Моветон

      Взорванное логово Силко. Здесь когда-то все началось, здесь и…       Джинкс носком ботинка откинула обломок проржавевшей трубы и приблизилась к разбитому окну. Часть рамы была выворочена с корнем и сквозь ощерившуюся стальными анкерными штырями дыру в помещение проникал блеклый свет, в неровном пятне которого сидела привязанная к стулу пленница.       Вай…       На пол с грохотом опустилась покореженная жестяная кастрюля. Часть содержимого расплескалось и окропило бетонную крошку. В воздухе резко пахнуло спиртом.       Джинкс присела на корточки и заглянула в опущенное лицо снизу вверх. На губах Вайолет и под носом застыли потеки крови, ссадина на щеке и подбородке.       Надо было этой стерве Севике башку продырявить ещё тогда, в кабинете Силко. Отступила, не добила. Как же, папочка расстроится.       Стиснув зубы, Джинкс швырнула в кастрюлю кусок относительно чистой тряпки.       Нет-нет, нельзя на торжественный ужин являться с окровавленной мордой. Как там говорят в Пилтовере? Мо-ве-тон. Смешное словечко. Весь Заун один сплошной мо-ве-тон.       Джинкс хихикнула, отжала тряпку и, подняв голову, вновь замерла.       Вай…       Такая родная и такая чужая. Вроде те же черты, а вроде… Едва заметная складка меж бровями, уголки губ, даже в состоянии отключки, горько опущены. И шрамы. Светлые, давно затянувшиеся. Темные, полученные недавно.       Протянув руку, Джинкс мягко оттерла слабый кровавый росчерк со скулы. Вай едва дернулась и застонала. Да. Спиртом по свежим ссадинам больно. Очень больно. Кожу жжёт огнём, разъедает. Джинкс хорошо знает этот вид боли. Но не смывать кровь нельзя. Она засыхает на коже, крошится и от неё неприятно зудит. И смотрится мерзко.       Мо-ве-тон. — П-паудер?       В голове гудит, перед глазами всё плывёт. Вай напрягается, силится поймать фокус, но картинка упорно убегает, грязно-серая, с неясными мазками белого и синего на переднем плане.       Пятно зашевелилось и скулу вновь обожгло огнем. — Паудер, это ведь ты? Ответь!       Подсохшая кровь на губах бесила, но руки туго стянуты, мышцы как свинцом налиты, не вытереть. От насыщенного металлического привкуса во рту мутит. И десну на месте выбитого зуба дергает. Бесит.       Крепко зажмурившись ещё раз и часто поморгав, Вай возвращает себе фокус. Светлое пятно перед глазами обрело четкость. Бледная кожа, настолько прозрачная, что синюшные разветвления вен просвечивают, тонкие кисти рук, сожмешь такие не осторожно — хрустнут, раскрошатся, как кусок подтаявшего льда, и глаза. Большие, широко раскрытые, совсем как там, в детстве, в другой жизни. В груди болезненно сжало. Мышцы плеч свело от непреодолимого желания обхватить тонкую фигурку, обнять, прижать к себе, защитить. От всех. От Силко, от Пилтовера, от чертовщины в её голове. — Паудер, — Вай делает слабый рывок. — Развяжи.       Джинкс молчит. Мочит тряпку в кастрюле и качает головой. Отжимает. — Надо вытереть кровь. Мо-ве-тон, — произносит нараспев.       Полные губы растягиваются в почти детской улыбке, и Джинкс снова тянется к лицу Вай, мягко промакивая той под носом, рот и подбородок. Кожу начинает щипать, в ноздри ударяет резким запахом спирта, отчего набегают слезы, но Вайолет терпит, смотрит, не отводит взгляд.       Ей столько нужно сказать, столько спросить, столько сделать. Что же они с тобой сотворили, Паудер?..       Закончив оттирать кожу вокруг рта, Джинкс опускает скомканный отрез ткани и возвращается к чужой щеке, мягко проводя большим пальцем по высеченным на скуле символам «VI». Вай молчит, она не может понять, что творится в голове у её сестры, но нечитаемое выражение на её лице вновь вызывает приступ неконтролируемого чувства вины. Мягким ласкающим движением Джинкс спускается на затылок и вдоль шеи к загривку, нащупывая подушечками рельефные углубления в коже, слишком ровные и сложные, чтобы быть просто шрамами. — Как тавро у домашнего скота.       Узкая ладонь забралась под ворот, пытаясь проследить площадь клейма. — Это они с тобой сделали? И после всего ты таскаешься с этой пилтоверской сучкой? — Паудер, всё не так! Кейтлин вытащила меня на свободу, чтобы я могла вернуться сюда, вернуться к тебе. Паудер, я пошла на это ради тебя! Прошу, поверь!       От напряжения маленький шрамик на нижней губе снова закровоточил. Наполняющаяся багряная бусина ярко горела на бледном измученном лице. Девушка медленно склонилась к Вай, с пристальным вниманием рассматривая, как наполнившаяся капля заструилась тонким потёком крови, сбегая к впадине под губой.       