Несчастный случай

Сегодня он убил ещё одного человека. Один взмах руки и тело покатилось по тёмным ступенькам. Никакого шанса на спасение и на жизнь. Факелы равнодушно горят над головой мага. Ему ничего не стоит иссушить фитиль одного из них так, словно гореть там давно нечему. Человек шел по ступенькам и из-за потухшего факела споткнулся и умер. Такое бывает. Мерлину не зачем в спешке убегать, как он делал это ещё в первое убийство. В подобном не заподозрят никого, тем более слугу короля. Мерлину не надо проверять — мёртв ли человек или нет. Человек был магом. Эмрис чувствовал, как искры магии потухли в нем вместе с жизнью. Мерлину совсем не жаль. Он обещал мир магам одним только своим рождением и им же доказывал, что не любит, когда ему мешают. А впрочем, какая разница, что о нем подумают маги? Все будут знать, что это всего лишь несчастный случай. *** — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Артур днём, когда маг несёт обед. — Все слуги перепроверяют замок из-за несчастного случай с послом. Или ты забыл? — Как я мог оставить вас голодным, сэр? — слуга ставит поднос на стол. — Обед накрывают в большом зале, болван, — фыркает Артур. — Ага. После тренировок с рыцарями, — в тон ему фыркает маг. — Ты же зверь, когда голодный! Сломаешь кому-нибудь руку, а мне травы тащить и лечить бедолагу. — Это только пойдёт тебе на пользу. Ты совсем обленился в последнее время. Мерлин и вправду обленился. Раньше он хотя бы пытался переубедить злых магов, заставить их верить, что Артур это тот король, который им нужен. А вчера просто фьють! — лёгкое движение руки и… разумеется, это назовут несчастным случаем. — Говорит человек, которому я вчера лично добавил еще одну дырку в ремне, — маг ловко уклоняется от кубка, брошенного в спину (он уклонялся и от вещей похуже), а вот капли красного вина, упавшие на рубашку, заставляют его застыть. Маг глубоко вдыхает сладковато-кислый аромат напитка. Совсем не похоже на смердящую смерть. Задумавшись, он не скоро слышит, как его зовут. — Эй! Принеси мне новый кубок! Я все еще хочу пить. Мерлин рассеяно кивает и уходит. *** Мерлин плохо помнит свое первое убийство. Хотя он это даже убийством не считает. От Нимуэ он защищался. Он хорошо помнит свой гнев и свою ненависть по отношению к каждой черте лица, каждому движению, каждому взгляду проклятой ведьмы. Хорошо помнит как сконцентрировал внутри своих ладоней силу, превосходящую реальность, границы его воображения, помнит, как эти силы слились с его гневом. Помнит он и почему-то восхищенные, полные торжества глаза ведьмы. Тогда он даже не успел осознать, что прерывает чье-то существование. Гаюс, конечно, говорил, что он поступил правильно, но все-таки Мерлин чувствовал себя немного опустошенным. Каким бы человеком не была Нимуэ, он не хотел нести своей магией смерть, даже во имя великой цели. Не мало ночей он промучился, вспоминая тот день. Но у Гаюса и Дракона получилось вбить ему в голову, что это было надо, для общего блага «и вообще чисти баки, спасай Артура, а то совсем обленился». Маг это принял. Совсем другое он испытал, когда убил Седрика. К своему тогдашнему ужасу, это было частичное удовлетворение, а еще душевная боль, которая противилась убийствам, но прибивалась драконьим и лекарским «так надо, ради судьбы». Ему удалось запечатать Корнелиуса, но вот на Седрика это повлияло плачевно. Личность колдуна придавила его собственную, и он не мог некоторое время даже вспомнить элементарную речь. То ли излишняя жалость к сумасшедшему, то ли Корнелиус на него немного повлиял, а может проснулась ревность или