Адепт Певерелл

Наследник Малфой знал, что сегодня произойдёт. Прекрасно понимал, потому что практически то же самое видел на каждом праздновании Колеса Года уже третье лето. Когда ему было девять, он впервые был допущен до полного ритуала. Вид окровавленной козы с перерезанным горлом в отцовских руках, тяжёлые катрены древнего наречия, гудящий от запредельной мощи Камень Рода — всё это оставило болезненные воспоминания-раны. Он знал, что так было необходимо. Знал, что его отец и дед пытались многие годы снять проклятие одного ребёнка с Рода. Знал, что кровавые жертвы шаг за шагом подтачивали этот ядовитый конструкт. Знал, что, когда ему будет семнадцать, он сам возьмётся за нож. И несмотря на всё своё знание, несмотря на понимание правильности этих действий — не мог смотреть отцу в глаза. Будь он из другого Рода, и они бы жертвовали лишь фрукты и зерно в этот день. Будь он из другого Рода, и не пришлось бы слышать в спину «сыночек Пожирателя». Но будь он из другого Рода — он не был бы Малфоем, а без этого он себя не представлял. — Сын? — Да, отец? — Я надеюсь, ты выучил свою часть. — Выучил. Я не подведу. — Хорошо. Сегодня будешь проходить омовение в каменной купели. — Та, что внизу? — Да. Эльфы поставят тебе то, что ты должен добавить в воду. Помни, что, когда ты выйдешь из воды, ты должен обмотаться тканью ниже пояса. От пояса вверх всё должно быть открытым, иначе я не смогу нанести руны. Ты меня понял? — Да, отец. Драко перевёл взгляд на мать, но она молчала. — Отец, могу я спросить? — Да. — После рун, мне выходить из зала и идти снова в ту же купель? — Да. — Хорошо. Спасибо за ответ. Люциус Малфой лишь медленно прикрыл глаза, а затем открыл их, чтобы обозначить, что услышал. *** Нарцисса была воспитана по всем канонам семейства Блэк. Она прекрасно знала на что шла, становясь женой человека, чей Род проклят и может быть домом лишь для одного ребёнка. Она осознавала, что, частично, присоединение Люциуса, а некогда и его отца Абрахсаса к Пожирателям Смерти было продиктовано необходимостью в знаниях Тёмного Лорда. Когда-то он пообещал, что найдёт способ снять проклятие, и тем сделал Малфоев своими слугами. А ещё Нарцисса высоко ценила жизнь. Любую. Даже домашних эльфов. Даже магических животных. Даже магглов. Именно поэтому она никогда бы не приняла Метку Тёмного Лорда. Именно поэтому она решалась и терпела то, что многие другие чистокровные не смогли бы, особенно при наличии более простых путей. Собственно выбор был прост: она или маггла. Ритуалы всегда держатся на правилах магического подобия, и потому тот ритуал плодородия, который они вплетали во многие празднования Колеса Года, в том числе и Лугнасада, тоже был насыщен подобиями. Она знала, что уже в третий раз, к счастью, её сын увидит лишь часть ритуала; а вторую они проведут с Люциусом. Ритуальное соитие на Камне Рода. Грубое и до омерзения неправильное по ощущениям, но необходимое для Рода. Когда Драко вырастет, и если к тому времени он найдёт себе невесту, то соитие, «вот же мерзость» будет одновременным и групповым. Если Нарцисса не согласится на этот ритуал по какой—либо причине, то Люциусу придётся отловить магглу и изнасиловать её, потому как Империус неуместен. А после, под воздействием магии ритуала, бедная маггла сгорит как спичка в средоточии их родовой магии. Вздохнув, она попыталась сосредоточиться на чём-то приятном. Нарцисса покрутилась возле зеркала, рассматривая своё тело и искренне радуясь, что регулярный уход всё ещё держит её в тонусе. Люциус — не тот человек, которому насилие приносит удовольствие, а любой секс — всё же секс. Он был тем ещё эстетом, и женщина радовалась, что хотя бы кому-то будет легче и приятнее. — Дорогая? — Люциус приоткрыл дверь, а затем вошёл в комнату Нарциссы, которая была чем-то средним между личным кабинетом, и спальней на случай ссоры. Он слегка улыбнулся, увидев обнажённую жену: — Выглядишь прекрасно, как и всегда. — Спасибо, — она изобразила небольшую улыбку, самую искреннюю, на