12 years

Если сложить матрас вдвое, приподняться на кончиках пальцев ног, немного подтянуться на руках и опереться локтями о бетонный подоконник, то из маленького зарешеченного окна станет видно совсем небольшой кусочек настоящего неба. Пока он ещё молод и полон сил, сделать это совсем несложно, поэтому каждый раз, когда кошмары начинают терзать совершенно невыносимо, он проделывает эту нехитрую операцию. Через какое-то время руки затекают так, что он перестаёт их чувствовать, но зато и постоянно тянущиеся из-под тяжёлой двери камеры ледяные щупальца отчаяния и ужаса здесь почти не ощутимы. В ней тоже есть небольшое оконце с железными прутьями, но за ним только чёрные тени и холод, иногда шаги, крики и плач новых заключённых, иногда вой или бессмысленное бормотание тех, кто уже давно сошёл с ума. Он видит, что пост за дверью никогда не пустует, его охраняют и днём, и ночью как самого опасного из ныне живущих преступников. Небо за окном чаще всего свинцово-серое, а по ночам глазам предстаёт лишь непроглядная черная тьма. Если подтянуться на руках сильнее и заглянуть вниз, можно увидеть, как волны разбиваются о каменный берег острова, на котором стоит неприступная крепость, навсегда теперь ставшая его могилой. Здесь нет ни лета, ни зимы, ни весны, ни осени, ни солнца, ни звёзд, поэтому последние его фантазия дорисовывает на чёрной ткани неба самостоятельно. Где-то там должен ярко светиться Орион, а там Регул… Память услужливо воспроизводит все до единой ссоры с отцом и братом, все оскорбления, брошенные друг другу. У него никогда не будет возможности попросить прощения, поговорить, взглянуть в глаза ни одному из них, потому что они давно уже где-то там наверху, среди невидимых звезд, а он здесь, навсегда один, как он и просил, выкрикивая им в лицо: «Ненавижу вас! Хочу, чтобы вы навсегда исчезли!» Бойтесь своих желаний - они имеют свойство сбываться, при этой мысли его губы невольно искажает горькая усмешка. Однажды, когда они с Римусом сидели на берегу озера, тот увидел падающую звезду, и они решили загадать по желанию. Интересно, что тогда попросил Лунатик? Он сам загадал стать знаменитым, всемирно известным волшебником, таким, чтоб о нём непременно слышал каждый. Что ж, желание определённо исполнено, не подкопаться. На окно его камеры наложены какие-то чары, не пропускающие воздух, и если вытянуть руку чуть дальше за решётку, упрёшься в невидимую преграду, поэтому запах моря тоже приходится воображать. По крайней мере, пока у него это ещё получается. Если подтянуться и положить лапы на подоконник, то станет видно небольшой кусочек неба, но сил на это хватает всё реже и реже, да и незачем, там ведь абсолютно ничего не меняется. Проще поесть и лежать, свернувшись клубком и уткнувшись носом в собственную шерсть, так гораздо меньше ощущается пронизывающий, пытающийся заползти под самую шкуру холод, постоянно проникающий из-за двери камеры. Порой ледяные щупальца всё же дотягиваются до него, но не найдя, чем поживиться, разочарованно отступают, и он снова может впасть в блаженное забытье, давно уже не приносящее ни единого сна. - Заключённый три-девять-ноль, к вам посетитель, - звучит за дверью тусклый голос одного из местных служащих, - Встать к стене, руки держать на виду, и без фокусов мне там! - слышится скрип поворачивающегося в замке ключа и звон цепей, которые работник тюрьмы принёс с собой, - Мистер Фадж, подождите минутку, мне нужно подготовить преступника, правила безопасности полагается соблюдать неукоснительно, вы же понимаете, - добавляет он тоном с отчетливо проступающими нотами подобострастия, обращаясь к своему спутнику. Заключённый встряхивает головой, тяжело поднимаясь с грязного, изодранного собственными же когтями матраса, на лицо падают грязные пряди, такие же серые, как свинцовое небо за окном, или это просто ему так кажется с непривычки к человеческому зрению. «Значит ещё один год», - думает он, мысли в голове пока ещё плавают, словно в вязком тумане, но память постепенно возвращается в норму, - «Двенадцатый раз».