злоба, но Мерлин совершенно сознательно приказал своей магии убить. Всплеск магии в глазах и преступник затихает. Потом он убежал. Леди Катрина не была даже человеком. Во время убийства, Мерлин чувствовал почти тоже самое, что и при Нимуэ. Вот только он прекрасно осознавал, к чему приведёт его заклинание и не обманывался на этот счёт. Теперь его не мучила бессонница и руки не дрожали. Теперь он контролировал эту силу. Его следующая жертва — Адриан. Мало кто знает, но жаба, выпрыгнувшая из его рта, была ядовитой. Заметить это мог только Гаюс в полном здравии. Следующего Мерлин так и помнит — придворный шут Алинеда. Его последнее развлечение под названием «пазл из слуги». Его части тела были разбросаны по разным шкафам короля. Говорят, и по сей день, не могут найти правую руку шута. Безымянный солдат, убивший его отца. Меч Артура и магия Мерлина забрали их жизни. Он думает, что наверное тогда полностью простил Артура насчёт Фреи. Вполне возможно, он был немного опустошён и из-за ее смерти тоже. Почти с недоумением он вспоминает последних жертв. Он решает остановится, хотя немного жалеет, что среди них нет Морганы. *** — «Пендрагоны не похожи на обычных людей», — думает Мерлин, протягивая пузырек с ядом принцу. Он готов на такой риск ради отца. И тут чародей кое-что замечает. Глаза у наследника горят странным, чистым, светлым огоньком, когда он смотрит на зелье. Принц поднимает сомнительный взгляд на Мерлина, но после огоньки вспыхивают с новой силой и он выпивает зелье. «Что это… Было?» О том, что это могут быть отблески свечи, он думает недолго; в покои врывается Утер с Гаюсом, а Мерлину приходится отвлекать слугу Катрины. Глаза слуги тоже горят — отвратительно болотным цветом — но горят, лишь когда чародей пускает его с лестницы, огоньки затихают. Подобные огоньки он видит и у Гаюса — ровное, спокойное, но стойкое синее пламя, в глазах Катрины сверкает плесневелое золото, у Утера ничего такого нет. И мог бы маг подумать на то, что это сверкает магия, вот только стоит слезе скатится по щеке короля, как в его глазах зажигается злое кровавое пламя. — Ты… Мерлин теряется на несколько секунд, но завершает начатое. *** — Что в нем такого особенного? — спрашивает Алвар. Он смог сбежать от рыцарей, мог сбежать от Артура, но не от Эмриса, что пришёл сюда ради него. Алвар мог попробовать убежать, но какой от этого толк, если тебя хочет убить сам Эмрис? — Почему этот Артур стоит стольких жизней? — Потому что достоин. Это же очевидно. Несколько секунд Алвар смотрит на него, и его взгляд напоминает Мерлину тех многочисленных казненных друидов, которые по какой-то причине жалеют Утера. Вспышка в глазах и друид взрывается кровавыми брызгами. Несколько капель падает Эмрису на одежду и тот поморщившись, думает, что его воображение развивается в каком-то слишком уж оригинальном направлении. Мерлин подбирает кристалл и возвращается в лагерь. — «Я тебя никогда не прощу», — слышит он, но не оборачивается, когда слышит удаляющийся треск веток и срывающееся мальчишеское дыхание. *** — Гаюс, а что может гореть в глазах кроме магии? Лекарь бросил короткий взгляд на подопечного, но вернулся к трапезе. — Смотря, что ты имеешь ввиду, — голубое пламя Гаюса настороженно потемнело. — Что случилось? — Иногда я вижу в глазах людей странное пламя, даже если они не являются магами. Что бы это значило? — А по подробнее? Чародей задумался и в попытках объяснить, начал активно махать руками. — Не знаю… Оно просто вспыхивает в их глазах и все… Иногда пропадает… Ладно, забудь. Это не важно. — Это могут быть огоньки воли, — сказал