Лорд иль леди

      Прошла неделя с тех пор, как Джозеф Лета стал Стэнли Гудзоном. Мучительная неделя, проведенная в попытках разгадать Их замысел. Еще во время выставки фотографа Джареда По в «Бумажных порезах», будучи Джозефом Лета, он понял, что был загнан в ловушку этими существами, которые одним своим видом оскверняли его, отрицая возможность присутствия воистину чистого человека, человека, не загрязненного мерзкими помыслами. И именно в этом был Их прокол. Эти Они подтолкнули Стэнли Гудзона к изощренному плану, означавшему уничтожение порочных осквернителей истины, которые отрицали естественные процессы мироздания.       Близнецы Дюбуа. Лукреция - та девчонка, что посмела столько высокомерно глядеть на него, возомнила себя чем-то прекрасным, по-новому сотворенным. Она вызывала в человеке с именами рек такое отвращение и ненависть, которое не удавалось вызвать еще ни одному транссексуалу. Ее брат, Бенджамин, был не лучше. Он вполне мог избежать кары, если бы не потакал прихотям своей сестры и был больше похож на мужчину, чем то, каким он представал перед людьми: юноша с андрогинной внешностью, способный вести себя как элитная шлюха, даже если не выряжался в платья. Он вспоминал, что на выставке в «Бумажных порезах» он не поймал на себе вожделенного взгляда Бенджамина, но прекрасно видел его направленные на Джареда По глаза, видел, как в них зажигается огонек каждый раз, когда фотограф удосуживается взглянуть на своего любовника. Воздух пропах отвратительным запахом похоти, пробуждая тошнотворные позывы. Человеку с именами рек стоило только вспомнить о замеченных в тот день краем глаза синяках на хрупких запястьях Бенджамина, как в голове сами собой стали возникать омерзительные ему образы: прикованный наручниками к широкой кровати андрогин вызывающе прикусывает нижнюю губу, чуть прогибается в спине, обнаженные бедра подаются вперед, еще более явно демонстрируя возбуждение; Джаред По, который в обычной жизни никогда бы не вызвал сомнений в его нормальности, становится настоящим извращенным гомосексуалистом, стоит ему только взглянуть на готовое к его проникновению тело Бенджамина Дюбуа; Лукас, шесть лет назад переставший быть частью этого мира, став Лукрецией, наблюдает за своим братом-близнецом и его любовником, за их развратными играми, полными жестокости и удовольствия, и пальцы сами скользят по теперь уже женскому телу, опускаясь чуть ниже живота и погружаясь во влажную плоть.       Когда Стэнли Гудзон оказался в квартире фотографа, его тут же оглушила жуткая какофония – рок-музыка гремела из колонок демоническим потоком. Он предпочел бы услышать классику, но ожидать подобного от существ, живших здесь, было бы слишком наивно.       Дверь недалеко от той самой широкой кровати, которую представлял себе Стэнли Гудзон, распахнулась. Из ванной комнаты мягкой поступью вышел Бенджамин Дюбуа. Узкое полотенце повязано на бедрах, вторым полотенцем он ерошит свои черные волосы, пытаясь высушить их. Несколько мгновений Стэнли Гудзон завороженно смотрел на него, невольно восхищаясь плавностью движений и элегантностью, которой могли похвастаться лишь представители высших слоев общества. Он не мог отвести взгляда все то время, пока Бенджамин стоял к нему спиной, затем направлялся к бумбоксу, приглушал звук и несколько секунд задумчиво нависал над колонками, прислушиваясь к звучавшей музыке. С такого расстояния и ракурса юноша был очень похож на девушку. Затем он обернулся и застыл. Его глаза – с чистыми веками, не испорченными линиями черного карандаша – удивленно распахнулись. Полотенце медленно переместилось с головы на обнаженные плечи, все еще покрытые капельками воды после душа. Лицо выглядело по-детски невинным, ни единого намека на пошлость. В какой-то миг человек с именами рек даже решил, что все-таки ошибся, но как только потрясение Бенджамина исчезло и на его лице появилось недовольство, даже возмущение, мужчина понял, что его лишь пытались жестоко обмануть.       - Кто вы? И как сюда попали? – угрюмо поинтересовался Бенджамин.       Стэнли Гудзон не мог выдавить из себя улыбку, но постарался придать своему лицу наиболее приветливое выражение.       - Вы меня не помните, - ответил он. – Я был на выставке в «Бумажных порезах». Хочу написать статью для журнала, а Джаред По пообещал мне ту фотографию. Я столкнулся с ним на улице, и он сказал, что вы с сестрой мне поможете с этим. Дверь была не заперта.       