I Need Your Loving — Jeremy Kapone
Леви мысленно ругается на жалкий кусок пластмассы, что умные люди назвали телефоном, раздражённо буравит взглядом и яростно сжимает в руке. Думает, что хуже в этот день случиться ничего больше и не могло, но последняя капля терпения утекла вместе с зарядкой. Тяжело вздохнув, он молча прячет телефон, как и озябшие от холода руки, в карман. Перрон отчего-то совсем пустой, несмотря на понедельник, и декабрьский снег безжалостно делает работу дворникам, заметая собой платформы. Леви же на свою работу, по ощущениям, опаздывает, но надеется, что предчувствие его подводит и последнее время, которое показали часы, было ещё совсем ранним. Снежинки, залетевшие за воротник, заставили поёжиться и опустили без того мерзкое настроение ещё ниже. — Мистер, а вы были у прибоя Ветров? — Что? — Леви вздрагивает и выныривает из астрала, фокусирует взгляд на пацане с диагнозом гика и решает отложить самобичевание на другой раз. Парень в драных светлых джинсах и футболке мерзко зелёного цвета, появившийся неизвестно откуда, стоит напротив с заискивающим взглядом. На плече рюкзак, бренчащий от малейшего движения брелоками, а на футболке, вдобавок цвету, который режет глаза, принт железного человека. Ему что, десять? Судя по расстёгнутой, небрежно накинутой куртке, когда на улице, на минуточку, минус пятнадцать, да. — Я говорю: вы были у прибоя Ветров? Леви зависает второй раз, но сейчас даже не переспрашивает, а просто пялится на незнакомого парня в надежде, что тот смутится и пойдёт дальше по своим делам. Поймёт, что заговаривать с посторонними ни с того ни с сего выглядит как минимум странно. Ложь. Аккерман смотрит, нет, пялится, потому что как можно взглянуть в такие чудовищно красивые глаза, а затем просто пойти дальше по своим делам, будто ничего и не было? Леви, словно прикованный, обводит взглядом радужку, пытается запечатлетьSweat — RY X
Перестук рельс вклинивается в общую какофонию повседневности так незаметно, что Леви поначалу даже не понимает, что они вообще-то в поезде. Бормотание немногочисленных пассажиров-попутчиков, плач младенца, музыка из колонок — всё это смешивается и превращается в ничего не значащий, ничем не выделяющийся шум. Леви чувствует легкие покачивания от движения, слышит звуки встречи поезда с рельсами и позволяет себе ненадолго, всего лишь на минуты поездки, уйти туда, где нет места заботам о работе, доме и прочих бытовых вещах. Как он так легко себе это позволил? Особенно когда слыл отпетым трудоголиком. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. От Эрена, несмотря на то, что разговаривали они не так много, исходила аура спокойствия, умиротворения и прочей чуши тихой, безмятежной жизни молодых людей, необременённых ничем, кроме учёбы и достижения нового и необъятного. За то короткое время, что Леви был рядом и видел взгляд цвета зелени, то замечал только волны нескончаемого энтузиазма и уверенности. Не то что его вечно недовольный, раздражённый и уставший, который обычно отпугивал людей. Тот, который действовал на всех, но не на Эрена. И Леви пока не знал, рад ли этому. Но определённо был не против. Наверное, всё это вкупе с неподдельной добротой и дружелюбностью, каплей странности, и помогало Эрену располагать к себе людей. В первые минуты знакомства. В следующие часы, Леви был, как ни странно, почти уверен, многие уже влюблялись. Потому что в Эрена невозможно было не влюбиться. Особенного с первого взгляда. Иначе как объяснить то, что Леви, абсолютно не задумываясь, отвечал на все, немного детские и глупые, вопросы. Всерьёз зависал и размышлял на, казалось бы, совершенно абсурдные