лекарь. — И что бы это значило? — заинтересовался и замер маг. — Ты видишь насколько крепка и чиста воля человека. Насколько просто его сломить, что он из себя представляет. В свое время только очень сильные маги могли увидеть это, — в его голосе прозвучала гордость, а огоньки вспыхнули ярче, прежде чем исчезнуть на какое-то время. *** Мерлин подозревал в предательстве Агравейна. Да что там подозревал, он был уверен! Его сгнившая душонка чувствовала себе подобных. Вот только Мерлин не мог его убить. У него была самая сильная защита против мага. Благосклонность Артура. После смерти отца, король слепо доверился первой попавшейся жилетке просто потому, что эта жилетка принадлежала его родственнику. Расплачивался за это, как всегда, Мерлин. Но он был не против. В одиночку он бы не вытащил короля из лап тоски. Ах да, он немного отвлекся. В данный момент он висит на руках за веревки и смотрит в глаза жрице Старой Религии, которая подтвердила (не намерено, но все же), что передал маршрут передвижения разбойникам именно Агравейн. Что ж предатели так и вьются вокруг Артура, как мотыльки у огня? Ведьма только хмыкает и думает, что Мерлин выжил из ума. Хотя нет, не просто ведьма, не просто жрица Старой Религии. Моргана. Красивая как тьма, с запятнанной в крови и лжи душой и все равно гораздо, гораздо чище, чем Мерлин. Ее воля сверкает в глазах и магии, она держит ее разум, не позволяя сойти с ума от пролитой крови, и на фоне всех недостатков сияет ярче, чем тысячи кристаллов из Хрустального Грота. Черт, похоже, только эти Пендрагоны, умываясь в чужой крови каждый день, умудряются быть чище священников. — И ты захочешь убить Артура, — мстительно говорит она, думая, что внимательно разглядывающий ее маг слушал. К ее удивлению он только весело хмыкнул. Черт, а, черт, а я могу попробовать сломить волю хоть одного из Пендрагонов, а?  — Знаешь, — начал он. — А это очень мило, что ты сама привела меня в свое жилище. Сам бы я тебя никогда не нашел. Ведьма непонимающе хмурится. А уж какие метаморфозы происходят с ее лицом, когда чародей припирает ее силой к стенке, а сам протирает освободившиеся запястья… Мерлин бы и рассмеялся, только вот с этой ведьмой нужно быть начеку. — Ты… Ты маг! — Да неужели? Я — то думал, жрицы чувствуют чужую магию. По крайней мере, та, что была до твоей сестры, это чувствовала. Надо признать, с удивлением Моргана справляется быстро. А вот с гневом нет. — И ты живешь в замке? Пользуешься всеми благами, пока наших братьев сжигают на кострах?! — она замолкает, но продолжает не менее ядовито говорить. — Какая же ты все — таки змея. Маг пожал плечами — не стал спорить. — Кажется, ты хотела заставить меня убить. Это не трудно. Пожалуй, начну прямо сейчас. Не сказав ни слова, Мерлин притянул взглядом котелок, в котором радостно бесновались в ожидании приказа змеи. Моргана выглядела бесстрашно, но каплю неуверенности Мерлин все же слышал: — Они служат только Жрицам Старой Религии. Мерлин сел на стол напротив ведьмы. — Или жнецам, — сказал он, промолчав несколько секунд. Ведьма рассмеялась. — Это невозможно! Ты… — Твоя сестра никогда не говорила тебе, что случилось с предыдущей жрицей? Кто забрал ее власть над Жизнью и Смертью? Когда на лице Морганы нет ее высокомерия, равнодушия или гнева, она становится прекраснее, отстраненно подумал Мерлин, наслаждаясь чужой реакцией. Но ее воля вновь загорается в колдовских глазах. Она хочет выбраться, вот только Мерлин не позволит. У него есть право сломить эту волю. А еще он хочет узнать её предел. Чтобы точно знать до какой грани между реальностью и ложью