которую была способна в этот миг, — Ты поговорил с Драко? — Да. Он направляется в купель. И… я думал, что необходимо будет провести с ним беседу по поводу созревания где-то в конце лета. — Ему только двенадцать… — немного неуверенно произнесла Нарцисса. — Поэтому он и не знает ничего о второй части ритуала. Но он интересовался у домовухи, может ли она принести ему мои инструменты для бритья. А ещё кто-то из домовиков заметил, что у него начались поллюции. По крайней мере, от начала лета было две. — Это быстро. Даже как-то слишком, — Нарцисса почувствовала себя немного некомфортно и начала одеваться. — Понимаю, сам я столкнулся с этим почти в тринадцать, но у нашего сына, похоже, чуть более Блэковское созревание. — Может и так. — В любом случае, я начну обучать его нужным гигиеническим заклинаниям и подарю несколько аккуратных бритв. — Лучше так, чем он начнёт бриться при помощи Диффиндо, — она лукаво взглянула на супруга. — Не напоминай, — покачал головой он и снова улыбнулся уголками рта. *** Чарли Уизли дважды вздохнул, приходя в себя и успокаивая нервы. Затем поднял руку и коротко постучал по металлической двери. — Intrati! — пророкотали из-за двери на румынском, — А, это ты, англез. Ну заходь! Решился-таки? Петкар Урс, чьё имя переводилось как «Скала Медведя», имени своему соответствовал: высоченный, не меньше двух метров роста, огромный, но не толстый, а скорее мускулистый, он восседал на любом стуле так, как если бы на него взобрался настоящий медведь. Он был из старого-престарого румынского рода, появившегося на этих землях почти две тысячи лет назад, и, кроме прочего, был главой того заповедника, где работал Чарли. Говорил Петкар со странным акцентом, но Уизли его понимал и этого было достаточно. — Решился, — сказал тот и положил на стол кошель с деньгами. — А нехтел? — Нет. Не хотел. А потом решился. Просто проснулся и понял, что надо. Тем более, что это мой предпоследний шанс. — Правда. Через год испробуешь ещё раз, еси в этом не уйдёт. Чарли промолчал. Румын, тем временем, решил пересчитать золотые монеты и удивился: — Пять сотен. Я же тебе про две говорил. — Я решил, что если делать, то надёжно. — Еси делать, то надёжно, — повторил, точно эхо, Петкар, — А ты понимаешь, что от крови отрекаешься, и родственники твои тебе не родственники будут? — Понимаю. — И что пара тебе таперича только змеелюдка будет, или такая же как ты, или ведьма из сильных и знатных? — Понимаю, — снова кивнул Чарли, но с какой-то обречённостью на этот раз, — Только не улыбается мне сгнить заживо или с ума сойти. Я здесь уже два года с лишним, а сильнее не стал. — Ну так и чёрное слово Предателя Крови, это тебе не сглаз от знахарки. Ладно, англез, будь по-твоему. Но коли сгинешь, а родня спрашивать начнёт — всё до слова выложу. — Это ясно. А если нет? — То по руку от меня встанешь. Кровь драконова — не зелье тебе. Привяжет тебя сюда на год. А потом, как второй раз выживешь, то вольным ветром будешь. Только рожу прикрывать будешь иллюзиями и артефактами какими. — Пусть так. — Ну тогда так. Еси ты готов, то таперича ступай к себе. Отоспишься и к закату соберёмся все у меня здесь. Кто не празднует — в город уедут. А нам пора Гор-гара забить. От Вилкары ты кровь получишь и с нами сначала обряд проведёшь, а потом примешь кровь. Еси жив останешься, то и хорошо, но еси сглупишь или страх покажешь, то останешься со своей меткой до конца. Будет больно и страшно, но ты не страшись и боль отпусти. Понял? Тада ступай. — Спасибо. Вечер был довольно прохладным, как для лета. Жилища и прочие важные помещения всех драконологов в этом заповеднике были помещены прямо в склон скалы. Из камня были выплавлены и обтёсаны ступени, в глубине камня были посажены окна и двери, зачарованные против драконьего огня. Ничего деревянного, или того, что могло бы загореться, кроме, конечно же, самого Чарли. Он посмотрел вниз, на долину. Взгляд привычно пролетел по вольерам, пересчитывая драконов — «Все на месте». Гор-гаром звали типичного