***
Поднимаясь на лифте на последний этаж под лёгкую музыку, я окунаюсь в собственные мысли, стараюсь предугадать, что именно меня ждёт на этой встрече. Лбом упираюсь в железную стену перед собой, тяжело вздыхаю. Грейнджер точно затеяла какую-то игру, в которую я собираюсь вступить без задней мысли. Даже если правила будут играть против меня. Я готов попытаться побороться за главный приз, если она будет им. Лифт доставляет меня на последний этаж, и я пулей бегу по коридору, в надежде не опоздать, хотя краем сознания понимаю — прибыл чуть раньше срока. В голове нет ни одной здравой мысли, только лишь грёбанное наваждение в виде её взгляда и чёртовых бёдер, что так порочно смотрелись в чёрном платье. Мысли в голове кричат, что я слабак, но мне так наплевать. Какая теперь разница, если чувствую, как сердце готово пробить грудную клетку, а я даже не могу быть уверенным в причине. Грейнджер плотно засела у меня в мозгах, и признаю я это только стоя у двери в её номер. Глубоко вдыхаю и запихиваю все мальчишеские мысли в дальний ящик. Как мантру повторяю себе: нужно выполнить задание, нужно выполнить задание, нужно выполнить задание… Дёргаю дверную ручку и мигом попадаю в тёмную комнату. По привычке рука тянется к кобуре, но я останавливаю себя, потому что замечаю её, стоящую у окна. Чувствую, как моя челюсть соприкасается с полом, и никак не могу отвести взгляд. Блядь, Грейнджер, какого ёбанного дементора ты так красива?! Она поворачивается ко мне, и я вижу, как от огней города за стёклами подсвечивается её фигура. Мягкие каштановые волосы становятся на тон светлее, и без того блядски длинные ноги кажутся ещё длинней, а кожа приобретает оттенок золотого. Никогда не был таким мямлей и не заводился лишь от вида девушки, но видимо она далеко не обычная представительница женского пола. Когда мы ещё встречались, я всегда считал, что у Грейнджер был какой-то ключ к моему сердцу, потому что не мог я так влюбиться в неё. Никогда до этого не ощущал проклятую окрыленность. Не признался бы даже под Империусом, что чувствовал себя с ней по-особенному. Изначально я думал, что она опоила меня Амортенцией на пятом курсе, потому что именно тогда осознал, что в груди происходили непонятные метаморфозы, стоило ей оказаться рядом. Лишь позже, после того как мы сблизились, я понял, что она просто мне нравилась, и причём очень давно. Это выглядело очень забавно, когда старые школьные враги начали ходить за руки и на совместных парах сидеть вместе. Жаль, что наша сказка о любви закончилась так быстро. — Так и будешь стоять у двери, как неродной? Тихий голос Грейнджер вырывает меня из воспоминаний, и я только сейчас осознаю, что стою и не двигаюсь, глядя на её силуэт. Гермиона ухмыляется уголком губ, и в карих радужках я вижу вызов. Она аккуратно отступает назад, ближе к окну, и разворачивается спиной ко мне. Взгляд невольно падает на её ягодицы, обтянутые чёрной тканью. Член в штанах реагирует быстрее чем мозг. Усмехаюсь мысли, что теперь фраза: «Мужчины думают членом» приобрела весомый аргумент. Бесшумно крадусь к ней, внимательно всматриваясь в очертания её фигуры. За окном снегопад, ночная Москва выглядит сказочно, а Гермиона идеально дополняет собой этот вид. На секунду останавливаюсь, стараясь запечатлеть этот момент в памяти. Мерлинский дементор меня поцелуй, как ей идёт Москва. — Что вы забыли в России, аврор Малфой? — Грейнджер приобнимает себя за плечи, и я замечаю как подрагивают её руки. — Знаете, мисс Грейнджер, наш общий знакомый дал мне праздничный отпуск, — моя грудная клетка почти соприкасается с её спиной, а до носа доходит тонкий аромат апельсина и корицы. С жадностью вдыхаю этот запах, и ощущаю, как подрагивают пальцы в желании запутаться в буйных кудрях. — И я не мог не посетить Россию, эти холодные зимы, русский балет, местный