idfc

— Поцелуй меня, Хёнджин. Яд. Твои губы им пропитаны. Мне горько и отвратительно. Хочу оттолкнуть тебя и сплюнуть в сторону, но я лишь цепляюсь за твои плечи и жмурюсь до цветных пятен перед глазами, потому что не могу отпустить тебя. Не сейчас. Возможно, только через шестьдесят одну минуту, двадцать восемь секунд и одну вечность между нами. Твои плечи напряжены. Неужели ты расслышал в моём голосе отчаяние? Если так, то это последний раз, когда я открываю своё кровоточащее сердце перед тобой. Большего ты от меня уже никогда не получишь. Это последний раз, когда я являюсь твоим Сынмином, а ты — моим Хёнджином. Я знал, что рано или поздно ты должен был уйти — всему приходит конец. Но я не думал, что это случится так скоро. Отрываюсь от твоих губ и выплёвываю сырой воздух их лёгких, а ты аккуратно, нерешительно проводишь пальцем по моей горящей щеке, надавливая на нижнюю губу. Я поднимаю взгляд на тебя и меня тошнит. Не смей. Хватит выглядеть виноватым. — Перестань, — шепчу совсем тихо, щурясь. Перестань меня портить своей правдой. Не смей делать этого с нами. Ты понимашь меня. Даже это простое слово является для тебя ясным, как кристально чистая вода. Ты знаешь меня, читаешь, даже сейчас продолжаешь это делать. Ты слабо киваешь и прячешь глаза под длинной чёлкой, опускаясь к моей шее. Когда твои губы касаются моей кожи, я вздрагиваю и сжимаю пальцы на твоей ужасно большой футболке. Меня раздражает факт того, что даже чёртова ткань добавляет между нами несколько миллиметров, которые ощущаются как целые километры. Глаза щиплет, я закрываю их и болезненно кусаю губу, заставляя себя перелючиться с одной боли на другую. — Скажи мне... — я вздыхаю, когда ты слабо кусаешь кожу на моей шее, и замолкаю. Ты ведёшь носом к моему уху и оставляешь лёгкий поцелуй. — Я люблю тебя, — мягкий шёпот и едва ощутимая улыбка, которая забивается комьями в ослабшие лёгкие. Ты улыбаешься так, как всегда это делал. Шепчешь, проводишь руками по моему телу так же, как делал это тогда, раньше. Тогда, когда ты действительно любил меня. Я вспоминаю наши прогулки. Парк, который был слишком далеко от нашего дома, но в который мы любили ходить вместе. Мороженное, липкие пальцы и твой тихий смех, пока я ругаю тебя и покупаю бутылку воды. Тёплый весенний дождь, намочивший нас до нитки, из-за чего мы несколько часов сушили и выглаживали всю одежду. Твои тёплые губы, которые на вкус как спелая вишня, касающиеся моей липкой от жары кожи. Длинные ноги, обвивающие меня во сне, щебетание птиц, которое мы слушали лёжа на зелёной траве и обсуждая каких-то писателей. Кажется, ни тебе, ни мне они не были интересны, но мы почему-то продолжали обсуждать их. Прошу, лги мне. Даже если каждое твоё слово неправда, продолжай. Потому что я убедил себя, что мне абсолютно наплевать. Ты спускаешься ниже, целуешь мой живот, а затем перехватываешь ладонь, поочерёдно оставляя невесомые поцелуи на моих холодных пальцах. Тепло. Сладко. Так ты и ощущаешься. Так ощущается та ложь, в которой я жил. Я ненавижу тебя за это, но, говорят, что ненависть и любовь очень похожие чувства. Поэтому я не особо вижу разницу между ними, когда речь заходит о тебе. — Сынмин, — моё имя из твоих уст звучит слишком правильно. — Ты такой хороший. Лги мне. Ведь я не справляюсь с тем, что разрывает меня изнутри. Ты улыбаешься. Так по родному, хитро и искренне. Какая это из улыбок? Та, что встречала меня по утрам? Или та, что успокаивала меня в трудные моменты жизни? Сколько из них были ложными, а сколько — твои настоящие