* * *
К утру среды Гермиона не чувствовала себя лучше. Напротив, смятение в ее голове будто усилилось. Она все еще не могла соединить образы Люциуса Офлама и Люциуса Малфоя в один единственный. И не могла поверить, что человек, с которым она была близка все это время, на самом деле просто манипулировал ею. Для того, чтобы вытащить свою жену. Горечь пульсировала на языке, в желудке, голове. Только потому, что обещала Гарри довести кашу, которую сама же и заварила, до конца, она кое-как собралась на работу, впервые в жизни порадовавшись, что волшебники носят мантии. Она укуталась в черную ткань, как гусеница в кокон, которая, однако, никогда не превратится в бабочку: лишь отгородится от реального мира. Небрежно собрав волосы в низкий хвост и не утруждая себя нанесением косметических чар, Грейнджер камином переместилась в министерство. Она опаздывала на десять минут, но ей было наплевать — она флегматично скользила в течении толпы, натыкаясь на волшебников и даже не думая извиняться. И только когда перед ней появился патронус — олень — и заговорил голосом Гарри, Гермиона будто очнулась. — Беги, — произнес он, а потом серебристо-лунное сияние растворилось в воздухе, словно его и не было, оставив Гермиону стоять с отвисшей челюстью. И это промедление стоило ей всего. Она подняла голову, наблюдая за тем, как медленно открываются створки лифта и из кабины выходит сам Трэверс в сопровождении кучи мракоборцев, направляясь к ней. — Мисс Грейнджер, вы арестованы за государственную измену, — объявил он громко, так что услышали наверняка все, кто находился поблизости. Маги зашептались, а Грейнджер так и стояла словно приклеенная, ощущая пульсирующую боль в висках. А потом мир начал сжиматься, багровая тьма накрывала и стирала все вокруг, пока не осталось одно-единственное лицо — Трэверса, смотрящего на Гермиону с неясным выражением в глазах. Кто-то направил на нее палочку, и последним, что она услышала, было произнесенное заклинание Сомниус.* * *
Грейнджер очнулась от странного ощущения в животе. Все внутри нее крутилось и переворачивалось, пустая тьма вращалась. Она резко подскочила, когда желудок неприятно сжался, и метнулась к первому, что заметили ее глаза — к серой раковине в углу комнаты. Гермиона простояла в согнутом положении минут пять, пока мышцы живота не свело болезненной судорогой окончательно, а потом несколько раз умылась и прополоскала рот. Ледяная вода слегка отрезвила ее. Придя в себя, Гермиона неуверенно подняла голову и осмотрелась. Три серые каменные стены, одно-единственное маленькое окно, некое подобие кровати и железная решетка вместо четвертой стены. — Это что еще за… — Гермиона? — послышалось удивленное восклицание. — Гарри! — та метнулась к стене, у которой стояла кушетка, и припала к ней ухом. — Гарри, что происходит? — Нас арестовали, — хмыкнул Поттер. Грейнджер перевела ошарашенный взгляд на бетон, словно Гарри мог увидеть ее лицо сквозь барьер, разделяющий их. — Что? — выдохнула она. — За что? Поттер вздохнул. Гермиона его не видела, но могла сказать наверняка, что он почесал затылок. — Трэверс и Кингсли поняли, что я их подслушивал. На самом деле, они специально дали услышать их разговор. Ну и… они догадались, что мы с тобой что-то готовим к заседанию. И окончательно в этом убедились, когда проследили за нами в банке. Гермиона ошарашенно открыла рот. — Они знают, что именно мы там делали? — хрипло поинтересовалась она. Как бы она ни была зла на Люциуса, она не хотела, чтобы ему причинили вред — он ведь абсолютно беззащитен перед волшебником. В этом она убедилась лично, когда направила на него палочку. Может, он и невосприимчив к магии, как утверждал сам, но проверять Аваду на нем не хотелось. Ее сердце снова сжалось, стоило ей подумать о Малфое. — Нет, — проговорил Гарри, — я думаю — нет. — Хорошо бы тебе оказаться правым, — тихо проговорила Грейнджер. Она развернулась на узкой кушетке, прислонившись спиной и затылком