Бенджамин недоверчиво прищурился. Он изучающе смотрел на мужчину, пытаясь вспомнить, видел ли его на выставке.       - Лукреции сейчас нет. А что за «та фотография»?       - Эм… «Ворон». Кажется, так она называлась.       - Ах, это! – просиял Бенни, и казалось, что одно лишь упоминание о его лучшем фотоснимке развеяло любые подозрения. – Припоминаю что-то такое. Джаред должен был сделать копии…       Он развернулся к кровати, посмотрел на висящий над ней оттиск «Ворона», приложил ладонь к затылку и чуть взъерошил волосы, словно прикидывал, где еще могут лежать копии снимка. Музыка продолжала приглушенно звучать, мысли о еще одной статье в журнале погружали в задумчивость. Он просто не мог заметить, как Стэнли Гудзон пересек комнату, приблизился к нему сзади и вонзил острую иглу в шею.       - Какого хрена?! – только и смог выпалить Бенджамин, прежде чем почувствовал сильную слабость. Комната поплыла перед глазами, превращаясь в черно-красное пятно. Язык не шевелился. Веки слипались, несмотря на тщетные попытки сопротивляться. Он пошатнулся, вяло толкнул незваного гостя в грудь и, потеряв равновесие, повалился.       Лучше всего покончить с этим на кровати, думал Стэнли Гудзон. Эта мысль посетила его в тот момент, когда он увидел оттиск «Ворона» над изголовьем. Он решил создать свою инсталляцию на эту тему, но более значимую и важную. Послание Им, доказывающее его превосходство. Сначала он был огорчен, узнав, что девчонки, этой Лукреции, нет, но теперь понимал, что без нее композиция будет выглядеть гораздо лучше. Придет и ее черед, но это позже. Сейчас у него на руках было практически обнаженное тело, требующее к себе внимания.       Мужчина уложил Бенджамина на кровать, привязал его запястья и лодыжки к прутьям, убрал мешающиеся полотенца. Распростертый на кровати он чем-то напоминал витрувианского человека Леонарда да Винчи, соединившего в себе два наложенных друг на друга изображения, избавившегося от ненужных пар рук и ног в своей экспозиции.       Стэнли Гудзон оценивающе посмотрел на Бенни. Нет, его пытались одурманить Они, потому что иначе он никогда бы не принял этого парня за девушку, не почувствовал бы того мимолетного возбуждения, которое возникло при виде вышедшего из ванной комнаты хрупкого создания. Без всей своей готической одежды, без тематических аксессуаров, без темного и вызывающего макияжа Бенджамин был всего лишь красивым мальчишкой. Красивым настолько, что мог без проблем найти себе покровительницу средних лет и до конца жизни в свое удовольствие пользоваться ее деньгами, если бы захотел. Но он испорчен. Его испортил близнец, который должен был умереть первым, однако гаденыш словно почувствовал приближающуюся опасность.       - С другой стороны, - произнес Стэнли вслух, - это зрелище будет гораздо хуже смерти.       Он решил, что доберется до Лукреции тогда, когда она будет полностью раздавлена, убита горем и обессилена от тщетных попыток имитировать жизнь. Именно тогда он придет и сообщит, что только она виновата в смерти брата.       - Зачем?.. – первое, что произносит Бенджамин после пробуждения от резкого запаха нашатыря. Его взгляд все еще затуманен, в горле пересохло, грудь тяжело вздымается от глубокого, но частого дыхания. Он еще надеется, что все происходящее – дурной сон, от которого он избавится, как только теплая рука Джареда успокаивающе ляжет на его плечо.       - Здесь я задаю вопросы, - отзывается Стэнли Гудзон и приставляет острое лезвие скальпеля груди парня. – Когда твой брат сделал последний шаг на пути обращения?       - Что?.. – Бенджамин скривился, а потом его лицо исказила гримаса отвращения, ужаса и злости одновременно. – Да пошел ты, больной ублюдок!       Слабость в теле исчезла, стоило лишь подумать, что этот сумасшедший может добраться до Лукреции. Он задергал руками и ногами, пытаясь высвободиться, но замер, когда почувствовал резкую боль в области груди – лезвие прошлось по соску, разрезая ее и проникая чуть глубже, приближаясь к ребрам. Бенджамин не закричал. Он изо всех сил старался не дать насладиться этому человеку его криками, поэтому стиснул зубы и лишь приглушенно стонал и рычал.       - Повторяю вопрос: когда?       Бенджамин молчал. Все еще вонзенное в тело лезвие двинулось ниже, оставляя кровавую и постепенно еще шире раскрывающуюся дорожку до самой диафрагмы. Скальпель из наклонного положения встал в вертикальное. Стэнли выжидающе смотрел в полные страха и отчаяния глаза мальчишки, готовый до самого основания вонзить скальпель в мышцу у нижнего края ребер. Для большей убедительности в серьезности своих намерений он начал медленно надавливать на скальпель.       - Боже… - выдохнул Бенни, чувствуя как слезы наполняют глаза. – Ш-шесть лет назад… Черт возьми, шесть лет назад! Пожалуйста, хватит!..       - Тогда скажи, где это произошло? – потребовал Стэнли Гудзон, перестав вонзать лезвие глубже.       - Тринидад, - сбивчиво произнес близнец, стараясь практически не дышать, чтобы легкие не сильно раздувались и не вызывали еще большей боли. – Тринидад, это в штате Колорадо…       - Это Они приказали твоему брату ступить на эту дорогу?       - Я… не понимаю, о чем ты… Господи, пожалуйста, прекрати!..       Скальпель с противным звуком выскользнул из мышцы, на некоторое время ослабляя болезненный эффект. Человек с именами рек помрачнел. Этот мальчишка тоже ничего не знал, как и многие до него. Сейчас он и вовсе не походил на того, кто мог быть связан с Ними. Как и следовало ожидать, на этой кровати должен был быть Лукас. Вторая половинка близнецов Дюбуа точно в курсе Их планов.       Стэнли Гудзон сделал небольшой шаг в сторону. Согретый кровью скальпель тупой стороной прошелся по животу Бенджамина, скользнул по бедру и коснулся члена. Хорошо ощутимая дрожь волной прошлась по некогда безупречному телу. В глазах парня читался неподдельный ужас, дыхание участилось, несмотря на неприятные ощущения в груди.       - А ты? Ты хотел бы стать тем существом, которым стал твой брат?       Бенджамин боролся с желанием закричать и взмолиться о пощаде и с желанием послать сукина сына куда подальше вместе с его извращенными играми. Но он прекрасно понимал, что в любом случае результат будет один – он умрет. Умрет мучительной смертью, такой, которую даже в самых страшных кошмарах не мог себе вообразить. Он часто думал о смерти и том, как она может наступить. И каждая его фантазия сводилась к тому, что умереть он должен от руки Джареда и никого иного. Каждая клеточка его тела принадлежала Джареду, он любил его до потери пульса, желал быть его жертвой до конца своих дней. В иные ночи, когда Джаред расходился и в порыве страсти обхватывал сильными ладонями его горло, он улыбался и смиренно ждал, когда закончится воздух в его легких. Наслаждение на грани потери сознания – это то, что любили они оба. Смерть в постели любовника. Сейчас это казалось несбыточной мечтой.       - Хотел? – повторил Стэнли, напоминая о своем присутствии.       Бенджамин зажмурился. Слезы заструились по вискам, крупными каплями падая на шелковую простыню. Он отрицательно покачал головой, хотя движения вышли слишком слабыми и, возможно, вовсе незаметными. Он умел быть покорным, умел мириться с неизбежным.       Стэнли Гудзон еще несколько секунд смотрел на Бенджамина, а затем принялся рыться в ящиках прикроватной тумбочки. За отпечатки пальцев он не волновался – медицинские перчатки он надел еще перед тем как открыть дверь в эту квартиру. В верхнем ящике он сразу нашел то, что искал. Он с силой сжал челюсть Бенджамина и вставил ему в рот черный шарик, закрепив на затылке ремни кляпа. Полезная вещица для подавления криков.       - Ты любишь своего брата? – прозвучал очередной вопрос.       Не открывая глаз, Бенджамин кивнул. Плечи содрогались от тихих всхлипов.       - Тогда он будет рад, если ты пойдешь по его тропе.       С этими словами Стэнли Гудзон принялся отрезать член своей жертвы. Он не обращал внимания на мычание и пробивающиеся сквозь кляп стоны, на извивающееся тело и попытки вырваться, на хлещущую кровь, окрашивающую его обтянутые тонким латексом руки. Он лишь продолжал размеренные движения лезвием, туда-сюда, методично отделяя одну плоть от другой. Когда с этим было покончено, он просто-напросто вышвырнул ненужный орган на пол, достал из своего рюкзака хирургические нитки и принялся зашивать рану, чтобы не дать парню умереть от потери крови раньше времени. Не так быстро.       Бенджамин чувствовал, как игла вонзается в его кожу, но эта боль не могла перекрыть предыдущую. Он удивлялся, как не потерял сознание, и проклинал свой организм за такую стойкость. Он мысленно молил о том, чтобы закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Еще страшнее ему становилось от мысли, что Лукреция или Джаред вернутся домой раньше и их постигнет та же участь. Ему становилось страшно и потому, что Лукреция и Джаред все равно когда-нибудь увидят его в таком состоянии, увидят то, во что превратит его этот незнакомец с поехавшей крышей, и навсегда это запомнят.       