Дорога цвета золота

И не сдаваться – ты сам себе обещал Вельвет, «Мой герой» Пролог Мартен слегка нервничал. Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего подозрительного, но тот, кто хорошо знал Фуркада, сразу бы всё понял. Улыбаясь уголком рта, он снял тёмные очки, хотел было посадить их на голову, но накинутый капюшон куртки мешался. Мартен машинально сбросил капюшон и сразу же, спохватившись, надел обратно, а очки сложил и сунул во внешний карман куртки на груди. Эмильен скоро будет здесь. Фуркад не сомневался, он прибежит сразу же, как только ему передадут информацию. И он ждал. Взволнованный, улыбающийся, еле переводя дыхание от только что пережитого, ждал Эмильена. – Дельфин в Веркоре. – Что? – дёрнулся чемпион, пятнадцать минут назад защитивший титул. Он уже начал переодеваться после гонки и как раз стянул через голову биб с надписью «действующий чемпион». – Не знаю. Просили передать, – добродушный Фил, с которым Эмильен пересекался пару раз на рекламных съёмках для Rossignol, огляделся, бегло проверяя, не подслушивают ли их. – Он здесь?! Фил ухмыльнулся, приложил палец к губам, прося молчать, и показал глазами куда-то себе за спину. Взбудораженный Эмильен бросил майку в раскрытый рюкзак и, как был в гоночном комбинезоне, вспотевший и уже слегка подмерзающий под словенским ветром, торопливо, чуть ли не бегом, двинулся в указанном направлении. – Эй, туалет в другой стороне, – крикнул кто-то в спину. Как будто не было на свете других причин, чтобы вот так внезапно бросить свои вещи и инвентарь и сбежать из поля зрения перед самым награждением. – Эмильен! Награждение! – крикнул кто-то ещё, но и этот призыв остался без ответа. Жаклен быстро шёл по снегу, почти физически чувствуя, как тот горит под ногами. Мартен здесь? Не может этого быть, он обещал приехать на чемпионат только через три дня после пасьюта, раньше никак не мог вырваться. «Дельфин в Веркоре» – это был их позывной, условный сигнал, приглашающий похулиганить. Несколько лет назад они с Мартеном сбежали из дома, оставив в неведении свои семьи и друзей, отключили телефоны и на три-четыре дня полностью пропали с радаров. Элен, привыкшая к подобным выходкам своего спутника жизни, даже не начала волноваться, но тренеры были очень недовольны, когда лидер команды и его подающий надежды подопечный не явились на сбор. – Где вас черти драли?! – орал Стефан, когда Фуркад снизошёл до того, чтобы перезвонить после сотни пропущенных вызовов. А нигде не драли. Эмильен усмехнулся. Они даже из Виллара не выезжали, всё время были практически в городе. Загрузились в отель «Дельфин», что на территории природного парка Веркор, бросили вещи в номере и свалили на горнолыжку, до которой от самого отеля фуникулёры ездят. И носились там на лыжах несколько дней, свистя ветром в ушах и валяя друг друга в снегу. С тех самых пор и родился позывной «Дельфин в Веркоре» – и сейчас, внезапно услышав его там, где вообще не ожидал услышать, Эмильен начисто забыл и о том, что после гонки нужно немедленно переодеться, и о том, что его ждут на награждении, которое без главного героя состояться никак не могло. Он торопливо шёл по стартово-финишному городку, беспокойно озираясь кругом и незаметно для себя увеличивая скорость. На углу одноэтажной постройки висел, болтаясь одним концом на ветру, баннер с неразборчивой надписью. Эмильен завернул за угол и резко остановился, напоровшись на знакомый взгляд – улыбающийся Мартен поднял руки, раскрывая объятия – и его чемпион, его гордость и надежда, его