Ваши родители случаем не пекари?..

Виктор часто украдкой наблюдал за Эндрю: за ужином в общей гостиной, во время матчей и перепалок после них, в оранжерее или протертых временем умывальниках. Изредка он получал ответные взгляды, и тогда он робел, хлопал пушистыми ресницами и утыкался носом в раскрытое письмо. Он утешал себя мыслью, что это совсем не выглядит подозрительно — в конце концов, Виктор всегда носил с собой стопку забытых или ненужных писем, — а вот остальные жители этого особняка так не считали. — Виктор, Виктор! — подозвал его как-то вечером Лука, махнув измазанным в чернилах конспектом. — У меня к тебе вопросик, так сказать, личного характера! Виктор вздрогнул, когда Бальза важно положил ему руку на плечо, и немного нервно улыбнулся. Если он хочет спросить в очередной раз насчёт доставки писем — это будет гиблый номер: после десятого письма за один вечер Трейси с треском захлопнула перед Виктором дверь, причитая недовольно: «Я не дам ему своего робота для научной жертвы, идиот!» — Слушай, чем отличается один молчаливый почтальон от моего летающего питомца? Виктор удивлённо моргнул. — Тем, что я не летаю?.. Лука всплеснул только руками, да так что пришлось от него рефлекторно дернуться в сторону. — Неправильно, Виктор! Мой питомец не засматривается на Эндрю сразу после спасения и не путается из-за этого под ногами охотника! А вот полет у вас общий: питомец — по небу, ты — в поместье… Под конец Бальза, увлекшись, затараторил едва разборчиво, а Виктору пришлось поджать губы и залиться краской от стыда. Это было всего один раз, случайно и вообще неправда! Виктор совершенно точно не виноват в том, что Эндрю выглядит так хорошо и доверительно после каждого спасения. Впрочем, Лука продолжил говорить: — Так вот, тебе нравится наш Эндрю? Всего пару слов полоснули холодными когтями по груди. Виктор сначала покраснел, потом побледнел, а следом замер, неловко почесывая затылок. Ответить нечего — у него написано всё на лице. Изгиб уголков губ, расслабленный взгляд, вечерний румянец на щеках и робость в пальцах — не заметить симпатии мог только слепой. Или Эндрю Кресс. — А-а, так они были правы! Виктор качнул головой, растрепав свои лохмы — про кого говорит Лука? — И ты даже не догадываешься, как с ним заговорить, да? Неуверенный кивок. Бальза выдохнул с облегчением и утянул Виктора в свою мастерскую, попутно говоря: «Чего ж ты сразу не сказал, Вик! Обратился бы ты ко мне раньше — валя-ялся бы сейчас со своим Эндрю…» Дальше Виктор его не слушал. Из внутренних побуждений. Но скоро они дошли до мастерской, уместились на скрипящих стульях, и Бальза, щёлкнув самодельным светильником, взял в руки одно из не дошедших до Трейси писем. Виктор всё ещё побаивался его самодельных светильников и напрочь отказывался, руками махая, от такого чуда в свою комнату — мало ли, загорится вдруг, — потому на чудо-прибор смотрел с замирающим дыханием. Лука всегда воспринимал этот взгляд за чистое восхищение. Ещё бы — такое чудное изобретение, известное только им! Лампочка тихонько треснула, и Лука начал свою историю: — Понимаешь, Виктор, в общении с людьми главное — найти общий интерес! Когда я начинал общаться с Трейс… — в этот момент Виктор уже слегка напрягся: он прекрасно помнил, какими ласковыми словами звала его Трейси, когда перечитывала письма. –…В общем, я сказал ей: твоя кукла выглядит потрясающей! Не хочешь соединить её с моими знаниями по физике? И после этого мы чудесно поладили. Виктор представил этот диалог с Эндрю: «Эндрю, твоя лопата выглядит потрясающей! Не хочешь соединить её с моими знаниями адресов всех жителей города?» — и… да, и после этого они чудесно