she knows

У Вай невероятно гармоничное лицо. Если бы Кейтлин умела рисовать, она бы непременно написала ее портрет или что-то в этом роде. Изобразила бы цепкий взгляд. Заполнила бы радужки самым прозрачным голубым цветом. Такой оттенок можно встретить, если посмотришь на затянутое грозовыми тучами пилтоверское небо, исчерченное тонкими золотыми линиями молний. Вай смотрит не отрываясь. Скользит своим вниманием, заставляя высокие скулы юной Кираманн напрячься. Она уже чувствует как дыхание обрывается, а невысказанное возмущение застывает где-то в горле. Щеки алеют. — Кексик, о чем ты там говорила? Она о чем-то говорила? Ах, да. Стоило только обжечься о горячий взгляд, как все буквы, что складывались в слова, из головы вылетели. Вроде бы она возмущалась. Или ругала. Или все сразу. Точно! — Кхм… Я лишь хотела напомнить о том, чтобы ты была внимательней. Меня может не быть рядом в следующий раз, когда ты вновь полезешь в драку. Тогда прикрыть твою спину будет попросту некому. — Спину? А когда это ты устроилась прикрывателем моего зада? Покажи-ка трудовой договор, может быть я что-то пропустила. Вай смеется над ней. Боже. Искорки веселья пляшут на дне ее глаз, лучики мимических морщинок проявляются, превращая взрослую женщину в нашкодившего подростка. Ее улыбка тоже достойна того, чтобы ее написать. Губы полные, верхняя слегка неровная. Возможно всему виной рваный шрам, который тонкой линией тянется вверх, когда кривая ухмылка зажигается на лице бывшей заключенной. — Эй, кексик, ты чего зависла? Губы у нее действительно очень красивые. Четко очерченные, цвета распустившейся чайной розы. Такие точно растут в оранжерее особняка Кираманнов. Кейтлин помнит, как еще ребенком проносила в свою комнату небольшие букеты, тайком сорванные, чтобы любоваться цветами, пока последний лепесток не упадет на деревянный подоконник. — Кейт! Щелчок пальцев прямо перед лицом. Пальцев, обмотанных неровным толстым слоем эластичных бинтов. Бинты тянутся до самых локтей, чтобы после встретиться с горячей кожей. Кейтлин встряхивает головой, гладкие черные пряди падают на совсем уже красное лицо. Задумалась. От собственных мыслей хочется залезть на стенку или в очередной раз проклянуть давно прошедший пубертат, который не подготовил ее к такому. Кто же знал, что, когда ей будет глубоко за двадцать, в размеренную жизнь ворвется наглая, жесткая и бесконечно горячая бунтарка, которая заставит воскреснуть гормоны, отвечающие за сексуальное влечение. Кажется, они называются эстрогены. Кираманн усердно трет лицо, заправляет выбившиеся пряди волос привычным движением за уши. Едва слышно выдыхает. Вай ничего не заметит, спокойно. Просто поднять серьезный взгляд, посмотреть в лицо, поджать губы и вскинуть тонкие брови. — Все в порядке. Просто…задумалась. Она считывает секундное замешательство мгновенно. Серые глаза меняют выражение с обеспокоенного на полное недоумение. Темная бровь изгибается, встречаясь с рваными кончиками розовой челки. — Кексик, на тебя не похоже. Конечно не похоже. Когда это рядовой миротворец грезил о том, чтобы его тело трогали исполосанные черными наколками сильные руки. Вай любит одежду без рукавов. Кейтлин не удивится, если она самостоятельно отрывает ненужные части ткани, чтобы перекатывающиеся мышцы ничего не сковывало. И не то чтобы она против. Правда концентрация сильно страдает, стоит только заунской напарнице закинуть на ее напрягшиеся плечи свою голую руку. — Я вымоталась. Слишком много всего произошло в последнее время. Да, именно этим и продиктовано мое состояние. Кейтлин не соврет, если упомянет о том, что после появления Вай в ее жизни все, скажем так, немного пошло по одному месту. Вылазка в Заун? Есть. Выступление перед советом? Есть. Обмен любимой винтовки на жалкий пузырек мерцания? Она может остановиться на этом? Или все же стоит упомянуть взятие в плен шизанутой сестричкой бывшей заключенной? Нет, пожалуй нужно было остановиться чуть раньше. — Эй, ты сама все это начала, сладкая. Кираманн щурится, неверяще глядит на ухмыляющуюся женщину напротив. — Что ты имеешь в виду? Вай вскидывает руки, картинно приседает, упираясь бедром о край столешницы. Вытягивает ноги, только тянуться не начинает. Лениво кидает на нее ехидный взгляд из-под челки, хрустит костяшками пальцев, все же решив растянуть затекшие конечности. Делает из обычного действия такое представление, что Кейтлин только и остается задержать взгляд на массивном ремне, в очередной раз игнорируя тянущее ощущение внизу живота. — Ну, ты похоже настолько была очарованна мной с первой нашей встречи, что просто не могла оставить такую прекрасную преступницу и дальше гнить в недрах тюремной камеры. — Как же! Кейтлин возмущенно поджимает губы, даже тонкие руки сжимает в твердые кулаки. Всей своей позой пытается показать, что сказанные слова неправда. И только после