лучший друг бросился бегом навстречу, засмеявшись на ходу. – Молодец, молодец, – говорил Фуркад, позабыв все остальные слова, обнимая его так крепко, что чуть ли рёбра не ломались, – молодец! Эмильен говорить и вовсе не мог. Задыхаясь во взаимных объятиях, он жмурился от солнца, бьющего в глаза, смеялся в голос и мог бы на Библии поклясться, что сейчас он самый счастливый человек на свете. – Тихо, тихо, – улыбнулся Мартен, с трудом отцепляя его от себя, – сейчас весь стадион сюда сбежится. Я тоже рад тебя видеть. – Откуда ты здесь? – По работе, с россиньолами. – Вы же только через три дня приезжаете. – Они – да, а я пораньше решил. – Ради меня?! – Ну, не то чтобы… ну ладно, да, хотел лично тебя поздравить…ой, Миль, отцепись, задушишь. Э, ты ещё не переоделся! Ну-ка давай бегом, простынешь ведь. – Поверить не могу, что ты приехал! А я ведь слышал тебя, слышал твой голос на трассе. – Меня не было на трассе, Миль. – Я знаю. Но я слышал. Ты говорил, что мне делать, и чтобы я не слушал тренеров, а только тебя… – Ладно, позже обсудим все твои лишние голоса в голове, а теперь давай назад и на награждение. – Сейчас. Ты видел третий рубеж? Огонь ваще! Я его даже не заметил, я думал, я… Фуркад улыбался. Восторженный щенок в его руках, кажется, только сейчас осознал, что друг и наставник действительно приехал – он сверкал глазами, возбуждённо делился эмоциями и разве что только хвостом не вилял. И то лишь потому, что к своим 25 годам ещё его не отрастил. – Всё видел, ты умница и молодец! А теперь марш назад, пока не простудился. После награждения увидимся. – Я думал, Йоханнес меня обойдёт, он до второго рубежа шёл впереди, я думал, он… – Эмильен! – А? – Брысь отсюда! У тебя уже вон губы посинели. – Спасибо, что приехал. – Не говори никому. Для всех остальных я приеду после-послезавтра, а пока не хочу отсвечивать. – Понял. Спасибо. – Иди уже, чемпион, дрожишь весь, – Мартен снова потянул его к себе, легко поцеловал в лоб и снял руки Эмильена со своей шеи. – Давай. Мы увидимся через полчаса, обещаю. Чемпион улыбнулся, ещё раз коротко обнял учителя и друга, хлопнул его по спине и побежал обратно, поёживаясь от пробирающего ветра. Фуркад осмотрелся – кажется, их никто не заметил, сунул руку в карман за тёмными очками – и фыркнул, извлекая на свет потрескавшиеся стёкла в погнутой оправе. Воистину если его Миль хотел обниматься, никакой локомотив его бы не остановил. Мартен швырнул очки в урну и достал запасные из рюкзака. В тот день, когда на съёмках рекламы для Rossignol Эмильен уронил с обрыва выданный ему пять минут назад беговой рюкзак ограниченного тиража, а Джимми, представитель бренда, одновременно ржал, рыдал и пытался призвать молнию на голову этого недотёпы, Фуркад сделал себе зарубку на память: если предстоит встреча с Жакленом, бери с собой всё, что можешь, в двойном размере. И не жалей, если что-то из этого не переживёт эту встречу. Глава 1. I'm a better person when I have you here Oh I, I, I got you and I, I can get through. Mary Lambert. So far away. (перевод. Когда ты рядом, я становлюсь лучше. Пока ты у меня есть, я справлюсь со всем). Рядом с Мартеном всегда был кто-то ещё. Всегда. Всегда. Эмиль, самый лучший и самый любимый соперник. Один из величайших норвежских биатлонистов. СуперСвендсен, не знающий себе равных, кроме Фуркада, на лыжне и рубеже. Несколько лет они боролись за Большой глобус, оставляя далеко позади остальных конкурентов. Мартен всегда выигрывал, ему это нравилось, но ещё больше ему нравился азарт борьбы, схватка до