Blissfully sheepish

Они насмехались над ним, наблюдали за ним, дразнили его. Смотрели на него так, словно он был злодеем. Они окружили его, растопырив пальцы, готовые вцепиться когтями, готовые убить, готовые разорвать плоть и заставить его истекать кровью. Они были готовы вонзить свои грязные ногти ему в грудь, вырвать его бьющееся сердце и разорвать его в клочья. Они были готовы сломить его. Они были готовы умереть или уйти и никогда не возвращаться. Готовы открыть бутылку виски, готовы сделать его воспоминанием. Готовы забыть, убежать и никогда больше не думать о нём. Готовы смеяться, готовы уничтожить его, сломать, раздавить, как жука. Он просто шутит. Ибо зачем влюбленному мужчине запугивать свою вторую половинку? Но какую ещё глупую шутку мог бы выкинуть ужасный лидер. Зачем ему рвать на нём кожу, кусать за шею? Наносить ему синяки, делать ему больно, заставлять его испугаться. Оставлять ему шрам, причинять ему вред. Люби его. Отдай ему все. Заставь его солгать, заставь его упасть перед тобой на колени. Умоляй. Заставь его умолять. Проясни это, выкрикни его имя. Кому он принадлежит? Шлатту. Они обнимали его, прижимали к себе. Держали его ближе. Обнимали его, целовали, занимались с ним любовью. Они были влюблены, трое в одном. Две души вплетённые в другую. Третий — часть группы. Тот, кто получает, а не отдаёт. Хотя, если он получал, то почему о нём забыли? Стройте, стройте это без него. Оставьте его в пыли, в пепле. Кому он принадлежал? Им. Сапу и Карлу. Но больше нет. Квакити. Он идёт по дороге, чёрная смола, пропитавшая солнечный свет и обжигающий жар, исходящий от него, обжигают его кожу. Он вспотел, от холодного ветра по спине пробежала дрожь. Но это было полезно в такой влажный день, как сегодня. Он пошёл в парк, сел на чёрную скамейку, которая обожгла его, когда он сел. Но ему было всё равно, боль успокаивала. Он мог бы даже зайти так далеко, чтобы сказать, что ему нужен ожог. Облака закрыли солнце, отбрасывая тень на пейзаж, который простирался на целые мили. Квакити вздохнул, почувствовав, как капля дождя упала ему на плечо. Потом он увидел, как упала ещё пара капель дождя, а потом начался ливень. Гром прогрохотал из облаков, как рёв дракона. Молния сверкнула со вспышкой и мерцанием, очень похожим на гаснущую лампочку. Хотя дождь намочил его одежду, намочил перья, Квакити остался. Он позволил каплям упасть, поднял глаза и почувствовал, как холодные капли воды упали ему на лицо. Он вздохнул, поднимаясь. Он покинул этот район, направляясь в казино, где находилась его комната. Где он был. Пока он шёл, дождь не прекращался. Вместо этого стало ещё труднее. Холод заставил его вздрогнуть, но всё же успокоил кожу. Он увидел вдалеке казино, бегущее к нему. Он вошёл, вода капала с его тела на красно-желтый ковёр на полу. На ходу он увидел своего отца Сэма. — Чарли искал тебя, — сказал Сэм, оглядывая гибрид утки с головы до ног. Затем он протянул ему полотенце. — Ты снова был под дождем, а? Я так и знал. Квакити не ответил, просто вытер лицо мягким сухим полотенцем. — Тебе следует отправиться в свою комнату. Чарли спрашивал о тебе каждые пару минут, — Сэм вздохнул. — Мне нужно пойти и убедиться, что вода не попала в механизмы. Некоторые огни в правом крыле казино погасли. Увидимся. Квакити махнул рукой и направился к лифту. Там он поднялся на верхний этаж, где находились его комната и кабинет. Он вышел, направляясь в свою спальню. Он открыл дверь и увидел Чарли, сидящего на стуле и смотрящего в окно на дождь. Он увидел отражение Квакити в окне. Его глаза чуть расширились, и он встал, подбежав к Квакити. — Квакити из