к холодному камню, и прикрыла опухшие веки. Что ж, вряд ли Кинсгли или Трэверс могли устроить для нее и Гарри какое-то закрытое заседание — куда уж, они ведь герои войны, в конце концов. К тому же если бы от них хотели просто избавиться — их просто могли убить. Ну, ладно, возможно, это было бы не так-то просто. В министерстве до сих пор ходили слухи, что Поттера не берет Авада. Да и в целом обвинения, которые им предъявили, по словам Гарри — сама-то Гермиона благополучно все прослушала, пока валялась в отключке — были справедливы. Проникновения в архивы, подделка документов, применение магии к маглу, угроза раскрытия Статута — все это действительно было. Дадут ли им рассказать, что именно им удалось узнать? Вряд ли. А все доказательства, которые удалось собрать Гарри, скорее всего, уничтожили сразу после ареста. От накатившей на нее усталости Гермиона отключилась. И проснулась лишь тогда, когда явился охранник, принесший ей косметические и постельные принадлежности, матрас, полотенце и одежду. Что ж, это уже было неплохим началом. Кормили здесь тоже приемлемо. А из-за того, что камеры находились в крыле, где нет дементоров, в помещении было достаточно тепло. Грейнджер догадывалась, что, скорее всего, их с Гарри камеры находятся неподалеку от камер Малфоев. В ожидании допросов Гермиона могла развлекать себя только разговорами с Поттером. Они избегали опасных тем, опасаясь, что их подслушивают, но был и безопасный список. Так что они успели обсудить родственников Гарри, родителей Гермионы, Рона и Джинни, которые наверняка пытались их навестить, как и Невилл с Ханной. МакГонагалл тоже попадала в перечень тех, кто не поверит в обвинение. — Скажи, ты имеешь отношение к тому, что твой кузен занимает в банке такую высокую должность? — поинтересовалась Грейнджер. Она растянулась на кушетке, закинув ногу на ногу и сцепив руки за головой, и рассматривала потолок. Одетая в полосатую пижаму, она сама себе напоминала Беллатрису Лестрейндж. Хотя и не могла представить себе, как та психопатка просто спокойно лежит. Она, наверное, даже спала, дергаясь и рыча. — Нет, — послышался голос Гарри. — Знаешь, он ведь повзрослел в старшей школе. И окончательно перестал слушать родителей. Как он сказал, у него в голове что-то щелкнуло, когда тетя Петуния и дядя Вернон уехали из дома, оставив меня одного. Помнишь, перед седьмым курсом? — Угу, — кивнула Грейнджер. — Вот тогда он сменил компанию, Пирс ведь остался в старой школе, — пояснил Гарри. — Дадли поступил в колледж, а потом дядя Вернон сумел устроить его младшим клерком в Банк Англии. А дальше — все сам. Грейнджер слышала отчетливые нотки гордости в интонациях Гарри и не смогла удержаться от улыбки. И все равно у нее оставалось достаточно времени на то, чтобы проникнуться болью, отравляющей ее. Гарри старался — очень старался — не давать ей находиться в тишине, но Грейнджер понимала, что ему и самому непросто. Они провели в Азкабане десять дней, за которые их так и не допросили. Они не знали последних новостей. Но в одно прекрасное одиннадцатое утро явился охранник и взмахом палочки открыл замки на их камерах. — Мистер Поттер, мисс Грейнджер, вот ваши личные вещи и палочки. Переодевайтесь, я подожду вас здесь, — учтиво проговорил он. — С вас сняты обвинения.* * *
Стоило им трансгрессировать в министерство, все еще не веря, что все происходящее — правда, Гарри и Гермиона попали в объятия Уизли, которые, как выяснилось позже, явились всей семьей. А еще Лонгботтомы, МакГонагалл и Миранда. Репортеры заклацали колдокамерами, пока миссис Уизли в своей излюбленной манере не изгнала их емким словом куда подальше. И тем не менее их встреча подзатянулась. А потом раздался еще один хлопок трансгрессии, и на площадке появились Малфои и Теодор Нотт. Увидев первых, Грейнджер почувствовала, как ее ноги подкашиваются. В сторону появившихся сразу скользнули какие-то незнакомые Гермионе волшебники, а саму Грейнджер кто-то