Злые пустяки

Дженсен злится. Сидит, уткнувшись в книжку, и не переворачивает страницу уже несколько минут. А дверь в номер все равно оставил незапертой – значит, ждал, когда к нему придут просить прощения и мириться. И Миша крадется к нему – немного робко, но внутри все равно нет вины: это же игра, всего лишь поцелуй куда-то в уголок губ, хотя и разыграно так, как будто был полноценный засос. Но Дженсену, наверно, плевать на это. Спина напряжена, плечи неестественно ровные. Миша лишь жалеет, что не видит его глаз. Подходит и неуверенно кладет ладонь на плечо, проводит вниз – и снова вверх. Поглаживает, не решаясь ничего сказать, без слов говорит – ну же, это я, я весь твой, хватит дуться. Дженсен сначала не реагирует, а потом, выдержав минуту бесконечного молчания и неподвижности, захлопывает книгу, кидает её на пол, вскакивает, уронив стул. Тот летит в сторону, но Миша улавливает это боковым зрением – сам смотрит на Дженсена, не моргая, глядит в его взбешенное лицо. Глаза цвета полыни мечут молнии, Дженсен хмурится. Злой, и Миша, как и всегда, находит его очаровательным в таком состоянии. Миша ждет. Пусть он заговорит сам. И Дженсен взрывается, оправдывая его ожидания: - Ненавижу твои приколы! Он толкает Мишу ладонью в плечо, сжимает руки в кулаки. - Кого ты еще на публике прилюдно не облобызал, а? - Тебя, - Миша улыбается, но в ту же секунду понимает, что не стоило этого делать: Дженсен, и так злющий, выходит из себя еще больше, и, коротко замахнувшись, бьет в лицо. Удар выходит смазанным, скользит по скуле, словно Дженсен в последний момент опомнился и попытался избежать этого, но все равно больно. Миша не успевает даже полностью осознать то, что произошло, а Дженсен кидается к нему, сгребая в объятия, толкает к стене. Он ловит губы Миши своими, кусает, проталкивает язык в рот. Отстраняется только для того, чтобы рявкнуть: - Больше, - укус, - так, - еще один укус, на этот раз больнее, - не делай! - Не буду, Дженсен, - просто отвечает Миша, когда Дженсен наконец-то отстраняется и дает ему возможность вздохнуть, провести языком по искусанным губам, чтобы зализать ранки от острых зубов, которые отчего-то ассоциируются с царапками кошки. Дженсен, наверно, не верит. И, наверно, правильно делает. Он снова залепляет Мише губы грубым поцелуем, а его руки скользят на бедра, стаскивают с Миши джинсы. Как только они сползают на бедра, Дженсен мигом отстраняется, небрежно переворачивает его, впечатывает грудью в стену. Миша ждет, положив руки на стену по обе стороны от головы. Он слышит, как взвизгивает ширинка Дженсена, чувствует, как тот прижимается к нему твердым членом, и внутри морским узлом завязывается желание – уже и так балансировавшее на грани. Миша лишь немного подается бедрами к Дженсену, чтобы не запачкать обои. - Будет больно, - мстительно шепчет в ухо Дженсен, и Миша улыбается. Не будет. И Дженсен это понимает через секунду: - Уже растянул себя? – возмущается. - Я же тебя знаю, - Миша не может стереть с лица улыбку. Дыхание сбивается, когда Дженсен толкается в него, вжимает в стену, стискивая в пальцах бедра. Он входит медленно, и Миша думает, что можно было бы попробовать запихнуть в себя смазки еще больше – растянутым мышцам все равно неприятно. Но все это отходит на второй план – у него ноги чуть ли не подгибаются в коленях от того, каким Дженсен становится грубым и властным, когда ревнует, и хочется его провоцировать снова и снова. Дженсен уже вжался в него всем телом, вошел полностью, по самые яйца, дышит в ухо. Одной рукой так и стискивает бедро, а второй сгреб волосы, тряхнув. - Ты специально, - выдыхает он в ухо, и Миша не отвечает – Дженсен и так знает, что он скажет. Что ответит, игриво фыркнув, «да». Дженсен начинает двигаться – грубо, рвано, при каждом толчке втрахивает в стену, но уже теряет запал – одна ладонь с бедра перемещается на бок, обхватывает за талию, а вторая гладит по затылку. И Миша поворачивает голову, прижимаясь к стене щекой. Дженсен ловит его губы сразу же, целует нежно, лижет. Становится плавным, мягким – таким, каким Миша его знает лучше всего. Рубашка вся взмокла от пота, и она до жути мешает, хочется прикоснуться к Дженсену – кожей к коже, но еще меньше хочется сейчас отстраняться. Потом. У них будет целая ночь, когда они будут валяться друг на друге голыми. Дженсен наконец-то вспоминает и про него – кладет руку на член, сначала словно гладит головку большим пальцем, а потом и обхватывает, проводит кулаком по всей длине, и Миша сдавленно выдыхает ему в губы. - Не дразни меня больше, - просит Дженсен. Миша не знает, сможет ли он. Он любит ревность Дженсена. А Дженсен, наверно, любит его, раз так ревнует. Но мысли вылетают из головы вместе с тем, как движения Дженсена становятся быстрее – и толчки внутрь, и рука на члене. Миша отпускает себя, двигается вместе с ним, став одним целым, подается бедрами то вперед, то назад, растворяясь в бешеном ритме. Прогибается в пояснице, кончая Дженсену в кулак, и быстро кладет руки ему на ягодицы, чтобы не отстранялся. Вздрагивает всем телом, сжимаясь, и не отпускает Дженсена, держит его в себе глубоко. Потом, выдохнув, расслабляется, и Дженсен нагоняет свой оргазм спустя пару толчков. Они, на ходу раздеваясь, валятся на кровать, и Миша думает, что, наверно, тоже любит Дженсена. Иначе для чего ему все это?.. А Дженсен устраивается рядом – подкатывается под бок кошкой, теплый и свой, как всегда – родной и близкий, тычется в щеку веснушчатым носом. Проводит подушечками пальцев по скуле, в которую ударил, и тихо говорит: - Извини, не сдержался. Миша ему улыбается и целует – все это такие мелочи, такие злые пустяки, когда они любят друг друга.