чувства? Твой взгляд слишком пристальный. Тёплый, но внимательный. Не изучай меня. Ты знаешь обо мне больше, чем знаю я сам. Я болезненно хмыкаю и поджимаю губы, обессиленно прикрывая глаза. Мне кажется, я позорно упиваюсь той болью, что звенит в каждой клеточке моего тела, бежит по ушам и отдаётся иглами в висках. Я виню во всём тебя, потому что так легче. Злюсь, потому что считаю тебя предателем, трусом. А на самом-то деле просто пытаюсь сохранить хотя бы частичку тебя в своей собственной жизни. Ведь скоро ты уйдёшь, а я буду лежать на этой кровати в одиночку и думать о том, что с твоим уходом я потерял себя. Как же жалок. Но кто из нас? Может, я? Или, ты сам? Мы определённо стоим друг друга. Я убеждаю, твержу себе, что мне плевать. Но я чертовски влюблён. Ты знаешь это так же, как знаю и я. Но я продолжу твердить, что мне плевать, пока не выжгу всё в своей душе до чёрного пепла. Раньше мы были близки, как не бывал и не будет никто. Сейчас, кожа к коже, пока твои губы блуждают по моему телу, я понимаю, что между нами пролегла пропасть в несколько световых лет. Слишком невыносимо осознавать это. Невыносимо терпеть мысль о том, что тебе, целующему мои губы, всё ещё плевать. — Не плевать, — заткнись. — Сынмин, мне не плевать, — зачем ты лезешь в мою голову? Я не просил тебя. — Хватит, — не окунай нас в правду. В нашем с тобой мире её не существует. — Ты всё портишь. Ты вздыхаешь и заламываешь брови. Снова грусть на твоём лице. Боже, перестань. Она не имеет смысла. Я злюсь. Притягиваю тебя к себе слишком резко, мы ударяемся лбами и я шиплю. Ты утыкаешься мягкими губами в мою щёку и аккуратно целуешь. Надеюсь, ты не почувствуешь соль, что осталась после моих слёз. Говорят, что люди, которые любят вас, никогда не оставят. Это бред. Они уходят самыми первыми. Возможно, в этом и есть какой-то смысл, который я не пойму сейчас. Возможно, именно поэтому я и сказал, что это наша последняя ночь вместе. — Ты же не любишь, — я сжимаю твои плечи, — яблоки, верно? Неуместный, совершенно странный вопрос. Ты замираешь, не понимая его, а твои глаза едва избавляются от слепящей дымки. Ты хмуришься, снова это твоё глупое лицо. Конечно, думаю я, зачем задавать такие вопросы, когда от нас с тобой остался лишь пепел? Я продолжу делать вид, что не почувствовал приторно сладного аромата яблок от твоей растянутой футболки, а ты в ответ смотри на меня так, словно наша любовь не разбилась о кофейный столик на тёмной кухне. — С чего ты взял? — Снова врёшь. Ты утыкаешься в моё плечо и слабо качаешь головой. — Не любишь, — шепчу. — Я знаю. Ты знаешь. Лги мне, но себе не смей, Хёнджин. И мы оба знаем, что речь совершенно не о яблоках. Ты кусаешь губы и прикрываешь глаза. Заламываешь пальцы, лежащие на подушке, и вздыхаешь. Я надеялся, что смогу сохранить одну ночь. Наше с тобой время давно вышло, но я глупо крал чужое, пытался выиграть недостижимый приз и в погоне за ним не понял, как всё потерял. Я хотел, чтобы сегодня ночью мы были счастливы в последний раз. Чтобы мы забыли друг о друге с восходом рыжего солнца, позволили «нам» разлететься на осколки только после хлопка двери. Но вот, первые лучи прорезаются через тёмные шторы с узорами (твои любимые), а мы всё ещё лежим разбитыми в одной постели. Я лишь уничтожил себя и потянул тебя за собой. В пропасть, в которую мы упали при нашей первой встрече. Ты знаешь, я знаю тоже. Мы чувствовали то, что ни к кому уже почувствовать не сможем. Мы можем забыть друг друга, возненавидеть до потери пульса, но наши души всегда