понимает, что это была просто…шутка? Замечает как неровная ухмылка прошивает скуластое лицо напротив и понимает как глупо попалась. — Я…поняла! Это была шутка! Ты шутила! Поздно. Слишком поздно. Кираманн знает, что проиграла до того момента, как Вай настигает ее. Совершенно не иронично прижимает к стене, отрезает любой возможный путь твердыми руками, что врезаются по обе стороны от головы миротворицы. Она не успевает даже перевести дыхание, замирает словно мышь, пытаясь предугадать следующее действие заунской охотницы. — Знакомая поза, неправда ли? Кейтлин все же не может унять рвущийся вздох возмущения. Выдыхает прямо Вай в лицо, вздергивает подбородок, хоть и без этого выше на несколько сантиметров. Это действие приносит хоть какое-то обладание ситуацией, хотя, если честно, совершенно не добавляет спокойствия. — Чего ты от меня хочешь? Опять посмеяться над неловкой реакцией пилтоверской тихони?! Давай, дерзай! Что-то я не слышу твоего смеха! Выкидывает всю эту сумбурную тираду и буквально начинает задыхаться, ловит спертый воздух, глубоко двигая грудной клеткой, обтянутую жестким корсетом. Кейтлин стыдно, она ненавидит выходить из себя. Тот факт, что одной только Вай удается довести ее до взрывчатого состояния за считанные секунды, не добавляет ситуации адекватности. Холодные глаза следят за ее красным лицом, теряют всю тень улыбки, опускаясь к вздымающейся груди. Не останавливаются, скользя вниз, цепляясь за ремешки на бедрах. Возвращаются к лицу. Вай облизывает свои неровные губы. Неровные горячие губы. Кейтлин именно в этот момент хочет, чтобы все ее грехи были отпущены, потому что она, кажется, больше не выдержит. Красивый рот открывается, а Кираманн напротив хочет от бессилия зажмурить глаза. Одна рука рядом с ее лицом исчезает, но не дает опомниться и тут же сжимает тонкую талию. Все. Миротворица окончательно разучилась дышать. Все существо фокусируется на движении цепких теплых пальцев, что даже через толстую ткань корсета как будто бы прожигают ее кожу. Ощущаются так правильно, что впору завыть. А потом Вай просто начинает говорить, и Кейтлин окончательно теряет последние крупицы разума. — Я не люблю разговаривать. Колено врезается между бедер Кираманн. От неожиданности и нескрываемого доминирующего жеста, миротворица слегка приседает. Все мышцы прошивает терпкая судорога. — Я не люблю долго смотреть и ходить вокруг да около. В подтверждение своих слов Вай наклоняется еще ближе к ее пылающему лицу, отрезая последние попытки закончить все это безумие. Тянется к красной щеке, хмыкает, посылая мурашки по открытой шее. А после проводит носом по тонкой коже к такому же красному уху. Последние слова выдыхает прямо в ушную раковину. — Я вижу когда кто-то меня хочет, кексик. Зубы Вай сжимают ее мочку. Тянут под едва сдерживаемый стон. Кейтлин силится не заплакать от возбуждения, потому что все это не может происходить на самом деле. — И, знаешь. Лицо ее личной зависимости возникает прямо перед поплывшим взглядом. Разрезает всю томность момента. В глазах настолько четкое желание пополам с серьезным взрослым обещанием. — Если та, кого я хочу взять, боится сделать хоть что-то, мне не сложно ее слегка подтолкнуть. Слегка?! Кейтлин зло щурит глаза и врезается в распахнутые наглые губы перед собой жадным поцелуем. Надавливает, вынуждая впустить собственный язык в жаркую глубину чужого рта. Чувствует, что пальцы на талии сжимаются еще сильнее, а в следующую секунду соскальзывают под ее бедра, еще ближе прижимая к колену Вай. Нет, так не пойдет. Кейтлин разрывает их горячую близость, напоследок оттянув верхнюю губу наглой провокаторши. С удовольствием отмечает, что именно в этот момент чувствует хоть какое-то преимущество. Покрытые поволокой глаза Вай совершенно не скрывают удивленного выражения лица. — Знаешь… Кираманн буквально копирует интонацию, упиваясь жарким напряжением женщины напротив. Наклоняется к чужому уху, нос тут же начинают щекотать розовые отросшие пряди. — Я не люблю когда меня подталкивают. Не люблю когда провоцируют. Вай застывает, совершенно перестает считывать реакцию, как-то даже теряется. Кейтлин расплывается в улыбке. Она тоже попалась. — Но если уж так хочешь меня взять, стоит поработать над убедительностью своих намерений. Не сдерживается и начинает смеяться, как только серые глаза напротив совершенно по-детски округляются. Хватает пары секунд, чтобы прежняя наглость вернулась. Хищный оскал стынет на лице, а твердые руки подхватывают ее задницу,  окончательно вжимая в холодную стену. — Ну, ты доигралась, кексик. И пусть. Она готова сгореть от стыда и от собственных разрушенных моральных устоев. Она готова зависнуть в этой секунде. Отдаться и взять. Запомнить. Теперь Кейтлин уверенна, что на портрете Вай не ограничится. Она видела куда больше, чем стоило. И, знаете, не то чтобы она жаловалась.