алкоголь… — Ты здесь из-за меня? Рот автоматически закрывается от прямоты её вопроса, и я даже забываю о том, как нагло она перебила меня. Бестия разворачивается лицом ко мне, и я вижу, как в глазах Гермионы горит любопытство, но на дне карих радужек плещется надежда и толика страха. Мне впервые нечего ей сказать, потому что и подтвердить её ожидания не могу, а лгать абсолютно не хочется. Я давно разрушил все известные мне личные границы, но она не отталкивает. Стоит, смотрит и ждёт чего-то. Скажи мне, Грейнджер, чего ты хочешь? Но с губ срывается тихий, совершенно другой вопрос. — А ты бы хотела, чтобы я был здесь из-за тебя? Не отрываясь, смотрю в глаза девушки, и чувствую, что начинаю тонуть. Я так давно не находился настолько близко к ней. Наконец могу позволить себе так пристально рассматривать её всю целиком. Лицо Гермионы вытянулось, а веснушки на щеках потеряли свою яркость. Мой взгляд бегает от губ до карих очей, ощущаю, как пересохло в горле, потому что она преодолевает последние жалкие миллиметры между нами и кладет свои ладони мне на плечи. — Я так скучала по тебе, — шёпот Гермионы убивает меня, потому что я слышу в нём боль и отчаяние. — Мне так жаль, что всё закончилось, так и не успев начаться, Драко, я была такой дурой, ты сможешь простить меня? Её слова оглушают меня, и я никак не понимаю происходящее. Её руки с плеч плавно переходят на затылок и зарываются в волосы. Грейнджер кладёт голову мне на грудь и прижимается ближе. Мои ладони автоматически поднимаются, и я по старой памяти кладу их на девичью талию. Сердце часто и больно ударяется о рёбра от такого контакта, я стараюсь дышать через раз, чтобы не спугнуть Гермиону, потому что она сама впервые прикоснулась ко мне спустя четыре года. Аврорское чутье кричит, предупреждает, что тут всё не так просто, но мне так наплевать на это. Возможно, позже я пожалею об этом. Возможно, я лишь очередная пешка в её игре. Но пока в моих руках находится бесценная девушка, которая сама прижимается ко мне, я готов к тому, что она приготовила для меня. К тому же мне ведь никто не запрещает чуть изменить правила её игры. — Почему ты сбегала от меня все это время? Грейнджер поднимает голову, а её подбородок упирается чуть ниже ключицы. На её губах я замечаю довольную ухмылку, а в глазах черти устроили ламбаду, но всё это не перевешивает той нежности, которая отражается в карих радужках. Снег за окном придает моменту интимность, а мрак комнаты окутывает с головой. — Знал бы ты, как сейчас красиво выглядят твои глаза, — её ладонь касается скулы, ведя дорожку ниже к губам. — Я сбегала, потому что хотела, чтобы ты поймал меня, как делал это всегда. Чувствую, что она что-то не договаривает, но снова засовываю все эти мысли в дальний ящик. Подумаю об этом завтра, послезавтра… никогда. Перехватываю её руку и целую нежную кожу, ощущая, как что-то давно забытое начинает теплиться внутри. Возбуждение уже давно расплескивает свой яд по венам, но я отчаянно стараюсь подавить его хоть на время. Я дико скучал по её ласке, и хочу получить это сейчас. Мне это необходимо, как свобода для обречённого. Как шанс на спасение умирающему. Грейнджер тихо выдыхает, её вторая рука уверенно обхватывает мой затылок и девушка резко подаётся вперёд, накрывая мои губы своими. На секунду я теряюсь, но резко беру себя в руки и со всей скрываемой страстью поддаюсь вперед. Тело Гермионы упирается в стекло за её спиной, а я собой закрываю всевозможные выходы. Она находится в ловушке моих рук, а я — её губ. Считаю, что мы квиты. Грейнджер отчаянно водит ладонями по моему телу, заставляя демонов внутри скалиться и ликовать. Поцелуй имеет привкус шоколадного блеска и крови, потому что, кажется, она прикусила мою губу. Судорожный стон вылетает из женской груди, стоит мне схватить её за шею. Я упускаю