Последние слова

And your mom and your sister and your job abcdefu – GAYLE

      – Знаешь, я люблю эту церквушку. Она хоть и разрушенная, но безумно красивая. – Пенелопа нежно проводит по замшевшей статуе, проговаривая каждое слово четко, но приглушенно; её голос отдавался эхом под круглыми полуразрушенными сводами, а редкие лучи вечернего солнца создавали ощущение чего-то… божественного. Личного. Её маленькая фигура на фоне огромной мрачной статуи человека в плаще, высоких потолков, упирающихся в неровные стены пещеры, темного и грубого камня, из которого сделано буквально всё, выглядела настолько незначительной, что слезы наворачивались как будто от страха. Давящее на всё живое ощущение исходило из этого помещения словно специально, усиливалось от ровного голоса девушки.       Деррик сидел на третьей с начала скамье слева, смотря на эту картину красными глазами.       – На самом деле, это здание принадлежало древним волшебникам, не знаю для каких целей оно им было нужно, но с религией это место связано в последнюю очередь. Я случайно его нашла, когда искала уединения. Помереть с концами в этом сумасшедшем доме мне совершенно не хотелось.       На этих словах Деррик дернулся и попытался открыть рот – и не смог, тело совершенно его не слушалось. Всё, что он мог сделать, это сидеть и слушать. Молча.       – Не рыпайся, придурок, не сможешь все равно. Из-за промывки мозгов ты здесь сродни врагу, да и все происходящее не для твоих слов, – отвернувшись от статуи, Пенелопа прошлась вперёд и оперлась о стоящую посередине подиума кафедру двумя руками, бросив долгий нечитаемый взгляд на мужчину. – Представляешь, как тебе повезло. Ты видишь мои реальные жалкие остатки, которые я закляла передать важную информацию для спасения. Пиздец.       Пенелопа хохотнула, покачав головой, не сводя взгляда с приемного брата.       – Я потратила все свои крохи маны и души ради спасения этого мира, а здесь меня встречаешь ты. Просто потрясающе. Нет, – она прикрыла рот рукой, снова засмеявшись. – Это восхитительно. Раньше я думала, что мне просто не везёт, но оказывается все куда хуже. Ты, как всегда, сам эталон, старший братец.       Отойдя от кафедры, Пенелопа медленным шагам направилась вглубь зала, цокая каблуками – звук расходился по залу в такт тембру голоса, медленно и тягуче. Деррик смотрел на неё почти не моргая. Пенелопа остановилась у начала скамеек для молебен-заседаний, и её сияющее до этого момента на свету лицо продолжало как будто светиться в тени. Деррику она казалась волшебной, внеземной. Его богиня смотрела на дверь, и больше не удостаивая его взглядом.       – Из всех людей, которых я хотела видеть или которые, по крайней мере, могли помочь, тут появился именно ты. Ты, черт подери. Да кто же знал, что моя жизнь оборвëтся именно на мысле о тебе.       Сердце Деррика забилось заполошно, а голову пронзила резкая боль.       – Деррик Экхарт, – девушка сделала шаг вперед. – Ты мудак. И твое появление здесь – самое большое разочарование для меня и для этого мира… О, да плевать на мир, я в бешенстве!       Изящное в каждой черточке лицо Пенелопы исказилось в гримасе – она сделала еще шаг, пройдя ко второму ряду каменных скамеек.       – Сотни, тысячи моих жизней, кровью добытые крохи информации, постоянное дрочилово черте в чем – и всё ради того, чтобы ты, сука, ты! Оказался здесь. Я сотни раз подыхала из-за блядской лейлы, чтобы сейчас передо мной сидела её самая верная собачка!       Сделав резкий шаг, Пенелопа с размаху ударила ногой куда-то в живот мужчины – тот, издав хрипящий стон, покосился набок. Он и в самом деле ничего не мог сделать.       – Я ненавижу тебя, – медленная речь стала быстрой, резкой, выходя на рваных выдохах и повышенных тонах; Пенелопа готова была кричать, но явно сдерживала себя. – Ненавижу до такой степени, что если бы могла, то задушила бы тебя сейчас же. Ты, сраное ничтожество, заставлял меня страдать каждый божий день, бедный, несчастный мальчик!       Схватив за воротник безвольного Деррика, Пенелопа тряхнула со всей возможной силой, – тот ударился головой о скамью, окончательно ложась на неё.       – Больше всех, больше Рэйнольда, больше Иклиса, я ненавижу только тебя. Чертова тряпка, ебала я твои сопли! Всегда, всегда ты считал себя самым несчастным, не так ли? Тупая Пенелопа лезет ко мне, бедняжке, а я ведь страдаю! Много лет назад я потерял свою сестру, поэтому теперь я буду сваливать всю свою скорбь, всю грязь на мерзкую девку, которую притащил нам отец на место силой Ивонн!       