темы. Всё, что бы Эрен ни сказал, заставляло его с интересом слушать, поддакивать или возражать (что удивительно, потому что зачастую ему было лень в чём-то переубеждать людей) и, о боже, даже смеяться. Спустя некоторое время поездки и тряски по рельсам они перебивали друг друга и в нетерпении ждали, пока договорит другой, чтобы высказаться самому. Как это называется? Когда разговор так интересен, что мысль, которую хочешь сказать следующей, боишься забыть? С каждой секундой Леви чувствовал себя так, как не чувствовал уже много лет, и это всё по вине одного человека.***
Somewhere Else — The Indians
Эрен смотрит на витрину, которая чистая настолько, что почти невидимая. За ней коробки с блестящими лентами, игрушки, конечно же, огромный Санта размером с елку, которая тут же. Стоит припорошенная искусственным снегом. За витриной и игрушечный поезд, он делает уже неизвестно какой по счету круг и гудит. Эрен с приоткрытым ртом и с замиранием сердца смотрит на это чудодействие. Даже не моргает, а рассматривает фигурки размером с мизинец. Наклонился со всей высоты своего роста и чуть ли не носом по витрине водит. Магазин богаче и ярче, чем в фильме «Один дома», разумеется, фасад увешан ещё сильнее разными конструкциями. В двадцатых числах декабря на улице было как никогда стыло и промозгло. Учитывая, что жалкие остатки тепла месяц унёс за считанные дни, тосковать о долгом лете хотелось чуть ли не дома в пледе, как в убежище, обязательно с чаем, пока белая бахрома окончательно не истончится под слепящими весенними лучами. Леви и Эрен проехали около двух часов, прежде чем вышли на крохотной станции, про которую можно было подумать, что она заброшена, если бы не контролер и ещё один сотрудник, чинно выметающий снег с путей. Эрен выскочил на платформу и потянул за собой и Леви, перехватив за руку так, будто делал это чуть ли не каждый день и это было самим собой разумеющимся. Городок, в котором они оказались, имел труднопроизносимое название и всего несколько тысяч жителей. С традиционной ратушей в центре, полицейским участком напротив (в котором в лучшем случае были шериф и собака), да забегаловкой с «оригинальной» вывеской, он не выделялся ничем среди таких же маленьких городков. Леви готов был поспорить, что из достопримечательностей здесь можно было наблюдать только магазин с сувенирами, которые делает почтенная миссис. Магазин сувениров и вправду имелся, только относился к некой известной сети, о которой ни Эрен, ни Леви не слышали, а за прилавком сидела не милая женщина серебряного возраста, а вполне симпатичная чуть за сорок. Эрен же, как ребёнок на блестящую игрушку, бежит к витрине и тянет за собой. Леви повинуется и встаёт рядом, но смотрит не на товары, привлёкшие своим блеском, а на Эрена, на лице которого такое выражение восторга, что Леви на секунду становится даже стыдно за свою угрюмую физиономию. Почему ему было дело, что волнует малознакомого парня? Леви понимает, что остановился и глупо улыбается, только когда снежинка ощутимо попала прямо в глаз. Они, как дети, бегают среди рядов. Точнее, носится Эрен и тащит Леви за руку. Хватает не глядя товары — странные очки, блестящие пайетками шляпы — нацепляет на себя абсолютно всё и крутится, будто на показе. Кассирша на них ворчит, но ничего не говорит, а Леви, прячась за ширмой, лишь фыркает от смеха. — Мне идёт? — Эрен «презентует» блестящие жёлтые очки в форме звёзд и не менее ослепительно улыбается. Леви не смеётся, а только смотрит, не в силах сказать — но думать, постоянно думать — что Эрен очарователен. Не дожидаясь ответа, он нацепляет очки ему на нос и с тихим на ухо «смотри!» стремительным шагом направляется к кассе. — Что ты делаешь? — большого ума не надо, чтобы понять, что Эрен что-то задумал. И то, что привык развлекаться любыми, даже глупыми способами, тоже. Кассирша хмуро их оглядывает. Эрена, увешанного всякой всячиной сильнее чем новогодняя ёлка, и Леви с надеждой, что тот не создаст ей работу. Леви пожимает плечами. — Привет, — Эрен опирается на прилавок и обезоруживающе улыбается, и улыбка не меркнет даже при нервном взгляде кассира в ответ. — Здравствуйте, — взгляд превращается в заинтересованный. — Понимаете, мы с моим молодым человеком… — тут глаза на лоб полезли даже у Леви, но возразить не дали тычком в бок и руками на талии. Эрен по-хозяйски прижал его к себе и не обратил внимания на угрожающее шипение. Щёки у женщины в момент стали пунцовыми. Эрен продолжал нести околесицу: — …у нас медовый месяц, — кассирша не знает, куда смотреть, а Леви даже самому становится смешно от ситуации, — мы бы хотели его провести, ну, по-особенному, понимаете? Эрен одаривает его влюблённым взглядом, и Леви прикладывает все усилия, чтобы не прыснуть в кулак. Эрен тем временем комедию заканчивать не собирается. Состроив до тошноты ангельский вид, он продолжил, заглядывая не знающей куда себя деть кассирше в глаза: — Мы думаем… — мельком осматривает бейдж, — Шарлиз, что вы можете нам помочь, да? Может, здесь есть места, где нам бы никто не помешал? Любимый, что скажешь? Тут Леви не выдерживает и, чтобы не разрушить такой старательный спектакль, отворачивается, и утыкается, разумеется, Эрену в плечо. Шарлиз ещё мнётся, по виду можно сказать, что пытается справиться со смущением, и отвечает, немного заикаясь: — Д-да, конечно… — поправляет невидимые складки на юбке, — знаете, у нас есть замечательный заповедник в черте города… — Ах, заповедник, — Эрен заинтересованно несколько раз кивает, тем больше смущает кассиршу. — А там есть лоси? — Лоси? — Ну да, с рогами такие, — Эрен жестом показывает на свою голову, где покоятся «звёздные очки», — понимаете, для нас это важно. — Даже не знаю, — задумывается на полном серьёзе Шарлиз, — но я могу уточнить, где-то здесь был атлас или что-то вроде того… — О, спасибо, не представляете, как выручите нас! — Эрен выдерживает вид, будто Шарлиз дарит ему миллион долларов, а затем, как она скрывается за углом со смущённой улыбкой, хватает бумажную карту со стойки и бросает четвертак. Также быстро, как и вошёл сюда, Эрен побросал всё нацепленное добро что куда и потянул Леви уже в сторону выхода. — Лоси? — Откуда я знаю! — посмеиваясь. — Нас не арестуют за вандализм? Несмотря на разгар дня, главная улица была пустынной, куда они и вышли. Без маршрута, цели и мало-мальского плана, полностью доверившись энтузиазму Эрена. — Не думаю, что подколы кассирши под это попадают, но надеюсь, мы об этом не узнаем, если свалим прямо сейчас. Эрен перебегает на другую сторону улицы, где, судя по вывеске, прокат машин, и не оборачивается, знает, что Леви пойдёт следом. На получение аренды уходит не более десяти минут, и вот они уже осматривают колёса одного-единственного из имеющегося плимута. — Бог мой! Да это же Кристина! — Эрен, чуть ли не поскальзываясь на обледеневшей дорожке, срывается к красному ретромобилю. Леви лениво плетётся следом. — Кто? — Машина-убийца из книги Стивена Кинга. Именно такая была у неё модель. — Честно говоря, такое себе совпадение. — Брось, это стиль! — Что ж, вот ты и садись за руль этой старушки. Если она и ездила, то лет пятьдесят назад. Со словами «Ты не знаешь, что теряешь!» Эрен прыгает в салон и сразу же поворачивает ключ в зажигании. Жёсткий руль еле поддаётся, и иногда приходится прикладывать чуть не титанические усилия, чтобы повернуть эту «мечту, а не машину». Увидев жалкие потуги, Леви скрипнул зубами и пробормотал «пизда гидроусилителю», а после махнул рукой и спустя несколько метров сам сел за руль. Прежде чем окончательно захлопнуть дверь, Леви цепляется взглядом за магазин сувениров, который ещё секунду назад отчётливо виднелся в зеркале, но теперь на его месте не было ничего, кроме пустыря и следов давно прошедшего сноса.***
