***
Неизвестно точно сколько времени он потратил, да и сколько в целом миров обходил, но на его плечах, если так можно выразиться, уже было достаточное количество разнообразных и необычных картин для его славной галереи, которой даже и галереей назвать было сложно. Конечно, в тех местах, где пробыла эта персона, было интересно, но всё это не то. Его, по классике жанра, это всё никак не задело, да и он в эти места наведывался не для того, чтобы покрасоваться на их прекрасные пейзажи. Это он мог сделать и в другой день, да и с более-менее нормальным настроем духа, а не так, что всё, что хочется сделать — набить отражающую свет лицо Миррор Мэна, или сбросить на него ради прикола наковальню, когда тот должен выкатывать Джесу, дабы с его помощью избавиться от Израиля. Булыжник думал уже и вернуться обратно к себе, повесить и положить картины на первом этаже, всегда ленясь украшать второй, на котором лежала одна нерабочая, и начать ждать следующих жертв, которых он затащит внутрь полотна, но… — Хм. Ладно. Ещё куда-то заявлюсь. Надеюсь, там будет поинтереснее предыдущих мест… — Голубой камень притих. — Надеюсь… Иначе я им всем там устрою «вечеринку». Мелкие ублюдки… — Проговорив это себе под нос, яркий свет снова окружил маленькую часть мирка где он был, не забывая издавать пронзительный, достаточно неприятный звук для ушей, а после, будто бы этого и не было, всё пропало, забрав с собою этого маленького «путешественника по Вселенным».***
— Опять не то… — прошептав это на воздух, был слышен звук брошенного карандаша на пол, а потом фигура и вовсе пнула эту вещь, чтобы та укатилась далеко, после чего села на пол и скрестила колени между собой. Артблок, дело, конечно, плохое для художников, но если ты сам — продукт чьего то искусства, то этот период кризиса сказывается на тебе ещё хуже, чем на ком-то либо. — Всё не то получается… Мне будто что-то мешает… Этого раньше не было. — Начиная с самим собой монолог, эта личность даже и не собиралась замечать любые изменения в своём окружении. А окружение было банально простым: обычное белое пространство, напоминающее лист тетради в линейку. Вроде бы ничего особенного, но на первый визит этого места глаза сильно режет, будто бы фонарик прямо в лицо направили, а ты и отвернуться не можешь. — Может, реально, что-то со мной не так, как напоминал мне Создатель каждый раз?.. — задавая этот вопрос, голос, что смахивал на проводимый по бумаге карандаш, притих. — Да и когда он ещё раз придёт? Я его давно не слышал. Даже голос забываю, а про внешний вид мне и говорить особо нече- Снова тот самый шум и яркий свет, что символизирует телепортацию нашего знакомого камушка, от которого Скетчу пришлось закрыть свои несуществующие уши дабы не оглохнуть. — Ну и? Где я теперь? Он не знал, кто теперь тут появился из неестественных, но нужно быть культурным, так что тот повернул на источник звука голову, после чего, заприметив на долю секунды какой-либо цвет на объекте, быстро похлопал глазами, смотря на это. Всё это выглядело будто бы к ребёнку заявился вор, но вместо того, чтобы начинать спрашивать кто это такой, Скетчи быстро встал и смотрел на Чикки с удивлением. А всё же, почему у булыжника сохранился его цвет и не сменился на белый, как это происходило с другими? Банально, потому что белые тут только при двух условиях: если изначально тебя нарисовали, или ты заранее, с момента своего создания где-либо, уже был белый. А так, если ты разноцветный, или имеешь какую-то красочную особенность во внешнем виде, и вторгся сюда — оно не пропадёт ни при каких условиях, как бы все на этом листе и не старались. — Хм, я ожидал приёма и получше, нежели взгляд, будто я какой-то маньяк, честно. — …Как ты тут оказался—***