подхватил, потому что она начала медленно оседать на пол. В суматохе и кутерьме одной огромной галдящей толпой они добрались до дома на Гриммо, 12, и устроились в гостиной. Молли, причитая об их худобе и бледности, принялась кормить и Гермиону, и Гарри, пока те пытались хоть что-то разобрать в галдеже. Наконец, спустя неопределенное количество времени — по ощущениям, прошло часов шесть, — Грейнджер смогла разобрать, кто именно и как их спас. И она была готова расцеловать Миранду за то, что та такая ответственная, а Гарри — за то, что он, наоборот, безответственный. — Я всегда забираю бумаги, которые парят перед кабинетами, — пожала плечами Деррек, — уж поверьте — не дело это, чтобы любой посторонний мог в них заглянуть. А когда мисс Грейнджер арестовали и пришли ее кабинет осматривать, я всю ее почту припрятала, — кивнула она. — Хотела сначала сама посмотреть, что там. Ну, не похожа мисс Грейнджер на преступницу! А когда увидела… пошла сначала к Артуру, а уж все остальное — он провернул. Грейнджер всхлипнула от переполняющих ее эмоций и все же стиснула Миранду в объятиях. А потом поблагодарила всех остальных. Каждый приложил руку к их вызволению. Августа Лонгботтом и Минерва подняли совет чистокровных, Уизли смогли разнести новость по всей Англии, и в конце концов Кингсли и Трэверсу нечем было крыть. Как и невыразимцам, устроившим этот ужасный эксперимент. И все сложилось великолепно: им сообщили, что и Гермиону, и Гарри восстановили в министерстве, а Грейнджер даже повысили в должности... Вот только вернувшись вечером домой, она осознала, как ей одиноко.* * *
Два месяца спустя. Гермиона резко вскинула голову, хмурясь. — Что вы здесь делаете? — протянула она напряженно. Их взгляды встретились, и Гермиона едва не вздрогнула от боли в глазах Нарциссы. Такой же, какую она каждый день наблюдала в отражениях. — Мисс Грейнджер, — устало проговорила Нарцисса, закрыв за собой дверь. Она сделала несколько шагов к столу Гермионы, а потом остановилась в нерешительности. — Вы… Я хочу сказать вам спасибо, — осторожно начала она. — За все, что вы сделали для моей… семьи. Грейнджер выпрямилась и свела лопатки, смотря на миссис Малфой снизу вверх. По тону не было понятно, благодарит ли Нарцисса или издевается. Неужели она пришла обвинять ее в романе с Люциусом? Ну так он наверняка должен был объяснить, что использовал грязнокровку Грейнджер, чтобы вытащить семью из Азкабана. — Пожалуйста, — холодно ответила Гермиона, решив играть по своим правилам. Нарцисса кивнула, и ее взгляд метнулся в сторону. Она все же сделала последний шаг и присела на стул для посетителей, собираясь с мыслями. Теперь их глаза были на одном уровне, но Грейнджер не почувствовала, что ей стало легче. Напротив, она желала отодвинуться подальше. Она просто не была готова общаться с кем угодно из Малфоев. — Мисс Грейнджер, вы… — неожиданно заговорила Нарцисса. — Вы вернули мне мужа, — ее нижняя губа задрожала, и она перевела взгляд на окно, — вы же его и отняли. — Я не… Нарцисса подняла ладонь вверх. — Ненамеренно, конечно. Я ни в чем вас не обвиняю, — сказала она. — Я успела смириться с его кончиной и была невероятно счастлива узнать, что он жив. Я его любила и люблю, — призналась она с каким-то отчаянием в голосе, от которого Гермионе стало не по себе. Совсем не такие интонации она ожидала услышать от миссис Малфой. — Но это уже не мой Люциус. Это он — и не он. Понимаете? — неожиданно спросила она, поворачиваясь к Грейнджер. Та горько усмехнулась. — Прекрасно понимаю. — И я с многим могла бы смириться, — подытожила Нарцисса, — но не… не с чувствами к… не с чувствами к другой женщине, — выпалила она, словно эти слова причиняли ей боль; сорвала быстро, как корку на затянувшейся ране. Гермиона отшатнулась, как от удара. — При всем уважении, миссис Малфой, — дрожащим голосом проговорила она, — но он использовал меня, мои чувства, чтобы вытащить из Азкабана вас и Драко. Манипулировал