Не в силах держаться ровно из-за растущей мигрени, Деррик поник головой, но цепкая женская рука с ногтями схватила его за подбородок, заставляя смотреть ей в глаза.       – Как ты смел называться зрелым, сваливая все свои травмы на меня и обвиняя меня во всех бедах? Как ты посмел откупаться от меня своими мерзкими дорогими подарками, как ты посмел открывать свою пасть с замечаниями о моей внешности, одежде, о моем поведении?! Кем ты себя блять считал?! Даже идиот-Рэйнольд смог извиниться, но не ты, не-ет. Ты же выше этого. Ты же не такой. Ты самый несчастный в мире потому, что просрал свою сестру, и теперь все должны видеть как ты превозмогаешь. Неважно что, главное – превозмогаешь!       Шлëп – в воздухе повис звонкий удар пощечины.       – Так мало того, ты посмел меня возжелать. И даже из этого умудрился устроить драму! Черт, какого хрена ты не сможешь справиться со своими отвратными чувствами без меня! "Почему ты не смотришь на меня?", "Почему ты так груба со мной?"... Отвратителен, как же ты отвратителен! Ты действительно, мать твою, считаешь себя единственный страдальцем, возвышаясь над остальными! И это ты доказывал мне!!! Да с хера ли ты вообще решил мериться со мной своими бедами с башкой, боже! В воздухе повис звон второй пощечины. Пенелопа отошла на несколько шагов от Деррика, вновь смотря поверх его головы, сжимая руками волосы. Деррик смотрел на роскошную женщину в легком платье, напоминающее античное – а в сущности это была всего лишь ночнушка, в которой она и сбежала, наконец очнувшись после отравления.       – Мои последние слова, мои последние, блять, слова я трачу на тебя, и я даже ничего не могу сделать с этим, – её голос резко охрип, а красивые бирюзовые глаза заблестели. – Я могла хотя бы сейчас сказать Каллисто, что люблю его, я могла бы рассказать ему, что сделать, чтобы этот сумасшедший хоть раз получил то, чего заслуживает, а не погиб собачьей смертью; я могла бы сказать герцогу, как же плохо он справлялся с отцовством раньше, и как хорошо он показал себя как мой отец сейчас, как я хочу его простить и назвать своей семьёй с чистой совестью и без обиды, чёрт, чëрт-       Пенелопа пошатнулась, словно потеряв силу в ногах, и осела на скамью с правой стороны от прохода к статуе. С каждой секундой её лицо кривилось сильнее, пока рыдания не стали очевидными. Утирая нос и глаза пальцами, она смотрела куда угодно, но только не на Деррика.       – Даже Р… Р-рэйнольд подошел бы… я могла бы просто отпустит этого полоумного дурака из сердца, но нет. Не-ет, мне послали тебя. Того, кто ради тела своей сестры с радостью пойдет прыгать с обрыва. Это действительно конец.       Девушка встала, и, постояв в полной тишине, сделала маленький шажок вперёд, в сторону выхода из зала.       А потом еще один. Абсолютную тишину, не нарушаемую даже шорохом животных, раз за разом разрушал цокот домашних лёгких туфель.       – В теле твоей сестрицы чудовище, пожирающее людей. Очень скоро она захватит герцогство, потом наследного принца, после императорский дворец, а там и весь мир. Ей нужен клык дракона для возрождения царства Лейл. И делает она всё это благодаря своему гребанному зеркальцу. Чтобы убить эту засранку нужно либо расхерачит её зеркало, если то собрано, либо буквально убить её как только можно.       Стоя у самых дверей, Пенелопа положила руки на темную каменную дверь. Застыв в нерешительности, она некоторое время молчит.       – Каллисто… не должен получить власть, просто убивая всех подряд ради мести. Он- Ха, – девушка вновь засмеялась, устало и на этот раз кратко. – Неважно. Ты ни хера не сделаешь и не вспомнишь моих слов. Это- это самый бездарный из концов, которые меня ждали. Столько времени, и все в пустую.       Не оборачиваясь, Пенелопа знает, чувствует на спине именно жалкий взгляд приемного брата, яростный, ничего не понимающий взгляд. И открывает двери, впуская все еще яркий, хотя и вечерний свет, исчезая, подобно пыли, в воздухе.       Деррик просыпается с чувством липкого ужаса и долго лежит в кровати без движения. А потом заставляет себя встать, умыться и одеться, несмотря на тяжесть во всем теле. Ему нужно сопроводить младшую сестру на банкет в императорский дворец, и его усталое тело движется скорее по инерции. Видимо, ему снились кошмары.