можно дойти. Мерлин понятия не имеет, откуда он знает, как срезать эту змею и что ее надо поднести именно к шее. — Ты должна подчиняться мне во всем. Что ж, эксперимент начался. — Твое тело полностью в моей власти, а сама ты будешь прекрасно осознавать происходящее. Теперь она как инвалид. Заперта в теле. Мерлин отпускает заклинание. Тело Морганы расслабляется, но в глазах ее отчетливо виден дикий страх. Но воля ее не сломлена. Чародей ясно чувствует кончиками пальцев похолодание, даже в таком случае ведьма пытается настигнуть его. Тем лучше, усмехается он. — Интересно, сколько ты так продержишься? Он обходит ее со всех сторон. Бить Моргану по чувствам или воспоминаниям — заведомо провальная тактика. Эмоции — это ее сильная сторона. Заставить ее сдаться тоже не вариант. Воля Морганы станет только тверже. Конечно, он собирается использовать ее, чтобы подставить Агравейна, а затем убить его, но раньше надо сломить волю… Но бить по душе Морганы невозможно. Она только этого и ждет. Впрочем, Мерлин сам по себе знает — каков бы ни был маг у него всегда есть одно слабое место. От внезапно возникшего к себе отвращения, чародей нахмурился, проведя рукой по своему лицу, чуть оттягивая кожу. Ему казалось, его душа прибивает его к земле тяжестью своей грязи. Он остановился прямо перед ней. — Раздевайся. Слабость любого мага — физическое тело. Моргана смотрит с еще большим ужасом, в то время как ее руки тянутся к корсету. Мерлин сказал «хватит» лишь, когда на ней остается короткое полупрозрачное темное платье. Несколько секунд он изучает ее глазами, но, как и думал, ничего не испытывал. Боги в свое время послали к нему Фрею, чтобы она забрала его сердце и жажду любви и плоти, и забрали ее, чтобы он больше не смел отвлекаться ни на что, кроме Артура. Он отвел глаза, заметив, как тень надежды промелькнула в зеленых глазах. Нет. Вот ей он точно ничего прощать не собирается. — Нет, милая моя, ты подумала все верно. Душевно я, быть может, тебя и не раню, а вот физически… Ты же у нас такая красивая. Уверен, те разбойники ушли недалеко, и ты им приглянулась, раз тринадцать золотых им хватило, чтобы напасть на вооруженных рыцарей короля. Тело Морганы странно вздрогнуло, словно что-то пробивалось наружу, а страха в глазах ведьмы вполне хватило бы на Камелот, атакованный Драконом. Мерлин улыбнулся. — Раз ты все поняла — вперед. Жрица медленно повернулась к нему спиной и пошла к двери. Шаг у нее был неровный, она сопротивлялась, но Эмрис был сильнее. Он был готов отдать сколько угодно магии лишь бы узнать, сколько требуется увечий, чтобы сломить волю Пендрагонов. Моргана вернулась ночью, когда маг уже закончил изучение содержимого ее полок. Ведьма выглядела неважно: взлохмаченные волосы, среди которых остались кусочки грязи, оборванное платье с грязными отпечатками рук, тело ее было в ссадинах и темных синяках, она едва передвигала истерзанными ногами. А лицо… Заплаканное, искаженное болью, с засохшим белым веществом на губах. А глаза были пустые. Не было ни ужаса, ни страха, ни надменной гордости, ни горящих огоньков. Итак, он таки получил идеальную марионетку, не использовав для этого всю силу заклинания. — Когда она исчезла? — прямо спросил он у нее. Марионетка должна понимать хозяина. — Когда ее взял пятнадцатый, — ровно ответила она осипшим голосом. — Вот значит как. — Когда они второй раз пустили ее по кругу, — продолжила она. Мерлин удивленно поднял голову. Вот это выдержка… Да, воля Артура по сравнению с Морганой кажется просто хрустальной, раз от малейшего предательства по нему ползут трещины. И, тем не