In This Shirt — The Irrepressibles
— Не пори чушь, я и раньше тебе звонил просто так. Не хотел признаваться, что отвыкший от тишины квартиры чуть не полез на стену. Леви стоял напротив открытого окна и — в то время как на другом конце провода сбивчиво объясняли, почему на дворе давно за полночь, а кое-кто ещё не дома — наблюдал, как сизый сигаретный дым растворяется в тонком тюле. Вместе с невключённым светом обстановка совсем тоскливая. — Эрен, если через пятнадцать минут твоей тушки не будет рядом, я ложусь спать, и хрен ты вообще попадёшь в квартиру. Когда сделаешь вторые ключи, тогда… хотя нет, кое-что там плавало, тащись быстро сюда. Серьезно, почему он должен переживать, что из-за сломанного замка Эрен будет морозить зад в подъезде? Жертвовать драгоценными часами сна Аккерман не намерен ни по каким причинам и уж точно не в то время, пока кое-кто отрывается с друзьями. Типун на язык тому, кто скажет, что это всего лишь на всего ревность. Только стоит сбросить звонок, как окно со стуком распахивается от неизвестно откуда возникшего ветра. Полы тюля взлетают и мягко бьют по лицу, прежде чем совсем осесть на пол, и Леви едва успевает отскочить от рухнувшей гардины. Вслед за ней стена вокруг окна трескается. Стекло, испещрённое такой же паутиной, готово вот-вот взорваться. Леви слышит стук собственного сердца, чувствует каплю пота, стекающую по виску и всепоглощающий страх. Он не может шевельнуться. Посыпавшаяся извёстка попадает в глаз, но Леви даже не поднимает руки, чтобы её убрать. Он не понимает, что происходит. Его дёргают за руку, он чудом не валится на пол мешком и даже может переставлять ноги. Получается и сфокусировать взгляд, чтобы увидеть Эрена, который тащит его к почти заваленному выходу. Леви не понимает, но знает, что Эрен их спасёт. — Леви! Его хлопают по щеке и трясут за плечо. Он чувствует, что замёрз, а ещё, что хочет спать. Что бы у Эрена там ни произошло, он может подождать. Будет ещё завтра. — Леви! Просыпайся! Его пытаются поднять на ноги, и страх упасть всё же заставляет раскрыть глаза и твёрдо встать самому. Голос у Эрена взволнованный и даже напуганный. — Ты меня слышишь? Нельзя спать, надо бежать, Леви! Садись в машину! — Я не сяду за руль, — слабо бормочет себе под нос. — Поведу я, просто сядь в машину, пожалуйста! Быстро! Леви не понимает, как всё же оказывается в салоне, но видит, что земля в месте, в котором он только что стоял, обвалилась. Стряхнуть ощущение, будто спал по меньшей мере сутки, не так-то просто, как и осознать, что что-то происходит. — Почему нам надо бежать? — он осматривает постоянно озирающегося по сторонам Эрена и решает попробовать сделать то же самое: они едут по дороге, окружённой лесом, только деревья вокруг них валяться, как на лесопилке. Кажется, ещё немного и они своими ветвями достанут до их старенького плимута. Вдалеке, почти у горизонта, где кромка леса видна отчётливо, взлетают потревоженные птицы, а в уши закрадывается грохот падающих деревьев. — Чтобы спастись, Леви, ты ничего не помнишь? — Эрен набирает скорость и кажется, будто они сейчас взлетят. — Что не помню? — почувствовать себя круглым дураком было проще простого. Эрен отворачивается от дороги и смотрит прямо на него взглядом, полным таким сожалением, какое Леви видел в его глазах только один раз. — Ты стёр меня, Леви, ты сам так сказал. Луна светила ярко.***