тот момент, когда наш поцелуй из страстного переходит в отчаянный, а Гермиона тихо всхлипывает. Мне становится физически больно от этого звука, и я отстраняюсь от желанного рта, внимательно вглядываясь ей в глаза. Ладонями хватаю её за щеки и тяну на себя, осторожно целую в скулу. Гермиона хмурит брови и закусывает губу, а я понимаю — она снова о чём-то размышляет. Желание залезть к ней в голову с каждой секундой становится всё сильнее и сильнее. Но я не собираюсь поддаваться этой идее. Грейнджер должна сама рассказать, что её беспокоит. — Скажи, ты знал, что в этой стране отмечают не Рождество, а Новый Год? — утвердительно киваю головой, а Гермиона нежно улыбается и трётся щекой о мою ладонь. — И ты знал, что у них есть такая же традиция как у нас загадывать желание под бой курантов? — усмехаюсь и тихо шепчу «да». — Знаешь, я чуть отошла от этой традиции в России и загадала желание на Рождество. — И как? — снова целую её в уголок губ и улыбаюсь, когда она морщит нос. — Сбылось? Грейнджер улыбается, подаётся вперёд, чтобы снова поцеловать меня, но останавливается. От её шёпота я ощущаю мурашки по коже и предвкушение. — Да, ты же здесь. Всего на секунду мне кажется всё это сном, однако, через мгновение тонкое тело Грейнджер с силой врезается в меня, выбивая из лёгких весь воздух. Губы Гермионы по вкусу напоминают о молочном шоколаде и страсти. Я чувствую, что внутри меня происходит невиданный ранее шторм из эмоций. Их сложно контролировать, особенно когда вся сила воли переходит в единственное действие: держать себя в руках и не набрасываться на неё, словно голодный зверь. Мои руки живут отдельно от мозга, потому что я абсолютно не могу предугадать их маршрут по телу Гермионы. Мне хочется сжимать, шлепать, ласкать и гладить одновременно. Под кожей происходит взрыв, адреналин несётся по крови и приливает в область паха. Морщусь от боли из-за того, что член больно трётся о грубую ткань брюк. Упускаю тот момент, когда проворные пальцы Гермионы стаскивают с моих плеч пиджак и кобуру. Вздрогнув из-за отсутствия палочки, разрываю поцелуй и только хочу отойти, чтобы снова её взять, как слышу тихое фырканье со стороны Грейнджер. — Драко, расслабься, — Грейнджер хватает меня за запястье и кладёт ладонь на вырез платья. — Не думаю, что кто-то решится именно сейчас напасть на нас. — Авроров учат быть всегда начеку, — усмехаюсь и опускаю ладонь ниже к ложбинке между грудей, ощущая тепло кожи. — И это всё, чему учат авроров? Прикрываю глаза, потому что невозможно смотреть на столь порочную ухмылку на губах Гермионы. Хоть раньше она не часто проявляла такую черту собственного характера, но я солгу, если скажу, что мне никогда не нравилось. Да, когда-то давно Грейнджер была скромной и тихой, но после того, как мы начали встречаться, я познакомился с пятью демонами Гермионы Джин Грейнджер. И сейчас передо мной стоят мои самые любимые: похоть и алчность. Ведь Грейнджер всегда целеустремленная, когда дело доходит до того, что она хочет. И сегодня мне повезло, потому что объект её желания это я. Пальцы Гермионы быстро расстёгивают пуговицы моей рубашки, пока мои ладони аккуратно стягивают платье с плеч. Лишь на секунду задумываюсь о том, чтобы порвать эту чёртову ткань, но одёргиваю себя в последний момент. Грейнджер обязана станцевать для меня на столе в этом наряде, или без него, я ещё не решил. Стянув ненужный элемент одежды, ладони быстро ложатся на её грудь, сильно сжимая. С губ Грейнджер срывается прерывистый выдох, и она откидывает голову назад, затылком упираясь в стекло. Ухмылка украшает мои губы, и я тянусь к её шее. Но прежде чем припасть губами к пульсирующей жилке, тихо шепчу. — Не сомневайся, Грейнджер, авроров учат не только этому. Её кожа по вкусу, как орех Макадамия и кофе, а по ощущениям она мягче пухового одеяла. В