менее, Мерлин сломил и ее. — Хорошо, — почувствовав впервые за это время удивление, чародей исполнился хорошим чувством. — Тогда оставайся здесь. Жду тебя у тайных ворот в Камелоте ночью через три дня. Моргана, а точнее то, что от нее осталось, не отвечает. Мерлин вышел из хижины женщины, растеряно оглядываясь. Вокруг сущая тьма. Но магией пользоваться опасно — вдруг патруль? Отойдя от дома на приличное расстояние, маг щелкнул пальцами, и дом ведьмы загорелся. Огонь с радостным треском принялся вылизывать сухие доски. Осмотрев осветившееся пространство, он понял, что надо налево. Пожар, конечно, может привлечь внимание местных, но какая магу разница? Подумаешь, хижина в лесу загорелась. Всего лишь несчастный случай. Так бывает. *** — Куда ты меня тащишь Мерлин?! Под покровом ночи, слуга уперто тащил короля за рукав к черному ходу Камелота. Он не беспокоился о том, что Артур захочет его остановить и уйти. Мерлин знал глубину доверия Артура. И что скоро он окажется в самом ее эпицентре. — Смотри. Моргана пришла. С обожженным лицом, в плаще, который Мерлин протянул ей предварительно и со склянкой яда в руках. Но что самое главное… — Вы хотите убить его ядом? Мерлин, держащий запястье Артура, чувствовал, как тот вздрогнул. Так же он знал (хоть и глядит королю в затылок), что он болезненно хмурится, приоткрыв рот, сглатывает и думает, думает… За что? Мерлин мысленно жалеет его. В реальности же стискивает его запястье, когда тот порывается выйти к ним. — Добавь яд ему в завтрак. Во всем обвинят слугу, и они умрут оба. Мерлин надеется, что ни Артур, ни Агравейн не обратят внимания на слишком безэмоциональнный голос ведьмы. Впрочем, насчет Артура он почти не беспокоится. — Конечно, — мысленно маг хмыкает. Голос Агравейна слишком полон едва сдерживаемыми эмоциями. Насчет него можно не беспокоиться так же. — Но могу ли я спросить, что с твоим лицом, Моргана? Ведьма некоторое время молчит. — Эмрис, — отвечает она, и эта фраза из ее уст звучит как шипение змеи. Был ли в голосе отголосок Морганы? — Мне пора. — Стой. Но жрица уходит. Выполнять последний приказ повелителя. «Умри». — Мерлин! Когда Агравейн уходит, Артур рассеяно хватает своего слугу. В его глазах слезы, боль и отчаяние. И, разумеется, вопрос, который маг нередко задавал себе сам. «За что?» — Я… Не мог позволить показаться перед твоим дядей прямо сейчас. Это должны узнать рыцари и советники. Иначе тебя не поймут. Мерлин хочет сделать лицо жалостливым. Королю нужна поддержка, а не факты и холод. Король сжимает кулаки, губы и, наклонив голову, пытается спрятать боль и гнев на своем лице. Королю нужна душевная помощь. У Мерлина ее нет. У чародея есть лишь кинжал в голенище сапога, который завтра лишит предателя жизни. *** — Ты маг, — Агравейн пораженно выдыхает. Мерлин по-прежнему держит взглядом предателя у стены в его покоях. — Король казнит тебя! — Ты подписал себе смертный приговор, только подумав об убийстве А… Его высочества, — сколько Мерлин не пытался, но в эти моменты он никогда не мог выговорить имя короля. Словно что-то в нем противится сказать это светлое слово в столь грязной ситуации. Маг достаёт кинжал. Агравейн хочет испуганно закричать, но не успевает — магия несёт его к кинжалу быстрее. Мерлин не смотрит в ошеломленные затихающие глаза, лишь насаживает нож сильнее. Все идёт по плану, думает он. А потом дверь распахивается и Мерлин тут же забирает слова обратно. На пороге стоит Артур с четверкой верной рыцарей и, судя по вытянутому лицу, не понимает, что происходит. Мерлину кажется, что в последнее время король слишком часто выглядит