Лас Невадас! — раздался бодрый голос Чарли. Так ярко, словно он пел, как хор ангелов прямо из божьего квартала. Это был просто идеальный тон, самая прекрасная октава. Достаточно, чтобы заставить мужчину улыбнуться. — Сэм сказал, что ты, вероятно, снова вышел под дождь… Так что я купил тебе новую одежду! В зелёных руках слайм держал спортивные штаны и повседневную красную футболку с логотипом доктора Пеппера. Квакити улыбнулся, забирая одежду. — Спасибо, Чар, — сказал он. — Я собираюсь быстро принять душ. Как насчёт комфорта в постели? — предложил он. — Хорошо! — Чарли улыбнулся, подбегая, чтобы разобрать все одеяла, соорудив небольшую удобную кучу, в которой они могли бы прижаться друг к другу. Квакити направился в их главную ванную, положив одежду и полотенце на пол. Он включил душ, поставив его на горячую воду. Затем он разделся, шагнул внутрь и позволил горячей дымящейся воде коснуться его загорелой кожи. Он стоял, глядя себе под ноги. Он взял мыло, брызнул немного на пальцы и провёл по своим иссиня-чёрным волосам. Он закрыл глаза и вспомнил, как Шлатт принимал с ним душ. Как он мыл ему голову, помогал чистить золотые перья. Он вспомнил Карла и Сапнапа. Как Сапнап всё ещё держал бы его на руках в душе, пока Карл моет его против его воли. — Хорошеньким мальчикам не нужно умываться! Квакити усмехнулся, о, если бы только он мог вернуться. Он вздохнул, это старые новости. У него есть кое-что получше, кто-то получше. Кто-то, он знал, не бросил бы его. Не причинил бы ему боль. Не уничтожил бы его. Не смотрел бы на него, как на добычу. Чарли не был хищником. Он был такой же добычей, как и Квакити. Может быть, поэтому они и полюбили друг друга. Может быть, причина в том, что они оба были уязвимы… Щёлкнуло. Квакити загнал мысли о его ужасных бывших в недры своего разума. Место, где не светит солнце, где уродливые лица Карла, Сапнапа и Шлатта никогда больше не увидят дневного света. Вместо этого он подумал о чём-то гораздо лучшем. Что-то, что сорвало хмурое выражение с его унылого лица. Вложило солнце в его монотонный голос. Чарли. Он вышел из душа, торопясь вытереться и одеться. Он вышел из ванной, бросив свою старую одежду и мокрое полотенце в корзину для белья. Он подошёл к кровати, лег и обнял Чарли. Он притянул его к себе в поцелуе, довольно двигая губами по слайму. Квакити это нравилось, то, как они складывались, как головоломка. Какими мягкими и липкими были губы Чарли рядом с его губами. Он почувствовал вкус мятной гигиенической помады, которую слайм нанёс раньше, потому что она «была приятной на вкус». Квакити оторвался от сладкого поцелуя, всё ещё крепко держа слайма в своих объятиях. Он взял пушистое одеяло и натянул его на них. Сладкое, мягкое и приятное объятие. Уютно с человеком, которого он любит. Чарли улыбнулся, и на его лице появилось его классическое глуповатое выражение. Бодрый, он светился самым прекрасным оттенком счастья. Тем, которое просто обожал Квакити. — Я люблю тебя, Чарли, — сказал Квакити тихим голосом. Тихий шёпот, его голос был воздушным, как у призрака. И всё же он был мягким и струящимся. Чарли хихикнул, уткнувшись носом в Квакити с блаженной застенчивостью, чувствуя смущение. — Я тоже люблю тебя, Квакити из Лас Невадас! — сказал он, и с его липких губ снова сорвался весёлый смешок. Квакити тоже почувствовал себя неловко, притягивая Чарли ближе. Они прижались друг к другу, держась так, словно могли потерять друг друга, словно один из них мог превратиться в пыль. Они были сплетены, как новая пара, никогда не отпускавшая друг друга, пока солнце не сядет. О, что бы делал Квакити без него. Без Чарли.