Всё ещё жду

Незамысловатые следы кофейного цвета на оставленной стоять на столе кружке напоминали о когда-то наполнявшем её ароматном напитке. Золотые лучи солнца беззастенчиво проникают сквозь хлопковые занавески, озаряя собой небольшую комнату и спящую в непропорционально большой её миниатюрному телу кровати девушку. Свет касается её закрытых глаз, и она, смешно сморщившись, открывает их. Приподнимается на локте. Оглядывает светлую комнату. Вздыхает, поднимается на ноги. Пора начинать свой день. Босые ступни шлёпают по холодному полу. Она достаёт чистую чашку, заваривает в ней чай. Незаконченная пачка кофе стоит на полке, бросается в глаза, словно берёт «на слабо», призывая осмелиться посмотреть на себя — но Люмин не смотрит. Берёт свой чай и, не поднимая глаз, уходит в гостиную его пить. У неё сегодня много дел. Сдача проекта, длящегося уже несколько месяцев, давно задолженная встреча с подругой, визит к брату и его семье, а ещё нужно купить новые краски. Старые она непредусмотрительно оставила незакрытыми, уснув как-то прямо перед мольбертом. Краски, конечно же, высохли. Ей нужны были новые. Она сонно натягивает на себя свитер и джинсы, надевает на ноги сапоги, накидывает поверх куртку и обматывает вокруг шеи шарф, как-то выбивающийся на фоне остального образа — уже поздняя осень, на улице холодно. Нужно одеваться теплее, всегда повторяет ей брат. Закидывает на плечо сумку и выходит из дома. Кофейня Сян Лин ей по пути. Колокольчик у двери звонко оповещает владелицу о зашедшей гостье, и та не заставляет себя ждать, с улыбкой приветствуя вошедшую. Люмин слабо улыбается в ответ, успевая остановить подругу, уже было начавшую заваривать капучино из какого-то особого сорта зерна, так нравившегося Люмин, — просит сделать чай. Если та и удивлена, виду не подаёт, и только с мягкой улыбкой и быстрыми словами извинения начинает делать напиток заново. Их разговор короток и непримечателен. Сян Лин справляется, как у подруги дела, та уверяет её, что всё как всегда — в порядке. Люмин замечает, что подруга не верит ей, но та, к счастью, решает не задерживаться на этом, и начинает щебетать, говоря быстро, как и всегда, делясь переживаниями и новостями. Та только лишь участливо кивает, слыша, разве что, только через слово. На работу она добирается где-то через час. Благо, в самом офисе ей появляться часто не было нужды — большая часть работы не требовала личного присутствия, но сегодня нужно было обговорить окончание долгого проекта. Он длится уже несколько месяцев, и было важно, чтобы он был выполнен в лучшем виде. Обмен вежливыми улыбками с коллегами, короткие разговоры по существу, несколько небольших правок — её видение и дизайны практически никогда не подвергались обширной критике. «У тебя такой большой талант», — любили повторять ей с восхищением, на что Люмин лишь смущённо улыбалась, опуская взгляд в пол. Она любила рисовать, у неё получалось это хорошо, а потому работать с архитектурными дизайнами когда-то приносило ей огромное удовольствие. Талант сочетался со страстью к своему ремеслу, и работа буквально горела в её руках. В этот раз правок, правда, было как-то больше обычного, но она не придала этому особого значения. Ещё где-то через час перед ней открывается дверь, и Люмин видит брата, держащего на руках светловолосую малышку, улыбающуюся ей, и не может не улыбнуться в ответ. Итэр отдаёт дочку жене, а сам заваривает Люмин чай, пока та снимает обувь и верхнюю одежду, оставляя на шее шарф. Он бросает на него быстрый взгляд, но ничего не говорит. Она благодарна ему за это. Итэр садится через угол от неё за стол и с тёплой улыбкой на лице спрашивает, как дела, — но она видит, как беспокойство плещется в его медовых, таких же, как у неё, глазах, грозясь выплеснуться через край в любой момент. Люмин отвечает, что всё как всегда — в порядке. Он не верит ей, но, к счастью, решает не задавать вопросов. Он знает, что лучше не спрашивать, не ворошить комок острых, кровоточащих, надломленных чувств, только-только начавших притупляться. Ведь именно он был тем, кто держал её в своих руках, крепко, пока она рыдала так, что в какой-то момент