— Ну вот мы и здесь. Эрен стоит с закрытыми глазами, улыбается навстречу жгучему холодному ветру и шумному морскому прибою. Вода ослепительно красива и маняща вместе со снегом у берегов и прозрачным нависающем небом. Панорама такая, что даже у самых талантливых художников не хватит мастерства перерисовать. — Ты хотел притащить меня сюда со дня нашего знакомства, удивлён, что мы не оказались здесь раньше. Сзади, на холме, стоит огромный голубой дом, про который Эрен говорил, что в будущем они будут жить в нём. Леви удивился, что он не захотел забраться и осмотреться там прямо сейчас. Эрен молчит. Леви видит, как он прикусывает губу, хмурится. А затем он говорит: — Нет, Леви, я привёл тебя сюда, чтобы сказать, что это конец. Есть несколько основных механизмов психологической защиты. Некоторые работают одновременно, некоторые только при очень сильном потрясении. Один из них позволяет человеку через искажение подогнать факты, события, поведение людей под желаемое, чтобы защитить внутреннее спокойствие и безопасность. Найти «логическое» объяснение. Простыми словами: избежать проблемы и переживаний через самообман. Например, убедить себя, что только что произнесённые слова должны были быть сказаны уже давно, и вообще всё к этому шло. Но почему-то вслух говорится совсем другое. — Ты не можешь. — Леви, ты сам понимаешь… — Ты не можешь! — голос срывается на крик так легко и просто, но выйти из себя получается раньше. — Помнишь, что ты говорил? — Эрен горячо и сбивчиво начинает бормотать, но даже ревущее море не мешает слышать каждое его слово. Он протягивает руку, которую тут же отталкивают. — «Похожи ли мы на те несчастные пары, которые всегда хочется пожалеть? Ужинающие мертвецы. Я не хочу, чтобы и про нас кто-нибудь так подумал». Я тоже, Леви! Я тоже! Но мы ими стали, ты слышишь? Это случилось! Признай!All Of You (OZZIE Remix) — Roy Wood$
Мягко коснуться губами, почти невесомо, кажется таким правильным и долгожданным, что сорваться в следующую секунду и впиться со всем желанием есть единственный выход. Эрен целует так, будто ничего нужнее в этом мире нет. Его хочется целовать так, будто воздух не стоящая внимания мелочь. Угол неизвестной мебели больно впивается в поясницу, но Леви не двигается и не собирается тратить внимание на сущие пустяки. Кажется, будто всё, что было до, потеряло значение и Леви только и делал, что ждал. Того, как прижмёт к себе, прикоснётся к давно желанным волосам и дотронется губами до чужих. Он позволяет себе абсолютно всё, совершенно не задумываясь. Больше, конечно же, Эрену. Который отвечает так пылко и немного отчаянно, и Леви уверен, что делает всё правильно. Он не хочет признаваться себе, что, как подросток, хочет, чтобы Эрен тоже, до дрожи, ждал каждое прикосновение. Осознание приходит оглушительно и неприятно. Но сильнее оглушают последние сказанные слова на пляже. Последнее воспоминание, как холодная вода, действует отрезвляюще. Что несёт боль, но и заставляет очнуться ото сна. Почему его не отпускает чувство, что, что бы Эрен о себе ни рассказал, он знает? Куда они бегут? Или сбегают? Почему страх не успеть так силён? Не успеть сохранить последнее после того, как дал разрешение всё разрушить. Перед глазами мелькает Эрен, собирающий вещи, Эрен, который шепчет о том, что ему жаль. Эрен, который уходит, и Ханджи, рассказывающая, что он был в «Лакуне». Злость и непонимание с примесью