последней гонки, он бесконечно уважал соперника за это противостояние и в любое время был рад общению с ним. Симон Шемпп. Антон Шипулин. А последние годы и Йоханнес проклятый Тиннес мать его Бё. Все они тянули внимание Фуркада на себя, и не безуспешно. Все навязывали ему борьбу и зажигали огонь в глазах, все умели быть интересными и сильными соперниками. Каждого из них Эмильен потихоньку ненавидел. Так, не серьёзно, но это его царапало. Со Свендсеном его кумир справился, Шемппа и Шипулина, хотя и они помотали нервов Фуркаду немало, можно вообще не считать, у них даже одного БХГ ни разу не нарисовалось, а ведь были времена, когда Антон вплотную подбирался в общем зачёте к заветному хрусталю. А рыжий норвежец, единственный из всех, смог сместить с биатлонного олимпа французского короля. Чем и вызвал в свой адрес и внимание, и уважение, и чуть ли не благословение на будущее. Это расстраивало, если не сказать – мучило. Эмильен очень старался, но пока мало что получалось. Всегда был кто-то сильнее его. И таких кого-то набиралась пара десятков человек в лучшем случае. В худшем – чуть ли не половина Кубка мира. Он мечтал о победах, о золоте, мечтал встретить взгляд Мартена, стоя на высшей ступени пьедестала – увидеть его улыбку и улыбнуться в ответ. А побед всё не было. Фуркад возился с ним уже давно, терпеливо учил биатлонным премудростям, воспитывал и обещал большие успехи в будущем. Но будущее наступало и уходило, освобождая место другому будущему, а успехи не появлялись. Его учитель был рад медалям своего подопечного, но самая главная мечта, та самая, которую одну Жаклен и назвал бы настоящим успехом, никак не могла сбыться – выйти на трассу вместе с Мартеном, соперничать с ним на равных и победить. Доказать, что он тоже может, что он тоже достоин и внимания, и уважения, и восхищения. И когда один-единственный раз это случилось, Эмильен до того обалдел, что не сразу и осознал. Когда он пересёк финишную черту, перед глазами всё закрутилось и перемешалось, как разноцветные рыбки в аквариуме. Тяжёлое дыхание Йоханнеса, отставшего на полсекунды, сплошное А-А-А-А-А на трибунах, на разных языках, но слившееся в одну овацию, и Мартен – Мартен, бросившийся к нему навстречу обнимать, целовать и поздравлять. Полчаса между победой и награждением Эмильен не запомнил вообще. Только уверенное чувство отъезжающей крыши оставалось с ним до конца дня. А потом Фуркад завершил карьеру. Молча опубликовал пост в инстаграме и попрощался. Не раньше, не позже – именно сейчас, когда всё стало получаться, когда можно стало соревноваться с ним наравне, когда Эмильен хотел развернуться и показать всё, на что способен. Нафиг ему был не нужен ни Йоханнес, ни другие норвежцы, ни собственные сборники и весь остальной Кубок мира. Он хотел доказать Мартену, что всё его воспитание было не зря, что он, Эмильен, силён и может бороться за трофеи на уровне семикратного обладателя БХГ. А теперь Мартен уходил, и уже никому ничего не надо было доказывать, и все будущие успехи бледнели, теряя половину своей цены. Какой смысл подниматься на верхнюю ступень пьедестала, если рядом не будет того единственного человека, чьё одобрение так важно? Зачем быть лучшим, когда этого не сможет разделить с тобой тот, кто на всю жизнь останется лучшим для тебя самого? *** – Всё нормально будет, обещаю. Защитишь свой титул и будешь молодец. – А если нет? – Беги давай, не рассуждай. Сегодня ещё повороты на спусках отработать надо. И вообще, что значит «нет»? Йоханнес на каждый старт выходит с настроем