голову приходит мысль укусить Гермиону, и я подчиняюсь ей. Зубами впиваюсь в податливую плоть, оставляя ощутимый след. Обжигающие поцелуи переходят на ключицы и ниже к груди. На секунду отстраняюсь от изучения верхней части её тела, чтобы посмотреть Грейнджер в глаза. Поднимая голову, я мгновенно натыкаюсь на ошалелый взгляд карих глаз, тяжелое дыхание и закушенную губу. Гермиона выглядит по-порочному прекрасно. Тихий рык вырывается из моего рта от этого вида, а член больно пульсирует в штанах. Стискиваю челюсти, пытаюсь подавить этот горячий узел, что уже давно теплится внизу живота. Мне хочется развернуть Грейнджер к себе спиной, заставить прогнуться в пояснице и насадить на себя, наслаждаясь аккомпанементом стонов и громких всхлипов, цепляться за кожу бёдер и оставлять на ней синяки. До цветных пятен перед глазами вколачиваться в податливое тело. Блядь, Грейнджер, почему ты так действуешь на меня? Но вместо этого я губами припадаю к левой груди, втягивая в рот сосок, играясь с ним языком. Грейнджер стонет и извивается подо мной, а её пальцы до боли сжимают мои волосы, буквально вдавливая меня в свою грудь. Ладонь ложится на правое полушарие, и я перекатываю сосок между пальцами. Гермиона сдвигает бедра вместе, и я осознаю — она хочет создать нужное давление. Нагло втискиваю колено между её ног и чуть изгибаюсь в спине, пытаясь членом потереться о ткань её нижнего белья. Свободная рука ложится ей на шею, слабо перекрывая доступ к кислороду. Мне хочется прикоснуться пальцами к её клитору, но я упорно игнорирую это желание. Сегодня там будет только мой член и ничего более. Одна рука Гермионы покидает мои волосы, и я чувствую, как она плавно спускается по шее и ниже. Когда её ногти проводят от пресса по косым мышцам к дорожке волос, я вздрагиваю. Не успеваю отдёрнуть её ладонь, как она через ткань прикасается к моему члену, сжимая его. Ругаюсь сквозь зубы и сильнее прикусываю её грудь, уверен, завтра здесь останется синяк. — Не смей, — рычу ей в грудь, и слышу как она усмехается. — Так останови меня. Грейнджер быстро расправляется с пряжкой ремня, и я теряюсь в ощущениях обжигающей похоти и блаженства, когда маленькая ладонь Гермионы смыкается на моём члене. Гортанный стон вырывается из горла, а моя бестия тянет за волосы вверх. Подчиняюсь ей и оказываюсь в плену мягких губ. Грейнджер целует навылет, разрушая последние остатки самообладания. Её пальцы быстро скользят по члену, разгоняя яд возбуждения по всему организму. Моя рука на её шее сжимается сильнее, а ладонь с груди впивается в бедро. Я понимаю, что больше не могу сдерживать себя. Собрав волю в кулак, я отхожу от Гермионы на шаг, продолжая удерживать за шею. Снова перед моим лицом предстаёт прекрасная картина: Грейнджер с красными щеками и в одних трусиках, грудная клетка часто вздымается от тяжёлого дыхания, а глаза горят дикой похотью. Кудрявая бестия похотливо облизывает губы, смотря на стоящий член. Моё громкое хмыканье разрывает звенящую тишину между нами, и я даю себе ровно тридцать секунд, чтобы вернуть контроль на место. — Спиной ко мне, руки на стекло. Живо, — мой хриплый голос звучит угрожающе и стоит только убрать руку с её горла, как Гермиона мигом выполняет приказ. — Умница, а теперь ноги шире и прогнись в пояснице. Вид становится ещё лучше. Вот за окном идёт снег, ночная Москва горит ярче из-за залпов салюта, а Грейнджер стоит здесь в кружевных трусиках с выпяченной кверху задницей, красота, никак не иначе! Быстро снимаю с себя обувь и оставшуюся одежду и подхожу ближе. Невесомо провожу подушечками пальцев вдоль талии, останавливаясь на кромке белья. Нагибаюсь ниже, чувствуя как член касается внутренней стороны её бедра. Мои зубы оставляют слабые укусы на хрупких плечах и лопатках, пока пальцы медленно, с особым наслаждением, снимают промокшее