серого румынского длиннорога. Такие драконы были главной статьей дохода их заповедника. Гор-гару было уже десять лет, и он немного перерос тех драконов, каких они обычно разбирали на ингредиенты, но это сейчас значило лишь то, что за органы, кровь и рога длиннорога в этот раз можно будет взять немного дороже. Вилкарой звали трёхлетнего самца валлийского зелёного дракона и именно его кровь должен был получить Чарли во время своего обряда. Кровь дракона, тем более молодого и набирающего силы, взятая, что характерно, силой, должна была смыть с Уизли его метку Предателя Крови, изменить что-то в его теле, возможно покрыть часть тела чешуёй и перекрасить волосы. А вместе с тем он потерял бы кровное родство и связь не только со своей семьёй, но и с простыми магами. И тогда его дети смогут родиться лишь если он найдёт себе такую же четверть-дракониху как он, змеелюдку полюбит, или найдёт кого-то из достаточно сильных чистокровных, чтобы партнёрша могла выдержать дикие энергии драконьей крови. — Нет… Никаких сомнений нет и быть не должно, — произнёс он и принялся спускаться по лестнице. *** Невилл Лонгботтом, впервые за несколько недель чувствовал себя в своей стихии. Приближался тот миг, когда он сможет перенять власть над Родом Лонгботтом от своей бабушки. Невилл много времени проводил рядом с их природным родовым алтарём и этим летом, наконец, должен был начать идти по стезе своего деда. Откровенно говоря, было немного страшно, но откровенничать об этом ни с кем Невилл не собирался. Когда он упал с метлы осенью и сломал палочку отца, его бабушка была в ярости. А затем, уже на Рождество, внезапно посмотрела на него совершенно иным образом: не как на прежнего тюфяка и недостойного сына своего отца, а как на… внука? Невилл до сих пор не мог сложить в мыслях то, что тогда произошло, но, что важно, с тех пор всё поменялось. Они с бабушкой почти три дня просидели за семейными записями в библиотеке, часть из которых была написана на какой-то очень мягкой, но явно до сих пор живой древесной коре. Бабушка даже разругалась с какой-то подругой, потому что не пришла к ней на встречу, но, внезапно, она не разозлилась на Невилла за это. Наоборот, всё время она лишь то и делала, что расспрашивала его о том, как ему колдовать с новой палочкой, как он ладит с растениями и с какими именно. Она внимательно слушала каждую его историю, и время от времени даже что-то записывала. Лишь под конец он узнал, что дед его был одним из последних Лесных Хозяев на Британских островах. И пускай сила деда так и не нашла отклика во Фрэнке, отце Невилла, но сам мальчик явно пошёл не в бабушку и её наследие. Этой же зимой он впервые узнал, что сама Августа была отсечённой ветвью древа французского рода Абеляр, некогда известного своими боевыми магами примерно на том же уровне, как Блэки в Англии. Бабушка Августы некогда сбежала из Франции в Британию вместе со своим женихом, чистокровным безродным. Подобная история приключилась и с матерью Августы, разве что она никогда не покидала Англию, а просто сбежала из родительского дома по зову сердца. Так что когда Августа, которую подруги называли «Гусси» вышла замуж за Арчибальда Лонгботтома, то многие изумились. Но всё семейство Лонгботтомов, тогда бывшее более многочисленным, знало, что дети у молодой пары будут либо друидами, либо боевиками. Фрэнк был крепеньким мальчиком, и почти сразу же после его поступления в Хогвартс всё стало ясно насчёт него. А вот второй родившийся мальчик был более слабым и прожил едва ли чуть более года. После него у Августы были лишь выкидыши, и колдомедики ничем не могли помочь. К концу жизни Арчибальд смирился, что, скорее всего, его сила угаснет, но всё же рассказал своей супруге подробно о том, как следует поступать, если кого-то из детей Фрэнка надо будет обучить, и куда направить молодого друида, когда он почерпнёт основы знания из книг. И вот, первый важнейший день на пути его, Невилла, становления как друида наступил. Первая инициация. То, без чего