Панацея

Ставрогин вернулся в свою сьемную комнату после очередной оргии. В голове был туман, который если и не поглощал его полностью, то затмевал обычную склонность к рассуждениям. Герой наш ничего особенного не ощущал, едкий дым нравственного разложения клубился в нем уже более десяти лет. И сегодня была обычная ночка, а теперь уж почти рассвело. И все же некоторые воспоминания поминутно возникали в голове, как пятна краски, состоявшие из противоположных цветов и пятнающие нечто, ощущавшееся как совесть. Вот яркая красная юбка пьяной барышни как будто вновь оказалась поверх его лица, а потом стала коричневой. И Николай невольно стал потирать глаза, обычно ярко-голубые, сейчас они были почти серыми и закрывались сами собой. Но снова бурый бред ухватил его за руку и он вспомнил лицо хромоножки, когда сегодня он заступился за неё в очередной раз. Его поневоле начало тошнить, но вместе с тем и немного будоражить. В воображении вновь заплясали эротические танцы тех актов, которые были сегодня, вчера, месяц и год назад. Как будто все сразу навалились на его бедную уставшую голову, раздвинув ноги и сверкая женскими прелестями. И внутри главного источника возбуждения вдруг сверкнул не проблеск подступающего оргазма, как это бывало у всех дам, кроме неё… Сверкнул красный глаз и начал засасывать Ставрогина. С ним случилась лихорадка и едва ли не падучая. Упал на пол и начал кататься по полу, а затем резко залился громким смехом, который продолжался 10 минут точно и который частенько слышат его соседи… Что же могло спасти от таких безумных судорог разума и души, которая его покидала? Конечно, нужна была панацея, потому что лёгкие лекарства не способны были помочь. Таким спасением мог стать только сильный человек, который бы любил его. И такой человек был. Иначе бы Ставрогин убил себя ещё в начале романа. Пётр с детства знал Николя и с детства страстно любил его. Ни один раз Степан Трофимыч заставал их за непристойными занятиями, которые заключались в том, что они поочерёдно оттягивали друг другу трусы, извлекая свои уже довольно возмужавшие половые жезлы и направляли их друг к другу, скрещивая, как шпаги. При этом это действие носило у них характер некоего ритуала. Каждый вечер им необходимо было сделать так после того, как каждый из них признается в чем-то греховном, что сделано им за день. Они уже тогда планировали разнести этот чёртов мир к чертям и уже тогда упивались грехом во всех его проявлениях. Хотя ничего кошмарного в то время они не делали, главным грехом их была похоть, конечно, ещё Петра в то время мучали различные страхи, а Ставрогин любил предаваться унынию от неразделенной любви, самым главным обьектом которой, безусловно, был Степан Трофимыч. С утра Ставрогин ощутил ещё большую скуку, так как ему не хотелось ровным счётом ничего. Но при этом мозг судорожно искал чем бы себя развлечь. И единственной радостной вспышкой в нем воспалялся Пётр Степаныч. Тем более, что сегодня они планировали встретиться и обсудить свои дальнейшие действия. Ставрогин решил немного удивить друга и заявиться к нему в 6 утра без предупреждения. Так как ключей у него не было, он залез через окно и очутился прямиком около постели, на которой мертвецким сном храпел будущий и настоящий вождь всея, кроме заявившегося к нему. Странно, но как только Ставрогин ступил последний шаг по направлению к кровати, Петруша вдруг вскочил, будто поражённый шаровой молнией, влетевшей в окно. И как будто весь горел. Ставрогин же возвышался над ним огромной ледяной молчаливой глыбой, точнее бессловной, потому что глыба ни о чем не думала в этот момент. Секунду и Пётр испуганно молчал, а затем начал растекаться своей медово-сахарной улыбкой с ложкой дёгтя и произносить своим бисером: «Ба! Да кого же я нынче вижу пред собой! Само солнце заявилось с рассветом к червю. Я и из норы не успел выползти, как вы уж мою нору сами изволили раздвинуть и свои толстые щупальцы-лучи мне просовывать вздумали. Эка ведь вы шалун, Ставрогин. Куда ж вы торопитесь! Это ведь только начало, я кончу ещё с вами бесчисленное число раз стоя над трупами…ой ну не будем о мрачном. Всё же за правое дело боремся. Не так ли, мой милый? " — Я вовсе не затем явился. А впрочем мне даже нравятся ваши фантазии, я бы добавил в них ещё пару девиц для антуражу, но после, если захотите, возьмите их себе, чтоб не путались у меня под копытами. Я сказал копытами. Хаха так даже лучше вхвхаха. Вы там Лизу обещали, вот что, я за тем и пришёл. — Вот как, ну извольте, как скажете, вы же знаете, что я к вашим услугам. Сегодня же подключим её к нашим утехам в том публичном доме, что мы наиболее давно не посещали. Обещаю, сегодня же и эта благородная горлица будет там. Мы умоем её сизое личико грязью, её чресла воспылают при виде нашего с вами соития. — Да, чудесно. Сегодня в 21:01 я буду ждать вас там. В условленный час стук колёс подьезжавшей кареты с людьми разного пола и души подчеркнул