Повинуясь внезапному наитию, Джинкс откинула кусок тряпки в кастрюлю и, продолжая всматриваться в лицо напротив, одним быстрым движением оседлала чужие бёдра. Огромные любознательные глаза, голова, чуть повернута набок и повадки, как у птахи или малого зверька.       Поток сбивчивых объяснений оборвался на полуслове. — Болит? — Невесомое касание.       Вай напряженно смотрит в эти знакомые — не знакомые серо-синие радужки, в глубине которых, как неоновые вывески в мутном смоге Зауна, мерцают пурпурные всполохи. — Помнишь, когда мы играли на улице, я порезала палец? Ты тогда сказала, что чтобы ранка не болела, нужно как следует облизать её. Знаешь, я до сих пор так делаю. И каждый раз вспоминаю тебя.        Глаза защипало от набежавших слез. Моргнув пару раз, Джинкс уверенно обхватила чужое лицо руками и порывисто провела языком по шраму на губах. И ещё. И ещё.       Вай оцепенела, не в силах разом осмыслить происходящее. Это… гадко. Это… дико. Это… неправильно!       Мо-ве-тон.       Горячий язык, всего на мгновение, скользнул меж губ.       Это же Паудер, её маленькая сестрёнка Паудер! Она же играла с ней, заплетала куцую косу, вытирала ей сопли, когда та ревела, учила защищаться и быть сильной! Паудер, остановись, черти тебя дери! Так нельзя!       Мо-ве-тон.       Слишком худое, тощее тело прижимается так тесно…       Она должна что-то сделать. Отстраниться, вырваться, укусить, в конце концов! Паудер, ты не можешь! Мы не можем!       Мо-ве-тон.       Это нужно прекратить! Это недопустимо! Это…так…охуенно.       Вай, закрыв глаза, ответила. Джинкс действовала неумело, но напористо. Привстав на коленях, она обхватила Вайолет за шею, запустив пальцы в слипшиеся от крови на затылке волосы, и ту прошибло колкими мурашками по хребту. Это было где-то за гранью, в Пилтовере подобное заклеймили бы старомодным, пахнущим нафталином словом «порочно». Да, в Пилтовере. Но не в Зауне.       Совесть голосом Вандера вопила что-то невнятное, приказывая прекратить, но нечто другое, темное и незнакомое, искушало продолжить. Ты же так долго ждала, так долго засыпала и просыпалась с мыслями о ней, так почему бы не… поддаться?       Мо-ве-тон.       Джинкс сделала это без задней мысли. Голос совести не тревожил — в её голове было столько этих голосов, что совесть давно среди них затерялась. И сейчас там было пусто. Приятная тишина. Звенящее блаженство, наступившее только наедине с Вай, без участия этой пилтоверской сучки. Ощущать вкус Вайолет, её напор и внезапно прорезавшуюся жадность было восхитительно. Да. Да! Теперь Джинкс верит ей, верит, что Вай не врала, когда говорила, что искала Паудер. Что скучала и думала все эти годы только о ней. Но… Паудер никогда бы не позволила себе подобную выходку. В отличие от…       Резко распахнув горевшие неоновым пурпуром глаза, Джинкс отстранилась и залепила увлёкшейся Вайолет пощечину наотмашь. Не готовая к такой смене настроения, та не успевает сгруппироваться и, дернув головой, смачно прикладывается затылком о спинку стула. После такого насыщенного дня ей много и не надо.       Тяжело дыша, Джинкс смотрит на вновь отрубившуюся сестру. Дрожащей рукой девушка тянется к своим наполнившимся цветом губам, на которых ещё сохранился вкус Вай и её крови. Машинально облизав их, Джинкс медленно сползает с чужих коленей, отступая. Её персональные демоны-банши восторженно воют в голове, танцуя вокруг обмякшей Вай росчерками неоновой краски. В растерянности Джинкс продолжает ощупывать свои непривычно горячие губы. Чужие прикосновения жгут, пылают на них.       Здесь, в Зауне, она с детства была свидетелем подобных и ещё более откровенных сцен и привыкла к мысли, что это далёкая для неё, но закономерная для многих, обыденность. Что-то вроде выпивки или блеска. Но сейчас её губы, нутро и возбужденный разум пылали в этом восхитительном жаре. Нечто похожее она испытывала и прежде, когда удавалось сконструировать очередную взрывоопасную игрушку, и та срабатывала, как надо, разнося кровавые ошметки противника по площади вокруг. Но… Паудер всегда считала, что нет ничего ближе той связи, что была меж ней и Вай. Ведь они сёстры. Разве можно… — «Можно», — вкрадчиво шепчет незнакомый голос в голове.       Можно стать ещё ближе.       Мо-ве-тон.       Джинкс душит приступ плохо контролируемого веселья. Какой удивительный день, столько новых открытий! С трудом подавив смех, она нежно отводит упавшие на лицо Вай розовые пряди и ласково гладит щёку. — Мне нужно всё как следует подготовить. Долго не спи, ведь опаздывать на семейный вечер и заставлять себя ждать такой моветон.