друид — не друид, а сила его — почти бесполезна. От первой инициации до настоящего Лесного Хозяина, каким был дед, конечно, как от сквиба до Дамблдора, но теперь, наверное впервые в жизни, он был полностью уверен, что пройдёт этот путь. Он был в себе уверен. Даже из состояния глубокой задумчивости, благодаря крепнущей с каждым днём связи с растениями, он ощутил, как проминается трава, под ногами его бабушки. — Хорошо. Можем начинать, — сказал он, и то, что казалось небольшим валуном внезапно раскрылось тысячецветным цветком. Тонкие ноты магии повисли в воздухе. Аромат самой сладкой в мире пыльцы наполнил воздух, и Невилл Лонгботтом, так разительно отличающийся от того, каким он был ещё год назад, тихим, но недрожащим голосом завёл первую песнь великой благодарности природе и магии. *** Лугнасад для Бартимеуса Крауча-младшего был благословенным моментом. Буйство плохо связанных энергий значительно мешало министерским артефактам улавливать то, что происходит в отдалённых уголках Британии, а это ему и было необходимо. Девять жертв: шесть симпатичных маггл и три ещё более симпатичные магглокровки. Предыдущий ритуал был гораздо проще и был бы незаметен почти в любое время года даже для самых внимательных детекторов. Демон-пиявка был демоном настолько низкого ранга, что его вызов в плане магических колебаний был слабее даже грозы или полнолуния. А ведь благодаря этой пиявочке Барти и осушил тех троих маггловских девиц. О, как же он был признателен тому предку, кто записал этот ритуал — так быстро восстановить своё физическое состояние до почти идеального здоровья, а заодно и скинуть накопившееся за долгие годы сексуальное напряжение — это прям то, что целитель прописал. Ну а что маггловки подохли в процессе, так кто же этот скот считать будет… А вот теперь ему нужен был Лугнасад. Он собирался вызвать демона-барона и подселить его в себя на три года, с обязательным абсолютным служением демона. Да, бароны были далеко не высшими в своей иерархии, но они обладали значительными запасами знаний, и имели достаточно сил, чтобы помочь Барти совершить его план. А через три года он либо навеки прикуёт к себе кого-то из демонов-маркизов, либо уже будет мёртв и это ему будет ни к чему. Он, конечно, думал о том, чтобы провести какой-то малый ритуал благодарения, или что-то из подобных вещей, но потом здраво рассудил, что полученная таким образом энергия жизни может как войти в конфликт с «украденной» жизненной силой внутри него, так и негативно повлиять на ритуал по призыву и сковыванию. И кроме всего этого его донимало то, что он не имел нормального оружия. Простой кухонный нож, конечно, на простых и средних ритуалах тоже пригождается, но он не идёт ни в какой сравнение с отличным атамом. «Значит надо будет что-то себе придумать, возможно где-то украсть, и закалить его в Самайн…» Он вышел из задумчивости, сделал ещё глоток из фляжки с водой и встал. Место, что он нашёл, было почти идеальным. На скальном обрыве над морем, выступавшем на несколько десятков метров вперёд из прочих скал, был большой плоский валун и достаточно места вокруг него, чтобы создать полноценную схему призыва, ходить вокруг неё и при этом не рисковать тут же свалиться в море. Пора было заканчивать схему, ведь солнце уже стояло в зените, а к полуночи уже нужно было начать ритуал. Барти обошёл вокруг дерева, под которым сидел до этого, и заглянул в свою палатку с расширенным пространством, что служила ему домом всё это время. Он обновил сонные чары на будущих жертвах, убедился, что всё подействовало как должно, а затем пошёл к своему импровизированному алтарю. В конце концов, в эту ночь он намеревался стать лучше и сильнее, чем кто-либо из его предков до него, и уж гораздо сильнее тех высокородных снобов, которые смеялись над ним и его семьёй даже спустя столько лет. Гнев разгорался в Барти всё сильнее с каждой новой мыслью и с каждым всплывающим воспоминанием, но он лишь радовался этому и распалялся всё сильнее. В конце концов, в записях