Минуй нас пуще всех печалей

За открытым окном — мягкий фонарный свет. Бурное разноголосье летней толпы слабо доносится до тихой квартиры, едва напоминая о стороннем мире… — Смотри на меня. Дуня отводит скользящий взгляд от стекла, встречаясь с пьянящей тьмой чужих глаз. Шёпот растворился в касании мягких губ; не может дышать. Потрясённая, растрёпанная… Свидригайлов тянет к себе на колени. Пальцами крепко вжимается в бёдра — порывистое проявление страсти или попытка предотвратить побег? Дуня, туманно думая о втором, склоняет отяжелевшую голову к его плечу и оставляет осторожный, почти невинный поцелуй на шее — я не уйду. Хватка слабеет — слышит его тяжёлый выдох. Раскольникова чувствует, дрожа, какое мрачное влечение в самом деле скрывалось в сознании дворянина. Конечно, она знала. Она помнила. И сейчас — в полной мере осознавала, что ощущение, в прошлом резко прерванное обстоятельствами, никогда не покидало Свидригайлова. И теперь — при добровольном позволении… Он был почти уверен, что Дуня тут же ужасно испугается, услышав всякое прямое признание в любви. «Я люблю тебя», точно молитва, многократно теперь прокручивалось в голове, но - ни слова. Пусть ощутит. Ладонь порывисто ведёт вдоль ноги, подхватывая подол тёмного платья. Дуня инстинктивно дёрнулась, но вторая рука мужчины сильнее прижала девушку — — Дунечка. ранящий взор. в это мгновение Раскольникова почувствовала его желание телом. Это вызвало странные, спутанные эмоции — от сомнений до интереса. По коже прошлись мурашки, смущённый горячий взгляд тотчас перешёл куда-то вбок. Очертания комнаты, проглянувшиеся в наставшем полумраке, разбавили наполненное ощущениями тело - но небольшая крошка реальности точно усилила эффект от происходящего. Ей кажется - его мягкие касания точно понимающе успокаивают, и Свидригайлов поразительно сдержанно, легко целует запястья, прижимается губами к ключицам, горлу... В голове - отстук сердца, и сладкий мёд, утопивший в себе мысли; хорошо это, плохо, правильно, нет - Дунечка прикрывает глаза, прислушиваясь к одному лишь желанию, что разлилось по всему телу в ответ на нежную ласку. Но нежность хрупка. И нестерпима - теперь, кажется - невозможна. Свидригайлов прислушивается к её порывистому дыханию, невольно вторя, всматривается в мирное выражение лица, опущенные веки, закусанные губы… мрачно улыбается. и, поддевая пальцами расстёгнутый край верха платья, обхватывает ладонью небольшую девичью грудь; Порывистый вздох показался Дунечке чужим, испугав, но Свидригайлов и не мыслил отстраняться. Затуманенный взгляд распахнутых глаз мазано прошёлся по его довольному лицу, по глазам, тёмным от страсти и триумфа... но не долго способна удержать взор - движения становится лишь грубее, настойчивее, и Дуня утыкается в его плечо и ёрзает на чужих коленях, не понимая, как справиться с удовольствием, когда касания пальцев сменяются горящими губами. Кожа - всё обнажённее, и ночной холод комнаты контрастирует с жаром; лишь завтра Дунечка будет размышлять над тем, как скрывать красные следы, оставленные господином Свидригайловым - он оставляет поцелуй под ухом, и тут же прикусывает, до боли - — Вы... порывисто дёргается, но обрывает, когда укус обводят языком. Она всегда была уверена, что первая её ночь пройдёт совсем не так — в строгих рамках, с неприязнью, с болью и чувством естественного смирения, к которым успела подготовить не самая радостная и вольная жизнь; без единого звука, кроме тяжелого дыхания почти незнакомого мужчины и собственного жёсткого, лживого «всё хорошо». И теперь… вот так, слышать собственный голос, точно незнакомый, лепечущий что-то невразумительное, отзывающийся на каждое касание тёплых рук. Распаляться от жара и близости чужого тела, чувствовать пока непонятое желание отвечать на вездесущие томительные прикосновения, влажные, глубокие поцелуи — не было ни капли диссоциации, каждую секунду Дунечка убеждалась в реальности момента — жарко, странно, и она совершенно не готова, но… но не страшно. Сон? Вымысел? Придыхания Дуни бьют по сердцу. Сознавал ли Свидригайлов всё в полной мере? Более, чем. Когда, до синяков стискивая девичьи бёдра, направлял её движения, хрипло посмеивался от чувств, шептал что-то весьма грубое, но раззадоривающее сердце. Дунечка прикусывает свои пальцы, сдерживая всякие громкие выдохи. — Куда же пропал ваш чудесный голос? — и сам - едва перебирает слова, с силой сжимая девичью ладонь и целуя в искусанные губы. — …столько резких изречений… а теперь… Ах. наверное, сейчас он выглядел безобразно разморенным и нетерпеливым. Девушке многому ещё стоило научиться, но в этот момент более всего тело и душу Свидригайлова будоражил ясный факт — это она. Не уличная девка, взятая со скуки, не молоденькая развратница, пришедшая в качестве новой гувернантки и науськанная доброжелателями, не обледенелая взрослая аристократка, лишённая мысли пойти на инициативу — нет более нужды напрягать фантазию, довольствуясь чужими не восполняющими желание фигурами. Стоит просто смотреть перед собой. И чем дольше Свидригайлов рассматривал её порозовевшее личико, чем дольше вглядывался в знакомые прекрасные черты, обновлённые страстью, зажмуренные глаза, приоткрытые искусанные губы, ловил резкие вздохи, более не контролируемые стоны… теряется и сам. ...крепко сжимает в своих объятиях, чувствуя ответную девичью хватку - Дунечка тяжело дышит, и пальцы впиваются ногтями в спину Свидригайлова. Едва не удушает, обнимая за шею, но он не очень-то сопротивляется - благосклонно, терпеливо ожидает, когда после приступа ярких чувств и её настигнет слабость. Пару кратких мгновений спустя, Дуня вновь утыкается ему в шею, медленно опуская дрожащие, бессильные руки на широкие плечи. Свидригайлов рассматривает её сверху вниз. Пока мысль - ватная, голова - пустая, и всё составляют телесные ощущения... Вплетает пальцы в тёмные, растрёпанные волосы девушки, заставляя поднять голову. Соблазнительное выражение лица разомлевшей Дунечки на секунду сбивает составленную фразу, и Свидригайлов, шумно выдыхая, всё же шепчет уже менее слышно, но уверенно: — Я в самом деле лю... Но Раскольникова, не желая возвращаться к сложной реальности, прерывает фразу порывистым поцелуем - — Не сейчас. Свидригайлов совершенно не против. Утром...