побеждать. А у тебя ещё две недели до чемпионата – и ты уже заднюю включил? – Я ни разу не выигрывал гонки. Ни разу вообще за 4 года. Только тот пасьют на прошлом чемпионате. – Нам и не нужны эти гонки. Миль, сфокусируйся. Нам нужна только защита титула, один-единственный старт. Всё, от тебя больше ничего не требуется. Беги быстро, стреляй точно, не обращай внимания ни на кого вокруг себя. И не бойся. Это твоя гонка. У тебя малый глобус по пасьютам, не забыл? – Нет. – И хватит кваситься. Да, норвежцы сильны. Легрейд этот непонятный ещё вылез откуда-то. Но нам это неинтересно. Мы должны подготовить тебя к пасьюту так, чтобы ты прошёл его, как боженька, от старта до финиша, и это самое главное, понял меня? – Да. – Давай. Сегодня ещё два часа на лыжах, главное – спуски, после обеда на стрельбище. И не выпущу, пока не выбьешь мне все пять мишеней с одного захода. *** Гвоздик из косяка торчал очень удачно – совсем незаметно. Браслет зацепился за него, треснул золотой ободок, и всё посыпалось, с тихим звоном разлетаясь по полу. *** – Ещё раз увижу у тебя такой пульс на рубеже, ругаться буду. – Ты уже. – Я ещё и не начинал. Ты куда так гонишь? – Я не выспался. Вот и пульс высокий. – Ага, а то, что ты последний километр проехал на 5 секунд быстрее всех предыдущих – это случайно получилось, да? – … – Давай ещё раз. На сегодня задача была – пройти все круги приблизительно в одном темпе и приехать на стрельбище на пульсе не выше 160. Ускоряться и поднимать пульс я разрешал только после рубежа, но не раньше. – Да ты задрал уже со своим пульсом. Я и на 170 нормально стреляю. – Я тебя тоже люблю, Миль. Сейчас-то, конечно, стреляешь, кто спорит. А на чемпионате, когда у тебя адреналин из ушей польётся, а рядом будет куча норвежцев во главе с Йоханнесом, а он ещё попытается отжать у тебя титул – посмотрю я, как ты постреляешь. Благослови, Господи, словенских воробьёв. *** Взъерошенная сорока протиснулась в открытую форточку, улучив момент, когда никто не мог её видеть. Ещё снаружи она углядела зорким глазом маленькую золотую чайную ложечку на столе – и села на ближайшее дерево выжидать. Только люди вышли, она кинулась к окну, влезла внутрь, схватила ложечку и поспешно покинула кухню. У людей ещё такие красивые штучки есть, а ей одна блестяшка не помешает. *** – Нет, сделай поправку на ветер. Ещё раз. – Да блин! – Тихо. Ветер не виноват. Ты должен уметь стрелять в любую погоду. Даже если тьма придёт… откуда там… – Со Средиземного моря. – Да. Стрелять очертя голову не нужно, понасажаешь ошибок, потом отыграть не сможешь. Но и старайся не залипать, как Черезов тогда. – Кто? – Русский. Как-то залип на стойке и стоял примерно вечность, не шевелясь. Минуты три на один выстрел. – Ну нееет, я так точно не буду. Лучше штрафы пробегу, быстрее будет. – А ещё лучше – вообще без штрафов обойтись. Так, я сейчас засекаю время, тебе пять секунд на то, чтобы устаканиться в лёжке. Не успеешь – пирога не получишь. Погнали! *** Колечко слишком сильно обмылилось. Так всегда бывает, когда не снимаешь его в душе. Жалко снимать, золотое. Провернулось раз-другой вокруг пальца, попало под сильную струю из душа – и вдруг скользнуло вниз, звенькнуло об дно ванной и ушло в слив. *** – Всё хорошо будет, Эмильен, всё получится. Ты готов. – Поехали со мной. – Не могу пока. 17го числа буду, обещаю. – Но пасьют 14го. – Эмильен… – Ладно. Тогда приезжай, как сможешь. – Обязательно. Не оставлю же я тебя там совсем одного. – Мне страшно. – Знаю. Но ты справишься. Ты всё знаешь, всё