Счёт до трёх (Count to Three)

— Беги, если можешь.    И стоит он — Джордж — всеми брошенный, в глубочайшей растерянности. Бежать? Не может. Конечно, он не сможет. Не сумеет. Закрывает глаза, выдыхает — порывисто, дрожа от волнения.    Всё, что происходит здесь, в эту секунду — страшное недоразумение — Джордж давится ударами собственного сердца, закупоренного в глотке. Во всей высоченной фигуре преследователя считывается спокойствие — абсолютное и непоколебимое. Джорджу следовало бы поучиться. — Сдашься так просто? — лицо Дрима приближается, и Джордж в страхе сжимает кулаки, вжимает голову в плечи. Сжимается сам. Адреналин стреляет на поражение — в голову. Джорджа здесь быть не должно.    — Закройся.    — Ты ведь этого хотел, а? Поймать меня. Так вот он я, здесь, перед тобою. Лови. — улыбается, сукин сын. Улыбается бодро и решительно, словно и не было погони... Обошлись без неё. Кто кого гнал — хороший вопрос... «Отвлекай его, как сможешь» — просил Сапнап, натягивая веревку меж деревьев, — «только сам не попадись, ладно? А то я знаю, ты умеешь» — бросил вдогонку и всучил в руки Джорджу железный топор.    Топор, теперь валяющийся в траве где-то на почтительном отдалении от них самих — то бишь Бог знает где... «Нет. Нет, нет, нет» — мысли в голове путаются... Это Джордж должен был ставить Дрима в беспомощное положение, это Джордж... Облажался.    Он морщился теперь от отвращения ко всему: к положению своему, к ситуации. Ко своей команде, за то, что определила Джорджа пушечным мясом. К самому себе, за то, что даже с ролью мешка с дерьмом он справляется паршиво. И поделом. — Ну что? — Чего ждёшь? Слов последних? — Джорджа разрывает смехом. Нервным. Истерическим.    Когда они впервые повстречались — вряд ли то была полноценная встреча — его команда вела на Дрима охоту. Никто и понятия не имел, кто таков Дрим. Что из себя этот Дрим представляет. Хитрый разбойник, скрывающий своё лицо за глупой улыбающейся маской — неудавшийся Робин Гуд, скачущий по лесам.    Один лишь Джордж ведал, как выглядит лицо того, кто кошмарит умы людей на протяжении долгих месяцев.    Одного лишь Джорджа удостоили звания Фаворита. Выделили, не спросив. Распорядились без дозволения.    Тот не возражал.    Они с Дримом сталкивались нечасто — раз в бесконечное количество дней. Всякий раз — когда за головой Дрима велась охота — и практически никогда — наедине.    А когда подобное и случалось — когда минуты перетекали в часы, и туманная поволока затмевала их разум — Джордж дозволял Дриму всё, что забивало его собственную голову неспокойными ночами... Вдали от людских глаз, где никому не ведом был их секрет, Джордж целовал его так, как только вздумается ему самому — без смущения да прикрас.    Любовники ли? С натяжкой.    Никто из них не рассчитывал на нечто большее — Джорджу хотелось так думать. Действительность пожирала его изнутри: всякий раз, представляя Дрима пред собою, колени его подкашивались в неумолимом волнении.    Запретный плод оказался сладок. Пришлось расплачиваться сердцем.    Любовники. В завязке.    На что теперь понадеялся Джордж? Они с Дримом никогда не были особенно близки — не духовно... Поигрались и хватит.    — Я сосчитаю до трёх. А ты постараешься убежать, хорошо? — измозоленные пальцы крепкой руки дотрагиваются до подбородка, вздёргивают его. Джордж робеет. С закрытыми глазами Дрим выдыхает тому в самые губы: «сыграй со мною. Побудь хорошим мальчиком для меня» — Блять — без промедления выдает «хороший мальчик». Лицо багровеет, горит. Отсчёт пошел. — Раз. Шаг навстречу. Шаг назад. — Два — Джордж сглатывает, силясь вместе с густой слюной проглотить да утопить в желче желудка страшно липкое волнение. Его тошнит. — Три — насмешливо-удушливым полушёпотом прямо на ухо.    