поладили. Какая глупость. Виктор покачал головой, сжав пальцы на подоле своей рубашки. — Ну, как тебе? — Лука улыбнулся, блеснув своим маленьким клычком. — Отвратительно, мальчик, — пробурчал кто-то старческим голосом, заставив Виктора дернуться на дверь. Это был учитель Бальзы, один из самых старых и изобретательных охотников. — Научись сначала делать так, чтобы девушки не сбегали от тебя, и перестань называть свидания научными встречами, вот тогда и поговорим… Его голос скрипел, кряхтел, а в какой-то момент он, стуча своими металлическими пальцами, глотнул воду из бутылки (Виктор свято надеялся, что это вода). — Вы совсем раскряхтелись, мистер Бурк — у нас, между прочим, диалог молодых! — У меня опыта больше, малой! — А у меня гаечный ключ тяжелее! Они оба недобро переглянулись, а Виктор неловко сполз по стулу вниз. Потом они отчего-то рассмеялись (а у них своеобразный юмор!), и Бурк снова заскрипел своим голосом: — Ну, мистер-р… как вас там, парень с собачкой? В общем, пройдемте со мной, я вам расскажу намного большее… Первое желание Виктора после таких слов — убежать подальше, крепко прижимая к себе собаку и почтовую сумку, но интерес одолевал: пришлось оставить Бальзу пачкать чернилами бумагу и уйти за Бурком, который то и дело клацал своими механическими частями тела. Приветливым миганием свечек провожали их коридоры, слышно было переливание и бульканье жидкости в бутылке охотника. Неужели там правда обычная вода? Или мистер Бурк функционирует на специальном топливе, которое усердно готовит для себя каждый день и… Вопрос о том, что это за топливо, пропал почти сразу: они дошли до затемненной комнаты бара, и Бурк протянул кому-то бутыль со словами: «Водочки, пожалуйста». Виктор присел за стойку рядом, но в самом углу: ему было неловко в компании, тем более в компании охотника. А Бурк, взбодрившись алкоголем, начал говорить: — Кхе-кхе… Так вот, мальчик с собакой, слушай внимательно: если тебе кто-то нравится, привлеки его своим безумием. Да, да… да не пугайся ты, тихо! Гм, да… нужно… покажи своего внутреннего демона или безумца, и ты ему сра-а!.. Не успел Виктор моргнуть, как Бурк опустил голову на стойку и засопел. Кажется, кончилось его топливо? Он дотронулся пальцами до чужого плеча — точно, спит. И правильно — представлять, как Виктор хвастается своим костюмом демона, а ему в глаз летит самодельный деревянный крестик, больше не хотелось. Он поправил свою кепку и собрался было уйти, как услышал весёлый женский голос: — Виктор, душенька! Мне не послышалось: ты хочешь кого-то охмурить? — девушка, вытирая стакан из-под пива, весело прищурилась. — Я надеюсь, этот кто-то будет веселее нашего угрюмого мистера Карла! Она рассмеялась приятно, но, заметив сдержанную улыбку Виктора, раздражённо вздохнула. — Да ну? Виктор сцепил от волнения пальцы в замок. — …Мистер Кресс? Неловкое молчание — всегда знак согласия. И девушка охнула, стукнув об стойку стаканом, будто только что проиграла безумно важное пари. — Деми, дорогая, ты была слишком добра, когда решила, что Карл может кому-то нравиться, — сказала подошедшая к барной стойке Вера, ноготки свои аккуратные рассматривая, и вежливо улыбнулась Виктору. — А ты сегодня, как погляжу, в чудесном настроении, Вера! Коктейльчик? — подмигнула ей Деми, и Виктор заметил, как Вера очертила пальцами в воздухе понятный только им знак. Может, воздушный поцелуй? Загремели стаканы, полился в бокалы алкоголь: Виктор мог наблюдать переливы какого-то зеленого напитка и его смешивание с другим, прозрачным, а потом — розовым… — Знаете, Виктор, — поправляя перчатки, начала Вера, — я недавно прочитала в журнале интереснейшую статистику: знаете, какой самый лучший метод контрацепции? — Твоё умение флиртовать? — весело спросила Деми, на что Вера только шутливо махнула рукой. — Нет конечно, глупости! — и она, скрестив ручки на груди, победно сказала: — Молчание, Виктор! Виктор не понял ничего, но успел смутиться от настойчивости девушек. Они ещё болтали между собой и смеялись, на стекле бутылок танцевали отблески свеч, а Виктор только слушал и думал о том, как применить знания на практике. Вера говорила: «Нужно быть настойчивее, Виктор», а Деми с ней спорила, протирая разноцветные костеры на стойке: «Мистеру Крессу только настойчивых и не хватало! К нему, наоборот, подход нужен». В этих жарких беседах пугало только одно: мысль, что в любой момент здесь может появиться Эндрю. Замереть на пороге незаметной тенью, услышать разговор про себя и невзлюбить всех сплетников — и даже молчаливого Виктора… В дверь медленно постучали — и сердце Виктора замерло в томительном ожидании. Вскоре дверь смело отворили; можно было выдохнуть спокойно. На пороге, перебитые и растрепанные, стояли двое: мистер шахтер и обычно угрюмый мистер Субедар. — Деми, он опять начинает драться из-за мяса, я так больше… — отдышался шахтер и кинул красноречивый взгляд на Виктора. От этого взгляда по спине прошлись мурашки: так неловко — быть кем-то замеченным… –…Мистер Гранц, вы пьёте? — Нет, он учится флирту, — фыркнула Вера, помешивая алкоголь в своём бокале. — А чего тут учиться? Гранц, вы с кем собрались флиртовать? — вопрос вот так прямо, в лоб. Виктор прикрыл лицо руками, уткнувшись локтями в барную стойку — почему-то все сочли это смущением. Точно, надо будет просто сказать им: «Хватит, ваши методы не работают»… — С Крессом, — снова Вера. Нортон выдохнул, почесав озадаченно затылок. — Н-да, тяжёлый случай… Впрочем, Виктор, с какой едой он у тебя ассоциируется? Виктор поднял на него взгляд. Едой? — Едой? — одновременно с мыслями Виктора спросил Наиб. — Ну да. Ты, например, рыба. — Какая ещё нахрен рыба? — выгнул бровь Наиб. — Ну, знаешь… Рыба-капля. Молчаливый, но очень красивый хлопок по лопаткам. «Наверное, заслуженно…» — подумал Гранц, улыбнувшись общему шутливому настроению. Животное, значит… Эндрю напоминал чем-то то ли пугливую мышку, то ли бродячую, но безумно привязанную к бывшему дому собаку. От мыслей о тихом Эндрю заныло сердце: общение в таком большом кругу людей вызывало у Виктора только страх… — Понял-понял! — Нортон поднял ладони в поверженном жесте, мол, всё, сдаюсь, и обратился к Гранцу: — Схема простая, слушай, — он прочистил горло: — «Скажи, твои родители случайно не пекари?» Он посмотрел на Виктора, ожидая ответ. Неловко улыбнувшись, Виктор покачал головой. — «Тогда откуда у них такая булочка?» — Ага, или «Твои родители случаем не добывают золото? Нет? Тогда понятно откуда у них Нортон Кэмпбелл…» — съязвила Вера и получила одобрительный смелый кивок Субедара. Тем временем Виктору налили слабоалкогольный напиток и, как бы он ни мотал головой, «ради приличия» пришлось сделать пару глотков. Это было довольно приятно: привкус вишни и выжатого свежего лайма. Но больше нескольких глотков Виктор не осилил, потому что не любил подолгу сидеть в больших компаниях, ещё и находиться в центре внимания. Наиб быстро его понял и за воротник оттащил Кэмпбелла от стойки — наверное, разбираться с мясом, — а потом их голоса и вовсе замолкли в глубине коридоров. Вера выпила «слишком много для леди», как она сама выразилась (правда, мисс Бурбон сказала, что «для настоящей леди — это доза для обычного пробуждения, вместо чашечки кофе»), и отправилась, стуча глухо каблуками, в свою комнату. Виктор устало ей улыбнулся на прощание и