умеешь. И ты сможешь. Глава 2. I’m near you You don’t see me. Can you feel me? I’m closer than close. The Rasmus. Ghost of love (перевод. Я рядом с тобой, Хотя ты меня не видишь. Но ты чувствуешь моё присутствие? Я ближе близкого). – Дыши глубже и ничего не бойся. Двое наших рядом с тобой, в шестёрке, это должно помочь. Хотя бы морально. Симон немного подтащит, правда, я не уверен, что продержится до конца. Скорее всего, уже к третьему рубежу сольётся. Кентен будет рядом, в нём не сомневайся. Чёрт, норвежцев много, конечно… – И Понси. Он вообще впереди всех. – Забудь про Понси, даже думать не начинай. Отвалится после первого рубежа, максимум после второго. Да и отрыв у него не Бог весть, 13 секунд. Ты и похуже отрывы брал. – Йоханнес слишком близко. – Ну это, знаешь, не его проблемы, что ты в спринте прямо на лёжке мазать начал. Прошёл бы чисто – норвежец сейчас был бы дальше. И вообще перестань о нём думать, думай только о себе и о своей гонке. Так, поехали… Понсилуома ушёл. Давай, с Богом. Со старта не рви, уходи спокойно, успеешь ещё посайгачить… Эмильен, я тебе тут, в смысле, шутка какая-то, что ли? Кому сказал – не рвать! Сядь за Дестьё и сиди спокойно… Молодец. – Мартин отрывается! – И это отлично. Он прекрасно знает, кто у него за спиной, и торопится увеличить отрыв, как сможет. Сейчас выдохнется и к рубежу приедет никакой. – Эмильен, отставание от шведа 16 секунд, ускоряйся! – Не сметь ускоряться! Идиоты, нашли себе лошадку, с самого старта загнать хотят. Слушай меня, Миль. Иди в своём темпе. Эти бараны хотят золота, сейчас сядут тебе на уши и всё испортят. Пульс опусти, он уже шкалит. – Но я тоже хочу золота! – Отлично. Но не думай об этом. Ты должен идти спокойно, но внимательно. И ускоряться только после рубежей. Как мы учили в Вилларе, помнишь? И главное – ни на кого не смотреть. Ханнес сам по себе. И Понси сам по себе. А ты должен думать только о темпе и стрельбе. И пульс опусти уже, наконец. Так, четыре минуты от начала гонки. Думаю, ты размялся. Как самочувствие? – Я могу быстрее. – Хорошо. Обходи Симона. Если получится, попробуй отцепить. Тащить кого-то тебе сейчас незачем, даже своего. Норвежцы подтягиваются, это пока не критично, но имей в виду… Ладно, не получилось Симона сбросить, ничего страшного. Оп-па, норвежцы его уже обошли, что-то быстро они… А, пардон, это не Симон, это Кентен. – Мля, Марти! – Пардон, пардон, попутал. Иди спокойно, до норвежцев ещё есть просвет, сейчас будет первый рубеж… Так, Понси всё, как я и говорил. Два штрафных, и больше уже не выберется. Не нервничай, смотри только на мишень… Ты ж моя радость! Всё, уходи. Вот прямо сейчас ускоряйся. Легрейд в двух секундах сзади, Ханнес в пяти – им тебя догнать как нефиг делать. Слишком опасные соседи… Ну да, о чём и речь. И как долго ты его тащить собираешься? – Отстань. – Целый километр! И на спусках тоже! Да ты серьёзно? – Иди нахрен. – А я думал, ты золото хочешь выиграть. – Мартен, заткнись уже, а! – Эмильен, пропусти его вперёд, пропусти, подыши!! – О, хоть что-то умное сказали. Ну не тренеры, а песня просто. Миль, хорош, пропускай его. – Как, млять, я его пропущу? Столбом встану? Он не хочет выходить вперёд. – Ясен пень, не хочет. Он надеется тебя измотать и после второго рубежа оторваться. И если оторвётся – хана твоему золоту. Он уйдёт вперёд, а ты начнёшь психовать и завалишь стрельбу… Ну вот, всего-то и надо было чуть притормозить. Теперь держись за ним и продышись как следует. Всё, молодец, теперь давай бегом. Слышишь, Эмильен? Бегом со всех