И Джордж срывается с места, едва не подскальзываясь на влажной поверхности земли. Бежит, что есть сил, выплёвывая на ходу лёгкие.    Перед глазами суетится нечто — сменяющиеся друг за другом огни деревень, факелов, озер с лавой. Пожар. Спичка, небрежно брошенная в лужу керосина.    Из горла вылетает рваный вскрик. Дороги не разобрать. Теперь, когда Дрим станет гнаться за ним — о, а он непременно станет... Джордж не сомневается — следовало бы выбрать тот путь, что отведет преследователя подальше от готовившейся засады...    Он совсем не подумал. У него не было времени думать — хорошая отмазка? В случае приближающейся кончины вряд ли пригодится хоть какая-нибудь из них.     Впереди, развалившись, стояли поля — пшеничные, золотые. Достаточно высокие, чтобы шмыгнуть под гору да переждать время там.    Ноги гудели. Неясно, сколько Джордж бежал, но за это время он ни разу не обернулся— непозволительная роскошь. В затверделых выбоинах полевых дорог ступни подворачиваются — он спотыкается о собственный ботинок и валится вперёд, всем телом придавливая стебли.    — Чёрт, Джордж — шипит в ответ на собственную неуклюжесть. Замереть, притаиться...    Краем глаза Джордж улавливает силует, и силуэт вторит его словам:    — О, Джордж...    — Боже, нет! — вопит и вновь поднимается, загребая землю носкам своей обуви. Он несётся сквозь кущу, не разбирая дороги перед собой, то спотыкаясь, то виляя зигзагами. Колосья шуршат под ногами. Первый шаг, второй шаг... За ним погоня. За чью голову назначена награда?    Последний шаг — и отрыв от земли.    Его поймали. Схватили за шиворот, потянули на себя. Заключили в железные объятия.    Бледное лицо Джорджа застывает, и от неожиданности он валится вперёд, предвкушая грядущую боль от удара об землю. Скрепленные, сцепленные вместе, Дрим и Джордж, рухнув камнем, теперь лежали неподвижно.    Звенящая тишина — или это звенит в ушах? Их молчание длится недолго: — Ты тёплый — выдыхает Дрим куда-то в тёмную холку. Голос его звучит непривычно вкрадчиво, хрипло. Непривычно интимно.    Джордж жмурит глаза — хочется расслабиться, успокоить нервы, да только не выходит. Пульс перевалил далеко за пределы возможностей. Даже в эту самую секунд, когда «опасность», казалось, настигла его окончательно, он стремился подняться да побежать, надеясь на то, что его зеленый хвост благополучно оторвётся... ...И больше никогда не отрастёт вновь. Выпутаться не удалось — его порыв пресекнули. Дрим притягивает Джорджа за ноги ближе к себе, перекрещивая кисти его рук за головой. Сжимает крепко, но Джорджу не больно — знает наверняка, что больно быть и не может.    Лишь теперь он обращает внимание на своего «гонителя»: шумная тяжёлая отдышка, растрёпанные короткие волосы прямо в цвет колосящегося пшена. Острый взгляд, зажигающий кровь, впившийся в него самого.    Невозможно не глядеть в ответ.    — Отпустишь? — выдыхает, приподнимая чёрные брови, да дёргается пару раз под Дримом. Так, для виду. Чтобы лица не терять.    Как же это всё комично...    — Заставь меня — по-особенному насмешливо.   Он знал его наизусть: все его родинки на теле, все его слабые места. Они вверили свои тела в руки неподходящим людям — партия, исход которой известен наперёд... У них на двоих осталась лишь одна потрепанная душа — храм неприкосновенности.    Глаза забегали по рукам, держащим его собственные руки, по вздымающейся широкой груди напротив. По шее. Джордж облизнулся.     Он устал бороться с самим собой. Он поплывёт по течению.   С шеи, проходя дорожку до груди, скатывалась капля пота. Очертив сперва выпирающую вену и едва-едва облизнув острую ключицу, она исчезла за обнажившим кожу воротником толстовки.    