгук был в своей автомастерской и прийти должен лишь через часа три, не меньше. Тихий щелчок. «Хён…Это Чунхон». Чан замер, переставая мешать и немного нахмурился. «Хён, я знаю, что ты просил звонить только в экстренных случаях. Но мне кажется…кажется, что я» - он вздохнул. Тяжело, он всхлипнул. «Ёнгук, я больше так не могу. Не могу скрывать. Ты ведь так хорошо ко мне относишься, так много сделал для меня, и я знаю, что ты просил меня, чтобы я…. но, пожалуйста, пойми меня, хорошо?» Химчан отчего-то схватился за дверной косяк, опасаясь услышать продолжение. Он хотел взять трубку. Взять и что-то сказать ему. Этому Чунхону. Что-то вроде: «Замолчи. Он мой». «Хён, я люблю тебя». Миска упала на пол, вязкий соус растекался по паркету. Сообщение кончилось, а Химчан почувствовал разрывающую тупую боль внутри. «Чан, ты где? Уже поздно, хотя бы позвони». «Химчан? Химчан, что с тобой? Возьми трубку, я волнуюсь». «Почему ты меня игнорируешь? Я позвонил уже раз двадцать, что произошло?» Ким каждый раз удалял его сообщения из голосовой почты, методично вдавливая кнопки. Ёнгук не находил себе места, даже выходил на улицу, обыскивая безуспешно пару кварталов. А когда вернулся и оставил ещё штук пятнадцать безответных сообщений, прослушал почту и всё понял. Так ясно и резко, что стало плохо. Очень плохо до тошноты, до горечи во рту. Словно Химчан ушёл, и забрал половину его. Он не сможет жить лишь с частью себя, он умрёт. «Химчан, нам надо поговорить, а? Чунхон, он…пожалуйста, давай встретимся? Я всё объясню». Ким начал курить. По пачке в день, ел мало, спал тоже. Дымил чаще в потолок и слушал его голос, а потом удалял сообщения. Может было бы правильнее выслушать Гука, но что-то слишком сильно болело внутри, и он не хотел даже вставать с кровати. Ёнгук перестал ходить в автомастерскую, смотреть фильмы, он даже спал теперь в гостиной, потому что простыни в спальне до сих пор хранили запах Химчана, кровать была заправлена им, и Бан просто не мог нарушить этого порядка. «Мне кажется, я заболеваю, першит в горле. Мне не хватает того чая, что ты готовил. Мне не хватает тебя». «По почте пришёл твой журнал. Я так и знал, он совсем неинтересный». «Дэхён спрашивал о тебе». «Химчан, я…» «Я люблю тебя, Ким Химчан». «Я собираюсь переехать в Пусан. Дэхён предложил перебраться к нему. Я не могу больше здесь жить, в этой квартире». «Ты эгоист, Чан». С этой мыслью он выбросил сигареты и закрыл за собой дверь. Ёнгук дышал на ладони, пытаясь согреться, пока рабочие погружали его вещи в машину. Он смотрел на это с какой-то тоской, а холод и мелкие снежинки вокруг только добавляли эффекта. Дэхён названивал каждые полчаса, ожидая, а Гук уже начинал раздражаться. — Можно ехать! — кузов был закрыт, водитель собирался сесть на своё место, и Бан, кивнув ему, направился к своей машине. В салоне было тепло и уютно, и... кофе на подложке. — На улице очень холодно, — Химчан натянул шарф повыше на нос. — В Пусане так же? Ёнгук моргнул, а затем даже глаза потёр пальцами. — Ты выздоровел? Говорил, что простыл. Надо было оставить тебе рецепт чая. — Всё равно бы я не смог его приготовить так же. — Может, это потому что… — Химчан, — Гук проследил, как грузовая машина уехала уже метров на сто вперёд. Внезапно его ледяную руку, что покоилась на рычаге переключателя передач, накрыла тёплая и мягкая ладонь Кима. — Я просто эгоист, Ёнгук, чёртов эгоист. Но я не умею без тебя жить. — Я два месяца, чёрт, Ким, я два чёртовых месяца… — Гук не договорил, выдохнул в чужие губы, взглянул в чёрные глаза и всё понял. Не только он.