Сладкий яд
1 декабря 2021 г. в 07:33
Джон проснулся на удивление рано. Яркий солнечный луч настырно щекотал веки, заставляя жмуриться и отмахиваться от него точно от назойливого комара. Открыв наконец глаза, Джон перекатился на живот, прячась от ослепительной вспышки, что сверкнула в окне, и сладко потянулся. Давно он так славно не высыпался и уж тем более никогда не просыпался с полным умиротворением на душе. Раньше, в Винтерфелле, каждый день приносил ему страдания, унижения и боль, заставляя чувствовать себя жалким ничтожеством. Ничтожеством он и был. Бастард, ублюдок, жалкое отродье, что позорит великое и благородное семейство Старков, напоминая своим видом леди Винтерфелла о том, что ее драгоценный муженек когда-то имел удовольствие покувыркаться с другой женщиной.
Сейчас все было иначе. Джон улыбнулся, лаская взглядом обнаженное тело самой прекрасной женщины на свете, чья красота покоряла любого, даже самого черствого септона, ослепляла, будоражила воображение, заставляя кровь в венах закипать. Он до сих пор не верил, что она отдала ему всю себя, без остатка, назвала его возлюбленным, одарила лаской и нежностью, окутала в покрывало заботы и сделала самым счастливым мужчиной во всем мире. Ее душа была наполнена огнем и светом, страстью и похотью, глаза светились раем, ослепительно сверкая и обещая неземные удовольствия. Она горела так, что растопила даже холодное сердце сурового северянина и его ледяной нрав. Джон не ведал прежде, что можно сгорать без остатка, даря удовольствие женщине и желать добраться до небес вместе, воспарить над всем живым и раствориться в небытие. Таким было его счастье — безграничным, всепоглощающим. Убийственным. Она была его сладким ядом, что проникал под кожу, разъедал кровь, травил сознание, но Джон с радостью упивался им, не желая иного. Ее поцелуи топили, лишали воли и рассудка, и он как покорный щенок готов был вылизывать ее руки и ноги, грызть глотки всем, на кого она укажет, лишь бы вновь и вновь чувствовать ее губы на своих губах. Лишь бы сжимать ее в своих объятиях, слушать душой биение ее сердца, ощущать ее пальцы, зарывшиеся в его волосы. Он хотел быть с ней вечность и даже дольше, не помня себя без нее. Без нее жизни не было вовсе. Своим самым первым поцелуем в тени апельсинового древа, она вдохнула в него живительные импульсы, что обожгли горло. Джон помнил, как его тряхнуло, словно кто-то уколол его в сердце невидимой иглой, и вдруг он увидел все. Мрак расступился, тени рассеялись и мир вокруг заиграл яркими красками, заискрился, замерцал так ослепительно, что хотелось зажмуриться. Арианна смотрела на него с нежной улыбкой на губах, ласково гладя руками по лицу. В тот день он обрел жизнь.
Арианна безмятежно спала, закинув одну руку за голову, другую же положив на обнаженную грудь, что мерно вздымалась и опадала. Черные волосы, цвета воронова крыла россыпью разметались по песчаному шелку, и нахальные солнечные лучи, касаясь непокорных прядей, делали их похожими на драконье стекло. Пухлые алые губы чуть приоткрылись, маня своей медовой сладостью, и Джон судорожно вздохнул, мечтая вновь припасть к ним страстным поцелуем. Член налился кровью, и мучительно-томное желание скопилось внизу, болезненно пульсируя. Джон, тяжело и часто дыша, подвинулся чуть ближе к спящей принцессе и с трепетом наивного юнца коснулся губами твердого соска, что украшал упругую, похожую на спелое яблоко, грудь. Не удержавшись, он чуть слышно застонал и обхватил руками каменный орган, что нетерпеливо дергался, мечтая окунуться в пучину наслаждения. Проведя вдоль ствола несколько раз, Джон сладостно-болезненно поморщился — этого было мало. Безумно, невозможно сильно хотелось раздвинуть стройные ноги возлюбленной и одарить ее своей любовью, страстной и неистовой.
Губы обхватили твердую горошину чуть плотнее и принялись жадно посасывать, выцеловывать, терзать, собирая сладкий нектар, амброзию, что сводила с ума и заставляла забыться, точно крепкий наркотик.
Арианна задышала глубже, рвано и жарко, тело выгнулось дугой, с губ полились тихие, но столь дивные стоны.
— Мой милый, — хрипло прошептала она, — чего же ты медлишь? Твоя принцесса горит от желания.