предков много раз повторялось первое правило: «Гнев демонолога — бич демонов» *** Патрик Мэйвезер в немом ужасе рассматривал поляну перед собой. Он почти неделю не видел отца, а когда аппарировал к тому домой, чтобы спросить, как они будут праздновать Лугнасад, то застал лишь записку, приказавшую ему отправляться на поляну, про которую знали только они с отцом вдвоём. Потому что это была поляна рода О’Келлах. Того самого, наследие которого они пытались получить, и не могли, не убив всех Блэков до последнего. Вообще, в их семье, даже ещё когда мать Патрика была жива, а его брат, Киллиан, ещё не сбежал из дома, отец всегда занимался приготовлениями к праздникам Колеса Года сам. Так что и теперь он даже не думал, что от него может что-то понадобиться, и прибыл, что называется, в последнюю секунду до того, как они обычно начинали праздник. Но отца не было, а аппарировать к поляне нужно было в два захода, притом отдохнув немного перед вторым. Так что Патрик Мэйвезер вытащил из отцовского шкафчика с зельями несколько тоников и зелий, помогающих ускоренному восстановлению сил, и «прыгнул» в первый раз. Берег Ирландии встретил его тёплым солнцем, холодным ветром и приятной зелёной травой под ногами. Минут десять колдун шел пешком, наслаждаясь природой вокруг. Затем ещё минут с двадцать посидел под старым орехом, широко раскинувшим свои ветви. Под этим орехом была лавочка, к которой от ближайшего посёлка, ещё минутах в десяти ходьбы, вела тонкая тропинка. Первые дома посёлка были видны даже с этой лавочки — их крыши проглядывали сквозь листву, впрочем, Патрику незачем было туда идти. Потому, почувствовав, что силы его восстановились, а тоник на восстановление сил тоже заработал на полную, Мэйвезер аппарировал ещё раз. И едва не обомлел. Камень рода О’Келлах был закопан где-то под единственным белым клёном, росшим посреди поляны. Сама по себе поляна была огромной, и, будь такое пространство в городе, это была бы солидных размеров центральная площадь. И на этой же поляне, которую Патрик помнил всегда зелёной и полной жизни, сейчас витали просто отвратительные запахи. Почти вся трава, ствол клёна, его листья и ветви были залиты кровью. Десятки тел и их ошмётков лежали тут и там. Некоторые тела были подняты и подвешены на каких-то деревянных конструкциях, при этом большинство кожи с этих тел было снято, и, как Патрик понял, лежало одной кучей возле клёна, в центре поляны. А на ветвях… Мэйвезер шагнул вперёд, чтобы присмотреться, и дёрнулся от того, что он на что-то наступил. Он поднял непонятный предмет и им оказался небольшой квадратный деревянный брусок, с шириной и высотой сантиметров по пять, и длинной в десять. Поверхность бруска была исписана рунами, по несколько штук с каждой стороны. Брусок тоже был в крови, так что Патрик бросил его туда, откуда взял, и снова пошёл вперёд, присматриваясь. На ветвях дерева, будто гирлянды, висели человеческие кишки. А с них, накинутые поперёк, свисали тонкие ленты белёсых сухожилий. — Значит не показалось, — пробормотал Патрик, всей имеющейся силой воли удерживая себя от того, чтобы не опорожнить желудок от отвращения ко всему этому зрелищу. Впрочем, по мере того как он продолжал дышать, тошнота всё дальше отступала, пока наконец, не осталась едва заметным раздражителем где-то на задворках сознания. А вот то, что он видел, едва заметным раздражителем не было, так это вид вокруг. Так что вытащив палочку и создав на ней белый огонёк боевого заклинания, Патрик стал медленно продвигаться в сторону дерева. Своего отца он нигде не видел, и это настораживало его вдвойне. «Блэки, конечно, вряд ли бы сделали это. Хотя кто их знает… Могли нанять кого-нибудь, чтобы… Чтобы, собственно, что? Что это за обряд такой? Они попытались разрушить камень рода О’Келлах полностью? Или что это за нафиг? А может сейчас сюда слетятся авроры и повяжут меня, как ужасного тёмного мага и преступника? Да нет, звучит бредово. Слишком сложный план для Блэков. Слишком не в их духе. Но тогда