обиды. Желание укольнуть в ответ и побольнее. Леви, пугающе спокойный, пожимает доброжелательному доктору руку. Моргнуть и отстранить Эрена стоит титанических усилий. Леви понимает, что всё происходящее неправда. Понимает и даже чувствует нечто цепляющее за полы пальто, тянущее куда-то (куда?) прочь, и на секунду в растерянности останавливается. Он не хочет ничего менять. Время, когда ещё ничего не пошло на перекосяк, так желанно. Здесь есть Эрен, который всегда рядом. Его Эрен. Эрен, не верящий, что их отношения не спасти. Леви понимает, что всё это неправда. Но даже если бы был вариант раскрыть глаза, глотнуть эту горькую пилюлю, то он не согласился бы ни за что на свете. Он бы, не задумываясь, променял все возможные реальности на иллюзорный, подёрнутый дымкой сладкой лжи сон, если бы в нём его ждал Эрен. Потому что не хотел говорить ему «нет», с радостью бы бросил остальной мир, растоптал бы только по одному желанию. Растоптал бы даже себя, расколол на частицы все закоулки души и перевязанное ленточкой вручил. Леви чувствовал, как крупицы самого сокровенного и дорогого стремительно утекают сквозь пальцы, как декорации растворяются, а нутро рвёт на части. Потому что не хотел, но должен был. Потому что там, в настоящем, ещё можно было что-то спасти. — Ты нереален. Леви судорожно осматривает любимое лицо, в надежде будто запечатлеть каждый сантиметр, и сильнее сжимает руку. Эрен непонимающе раскрывает глаза. Леви не верит, не слушает противный голос настоящего, он верит, что вселенная поймёт его эгоистичные желания и повинуется. Он верит, что его любовь сильнее реальности. Сильнее ошибки, которую они совершили. И вспоминает. Когда Леви был моложе, ещё зелёным студентом — довольно резким в общении, эксцентричным в поведении, ещё поговаривали: «заводился с пол-оборота» — то часто делил жизнь на чёрное и белое. Редко, если вовсе никогда, давал людям второй шанс. Никогда, даже в виде исключений, не искал оправданий другим и тем более себе. Поступил плохо — что ж, твои проблемы. Отсеивать людей было проще простого, зачастую никто и не хотел оставаться, помимо нескольких задержавшихся. Когда вся жизнь впереди, а следующий десяток кажется где-то там, вдалеке, за гранью, то разбрасываться временем, самое главное, людьми легко и не кажется чем-то стоящим внимания. Ты стремишься успеть как можно больше, думаешь лишь о себе и не считаешь нужным тратить себя на недостойных. В более зрелом возрасте чехарда из новых связей если вовсе не прекращается, то неплохо ослабевает. Затем, что эти самые связи заводить сложнее и зачастую нет на них времени. Все уже давно имеют компании из проверенных испытаниями, а, главное, временем, людей и никто не клянётся, что будет с тобой всегда. Однако бывают исключения. Бывает, что в твою размеренную, расписанную по часам жизнь врывается кто-то не терпящий возражений и даже после самого банального и жестокого игнора уходить не собирается. Это кажется невозможным, особенно когда ты принял все разочарования и отринул все надежды не только задержать в своей жизни людей, насчёт которых ты надеялся, что вы станете дороги друг другу, но и на ту самую любовь. Эрен был и тем, и тем. Когда Леви, немного за тридцать, повстречал его с горящим сердцем и уверенностью, что горы сворачивать можно, только захотев, то сначала не поверил не то что слову, самому себе. Потому что когда тебе тридцать, а отношения длились в лучшем случае три месяца, то это даже не похоже на злые шутки судьбы, посылающей «не тех людей». Большинство уверено, что это твой собственный выбор. Отчасти так оно и было. Леви не страдал тем, что возвращается в пустую тёмную