потянулся — спать не хотелось, было слишком рано, но усталость после шумной компании придавливала его к стулу. — Виктор… — прозвучало негромко над ухом, и Гранц сразу же проснулся! — Ты вроде… хочешь с кем-то пообщаться, я прав? Испуганно-неловкий взгляд Виктора встретился с пристальным взглядом серых глаз Эзопа. — Прости, я не хотел тебя напугать. Просто… поверь мне, стоит просто сказать: «Я ненавижу живых, но тебя б я оживил», — серьёзно сказал Эзоп, помолчал и, нахмурившись слегка, добавил: — Или лучше сказать, как говорил Нортон: «Ты случаем не мертвый? Потому что ты меня привлекаешь больше, чем»… Я тебя пугаю? Виктор бы рухнул на пол, не держи его сейчас стул. На месте Эндрю он бы себя лично за такие фразы убил. Крестом. Самодельным. Или гробом Эзопа… Жуть, он ведь говорит страшные вещи — хотя, признаться, это его изюминка. Неловкое молчание прервало знакомое тяфканье. «Вик!» — оживился Гранц и, улыбнувшись теперь вдохновленно от предстоящей встречи с другом, приподнял свою кепку на прощание с Эзопом. И он направился быстрым шагом по коридору, прямо к Вику. Совсем близко доносилось его тяфканье, потом — громкое сопение. Виктор невольно сжал крепче ремешок почтовой сумки и отправился на голос. Вдруг с ним что-то случилось? Этого Виктор себе простить не сможет. — Вик?.. — сдавленно спросил Виктор, взглядом в коридорах выискивая собаку. Завернул в один, спустился за лестницу и услышал повторяющееся сопение в оранжерее. Тогда он сорвался на бег, кепку с головы к груди прижав, и резко распахнул двери. Увиденное поразило его не меньше умения Карла флиртовать: перед ним, подняв голову, сидел Эндрю и держал ладонь над довольно развалившимся в цветах Виком. Сердце снова пропустило удар, захватывающее глоток воздуха. Неловко он пригладил волосы, растрепавшиеся от бега, и присел рядом. Вик сыто сопел, дергая нижними лапками, а Эндрю с Виктором продолжали молчать. Но всё же… Не зря ведь Виктора целый вечер учили флирту! — Слушай, Эндрю, — тихо обратился к нему Виктор и почти сразу же замер от взгляда в свою сторону. Давай, Виктор, скажи это! — Твои… твои ро… Эндрю терпеливо ждал, пока Виктор сам не вздохнул, голову понурив, и не поджал неловко пальцы. Нет, он не может, физически не может! Все красивые слова уходят из головы, когда он собирается сказать их вслух (сказать их Эндрю). Ему не хотелось убегать от стыда или волнения — здесь, среди тёплого дыхания цветов, ему было хорошо с Эндрю, но, черт, Виктор такой нерешительный. — А твои? — внезапно заговорил Эндрю, отведя взгляд от чужого лица. Ему было так проще говорить. Виктор снова, кажется, забыл, как дышать, а когда вспомнил — сжал неловко ладонь и повторил сегодняшний ответ Нортону — покачал головой. — Тогда откуда… у них такой милый ты? Молчание. Виктор чувствовал самое тёплое тепло и радостную радость — в общем, чувствовал всё, что только мог почувствовать, сидя наедине с Крессом. Он улыбнулся смущённо, а Эндрю ладонью губы прикрыл и добавил тише: — Нет, подожди… Там было что-то про… печенье, кажется? — Булку, — прыснув, заулыбался Виктор, и только потом Эндрю понял всю абсурдность ситуации и тоже сдержанно — с дрожащими от волнения уголками губ — улыбнулся. Вик гавкнул от недостатка внимания (совсем обнаглели — флиртуют при неглаженной собаке!), и они оба потянулись к нему ладонями. Одно неловкое касание, кувырок в груди и молчаливое согласие: холод чужих ладоней казался сейчас самым тёплым и приятным. Виктор обязательно подумает об этом потом и покраснеет впервые до кончиков ушей — и забудет об этом так же быстро, с первым касанием ровных скул, бледных губ и белокурой макушки. (Вик всё ещё хочет внимания!)