так. — Что происходит Мерлин? Тело, не удерживаемое магом, с тихим хлюпом падает на пол и взору окружающих предстает окровавленный кинжал. Чародей этого не ожидал, правда. Однако он не удивлён. Вместо предполагаемых им когда-то оправданий из горла вырывается смешок. — У тебя есть вопросы? По-моему, картина маслом. Он разводит руками. Все очевидно. Его трясет и на губах цветет нервная улыбка, кривая, как царапина на льду. — Я хотел задержать предателя, но он оказал сопротивление. Так сказать, — он улыбнулся, смакуя каждое ненавистное слово, — несчастный случай. Артур правда не знает, что сказать, как и рыцари за его спиной. Они смотрят на труп, Мерлина и нож в руке слуги как на три отдельных разных предмета, которые не то, что не должны быть связаны, а будто они даже не могли оказаться вместе в одной комнате. — Ты убил его? — с трудом от изумления, спросил Артур, неловко сжимая свой меч. Он был растерян и немного потрясен, маг теперь с особой жадностью вглядывался в лицо короля. Чувствовал как невидимые путы отпускают его и как в его легкие вместе с воздухом залетает отравляющий запах запретной свободы. Он никак не мог удержать себя, как и свои слова. — Нет, просто упросил убийцу ножик поддержать, — веселясь, фыркнул он. Рыцари изумленно смотрели на него. Мерлину ситуация ни на йоту не казалась серьёзной. — Но зачем именно ты? — выделив последнее слово, спросил король. А потом неловко откашлялся. — Это был приказ рыцарям круглого стола. — Я когда-то тоже там сидел. Артур не нашёл что ответить. Маг наблюдал за тем, как печально хмурится Артур. Мерлин понимал, он — самое слабое звено в золотой скорлупе Артура. Только он может проколоться, тем самым пустив в сердце короля реальность, а она растоптает все его принципы, кредо, клятвы, все то, что Мерлин так упорно берег в его душе, разрывая свою по кусочкам. — Мерлин, — начал король. — Агравейн из очень влиятельного рода. Если его просто так засадить или убить у Камелота будут большие проблемы. Но ничего не будет, если его вызовут на поединок рыцари или король. Ты не должен был этого делать. Маг подавил улыбку. — Так я и говорю — несчастный случай. Сбросить с моста на улицу, полить вином и сказать, что напившись, он споткнулся. С кем не бывает? Рыцари и король ошеломленно смотрели на циничного мага. — А, кстати, я бы все равно не позволил тебе сражаться с ним, Ар… Сир- он опять не мог выговорить имя короля. — Он не такой как ты. Он как крыса подложил тебе в еду яд, вместо битвы. До поединка он бы точно смазал клинок ядом. Король бы изумился больше, если бы это было возможно. — Значит, я бы умер, — ответил Артур. На это раз Мерлин не смог сдержатся и расхохотался. — Хэй, приятель, — осторожно начал подходить Гавейн, но Мерлин его прервал. Господи, сколько раз он жертвовал собой и другими? За что он продал свою душу? Разве у него есть право на свою жизнь после стольких похороненных во лжи, после стольких капель крови? После стольких жертв, разве у него было право да хотя бына собственную жизнь? Маг застыл, запрокинув голову. — Ваше Величество, Ваша жизнь принадлежит не Вам, а королевству. Не смейте ее тратить на такую мелочь как предатель. Он опустил глаза и посмотрел на Пендрагона. Слуга ждал, что короля опять нахохлится, и будет доказывать важность рыцарского кодекса и его ценность. Магу от этого было смешно и грустно. Но тот молчал. Лишь растерянность на его лице пропустила презрение. Все правильно, Артур. Такие как ты должны презирать таких как я. Наши души грязнее, чем грязь на твоих сапогах после охоты, смердят души не хуже трупов. Но и тут