будут принадлежать друг другу. Моя — тебе, твоя — мне. Просто настало время прощаться. Просто мы разрушили нашу идеальность. Дай мне ещё несколько минут, иначе я рассыплюсь прямо перед тобой. Я ёрзаю на кровати, тянусь ладонями вперёд и касаюсь твоей шеи. Глажу её большим пальцем, пока ты наклоняешься ко мне и смазано целуешь. Я зарываюсь в твои волосы и расслабляюсь. Ты садишься между моих бёдер и несдержанно мычишь, когда я оттягиваю несколько тёмных прядей на твоей голове. Твоя слабость. — Сынмин, боже... — ты вздыхаешь, когда я забираюсь руками под твою футболку и медленно веду пальцами вверх. Я приподнимаюсь на локтях и целую тебя в уголок губ, царапая ногтями твой живот и улыбаясь слабо, ведь тебя ведёт с этого. — Ты такой хороший, Хёнджин, — передразниваю тебя. Ты понимаешь это, улыбаешься и целуешь меня за ухом, поглаживая ладонями мои бёдра. Всё ощущается, как раньше. Поцелуи, улыбки, короткие фразы. За одним небольшим исключением: мы изменились. — Я люблю тебя, — небольшая ложь для тебя. Ты замираешь и прерывисто выдыхаешь, едва сжимаешь пальцы на моей коже и жмуришься. Тебе стыдно? Больно? Противно? Что из этого ты ощущаешь, когда понимаешь, что мои слова не имеют ничего общего с тем «люблю», которое я говорил тебе по утрам? Мы правда изменились. Наши чувства, глупые мысли — тоже. И как бы нам не претила мысль о расставании, мы понимаем, что как раньше уже никогда не будет. Просто потому, что наша любовь стала слишком грязной и ненастоящей. — Лги мне, — хриплю я, а ты целуешь мои ключицы. — Чёрт возьми, Хёнджин, лги. Больше. Не веди себя так, будто между нами что-то изменилось. Не сейчас. — Я... — твой голос звучит хрипло. Ты хочешь что-то сказать, скорее, по привычке, но снова замолкаешь на несколько секунд. — Хорошо, Минни. Я задыхаюсь. Ты шепчешь что-то, покрываешь поцелуями моё тело, кусаешь куда-то за ухом и ладонями сжимаешь мою талию. Поцелуи всегда были нашим способом выразить то, что сложно сказать. Неужели поэтому мне так невыносимо горько и необходимо касаться твоих губ, будто это последнее, что заставляет меня дышать? Громко. Влага скатывается с моих щёк и слишком громко ударяется о твои пальцы. Ты целуешь меня, глубже, увереннее, пачкаешь свои губы в моих слезах, рукой поглаживая щёку. Ты не жалеешь себя, не жалеешь меня. Это самое лучшее, что ты мог сделать для нас двоих. Но почему-то я всё же слышу, как с каждой скатившейся с моей щеки слезинкой покрывается трещинами твоё сердце. Я ненавижу наши воспоминания. Ненавижу тебя, твою правду и свои чувства, которые не вписываются в концепцию реального мира. Мира, в котором нет «нас». Есть только «я» и «ты». Любил ли я тебя? Всегда. Любил ли ты меня? Сильнее, чем кого-либо ещё. Что стало с нашими чувствами? Я не знаю. Всему приходит конец, мы не стали исключением, лишь замыкая бесконечный круг разбитых и потерянных душ. Но наши связанные сердца никогда не смогут разорвать связь, сплетённую из цветов хризантем. Потому что ты — это я, а я — это ты. Лги мне. Больше, громче, отчаяннее. Я хочу утонуть в этом чувстве, пойти ко дну — туда, где ты. Лги, как ты делал это всегда, целуя меня в уголки глаз перед сном. Лги, как ты делал это, покрывая мою кожу согревающей нежностью. Не позволь правде разрушить ту иллюзию счастья, что была между нами. Лги мне, Хёнджин. Лги, пока я провожу ладонями по твоим щекам и отдаю тебе своё сердце через наши отчаянные поцелуи. Лги и не верь мне, когда я говорю, что не люблю тебя. Лги, потому что мы сами уже не знаем, где правда, а где ложь.