ног! У Йоханнеса один промах, остальные ещё не начали стрелять. Отрывайся так далеко, как сможешь. – Ага… – Легрейд сзади в 14 секундах, Ханнес на выходе почти 24. Терпимо. Ты меня слышишь? – Угу… – Смотри. Сейчас всё будет хорошо. Ты молодец, но не расслабляйся. Легрейд тащит кучу народа, это нам на руку. Ханнес подтянулся, Самуэльссон нарисовался откуда-то, наши чуть отстают, но тоже рядом. Стурла устаёт, уже 20 секунд отрыва… Ага, 22 секунды. Оторвался, красавец мой! Теперь иди спокойно, дальше стойки, стойки ты умеешь, только не нервничай. Всё хорошо будет, обещаю. – Угу… – Ветер усиливается. Блин. Аккура… Миль!.. Ты что… Так. Я ни черта не понял. Как ты это сделал вообще?! – … – Ладно, потом. Чёрт, это было лучшее, что я видел в своей жизни, честно. Ты такой молодец! – Ага. – Давай дальше. Пока всё норм. Позади Себа и Симон. Ух ты Симон, молодец, не ожидал от него. Но всё равно Ханнес сейчас догонит, ещё и Легрейда с собой привезёт. Преимущество пока комфортное, почти 30 секунд. Никуда не торопись… Миль, я сказал, не торопись. Если завалишь последнюю стрельбу, я тебя лично закопаю. Теперь всё хорошо, ты идёшь один, можешь двигаться в своём темпе, отрыв хороший. Просто не паникуй на стойке, у тебя есть время и отдышаться, и прицелиться. Господи, благослови. … Эмильееееен… Ещё один такой габарит, и я инфаркт получу. Куда ты… стой, паршивец, ветер же… Мля, Миль!.. Нет, я просто отказываюсь видеть это ещё раз. Давай беги уже, чудо моё. – Мартииииииииии!!! – Знаю. Сдохнешь тут с тобой три раза. Все рубежи по нулям, каков красавец! Моя школа! – Неужели я выиграл?? – Доедешь – выиграешь. За тобой Ханнес с Себасом, и они приближаются. Да не психуй так, тебя уже не догонят, между собой разбираются сейчас. О, круговые… Поздравляю тебя с первыми взятыми круговыми! – Е-е-е-е-е! – Всё, вон уже выкат на финиш. Ух ты, Господи, нашёл время равновесие терять. – Яааааа выиграл, я защитил титул, я чемпион мира, Марти! – Всё, Миль, молодец! Всё закончилось, чемпион мой! – Мартен… ты… спасибо. Эпилог Разумеется, тайну приезда Фуркада сохранить не удалось. Столкнувшись с Йоханнесом на выходе из стартово-финишного городка, Эмильен одним духом выложил ему новость, от восторга едва не сыпля сердечками из глаз. – Ну всё, капец моим чемпионским медалям, – засмеялся норвежец, – поздравляю тебя! – Он видел гонку, представляешь? Своими глазами видел! И он приехал ко мне, чтобы меня поддержать. – Слава Богу, сообразил не показываться тебе перед стартом. Всегда умный был. Эмильен засмеялся, соглашаясь, и оба отправились на награждение, переговариваясь о всякой чепухе и подшучивая друг над другом. Вечером, когда эмоциональные бури немного улеглись, новоявленный чемпион вытребовал у менеджера сборной, чтобы Фуркад поселился с ним в номере, выставил оттуда Гигонна, который покладисто перетащил вещи в другую комнату, и рухнул на кровать носом кверху. – С ума сойти, какой день. Я представить себе не мог. – Ты рад? – спросил Мартен, примостившись рядом с ним. – Рад? Да я счастлив, как сто чертей! Я готовился к этой гонке целый год, с прошлого чемпионата. И всё получилось, я надеялся, что так и будет, но всё равно переживал. А теперь ещё и ты приехал. Знаешь, – он перевернулся на бок, чтобы быть лицом к лицу с Фуркадом, – я представлял себя на этом подиуме тысячу раз, но даже вообразить не мог, что ты будешь рядом. Это чудо. – Защитить титул сложнее, чем выиграть его, – улыбнулся Мартен, – и я хотел сам увидеть, как ты его защитишь. – Если бы ты сегодня был на трассе, у