Появилось будоражущее мысли желание собрать её, губами пройдясь по намеченному маршруту: от вены до ключицы прямо по диагонали. Простая математика.    — Решил соблазнить меня вместо того, чтобы отрубать голову?    Джордж не знает, что он чувствует теперь: страх ли, опасность; всё это — напускное. Он бы заплакал, будь у него возможность прожить спокойную жизнь с тем, с кем теперь ему приходится играть в кошки-мышки. С тем, кого Джордж...    — Кто сказал, будто я хотел убить тебя? — делает вид, будто поражен.    Ну да. Точно. Хорошо очерченная граница — хорошо отыгранная игра. Театр двух актёров.    Дрим медленно, по-мальчишечьи улыбаясь,  высвободил запястья Джорджа, подняв свои ладони в знаке поражения. Видишь, мол, я чист да невинен! Тот принимается разминать суставы — стало не до наблюдательной деятельности... — К чему всё это? — даже спустя столько времени он до сих пор не уверен, что может целиком довериться Дриму. Это их работа: быть палачами друг для друга. — Ты скажи мне. Джордж не упускает из виду ни единого его движения, ни единого подрагивания мускула на его лице. Желает думать, что делается это ради собственной безопасности, но в этом нет необходимости — он выучил его повадки от корки до корки. — Ты просто красивый, когда лежишь подо мною вот так — Дрим опускается над ним, полушепча. Сердце Джорджа заходится в бешенном припадке. Он порывисто выдыхает. — Тебе нравится, когда я говорю тебе подобное, правда? — Дрим усмехается, и в усмешке этой отчётливо слышна вкрадчивость, — возбуждающий доверие звук, пробирающийся прямиком под кожу... Он наклоняется ближе... Совсем близко, но Джордж не в силах отвернуть от него своей головы. Он слышит негромкое движение откуда-то снизу; голодные пальцы Дрима забираются под необъятную голубую футболку, касаются живота.    — Правда — шёпотом...    Джордж подаётся навстречу — касается губами губ, ладонями обнимая за шею. Он хочет утопиться в этих ощущениях, захлебнуться своими выплескивающимися чувствами... В их отношениях сложно всё.    Дрим целует его с осторожностью, даже с небывалой нежностью — ладонями обнимает за талию, гладит того по груди... Большим пальцем очерчивает знаки на охваченной огнём разгорячённой плоти.      Джордж теряется в ощущениях. Он трепещет, но то не трепет ужаса: в крови закипает возбуждение.    Согнутые в коленях ноги разъезжаются по обе стороны — негласное приглашение. Дрим, не мешкая, устраивается между — принимает. — Мне продолжить? Молчание — ответ.    — Чем дольше ты молчишь, тем быстрее я перейду в наступление — и, не дожидаясь отклика, целует вновь: в сей раз эмоционально, порывисто. Джордж ощущает его дыхание на своих губах, ощущает, как нос его ведёт линию по своим раскрасневшимися щекам... Спину пронимает мурашками. Он целует в ответ влажно, неконтролируемо, дрожащими пальцами цепляясь за чужие плечи, спину, лицо — словно за борт спасательной шлюпки...    Джордж коротко выдыхает, поневоле выгибаясь, и ощущает, как Дрим улыбается в поцелуй, облизывая за язык.    Тело тяжелеет. Забыться бы в этом моменте навечно...    Дрим опускаясь до шеи — открытой, плавно изгибающейся ему навстречу — целует мокро, оставляя слюни. Джордж не находит себе места: он чувствует его губы на своей шее, чувствует, как дурманяще они целуют, как дразнят; как кончик языка спускается к ярёмной впадинке. И оставленный укус под ключицей он тоже чувствует... Дрим шипит, впиваясь в кожу зубами. Их тела соприкасаются. Электрический удар. Джордж стонет.    — Дрим... — на выдохе. Он зарывается в его светлые жесткие волосы, но этого недостаточно... Хочется облепить его целиком, прочувствовать его целиком: стать второй кожей.    Почувствовать пока получается только твёрдый член между своих ног.    Скользнуть вверх, виляя бёдрами по кругу...    