насквозь бельё. Пока её трусики плавно скатываются вниз по ногам вместе с моими руками, рот целует ямочки на пояснице. Как только Грейнджер остаётся полностью голой, она расслабляется в моих руках. И это выходит ей боком. Потому что в следующую секунду я впиваюсь зубами в упругую плоть её ягодиц. Она сжимается и совершает попытку поддаться вперед, но мои ладони крепко держат Гермиону за бёдра. Удобнее пристраиваюсь сзади, обхватив себя ладонью, приставив головку, неглубоко вхожу. Грейнджер напрягается, и я вижу в этих движениях желание насадиться самой. Усмешка срывается с моих губ, но за ней скрывается столько эмоций. Я, Мерлин всемогущий, скучал по ней. Не по сексу с ней, не по её телу, не по громким стонам и просьбам, а по самой Гермионе. Нежной и отзывчивой. Мы обязаны всё решить и поговорить, я насильно верну её в проклятый Лондон, если это придётся сделать. Не отстану, пока она не скажет мне причину нашего разрыва и причину, почему она не хотела меня слушать. В глотку волью веритасерум, если придётся, или же проведу знаменитый аврорский допрос. Но всё это позже, сейчас я хочу насладиться мгновением с ней. Судорожно выдыхаю, стискиваю её бедра сильнее и сразу вхожу на всю длину. Гортанный рык вырывается из груди, когда член оказывается в тугом влажном кольце её мышц. Дыхание сбивается, мурашки бегут вдоль позвоночника, возбуждение впрыскивает в кровь адреналин, а стоны Гермионы никак не улучшают положение. Я ощущаю, как зверь внутри бушует и просит быть жёстче. Стискиваю челюсти и даю нам ещё немного времени привыкнуть. Грейнджер к моему размеру, а мне к забытым ощущениям. Лбом упираюсь в её плечо, а ладони смыкаются на девичьей пояснице, отпускаю себя и начинаю вбиваться в тело Гермионы. Колени подгибаются, ощущаю как пот стекает небольшими капельками по спине, а узел внизу живота давит. Отрываюсь от плеча Гермионы и одной рукой отпускаю её поясницу, ладонь скользит по влажному телу, пробирается к груди, которую с силой сжимаю, стоит мягкому полушарию оказаться в руке. Закидываю голову назад и несдержанно стону. Блядь, в ней слишком хорошо. Грейнджер извивается подо мной, подаётся бёдрами назад, и я проникаю глубже. Её трясет, она лбом упирается в окно, я вижу как запотевает стекло от её дыхания, и эта картина выглядит настолько порочно, что я хочу это сфотографировать, лишь бы смотреть на это вечно. Замечаю вдали, как огромное количество салютов взрывается в небе, и на периферии сознания понимаю, что в этой стране наступил новый год. Сильнее подаюсь бедрами вперёд, а руку с груди запускаю в кудрявые пряди и тяну на себя. Грейнджер подчиняется, а я второй ладонью приобнимаю её за талию. Понимаю, что она на грани, когда её ногти сильно впиваются в моё предплечье, а она насаживается самостоятельно. Решаю немного сменить ритм с быстрого на более нежный и слышу недовольное фырканье вперемешку со стонами. Хмыкаю, нагибаюсь к её уху и шепчу: — Не буду нарушать русские традиции, поэтому мое желание таково, — медленно качаю бедрами взад-вперёд, держа Гермиону на грани оргазма. — Я хочу весь этот год просыпаться и видеть тебя рядом с собой, обедать за одним столом и засыпать в одной кровати, вне зависимости от города, где мы могли бы находиться. — Ты знаешь, что если рассказать кому-то о своём желании, то оно не сбудется? — шепчет Грейнджер, тяжело дыша. — Проверим? Грейнджер собирается что-то сказать, но я не даю ей этого сделать. Отпустив её волосы, я пробираюсь к клитору, обвожу его кругами, а движения бедрами становятся рваными, слишком быстрыми. Колени дрожат, кровь закипает в венах, стараясь вырваться наружу. Тело тяжелеет, поэтому ладонь с её груди переношу на окно. Мне нужна опора, иначе я упаду к её ногам. Грейнджер кончает. Громко. Несдержанно. Царапая моё предплечье, пока она сокращается на мне. Я глухо