квартиру, и его не ждёт кто-то, кто бы окружил любовью и теплом не одинокого существования. Его раздражало, когда спрашивали, с кем он придёт на корпоратив и удивлённые взгляды после ответа, что один. Леви не чувствовал неловкости, когда оказывался в компании, где все, не некоторые, а все, были по парам и он. И, разумеется, не чувствовал, что пора бы уже остепениться. Он чувствовал предательское и еле уловимое покалывание в груди, когда Ханджи, его верная подруга и соратница на протяжении многих лет, рассказывала на высоких тонах, как поцапалась с мужем, и они не разговаривают, злые друг на друга. Когда Эрвин, второй его друг из двоих имеющихся, с напускным раздражённым видом рассказывал, как сын прямо перед выходом вылил на него кофе. Леви всё это слушал и, нет, не завидовал, просто в его жизни не было даже таких мелочей. Мелочей, которые бы доказывали, что, несмотря на обиды, человек всё равно будет с тобой, что он к тебе неравнодушен. И когда Леви наблюдал за друзьями, коллегами по работе и просто прохожими, то почти всегда думал: что их заставило быть вместе? Почему они вместе? Неужели человек правда не способен прожить эту жизнь один? Способен, понимал Леви, но вот много ли таких, кто хочет? Даже он сам. Медленно, но верно приходил к осознанию. Почему-то из раза в раз люди, несмотря на то, что обжигались не единожды, всё равно не отказывали себе в желании и надежде попробовать снова. Закрывали глаза на многие черты людей, с которыми приходилось просто-напросто мириться. Отодвигали собственные желания во имя чужих. Встретив Эрена, Леви понял, что люди жертвуют многим, потому что находят в другом что-то, что стоит всех лишений и недостатков. И ценят это. Почему-то Эрен нашёл это в нём. В Леви — безнадёжном клерке, мизантропе со склонностью к чрезмерной мнительности. Эрен остался и не ушёл, даже когда Леви сам отпускал. Ни выстроившиеся в ряд звёзды, ни случайности и уж точно не его, Леви, желания сводили их жизни в одну. Даже здесь, во снах и воспоминаниях, по-прежнему их пытался спасти лишь один человек. — Ты всегда был сильнее обстоятельств. Не судьба свела нас. Это сделал ты, Эрен. «И даже после этого я уверен — ты станешь моим спасением». Секунды хватает лишь на то, чтобы схватить за руку, совсем как тогда, в первую встречу, и ринуться в открытую дверь. Он не может допустить, чтобы Эрена стёрли как ненужный файл. Леви попробует проснуться, будет прыгать из воспоминания в воспоминание, пока не сотрут их все, пусть даже саму его личность. Он знает, что они могут всё исправить. Раньше, когда Леви мучили кошмары, Эрен всегда его будил, и они прекращались. Он ложился на него сверху, обнимал, так что не было сил дышать, и бормотал бессмыслицу. Леви успокаивался и вскоре засыпал. Эрен собой разгонял выглядывающие из-за угла страхи и сомнения. Настаивал на том, чтобы Леви его будил, когда снова будет мучиться бессонницей. Леви нагло пользовался этим, а потом съедал себя из-за чувства вины и того, что ничего этого не заслуживает. Но они всегда были по одну сторону баррикад. Эрен всегда был рядом с ним. Сейчас же его здесь нет, он в реальном мире, а Леви заперт в клетке с воспоминаниями в виде него. В попытках спасти разбитое, но дорогое. Медленно сходящий с ума от невозможности просто поговорить и таким образом всё исправить. Жалкий и бесполезный. Люди в целом мире страдают, если разделены со своими любимыми тысячами километров. Что делать, если вы разделены реальностью и сном? Неужели было что-то, что они не могли решить? Преодолеть? Что случилось, раз они осмелились стереть воспоминания друг о друге и выбросить в мусорку всё их связывающее? Неужели отчаялись? Почему позволили это друг другу и себе? Леви не знает, только мысленно просит осколки сознания не исчезать так быстро.***