в дверь постучалась полиция, вызванная обеспокоенными соседями. Немудрено: Люмин кричала, билась в натуральной истерике, пыталась царапать стены и свои руки, выла, ругалась и плакала. На протяжении нескольких часов он не выпускал её из рук, не поднимаясь с холодного пола, чувствуя, как собственное сердце болит за сестру. Становилось ещё хуже от того, что быть с ней — всё, что было в его силах, и это сжирало его изнутри. Хоть они и были близнецами, он был на несколько минут старше, а потому всегда ощущал Люмин своей младшей сестрой, которую он должен, обязан был защищать. И тогда он не справился, и до сих пор не простил себе этого — и никогда не простит. Ещё несколько дней после Люмин только спала и плакала. Он приносил ей воду, держал её за руку, стирал влагу с её щёк, обнимал сквозь кокон одеяла, целовал в висок и шептал, повторял, как мантру, что всё будет хорошо, когда она посреди ночи просыпалась с криком от очередного кошмара. Поначалу пытался приносить ей и еду, но Люмин не притрагивалась к ней. А потом… Она больше не плакала, и Итэру казалось, что только этого он и ждал, но как только это произошло, тут же понял, что многое бы отдал, лишь бы только она снова начала плакать. Взгляд сестры стал настолько безразличным и безжизненным, что у него защемило сердце, а она словно смотрела сквозь брата, не замечая его совсем. Ещё через несколько дней Люмин впервые заговорила: поблагодарила его за то, что был рядом и сказала, что она в порядке, а ему нет больше нужды быть с ней. Ни на йоту не поверивший ей Итэр жил с Люмин ещё месяц, прежде чем всё-таки отправиться домой, тысячу и один раз заверив её, что вернётся по первому зову. Она на это лишь благодарно кивнула и закрыла за ним дверь. Итэр не показывает своего беспокойства, но обнимает её на прощание так крепко, что, кажется, ещё чуть-чуть, — и рёбра захрустят. Люмин оставляет быстрый поцелуй на нежной щёчке племянницы, с дружелюбной улыбкой машет рукой на прощание жене брата и переступает порог, застёгивая до конца молнию на куртке. Осталось лишь купить краски. Магазинчик небольшой и находится рядом с портом, а потому, подходя к нему ближе, Люмин ёжится от холодного ветра, пробирающего до самых костей, и укутывается в шарф плотнее. Заходит внутрь, улыбается продавцу, узнавшему её. Находит взглядом нужные ей краски, расплачивается, кладёт их к себе в сумку, и колокольчик на двери оповещает об её уходе. Ей бы пойти домой. Выпить кружку горячего чего-нибудь, закутаться в плед, надев шерстяные носки, и отогреваться, надеясь, что надетая ею всё-таки слишком лёгкая одежда не отразится завтра температурой. Но она идёт к порту. Туда, где ветер дует сильнее всего. Ей бы позвонить брату. Позвонить брату и плакать, изливая ему душу, рассказывая, как же всё не в порядке. Ей бы попросить его приехать и плакать на его плече, а после там же засыпать, но Люмин подходит ближе к краю причала. Ей бы встретиться с Сян Лин, попросить научить её новому рецепту шоколадных круассанов, о котором та хвасталась накануне. Ей бы попросить подругу рассказать ей о чём угодно, лишь бы та не прекращала говорить, а Люмин не прекращала слушать, фокусируя своё внимание на её рассказе. Но она всматривается в неспокойные волны, щуря слезящиеся от ветра глаза. Были ли волны настолько же неспокойны в тот день? Опасалась ли хоть какая-то частичка тебя того, что произошло? Думал ли ты о том, что можешь не вернуться? Горло сдавливает, а глаза начинает жечь от подступающих слёз. Кончик красного шарфа прерывисто развивается за её спиной. Он так сильно любил море. Люмин не раз шутила, что ему было суждено родиться каким-нибудь китом и бороздить волны свободно всю его жизнь, но по какой-то фатальной ошибке он родился человеком, и был ограничен плаванием на корабле. Аякс отшучивался, что плавает не хуже упомянутого животного, а море любит может даже сильнее. Она смеялась и верила. Как и верила, провожая его в рейсы, что всё будет в порядке. Что корабль крепок, команда умела, а волны послушны. Она не видела его иной раз месяцами, но никогда не сомневалась, что он вернётся. И никогда не ошибалась. Всегда наступал момент, когда