тиканье часов, на которые ежесекундно взглядывал Ставрогин в обьятиях уже не молодой, но аристократической наружности барышни, использовавшей его час назад для мультиоргазма. Услышав стук колёс и как будто бы и шорох платья Лизы одновременно, Ставрогин резко и больно пнул барышню прям в костлявый живот, от чего та скорчилась на диванчике. Герой наш быстро встал и направился к выходу. Увидев карету, он подбежал к ней и упал под колеса ничком. Раздались громкие крики Лизы и возгласы Петра: «Кучер останови! Ты что ослеп совсем, прощелыга!». Кучер едва успел насмерть не сбить Ставрогина и немного наехал ему на ногу. -Так уж мне и хромым не долго сделаться… — Нет, нет, это я, я должна быть хромой, я капризная и меня нужно наказать. — Ах пойдёмте же пойдёмте. В мрачной душной комнатушке борделя с запахами женских прелестей и просто тел было тесно, дышалось тяжело и казалось, что там беспрестанно длится одна бесконечная оргия, и в общем-то так и было. И вот святая троица спешила к этой оргии присоединиться. Однако бедная овечка Лиза не ожидала попасть в столь унизительное место. Поэтому Пётр вносил её на руках, а она беспрестанно болтала ногами и мычала, не в силах кричать из-за кляпа во рту. Держатели борделя хотели было протестовать против такого насилия, но взглянув в глаза Ставрогина как загипнотизированные прикрыли свои смрадные ротики. Нашим друзьям выделили отдельную комнатку с просторной кроватью и, странное дело, висящей над ней картиной с изображением распятого Христа. Зачем это нужно было в борделе? Верно для того, чтобы не придаваться откровенному бесовству. Однако наших героев это лишь вдохновило. — А давайте мы вас также, а? Эко будет? — предложил Пётр, обращаясь к Лизе с хитрой усмешкой. В её глазах изобразился ужас дикой оленихи. — Да, да, чудесно! Уверен, мы все получим небывалое наслаждение… — воодушевился Ставрогин. Через несколько секунд Лиза уже была прикована к кровати. Руки и ноги были максимально раскинуты в стороны. Пётр первый решил раздразнить её и сел задом на её лицо, выражавшее покорность. — Стоп! Идеально! Так и сидите. Я сяду напротив. Буду дразнить её чресла. Огромная летучая мышь налетела на девушку и начала своим членом высасывать из неё все соки. Лиза же при этом издала громкий звук наслаждения, кажется, она сняла напряжение и кончила сразу, как только каменный жезл Ставрогина проник в её узкую бледно-розовую ямочку. Причём новый виток возбуждения ту же секунду начал нарастать в ней, потому что она стала стонать со словами «Да, жизнь моя, ужас мой, берите меня, берите меня всю как можно жёстче! Я испорченная, я все это заслужила.» «Не заслужила лишь этого наслаждения», — задыхаясь добавила она и снова кончила. На этот раз так конвульсивно, будто у неё начался нервный тик. Затем так резко расслабилась, словно её застрелили. После чего стала более вялой и расслабленой и все же продолжала получать удовольствие. Однако Ставрогин решил, что хватит с неё и приблизился к Петру, который все это время дополнительно ублажал Лизу, позволяя ей оправдывать свое имя с помощью его попы и длинного тонкого члена. Ставрогин дерзко поцеловал Петрушу прям у самого лица Лизы. И они приступили к самому сладкому. Оставив Лизу одиноко лежать на кровати, они спустились на пол и как два диких кабана предались мужеложескому половому акту. Разумеется, Ставрогин был активом и без предварительных ласк всадил Петру, стоявшему на четвереньках. Лиза при этом оставалась прикованной на кровати. Видно было, что она очень хочет хотя бы поласкать себя. У неё текли слюни, она постоянно облизывалась и ерзала на кровати, то поднимая, то опуская бедра и, сжимая их, лихорадочно трясла ими, как мягкими бубнами и чуть не до реального звона. Только звуки все же больше напоминали хлюпанья по лужам больших жирных свиней. И такими могли показаться и наши главные герои, несмотря на их стройные, сильные тела. Они наслаждались друг другом, совершенно забыв о Лизе. Жёсткий секс вдруг начал постепенно становиться все нежнее, они начали целоваться с сильной молодой страстью двух интересных личностей, которые в полной мере позволили себе наслаждаться друг другом. Диалог тел и душ их, как это всегда у них бывало, был динамичным, напряжённым, эмоциональным. Они полностью доверяли друг другу, но в то же время каждый из них не мог исчерпать своей бездны перед возлюбленным и не мог полностью поглотить его бездну. Как два вампира, сосущих кровь друг у друга, они постоянно обновляли её у себя за счёт ресурсов друг друга. Ставрогину нравилось ощущать крепкие обьятия Верховенского. В них он чувствовал себя в безопасности, и дома. Особенно после многочисленных похождений и секса с другими приятно было вернуться к своему человеку, столь похожему на него самого. Пётр же боготворил Николеньку, как свое творение, свое дитя, он был главным и единственным смыслом его жизни, ради которого и затевал он весь хаос, в который хотел погрузить мир.