Стоять перед морем

Я не помню родной земли, не помню лица своей матери, помню только, как она пела мне, когда я не мог заснуть. А пахло от неё почему-то мятой. И волосы были рыжими. Помню, как в тот день, когда отец забрал меня в море, она бежала по пристани и кричала, потом бросилась в воду, пытаясь догнать корабль. А я вдруг запел её песенку и заплакал, почему-то я знал, что мы не вернёмся. Я смотрел на неё, желая запомнить каждую чёрточку, но после долгих лет в окружении одних лишь волн, черты эти стёрлись. Я до сих пор часто сижу на носу корабля, свесив ноги за борт, и напеваю. А из каждой вылазки на сушу я приношу на корабль пучок свежей мяты. Так, дом всегда со мной, куда бы не занёс меня попутный ветер. Отца захватили в плен, когда мне было пятнадцать, и капитанский мостик перешёл ко мне. С тех пор меня воспитывало одно лишь море. Я не выбирал себе пиратской судьбы, но пришлось покориться случаю. Где только не приходилось бывать мне и моей команде. Вы скажете: пираты - злодеи, они ведь нападают на мирные суда. Да, я тоже раньше так думал, но вскоре понял, что другого выхода нет. Грабить нам приходится, чтобы элементарно выжить. И вот однажды, промышляя награбленным на торговом корабле, на одном из островов нашего бескрайнего «дома» я встретил её. Прекрасную и юную, в рубиновом плаще и с корзиной в руках. Она несла что-то продавать на площадь. Как только я увидел её огромные серые глаза, я вдруг понял, что один их взгляд стоит всего золота, что я награбил за свою жизнь, да что уж греха таить, самой моей жизни. Я бросил всё своё добро, и побежал эту жизнь спасать. Теперь больше всего на свете я боялся потерять её в толпе оживлённой площади. Я следовал за красным плащом, ничего не видя вокруг. Кажется, я сбил с ног троих или четверых. Вдруг, девушка с корзиной, нырнула куда-то вправо. Я подумал: «Вот и всё, здесь моя погибель. Меня не схватили королевские корабельные крысы, не смыло ни в одном из сотни штормов, но я упустил из виду ту, чьи глаза вмещают моё счастье». Встал, как вкопанный. В меня в ту же секунду кто-то врезался, и я (зачем-то вслух) сказал: «Ты вообще пират или кто? Тоже мне морской волк. Соберись, тряпка!» - Что, простите? - А? Что? Я? - я очнулся от собственных мыслей, и увидел, что это была она. - Вы, - улыбнулась мечта любого пирата, - Вы сказали «волк»? - она нагнулась поднять выпавшие из корзины яблоки, после встречи с мостовой уже явно не годившиеся на продажу. - Позвольте, я помогу. - Я присел на корточки и начал собирать побитые фрукты. - Ох, и попадёт мне от бабушки, - сказала она отчего-то с улыбкой, - на вырученные деньги можно было бы прожить три дня. - Я, мне жаль, я оплачу... - Я Руби. - Киллиан.- я помог ей донести корзину до прилавка и разложить уцелевший товар, достал из кармана горсть золотых, - Этого хватит? - Даже слишком. А знаете что, возьмите, - она выбрала несколько яблок, в корзине был ещё свежий хлеб и разные специи. Руби положила всего понемногу в холщовый мешок и протянула мне, - спасибо, Киллиан. Я кивнул, взял мешок и с улыбкой ретировался, я не смог выдавить ни слова. Морской конёк и тот разговорчивее меня. А всё из-за того, как она сказала моё имя. Я тут же почувствовал себя дома. Я захотел остаться. Впервые в жизни. Значит, нужно было бежать, и бежать как можно скорее. Я вернулся туда, где оставил лежать награбленное. Сми уже сворачивал торговлю. Он сидел на деревянном ящике и подсчитывал выручку, пока матросы таскали тюки с тем, что осталось невостребованным обратно на Роджер. Выяснилось, что выручили мы немало: достаточно, чтобы купить еды и рома всей команде на неделю. С лихвой хватит до следующего порта, но мне почему-то не хочется уплывать. Всю жизнь сколько себя помню мы с бабушкой живём в доме на окраине портового городка, продаём то, что растёт в саду и ещё хлеб, который печёт бабуля. Я помогаю ей по дому и в саду, а раз в несколько дней хожу торговать на площадь. Так было всегда, и ничто не грозит измениться. Вы не подумайте, мне нравится моя жизнь, просто иногда хочется приключений, а здесь их можно найти разве что в книгах. Когда в местной библиотеке закончились приключенческие романы, я стала много гулять в лесу, ходить на пристань в часы заката и ждать чего-то. Сегодняшний день такой же, как и вчерашний, с той лишь разницей, что сегодня на площади я врезалась в человека. Ну, то есть он сам виноват: встал посреди дороги, я и влетела носом ему в ключицу, растеряла половину яблок, и чуть не упала сама. Я уже хотела начать ругаться, когда вдруг поняла, что он разговаривает сам с собой (городской сумасшедший?). Говорит что-то про морского волка (пират, в нашем-то захолустье?). Я улучила минутку, чтобы его рассмотреть: высокий, темноволосый и такой голубоглазый, что дух захватывает. Когда он вернулся в реальность, он донёс мою корзину до прилавка, и заплатил за то, что выпало из неё. Голубоглазый пират спросил, хватит ли золота, что он дал. Хватало едва. Он выглядел голодным, и я решилась приврать. Плевать, что влетит, плевать, что обеда до конца недели мне не видать. Зато Киллиан будет мне благодарен. Может быть, я его даже увижу снова. На закате я как всегда сбежала на пристань, правда, сегодня я знала, чего мне ждать. Я шла между кораблями и пела песню, ту, что поют в нашем краю жёны моряков, ушедших в плавание. Стоять перед морем, безмолвно, спокойно, часами, Вдыхать глубоко, естеством, как вдыхает прибой Вдруг кто-то подхватил мою песню. Срастаясь душой, развеваясь его парусами, Быть небом, и ветром, и солью, и пеной морской. Я поняла, что это Киллиан. Отчего-то мне захотелось бежать что есть сил к нему. И тут я увидела, как по трапу «Весёлого Роджера» спускается человек. Я вновь запела. А море не снится. А если и снится, то редко. Но стоит вдохнуть глубоко и глаза призакрыть, Я вижу - летит над волной, кувыркаясь, монетка Он подошёл и взял меня за руку: И, может быть, кто его знает: ведь все может быть.