на причале она видела знакомое конопатое лицо, озарявшееся улыбкой при виде неё. Момент, когда она обвивала руки вокруг его шеи, а он обхватывал её талию своими. Момент, когда после долгих месяцев порознь она наконец могла его поцеловать. Аякс часто привозил ей гостинцы из своих путешествий. Поначалу пытался привозить наряды и украшения, но быстро понял, что у возлюбленной нет особого в них интереса — хоть она и принимала их с неизменной благодарностью. И тогда он начал привозить ей краски. С разных уголков мира, масляные, акварельные, гуашевые, акриловые, ещё какие-то, названий которых Люмин даже не знала — разбегались глаза. А ещё привозил кофе. Тоже разнообразных, иногда совершенно причудливых сортов. Как-то раз он привёз кофе, который, как оказалось после небольшого поиска в сети, делают из птичьего помёта. Люмин наотрез отказалась это пить, а Аякс на чистейшем упрямстве пил этот кофе ещё целую неделю. Потом, правда, было решено отдать его Сян Лин — которая приняла его с абсолютным восторгом и сказала, что они просто ничего не понимают в хорошем кофе. Он очень любил наблюдать, как она рисует привезёнными им красками. Люмин смущало подобное пристальное внимание, а Аякс только весело улыбался. Он вообще любил улыбаться, и Люмин порой казалось, что этой улыбкой он освещает всё и всех вокруг себя. Он был взбалмошным, открытым и честным, как ребёнок. Настолько честным, что иногда попадал в передряги из-за отсутствия умения держать язык за зубами. Люмин только качала головой, заклеивая пластырем ссадины, а он всё улыбался. Люмин привыкла к его честности. А потому была удивлена, узнав, что он всё-таки уплыл — в рейс, в котором обещал не участвовать. Прогноз говорил о штормах, и, видя беспокойство в глазах Люмин, Аякс пообещал, что останется дома. Но вот оно, чёрным по белому в записке, небрежно написанной на скорую руку. Почему ты решил плыть? Почему нарушил своё обещание? Она всегда верила, что всё будет в порядке, а он вернётся, и никогда не ошибалась. Только единожды интуиция её подвела. — Ты обещал, что никогда не бросишь меня, — тихо произносит Люмин, с обидой глядя на морские волны, поднимающиеся всё выше. Кажется, надвигается шторм. — Почему ты обманул меня? «В ту ночь был сильнейший шторм, команда не справилась с судном. Оно затонуло. Выживших нет. Сожалею». Он снова улыбается ей. На этот раз — со своего портрета на похоронах. От неё ждали каких-то слов, но они все застряли в горле, заставляя задыхаться по ночам. Даже гроб был пустым — море не отдаёт тех, кого погубило в своей пучине. Она была в ярости. Почему он соврал? Почему не послушал? Почему подверг себя такому риску? Что, чёрт подери, могло быть достаточно важным, чтобы пойти на это? Она была разбита и раздавлена. Иногда настолько, что не могла подняться с кровати. Она скорбела. Скорбела так сильно, что эта эмоция медленно, степенно вытеснила все остальные черты её характера, заполнив своей чёрной пустотой всё, до чего могла дотянуться. Она приходила в порт каждый день. Светило ли солнце, лил ли дождь, выл ли ветер — она была там, всматривалась в море. Сегодняшний день не стал исключением. — Ты не мог мне солгать, — шепчет Люмин, чувствуя, как слёзы обжигают щёки. — Я всё ещё жду тебя, знаешь. И она действительно ждала. Иррационально, нездорово — ждала. Итэр повторял ей из раза в раз, что нужно смириться, понять, что этого не изменить, и стараться жить дальше. Люмин смотрела на него и искренне не понимала, как можно смириться с тем, что солнце, освещавшее твою жизнь, потухло. Она плетётся домой, едва различая расплывчатую дорогу перед собой. Щёлкает ключом в замке. Перешагивает порог. Скидывает с плеча сумку, с ног — сапоги, а с себя куртку. Заходит на кухню. Взгляд падает на оставленную кружку с незамысловатыми следами кофейного цвета. Он так любил кофе. А она с того злосчастного дня больше не может заставить себя сделать и глотка. Опускается на холодный пол. — Тебе там тоже холодно, да? — спрашивает непонятно кого, невидящим взглядом перед собой смотря. — Как же сильно я бы хотела тебя согреть. Красный шарф, оставшийся на её шее, поникши свисает за её спиной.