мною, обманывал до последнего, пока я сама все не выяснила. И видит Мерлин, я не вижу причин прощать это! Вы бы простили? Гермиону окатило горечью, плескающейся в голубых глазах. — Да. Я простила, — ровно сказала Нарцисса. — Я пришла только потому, что вижу, как он страдает. Не думайте, что это благородство. Она выплюнула последнее слово, словно было бы оскорблением заподозрить ее в таком. Грейнджер подняла ладони в капитулирующем жесте, не зная, что ответить и нужно ли ей вообще отвечать. Миссис Малфой вновь отвернулась к окну, помолчала несколько мгновений. А затем покачала головой, встала и, кивнув Гермионе, направилась к выходу из кабинета. — Он не смог бы остаться с нами, мисс Грейнджер. Я и Драко — мы были бы просто болезненным напоминанием о прошлой жизни. И о том, чего он теперь лишен, — проговорила она тихо и не оборачиваясь. — Узнайте Люциуса Малфоя, он вас наверняка удивит.* * *
Узнайте Люциуса Малфоя, он вас наверняка удивит. Уж кто-то, а Люциус — и Офлам, и Малфой — уже достаточно удивил ее. Куда уж еще больше? Разозлившись, Грейнджер принялась с каким-то особенным остервенением забрасывать в сумочку документы, а потом выпрямилась, упершись руками в стол, и шумно выдохнула. Как же она устала. Грабить банк, разгадывать тайны, быть начальницей — устала. У нее не осталось места, где она могла бы быть маленькой девочкой, которую просто гладят по спине и волосам и успокаивают, утверждая, что все вокруг дураки. И не сказать, что когда-то раньше она жила по-другому: до встречи с Люциусом она и не знала толком, что такое тепло и поддержка. И он открыл это для нее, дал попробовать, проникнуться и привыкнуть. А потом Малфой же это и отнял. Разрушил все стены, все барьеры, привычки и жизненные принципы. Гермиона знала, что он приходит к ее дому. Видела его. А он ее — нет. Она скрыла дом от маглов, даже зная, что поступает по-настоящему подло, скрыла. Она показала, что сильнее него, напомнила Люциусу о том, чего он лишен, надеясь, что он перестанет приезжать, но он приезжал. Машина каждый день стояла на подъездной дорожке до самого вечера, а Малфой либо ходил рядом, разговаривая по телефону, либо сидел в машине, если была плохая погода. Сердце сжималось, стоило Гермионе увидеть его, но пересилить себя было крайне трудно. Люциус сделал ей больно. Узнайте Люциуса Малфоя, он вас наверняка удивит. Будто она сама об этом не думала. Будто не искала оправданий и не понимала его. Будто не достала Гарри разговорами об одном и том же. — Нет, Гермиона, — терпеливо твердил Поттер раз за разом, — это не похоже на то, что ты его оправдываешь из-за чувств. Сомневаясь, что друг тоже предвзят, Гермиона поделилась мыслями еще и с Джинни, которая лишь повторила его слова. Так незаметно подкралось Рождество, растянув на улочках Лондона гирлянды. И хотя с неба по-прежнему лила только вода, праздничное настроение у англичан это не отняло. Напротив, все с каким-то остервенелым упорством украшали витрины, машины, надевали красные колпаки и жилеты. Укрывшись зонтом, Гермиона неспешно лавировала в толпе. Несмотря на обеденное время, из-за плотных серых туч, застлавших небо, было темно, как вечером. И лишь многочисленные теплые лампочки разрезали антрацитовые тучи своим светом, усиливающимся отражением в лужах. Приветливо зазвонил колокольчик, оповещая о новом посетителе, Гермиона свернула зонтик и передала его официанту, который приветливо ей улыбнулся, узнав гостью. Ее взгляд легко нашел белую макушку и, помедлив всего мгновение, она уверенно направилась к ней, как мотылек на свет. Отодвинув стул, Грейнджер села, уверенно встречая ошарашенный взгляд серых глаз, и протянула руку в приветственном жесте. — Гермиона Грейнджер, — представилась она. — Познакомимся? Сохраняя невозмутимое выражение лица, мужчина, не отрывая от нее пристального горящего взгляда, взял ее холодные пальчики в свою руку и поднес ее ладонь к губам. — Люциус. Люциус Малфой. Очень приятно.