Его начало трясти, к горлу подступил мерзкий ком. Позывы уже было невозможно сдерживать, и он начал давиться собственной рвотой. Стэнли недовольно цокнул и снял кляп, освобождая зловонный поток. Дождавшись окончания излияния смеси завтрака, желудочного сока и слизи, он готов был вернуть кляп на место.       - Пожалуйста… - прохрипел Бенджамин и закашлялся. – Просто убей меня… Не причиняй мне боль… Сделай это быстро, прошу тебя…       Человек с кляпом в одной руке и скальпелем – в другой оскалился в хищной улыбке.       - О, нет, - с садистским удовольствием протянул он, впихивая кляп в рот Бенни. – Я не могу подарить Им такого наслаждения. Они не заслужили моей милости.       Бенджамин уже не просто рыдал. У него началась настоящая истерика, граничащая с безумством. Сквозь кляп он пытался кричать, что есть мочи, хоть и получалось лишь приглушенное мычание, его руки и ноги метались из стороны в сторону насколько позволяли путы, и на прозрачной коже запястий и лодыжек оставались багровые пятна, грозящие перерасти в настоящие открытые раны. Боль в груди и паху отошла на второй план. Единственное, что он чувствовал – желание любым способом вырваться из лап этого психопата, найти укромный уголок и там вскрыть себе вены, награждая самого себя за пережитые мучения спокойной смертью и бегством от жизни изуродованного калеки.       На его горло легла мозолистая ладонь. Пальцы сжались, вдавливая кадык и перекрывая доступ кислорода. Бенджамин невольно перестал дергаться, сосредоточившись на недостатке воздуха. Мысленно он желал, чтобы все быстрее закончилось и был бы рад умереть от простого удушья, но его организм продолжал совершать никчемные попытки борьбы за жизнь.       Успевшая остыть сталь коснулась впадинки между ключицами. Бенджамин затаил дыхание настолько, насколько позволяло его положение, а затем его глаза распахнулись от новой волны боли: лезвие вошло в его тело с той же легкостью, с которой нож разрезает мягкое масло. Сердце пропустило удар. Хватка ослабла, давая вздохнуть, но он не мог этого сделать. Он лишь позволял всем своим чувствам сосредоточиться на движущемся вдоль его тела лезвии. Оно проделало ровный путь от ключиц до низа живота, шло плавно и не слишком глубоко, чтобы не задевать внутренние органы. Алый порез стал раскрываться. Нет, ему помогали раскрыться. Грубые пальцы довольно аккуратно взялись за края разрезанной кожи и потянули их в разные стороны, раскрывая целый клад мышц, костей и органов. Бенджамин сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели, а ногти вонзились в его собственную кожу. Он проклинал свой высокий болевой порог, который до сих пор не позволял ему впасть в шоковое состояние. Он мог лишь продолжать неподвижно лежать на кровати, уставившись в потолок немигающим взглядом, и истекать кровью, пока в его теле орудовали ножом. Этот ублюдок делает все слишком аккуратно, с хирургической точностью, поэтому не выходит отключиться, думал Бенни. Лишь в тот момент, когда он позволил себе опустить взгляд и увидел собственные кишки, которые уже были чуть приподняты вверх, у него случился последний припадок. Все тело начали сотрясать предсмертные конвульсии, глаза закатились, из-под кляпа просачивалась красно-белая пена. Бенджамин прогнулся в спине в последний в своей жизни раз, а после – его тело обессиленной куклой распласталось на кровати.       Стэнли Гудзон решил проигнорировать смерть Бенджамина Дюбуа. Ему было приятней потрошить то, что осталось от парня, думая, будто все еще делает это с живым человеком. Он принял его смерть лишь в тот момент, когда начал отпиливать запястья и лодыжки. Ему показалось это интересной интерпретацией освобождения «Ворона» от жизни, посвященной Джареду По.       Закончив с телом, он принялся за свое послание. Вытащив вырезанные страницы с самым знаменитым стихотворением Эдгара По, он мысленно высчитал строки и подчеркнул их желтым маркером.       - Полный грез, что ведать смертным не давалось до того,       Словно лорд иль леди, сел он, сел у входа моего…       Последний взгляд на оттиск «Ворона» над кроватью. Осталось лишь прикрепить эти строки к стеклу фотографии.       - Словно лорд иль леди, - повторил Стэнли Гудзон, поставив финальную точку в своем послании Им.