— Как я тут оказался, говоришь? — Переспрашивает булыжник сам себя, отвернувшись от незнакомца. Так, ему нужны картины. Раз здесь есть проблески живности, значит её можно сделать главным экспонатом в музее. На определённое время. — Хмм… Использовал свои способности для телепортации. Круто, да? — С усмешкой отвечает Чикки, вновь повернувшись лицом к Скетчи. О да, этот камень любил похвастаться своей силой. Особенно перед незнакомыми ему личностями. А рисунок лишь глядит удивлённо, даже с каким-то испугом, на светло-синюю сферу, что самодовольно рассказывала о себе. Какого… Чёрта? Каким образом? Телепортация? Чего? Скетчи не мог в это поверить. Никогда такого не случалось, и тут внезапно приходит… Он? — А… — Живая, но никому не сдавшаяся бумажка, приложила одну из своих рук в форме шарика на голову, а сама прикрыла глаза, стараясь собраться с мыслями, которых теперь было много и все они были сосредоточенны на этой странной форме жизни. «Скетчи, спокойно… Это ещё одна неестественная жизнь, помни. Просто не подпускай её к себе близко и всё будет хорошо с тобой. Спокойно…» — Успокаивая себя в голове, лицо каракули стало более простым, а сам он ещё раз посмотрел на Чикки, хоть и увереннее, чем пару мгновений назад. В глазах, чуть-чуть, но читалось замешательство по поводу «визита». — Ну… Засчитаю это как ответ, получается. — Легко выдохнув после своих слов, между ними двумя настала тишина, которую сбил сам «хозяин» тетради. — Но для чего из всех мест за границей этого листа нужно было именно сюда телепортироваться? — Конечно, не веря тому, что к нему так просто телепортировался не Боб, а кто-то другой, ему, как незнающему всех тонкостей дел этого… Камушка? Чёрт. Он даже имени не знал, но не смотря на это, всё равно пытался понять его мотивы. Чикки нахмурился, а улыбка стала хитрее. — Выставка картин, милашка. Все жаждут узреть величайшие пейзажи, натюрморты и прочую хрень в которой я не разбираюсь! И твоё местечко выглядит довольно таки… Увлекательным, знаешь. — Он поближе подвинулся к Скетчи, всё также продолжая свой монолог. — Ни то, чтобы меня всё это увлекало. Я просто выполняю свою работу, понимаешь? Моя цель — картины. И мне нужны для этого миры. Разные. И твой подойдёт для этого просто идеально, не думаешь? — Нахальная улыбка не сползала с лица. Камень оглядывается вокруг. Всё такое яркое и белое. Лишь несколько настенных рисунков украшали пустые стены тетрадного листа. Они заинтересовывают Чикки, а раннее откинутый карандаш был поднят с пола, оказавшись в руках булыжника. Он был таким маленьким для него. — А ты, я так смотрю, рисуешь, да? Хе-хе, по тебе видно, художничек. Такому миловидному созданию подходит это хобби, не правда ли? — — Ну ааа… — Сделав инстинктивно шаг назад, нельзя было точно сказать, для чего это всё говорилось. Но это был ответ на твой вопрос, Скетчи! Хоть и сказанный таким образом, но ответ! Почему ты так странно реагируешь? — Это, как бы, не моё занятие, а предназначение, полученное с момента создания, но… — Мысли сплетались. Сильно напоминало как он впервые разговаривал с Бобом, правда тут всё гораздо запутаннее, чем в тот день. Да и чувства с ним почему то были… Другими. Будто бы была некая надежда на то, что эта ситуация может повернуться хорошей для него стороной. Возможно, это опять его недостаток общения так издевается над ним, но удачу попытать тоже стоит. — Кхм, — Кашлянув себе в руку, всё-таки разобравшись со своими мыслями, рисунок продолжил. — Раз уж так, то прошу меня простить, но это место для таких целей никак не подходит. Это мой дом, во первых. А во вторых — тебе нужно уходить отсюда в любом случае. Лучше всего будет тебе сначала мой карандаш вернуть, а после уйти отсюда и забыть об этом месте. — О? Вот как мы заговорили? — Осматривая карандаш в руках, проговаривает полушёпотом камень, бросив взгляд на каракулю. А его поведение… Интересное. Чикки нравятся такие, как этот живой рисунок на ножках. Их, довольно-таки, приятно дразнить. — Забыть? О таком чудесном местечке вместе с таким милым существом как ты? Нет-нет, так не пойдёт. — Булыжник показал карандаш, помахал им перед Скетчи, а затем сжал в своей руке. — Тогда я забираю этот сувенирчик с собой. В память. Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то узнал об этом месте, так что… — Он отворачивается, драматично вздыхает. — Тебе придётся расстаться с этим маленьким карандашиком, твоим единственным другом здесь… — Отлично. Теперь остаётся дожидаться согласия на использование этого мира как картину в галерее. Надавить — самый действенный способ Чикки. И он будет им пользоваться безмерно. — Верни карандаш обратно. Без всяких трюков со своей стороны, пожалуйста. — Сделав шаг к камню, Скетчи не думал так просто сдавать свои позиции. — Я не понимаю, чем тебя так заинтересовало это местечко, что ты его хочешь сделать одним из экспонатов в своей галерее, но да пусть тебя хранит целлюлоза, просто верни этот карандаш без лишних слов. А бумага, в свою очередь, на такую уловку не клевала, понимая, что это, что-то вроде, как давки на него. Возможно, это и причина того, что даже сам «Дрим», мастер манипуляции, никак не мог им манипулировать: тот это быстро раскрывал, но не подавал виду. — Мне… Мне действительно не хочется решать это дело силой, или ещё каким-то не-очень способом, но ничего отсюда, даже как сувенир, не вытаскивай, ведь, даже по логике, это не особенная вещь, а достаточно лёгкая в перерисовке другим человеком, так что и смысл забирать это у меня пропадёт вдвойне. — Можно ли это считать за попытку того сломать четвёртую стену на листе тетради? Не совсем, но всё же да. Почему не совсем? «Создатель» поведал ему о всех основных понятиях в рисовании, после чего Скетчи сам уже дополнял свои знания об этом самыми разными способами, которыми только мог. — Нужно ли дополнительно говорить о том, что сделав это, никому выгоды не принесёшь? Чикки хмурится, шепчет что-то на венгерском, лишь крепче сжимая в руке карандаш, чуть не ломая его на щепки. Чёрт, а эта живая картинка не так проста. Камень медленно поворачивается обратно к Скетчи, нервно улыбаясь. Видно, он был раздражён. — Неплохо, неплохо, ты раскусил меня, каракуля. — Начинает он, усмехаясь. Его взгляд падает на потрескавшийся карандаш, что затем летит в руки к рисунку. Некоторое время он сверлит взглядом, будто пытаясь прожечь дыру в этой хрупкой бумажке. Булыжник складывает руки перед собой, вздыхает, нервно постукивая пальцами друг об друга. Думает. Он думает, что сказать. — Слушай, если ты думаешь, что так просто избавился от меня, то ты ошибаешься. Тебе повезло, что мне просто жалко крушить такую уютную обстановку. — Хриплый голос Чикки звучит намного угрожающе, чем до этого. — Не будь я под контролем Смуг Сана, я бы всё тут разрушил к чёртовой матери, но мне лишь сильнее достанется, потому живи, пока есть ещё шанс, иначе я за себя не ручаюсь. — Протягивает игриво булыжник, ухмыляясь. А он любит запугивать. — А сейчас я на этом с тобой прощаюсь. Мне надо заниматься и другой работой, нежели торчать здесь. Viszontlátásra. — И с этими словами камень вновь исчезает за ярким светом, как в его первый приход.***
Слов, как и реакции на это, не следовало от Скетча, будто всё живое вмиг перестало существовать, хотя и живности вокруг, кроме как него самого, сейчас и не было. Это был самый странный визит к нему, который, он в принципе, помнил. Можно ли сказать, что рисунок сейчас что-то чувствует по этому поводу? Да. По крайней мере «бабочки в животе», которые его не щекочут, а приносят дискомфорт, что знаменуют о чём-то необратимом в судьбе рисунка. — Думаю, это как раз одно из тех моих решений, за которое мне ничего в последующем хорошего не светит… — Чуть ударив себя по щеке за такую, как он считал, оплошность, бумажка снова посмотрела на карандаш, который ему кинули. На нём было пару трещин, но они не настолько ужасны, из-за чего мог сломаться карандаш. — Он повредил… Но всё же рисовать можно. Только придётся на него сильно не давить… Ладно. Это пережить ещё можно. — Говоря это себе под нос, живое творение Создателя село на пол и, проводя по полу карандашом, всерьёз задумалось о том, что сейчас происходило с ним.С этого момента и начинается их странная история взаимоотношений, если такое между ними и появится в недалёком будущем.