меня бы не было шансов, – Эмильен вернул улыбку, – ни у меня, ни у кого другого. – Ты мне не соперник, Миль. – Разумеется. Даже Йоханнес не так силён, чтобы быть тебе соперником. – Я о другом, – Фуркад сел, обнял руками согнутые ноги, – у меня за карьеру было много серьёзных конкурентов. Свендсен – один из лучших. Шемпп. Антоха Шипулин. Тот же Йоханнес в последние годы. И я всегда хотел быть лучше их. Искал слабые места в их тактике, прокачивал себя, ни на миг не расслаблялся. И мне удавалось быть лучше их, пусть не всегда, не в каждой гонке, но удавалось. А ты… Я хочу, чтобы ты был лучше меня. Не норвежцев, не Легрейда с Бё, не наших ребят, Кентена и прочих там, а меня. Потому что ты не соперник, ты – та часть меня, которой я горжусь больше всего. Понимаешь? Но чтобы ты смог быть лучше меня, мне нужно было уйти. В продолжение этой речи Жаклен так разволновался, даже на время дышать перестал. Но чтобы подтвердить, что он слушает и понимает, сел рядом и кивнул. – Помнишь, что я тебе год назад говорил, когда уходил? Ты не должен зависеть от меня. Даже если очень хочется. Если бы я остался, это бы так и тянулось. А ты сам по себе, сильный и самостоятельный биатлонист. Сейчас с тобой уже начинают считаться, ты входишь в топ-10 общего зачёта. Немного прогресса – и будешь бороться за Большой глобус. – Думаешь, у меня получится? Даже Кентен уже сколько лет не может его взять, а ведь он сильнее меня. – Не смотри на него, ни на кого не смотри. Я знаю, что говорю, и знаю тебя – ты можешь быть лидером Кубка мира, олимпийским чемпионом и всем, чем захочешь. Я это видел и несколько лет назад, когда ты был юниором, и вижу сейчас. Свендсен, Шипулин и остальные были хорошими соперниками, сильными ребятами, мне нравилось с ними бороться и побеждать. Сейчас очень силён Ханнес, да и вся норвежская команда на пике. Но я помню время, когда среди всех сильных норвежцев, немцев и русских был один непобедимый Фуркад. Теперь я освободил это место тебе. Ты всегда мечтал меня обыграть, думаешь, я не видел, как ты стараешься? И сейчас, если хочешь, ты можешь занять моё место, потому что никого другого я не хотел бы на нём видеть, кроме тебя. Эмильен притих. Эйфория от пережитого выветривалась из его головы, уступая место собранности и серьёзности. Год назад он стал чемпионом мира в пасьюте по большей части случайно – сегодня он защитил этот титул, доказав, что случайности неслучайны. Но впереди Олимпиада, и готовиться к ней будут все. Норвежцы, немцы, шведы, итальянцы, русские. Стать олимпийским чемпионом в гонке преследования будет ещё сложнее, чем сегодня. Эмильен посмотрел на друга – Фуркад ободряюще улыбнулся ему, без труда считав очевидные мысли. – Это твой пасьют, Миль, твоя дисциплина и твоя сила. В этой гонке тебе нет конкурентов. Я не буду обещать, что через год ты 100% станешь олимпийским чемпионом, но… ты же сам всё понимаешь, правда? 14 февраля в словенской Поклюке заканчивалось, обещая радости и оставляя надежды. Эмильен ещё не знал, какой удар ждёт его через неделю на этом же самом чемпионате мира, не знал, что Франция не сможет защитить титул чемпиона мира в эстафете, Кентен уйдёт на штрафной круг, похоронив мечты парней о золотой командной гонке, а он сам в слезах закончит масс-старт на последнем месте, став посмешищем и притчей во языцех. Но о чемпионате мира он уже не думал. Далеко-далеко впереди разгоралась пятью разноцветными кольцами зимняя Олимпиада, и личное золото гонки преследования биатлонные боги уже бронировали для молодого француза.