Артур его удивил. — Мне… Жаль Мерлин. Жаль, — он вздохнул, — что я не оказался достаточно сильным и дальновидным, раз тебе пришлось пойти на такое. Мне жаль, что тебе пришлось замарать душу по моей вине. На этот раз Мерлин и не пытался остановить свои эмоции. Он громко рассмеялся и хоть, маг не видел себя со стороны, но был уверен, что похож на сумасшедшего. Смеялся он сильно, до слез, до странной боли в животе и груди, до того, что сложился пополам от света. Глаза его застилала соленая пелена. Он бил себя по груди, стараясь уняться, но не выходило. По-прежнему содрогаясь от редких смешков, маг, схватив себя за волосы, посмотрел на ошеломленных рыцарей и короля, не знающих, что делать. Маг чувствует как улыбается и плачет против воли, это его злит, ведь он не может нормально сказать. — А-а В-Вы Ваше Вел, — он опять содрогнулся, — а вы Ваше Величество опоздаааааалииии, — протянул он. — На три тысячи бочек с кровью опоздали. Всхлипы вперемешку со смешками вырываются из его горла. Вот он — настоящий. Разрываемым противоречием, терзаемый памятью. Тот, кто и строил чертов мир благородства и добра для короля. И, похоже, тот, кто его погубит. Смотри, я не такой как ты. Я совсем другой. Чужестранец, чужак. Мы живем на одной земле, но видим ее совсем по- разному. Для меня ты будто уставился в витражное окно и называешь это миром, мое же окно мира давно выбито и даже стен не осталось, чтобы хоть как-то защитится от него. Смотри, как ломается часть твоего мира. Та часть, которую ты всегда стремился защитить. Смотри в мои глаза. Там бездна и пустота. Ты зовешь это безумием, я зову это реальностью. Смотри на меня, сумасшедшего и буйного. Я знаю правду, она в моих глазах, а ты принимаешь это за безумие. Да будет так благороднейший из королей! Пусть правда станет безумием! Мерлин принялся вытирать рукавом слёзы, продолжая хихикать. — Так что будем делать с предателем, Ваше Высочество? — спросил он. — Меня будут судить? Теперь он не боится смерти. Она ласково щекочет холодным дыханием затылок, течет вместе с магией по венам, смотрит на мир из его собственных зрачков. — Нет, Мерлин. Тебя — нет, — опечалено отвечает король. Мерлин уже не пытается мысленно обманутся, будто бы ему жаль. Он только надеется, что сумасшедшим судьба не положена. *** Утро. Солнце уже поднялось над замком, который медленно, но верно оживал. По пустующим коридорам гремя доспехами, шел в подземелья король. Что-то подсказывало ему, что искать стоило там, хотя сердце искренне не хотело, чтобы это было правдой. Но когда его взгляд цепляется за черноволосую макушку в углу одной из темниц, он все-таки вздыхает. — Почему ты здесь, Мерлин? Маг поворачивается к нему. Взгляд у него нечитаемый, не пустой, не гневный, никакой. Он чуть наклоняет голову и странно улыбается. Артуру кажется, что перед ним человек из какого-то другого мира. И в этом мире явно нет ни любви, ни света, мир такой же странный, как и его глаза. — Мне здесь лучше спится. Мерлин не встает. Он переводит взгляд на окно: — Здесь мне самое место. В этом человеке Артур не узнает своего слугу. Все в нем чужое: взгляд, движения (точнее их отсутствие), интонации, манеры… И король думает — когда он все упустил? Когда он гнался за Морганой, умер его отец. Когда он пытался стать хорошим королем, его предал Агравейн. Теперь, когда он пытался бороться с волшебством, он теряет Мерлина. Вечно он занимается не тем, чем нужно! — Что тебя так искалечило? — с болью спрашивает король. Чародей не смотрит на него. Эти слова уже не приносят его душе ни гнева, ни боли. — Несчастный случай. Так бывает.