Чтобы ему навстречу толкнулись с большей силой.    Джордж задыхается — теряется в ощущениях. Дышит часто-часто, порой срываясь на звук — постанывает. Ноги от возбуждения словно ватные.    Если прямо сейчас он ничего с этим не сделает, то, кажется, взорвётся или умрёт.    Дрим резко выпрямляется на коленях, сдирая с себя толстовку (с толстовкой — футболку) и облизывает пересохшие тут же губы. Рукой надавливает на поясницу Джорджа — раскалённую поверхность — второй хватая того за бедро, чтобы самому притиснуться ближе, чтобы потереться об его член сильнее... Чтобы заставить себя стонать от удовольствия.    Вид, блять, пытки.    — Сделай уже, блять, хоть что-нибудь — Джордж молит и угрожает одновременно.     — Потерпи, сладкий — ему хочется всего и сразу... Всего и сразу.    Дрим смещает ладонь к брюкам Джорджа, надавливая на область паха, массируя её. — Ах... Ха... — Горячий, покорный, пропитанный похотливым возбуждением, он выгибается навстречу красивым сильным рукам.   Дрим припадает к губам губами вновь, обсасывает, вылизывает — уже даже не целуется — пока расстегивает ширинку штанов Джорджа. Животное волнение. Животное влечение.   С лязгом ремня стаскивает брюки вниз, до лодыжек — бесцеремонно, не глядя на тряпку, и задирает футболку Джорджа к самому горлу, открывая больший простор к действиям; пробегается пальцами по рёбрам, как если бы он перецеловал каждое из них...    Дрим с ним играется — спускается до трусов, одними губами собирая их на головке. Целует сквозь влажную ткань. И смотрит в глаза.    Джордж бьётся бедрами вверх, попадая по рту Дрима, и скулит. Скулит, дышит задушенно, просит. Ему хочется быть обласканным.    Дрим цепляет пальцами резинку, медленно стягивая, и член Джорджа тут же ударяется об его живот. Джордж тянет руку...    — Только после меня — прерывает его стремление Дрим, теплой ладонью обхватывая голую кожу.    Вдох. Скользкое касание... Кончик языка проезжается по кругу головки. Дрим фиксирует губы сверху, медленно двигает головой вверх-вниз, посасывая... — Дрим... Пожалуйста... — хочется кричать, — мне хочется...    И, придерживая его член рукой, низким голосом шепчет на него:    — Ну же... Чего хочется моему малышу?    — А-ах — протяжным стоном от смущения.    Дрим вынимает язык изо рта, прежде чем окунуться в Джорджа целиком — вбирает горячую плоть в себя, с хлюпающим звуком облизывая член.    Усиливает интенсивность, крепче смыкает губы — одно только не кусает, хотя очень хочется сорваться и вытрахать из Джорджа весь его блядский дух.    Его стоны сверху совсем не помогают в попытках самоконтроля... Член Дрима пульсирует.    Он желает сказать что-то, сморозить очередную пошлость, но осекается: вдалеке раздаётся голос Сапнапа.    Теперь обыскались Джорджа. Дрим усмехается выморенно, понижая голос:    — Если будешь вести себя тихо, я обещаю, что нас не увидят.    Ощущение острой опасности на языке — обостряющиеся желания.    Он чувствует, как Джордж хватает его за волосы, тянет вниз... Дрим подчиняется — доходит до края, упирается носом в лобок. Чувствует, кажется, стремительное биение сердца Джорджа у себя в глотке, его ускоренный пульс — прямо сквозь тонкие вены...    Короткое мычание с придыханием, вибрация по горлу — вибрация по телу.    Джордж крупно дёргается, запрокидывая голову назад — предел. Дрим отрывается с чмокающим звуком, облизывая раскрасневшиеся губы, и делает глубокий вдох. Ладони скользят по голым бёдрам вниз.    Он не даёт Джорджу закончить — надавливает на его уздечку, сжимая пальцы у основания  головки. Добавляет им пару минут на забавы.    