рычу ей в волосы, отпуская себя. Ноги дрожат от силы разрядки, а костей в организме как будто нет. Тяжело дышу ей в спину, стараясь быстрее прийти в себя. Гермиона буквально висит на моей руке, но я не против: её вес — приятный груз. Как только чувствую, что ноги крепко стоят на полу и не дрожат, выхожу из неё. Гермиона вздрагивает, а я зачем-то опускаю взгляд вниз и замечаю, как сперма стекает по её телу. Ухмыляюсь, потому что понимаю, что теперь у меня появилось ещё одно новогоднее желание. За окном слышатся последние залпы салюта. До сих пор идёт снег, а я подхватываю её на руки и несу в кровать. Кладу Грейнджер на постель и укрываю одеялом, сам же ложусь рядом, обнимая её за талию. Чувствую, как умиротворение плещется в душе, а лёгкость окутывает разум пеленой, я практически проваливаюсь вслед за ней в сон. Однако, её рука ложится на мою скулу и, приоткрыв один глаз, я сонно смотрю на Грейнджер. Она придвигается ближе и целует в уголок губы. Из горла вырывается звук похожий на удовлетворенное урчание кота. Гермиона тихо посмеивается, и краем уха я слышу: — Моё рождественское желание является правдой, Драко, и все слова, которые я произнесла за вечер — тоже, — она целует меня в нос, и я ощущаю как сбивается дыхание от этого действия. — Я сделаю всё, чтобы твоё желание сбылось, но мне нужно ещё немного времени. Надеюсь, что скоро я расскажу тебе о других традициях на день святого Валентина. Однако сейчас нам нужно отдохнуть. Мне хочется спросить, что именно она имеет в виду, но усталость за всё время накатывает словно снежная лавина. Обещаю себе разобраться с этим утром, когда проснусь рядом с ней. Но сейчас сон важнее всего. Закрываю глаза и мгновенно проваливаюсь в блаженную темноту, ощущая горячее тело рядом.***
Утром просыпаюсь от солнечного света, что нещадно бьёт по глазам. Раздражённо выдыхаю и хочу прикрыть глаза, представляя, как продолжу прижимать к себе Гермиону. Проведя рукой по остывшей половине кровати, нахмуриваюсь, постепенно осознавая, что, во-первых, я не чувствую Гермиону рядом с собой, а во-вторых, я, какого-то соплохвоста, одной рукой прикован к изголовью кровати. Резко открываю глаза и даю им возможность привыкнуть к яркому солнечному свету. Стараясь не делать лишних движений, сажусь, упираясь спиной в изголовье кровати. Внимательным взглядом осматриваю помещение, и замечаю, что ничьих вещей, кроме моих, здесь нет. Озадаченно хмурюсь и ещё раз вглядываюсь, но снова ничего: нет сумок, каких-либо вещей, и любых признаков пребывания в номере человека. Ничего не могу понять — точно помню, что засыпал я с Грейнджер, которая прижималась к моей груди. На секунду думаю, что произошло что-то непоправимое и впадаю в лёгкую панику, пока мои глаза не цепляются за тумбочку, на которой лежит записка и моя палочка. Забив на осторожность, хватаю пергамент, разворачиваю, вчитываюсь в красивые буквы и чувствую, как на губах вырисовывается ухмылка. Дорогой Драко, Я не лгала тебе, когда сказала, что мне нужно время. Вчерашняя наша встреча что-то изменила во мне. Я не могу быть уверенной в том, что всё будет как раньше, но я очень хочу всё это вернуть. Причина, по которой я сбежала, важна, однако, я уверена, что ты, мой доблестный аврор, сможешь найти меня. Я оставлю подсказку, не переживай! P. S. Ты очень мил, когда спишь. До встречи в Париже! Из Москвы с любовью! Твоя Гермиона Грейнджер. В последний раз перечитываю заключительные строки и улыбаюсь. Она действительно удивительна… Конечно, мне неприятно, что Гермиона поступила именно так, но, чёрт меня дери, это вышло довольно неплохо. Обвести аврора вокруг пальца, не приложив особых усилий... Браво, Грейнджер! Усмехаюсь и снова смотрю на город, который указан в письме. Париж. Город влюблённых, вкусного вина и круассанов. Ну что ж, Грейнджер, до встречи в Париже.