что…?» Он подошёл к дереву и медленно его обошёл. С другой его стороны, на единственном сухом от крови клочке земли, сидел его отец и глубоко дышал, находясь не то в трансе общения с непризнавшим их Родом, не то в глубокой медитации. Важными деталями было то, что сам старик был чист и сух — совершенно не покрыт кровью, а рядом с ним в землю был воткнут его любимый нож по дереву. Патрик уже было решил, что пора создать себе трансфигурацией стул и морально подготовиться к длительному ожиданию, но Десмонд Мэйвезер поднял руку, и наполовину готовая форма заклинания трансфигурации просто исчезла с кончика палочки: — Стой. Подожди. Подобная отмена чужих заклинаний была показателем серьёзной личной мощи, чего Невыразимец за своим отцом никогда прежде не замечал. — Отец, потрудись-ка объяснить… Тот глубоко вдохнул через нос, открыл глаза, подёрнутые кровавой пеленой, и ответил: — Я смог найти способ, как нам стать сильнее. — Десятки людей, которых пытали до смерти — так себе способ. — Это лишь жалкая сотня магглов, — сплюнул Десмонд, — Их даже никто не хватится. Посмотри на их шкуры — большинство из них чернокожие, которые по сей день торгуют другими такими же как сами и в ус не дуют. Зато теперь мы с тобой сможем стать старшими слугами своего рода. За счёт этого мы получим часть его силы, и, главное, проведём ритуал, который поможет нам перекачать их силу в свою. — Это как? — Вот увидишь. Кровь и тела впитаются в землю и траву, мы выпьем сока этого древа и каждый из нас станет по силе если не как Дамблдор, то уж точно на ступеньку выше что этого доходяги Сириуса, да сдохнет он в Азкабане до начала слушаний по пересмотру своего дела, что древней, как дерьмо мамонта, такой же надменней и вонючей Вальбурги. — Предположим. А что это за деревяшки на земле? — Всё, что ты видишь перед собой — результат многолетнего труда и опытных проверок. Я вручную вырезал каждый из этих поглотителей, и каждый — работает как должен. Они впитывают лишнюю силу в себя, и отдадут её ночью в ходе ритуала. Не сделай я их, и тут уже были бы все до единого министерские псы. — Каждую вручную? — удивился Патрик, осматривая поляну, где, если трава не была залита кровью или придавлена чьим-либо телом, то на ней виделся такой брусок-поглотитель, — И сколько же их здесь? — Восемьсот двадцать три тысячи пятьсот сорок три. Или же семь в седьмой степени. — Сколько…? — не веря переспросил тот. — Да. И на каждой по четырнадцать рун. Можешь сам посчитать, сколько их всего. — И ты… — Я готовился к этому всю свою жизнь, сын. — Отец, тебе не кажется, что это немного перебор? — с нажимом спросил Патрик, несмотря на реплику отца. — Нет. Я пытал, мучил, резал заживо этих людей, купался в их крови и внутренностях, но мне так не кажется. Это то, как всегда поступал наш Род. Это наша суть. И если она тебе не нравится — просто привыкай. — Привыкнешь тут… — Привыкнешь, — серьёзно кивнул тот, — Сам помнишь, что свет — не всегда добро, тепло и исцеление. Иногда он — разящий. — Помню. Просто в прошлый раз это был только один человек, да и тот — мразь и насильник. — Поэтому я тебя в этот раз и не позвал. Знал, что для тебя это слишком много. — А для тебя?! — с вызовом спросил Патрик. — А для меня это просто тяжело — резать человека. Даже если это жалкий маггл. — И всё же… — Патрик! — было видно, что старик злится, но пытается сдерживать свои эмоции, — Сила есть сила. И мы не в том положении, чтобы отказываться от неё. — Я понял, отец. Патрик Мэйвезер прикрыл глаза, и подумал: «Может именно от этого сбежал Киллиан? Может братец был каким-то видящим или пророком, и знал, что всё это именно так и обернётся? Или когда-то что-то увидел, и понял? Сотня человек… Подумать только, сотня человек! Чем мы тогда лучше Волдеморта? А Блэков?! Ох, не знаю…» Два чувства, всегда сотрудничавшие в нём, внезапно оказались по разные стороны баррикад: приверженность долгу и роду внезапно стала врагом внутренним принципам. И действенного лекарства от этого он пока ещё не знал.