Джордж от негодования аж краснеет — несвойственная ему черта. Царапается об замок на штанах Дрима, обмякшими руками зепляясь за уздечки на них же. Тот склоняется над Джорджем, нависая, упирается лбом в лоб. Звук слетевшей с петлицы пуговицы, следом за ним — шуршание ткани.   Они натыкаются друг на друга руками,  — Джордж обхватывает член Дрима, собирая скользкий предэякулят тонкими пальцами.    Они вместе, они — единое целое. Носом к кончику носа, с путающимися подрагивающими ресницами — Джордж надрачивает Дриму в каком-то своём сбивчтаом темпе, и не дышит.    Тот перенимает инициативу на себя — берет в руку оба ствола, накрывая ладонь Джорджа своею, и млеет. Словно свеча — медленно отпуская каплю воска по своему челу...    Ни единой мысли в голове, — лишь короткие вдохи да выдохи куда-то друг другу в губы.    Они кончают. Фийерия чувств и эмоций — смешанные друг с другом краски. Мышцы сжимаются пружиной, и пружина эта срывается. Дрим падает на Джорджа, мазнув уголок его открытых губ — рухнул, обессиленный. Кончики пальцев холодит приятный морозец.    Необходимо время, чтобы отдышаться. Необходимо время, чтобы прийти в себя. Вернуться в реальность из мира фантазий.    Мягкой рукой Джордж касается макушки головы Дрима, проведя пару раз по его волосам на манер ласки.    Дрим глубоко дышит тому в шею, устраиваясь поудобнее среди раскинутых рук да одежды. И добавляет, щурясь от яркого солнца, косо стремящегося прямо в лицо:    — Хорошо отвлекаешь. Мне понравилось — он гладит его по бедру, подбираясь под бочок.    Устроился поудобнее. Поглядите на него.    Джордж вздыхает со спокойствием.   — Отвлекаю от чего?... — его затуманенный мозг включается в работу — ах... Ну да.    Нельзя было и представить, будто Дрим не догадывался обо всём наперёд. Джордж подаёт голос:    — Ты меня напугал. Ему больше не страшно. — Я знаю. Дрим едва ощутимо улыбается.    Необъятные просторы кругом — они единственные затерянные души в этом огромном океане порядка. Их обнимает золотом пшена, пышностью колосящихся стеблей. Джордж пролежал бы здесь вечность — в умиротворении тепла его тела, в мягкости его рук, в близости его объятий. В его сердце. Когда рядом с ним Дрим– хочется умолкнуть и благоговейно не дышать.    — Нас ищут — вспоминает Дрим.    — Да. Точно — его фантазия угасает.    Трёхочковый по вскрывшимся шрамам — прямое попадание. Нутро сквозит.    Лучше бы они никогда не встречались. Никогда не случались — точнее? Какое удовольствием им — мучать друг дружку?   Стук брони раздаётся в тишине их молчания.    — Давай, Джордж, нам пора собираться.    Дрим аккуратно поднимается, застегиваясь на ходу. Помогает подняться и Джорджу. Передаёт ему его же одежду.    — Нужно что-то сделать со всеми этими следами...    Они оба усмехаются по-особенному кротко, так, словно это не они теперь разбегаются, расстаются.    Так, словно они друг для друга — кто-то.    Как-то чересчур паршиво становится — вылили ушат помоев каждодневной действительности в размякшую ранимую душу, утерявшую бдительность.    Но Джордж не может злиться. Влюбиться так же, как он, могут лишь одни идиоты — влюбиться без шанса на спокойную жизнь со своим любимым.    Дрим оглядывается по сторонам в поисках чего-то, чем можно было б «привести себя в порядок». Утереть пот, собрать сперму. Он подбирает с земли свою измятую зелёную футболку, и, отряхнувши её, вытирается сам, а после — подходит к Джорджу. Проводит по его животу на скорую руку, слегка нагнувшись. Заботится.    Джордж не говорит об этом ни слова — так, как сейчас, уже вряд ли будет когда-нибудь. Так и застывши с футболкой в сжатом кулаке, он, Дрим, в последний раз находит лицом губы Джорджа. Долгий поцелуй на прощание, пока каждый из них нягивает на свои тела верхнюю часть одежды. Капля прагматизма в море их романтики.    Медленное касание — единение душ.    — Джордж! — слышится издалека голос Сэма.    Они стоят так вместе ещё немного, и свежий румянец на щеках Джорджа едва ли не омывается его же слезами.    Хочется обняться — прижаться ближе, к сердцу.    — Мне правда пора... — с шёпотом на устах Дрим кладёт руки на талию Джорджа и тут же их убирает. Отходит.    Ни слова на прощание (больно!) — говорить нельзя. Без обещаний, без обязательств. Ежели придётся произнести хоть слово на этот счёт  — Джордж уверен — он точно расплачется. Пустит ледяную слезу.    Здесь не сыскать ни правых, ни виноватых — сердцу не прикажешь.    — Иди — это всё. Лезвие, обрубившее канат.    Теперь только посеревшие глаза напротив, выражавшие печаль, противоречили свежести солнечного дня. В его остекленелых зрачках Джордж наблюдал отражение самого себя — не менее печального.    — Да... — и не движется с места.    Джордж отворачивается. Он его отпустит — о, он непременно отпустит его. Потому что того, кого любишь, всегда приходится отпускать. Он слушает, как Дрим уносится прочь — скрывается в матрице его воображения. Растворяется среди лесов. Джордж чувствует, как от живота вверх тяжело схлынула его кручина и стиснула тому горло.    Джордж поднимает взгляд. И взглядом натыкается на Сапнапа.    Тот стоит поодаль — значительное отделение, чтобы путь до Джорджа занял минуты две ходьбы. И совсем ничтожное расстояние, чтобы суметь прикинуться слепцом.    По спине пошёл холод.    Следующие пару мгновений — глубокое дыхание, тупой взгляд вперёди себя. Сэм — он добежал первым — тяжело уложил руку Джорджу на плечо. От него пахло свежестью ветра, и лицо его было красным.    — Джордж! Почему ты не отзывался? — запыхавшийся от долгого бега, тот едва ли не валится с ног. — Я... — Джордж глазами выискивает Ника. — Всё в порядке? — здесь подоспел Бэд.   — Всё хорошо. Я в порядке... Молчание. — Правда? — встревает голос из ниоткуда.    Сапнап возникает позади спины Джорджа, вопрошает ужасающе спокойно.    «Нет. Неправда. Сам знаешь» — вертится на языке.    Тот лишь глядит с недоверием, с подозрением. С негодованием. Как угодно, только не тем самым взором, без коего Джордж так надеялся обойтись. Сапнап пытается осмыслить произошедшее. Разобраться, что произошло. Пока только в своей голове...    Как многое успел он увидеть?    — Давайте вернёмся на базу. Ты молодец, Джордж. Хорошо справился. Мы уже всё подготовили.    — Да. Хорошо справился — глаза Ника пробегаются по нему снизу доверху, оценивающе. Саркастично.    Видимо, многое. Джордж не поднимает на него своей головы. Ник усмехается не по-доброму.    — Какие-то проблемы? — Джордж устал молчать. Складывает руки на груди, отзеркаливая фигуру товарища. Выпадает вперёд с горящим желанием стереть эту презирающую ухмылку с его лица.    — Нет. Никаких — видно, что тот и сам держится из последних сил. Держится, чтобы не вмазать хорошенько...    — Эй-эй-эй, парни, парни. Хватит метать здесь молнии, лады? Айда обратно — Антфрост встаёт между ними двумя.    Сапнап выдыхает резко, уходя первым. Матерится вслед. Он ничего не станет предъявлять Джорджу, пока среди них — их же команда. Он не уронит ни слова, пока они не наедине. Но как только выдастся возможность перетереть с глазу на глаз... Джорджу не хочется думать об этом.    Сейчас он просто хочет дойти до своей холодной койки на их такой же холодной базе, и забыться во сне. Носом врезаться в подушку.    В голове возникает образ Дрима — тот улыбается, лёжа на коленях Джорджа, и бормочет ему ласковые слова.    Надо заснуть. Заснуть надолго, и чтобы приснилась ему добрая сказка, где на чёрной шахматной доске в форме его больного сердца не случилось однажды так, что его белого короля повязала фигура противника.    Взяла без единой доли сопротивления.