Внутри Джона вспыхнул нестерпимый жар, опаливший сердце и душу. Отбросив в сторону робость и скованность, он навис над дорнийкой точно само провидение, с хриплым стоном впился в ее сочные губы, вплетая пальцы в шелк волос и дрожа от возбуждения и неукротимого желания. Арианна широко раздвинула ноги и положив ладони на бедра возлюбленного, нетерпеливо направила его в себя.
— А-а-х! — возликовала она, томно закусив губу, ощутив, как каменный член ворвался в ее жаркое лоно. — Джо-о-он! Прошу, глубже!
Обхватив пышные бедра возлюбленной руками, Джон рыкнул, точно дикий зверь и вошел в нее до самого конца, резко, одним махом, наполняя ее собой. Руки Арианны блуждали по взмокшему телу северянина, лаская, сжимая кожу, оставляя на ней красные метки, похожие на бутоны роз. Дотрагивались до живота, ощущая напряженные мышцы, со всей силы сдавливали сильные плечи, поглаживая могучую грудь, дразня и обещая.
Джон, впившись затуманенным взором в обсидиановые очи принцессы, чуть дрожащими пальцами прикоснулся к ее лицу и большим пальцем обласкал припухшие губы. Нежно, ласково, чувственно, не прекращая при этом двигаться в ее жарком лоне, все грубее и жестче.
— Смотри на меня, — хрипло произнес он, крепко сжимая пятерней стройную девичью шею, чуть надавливая, ощущая, как течет жизнь под его ладонью, рвано пульсируя.
— Джон, — опаляя его лицо горячим дыханием, простонала Арианна, еле сдерживаясь чтобы не закрыть глаза от сладостного блаженства.
Джон уже сам был на грани своего сознания, готовый вот-вот сорваться в бездну удовольствия. Уткнувшись лбом в плечо принцессы, он вдохнув в себя запах ее возбуждения, невозможно прекрасный, неповторимый, непередаваемый и совершенно удивительный. Он рвано дышал, обливался потом, водил носом по бархатной женской коже, ласкал губами мочку уха и двигался, двигался, ускоряя темп и теряясь в собственных ощущениях. Он слышал, как она практически срывается на крик, как обхватывает ногами его бедра, царапает спину и умирает с его именем на устах.
Джон захлебывался собственными стонами, хватал ртом воздух и не мог надышаться. Легкие полыхали, горло саднило, под рёбрами оглушительно долбилось сердце, тело горело в пекле страсти и похоти. Стоны влюбленных слились в единый жаркий поток, кожа терлась о кожу, тела словно спаялись в одно целое, совершенно неделимое. Казалось даже воздух искрил от того безумия, что охватило Джона и Арианну.
— Боги! — воскликнула принцесса, чувствуя, как оргазм взрывается внутри яркой вспышкой, болезненно-сладкой, ослепительной. Все ее тело задрожало, тонкие пальцы вцепились в шелковые простыни, царапая и выкручивая. Дрожь волнами бежала по ее коже, наслаждение струилось по венам жаром, лицо исказила болезненно-мучительная гримаса.
— А-а-ах-ха! — выдохнул Джон, не сводя жадного, пристального взора с принцессы, впитывая в себе ее удовольствие, вслушиваясь в протяжные стоны и еле различимые слова любви. Изливаясь в ее тело, он вновь припал ртом к ее алым сахарным губам, делясь с ней своим дыханием.
Ласковый ветер ласкал влажные тела двух влюбленных. Они лежали в объятиях друг друга и медленно приходили в себя. Джон нежно перебирал пальцами черные пряди, наслаждаясь их мягкостью и сиянием. Арианна довольно мурлыкала, точно кошка в руках хозяина, и выводила пальчиком узоры на груди возлюбленного.
— Если ты предашь меня, Джон Сноу, то умрешь самой мучительной смертью, какую только можно представить, — произнесла она спокойным тоном, не прекращая ласкать тело Джона. — Я прикажу вывезти тебя в самое сердце дорнийской пустыни, без пищи и воды. Ты будешь умирать медленно, в агонии, моля северных Богов избавить тебя от мук. Но Старые Боги Севера не имеют власти на Юге, и они не услышат тебя. Если ты меня предашь, твоей могилой станет песчаный бархан, и даже змеи и скорпионы не станут оплакивать тебя.
— Меньшего я и не ожидал от дочери Дорна, — улыбнувшись, ответил Джон, нежно целуя свою принцессу в пунцовую щеку.