Let Me Sign — Rob Pattinson
— Повтори, — Эрен немного наклонился и заглянул прямо в глаза Леви, который то и дело непривычно и растерянно отворачивался. Но деваться было некуда. Они сидели на кровати, друг напротив друга, почти вплотную, в квартире, где жили уже полгода. Мечтающий о доме Эрен согласился под предлогом, что на первое время пойдёт. Эрен захватил в кольцо рук, и пока не было похоже на то, что собирался отпускать. По крайней мере, до того момента, пока не услышит то, что просит. И как бы Леви ни старался скрыть того, что стушевался, через жесты и движения было понятно, что чувствует он себя явно не в своей тарелке. Или он в кои-то веки повёлся на провокацию и позволил загнать себя, слишком взрослого, слишком видавшего виды, в такую ситуацию? Ситуацию, когда Эрен хитро улыбался, поймавший на том, с помощью чего можно засмущать. Тень раздражения, нахмуренный лоб и немного слов, чтобы приструнить оборзевшего парня. Защитная реакция в виде колкостей и отговорок уже готовила план по контратаке. Но Леви не был капитаном, чтобы всё это осуществить, а Эрен не был его рядовым, чтобы без вопросов слушаться и лепетать лишь это раздражающее «дассэр!» и поддаваться всем уловкам командования. С Эреном вообще вряд ли можно было провести хотя бы одну уловку, к которым привык Аккерман. Леви сам сдавался каждый раз, стоило только Эрену посмотреть, а стоило ему произнести хотя бы слово, так Леви был готов бросить всё, а потом остальное прямо к его ногам. Хотел, делал, но не признавался. Леви предпочитал не трепаться — показывать, а не рассказывать, делать, а не говорить. Разумеется, за нос не водил, был более чем красноречив в своих намерениях. Но дифирамб не пел. Не в его правилах. — Ну же, — с лёгкой улыбкой мягко упрашивал Эрен. Вот что с него взять? — Я же слышал, что ты это сказал. Эрен был таким, что сносил сразу несколько стен своим шквалом непохожести, понимания и умением добраться до самой сути. Он был другим. До умопомрачения тактильным, ревнивым, горячим, в смысле, как подросток, довольно пылким, да, это слово, кажется, более подходит. Хотя чёрт его знает, каждый день, каждую секунду он открывался с новой стороны, и порой Леви думал: неужели у этого счётчика чувств совсем нет лимита? Когда-нибудь он перевалит за отметку, и сердце Леви разорвётся, не способное ни на что большее. Потому что иногда разрывало в прямом смысле, хотелось кричать, чтобы знал каждый. Назло, чтоб завидовали самой чёрной и ядовитой завистью, скрипели зубами, недовольно закатывали глаза, но понимали, что двое людей рядом с ними влюблены. Поначалу Леви пугался этого чувства. Эрен озвучивал любую мысль, которая так или иначе, по его словам, появлялась из-за Леви. «А думаю я о тебе постоянно, так что все мои мысли о тебе». Цитата. Любил неожиданно сказать что-нибудь такое, от чего сердце замирало, а мысли путались (прочитать пример выше). И всегда спокойный, чуть подёрнутый усталостью взгляд в удивлении менялся. И Леви не уставал думать, какой же тот очаровательный, когда с восхищённым взглядом, как ребенок, тянул его показать то или иное, заставившее его собственное сердце замереть. Леви никогда не раздражался, всегда искренне интересовался, даже если бы ему под нос подсунули жука. Леви мог бы описать и другие эксцессы, которые происходили с его телом при очередном смущающем, нет, выбивающем из колеи поступке Эрена, но зачем лишний раз давать себе повод поразмыслить над тем, что, когда этот сопляк появился в его, Леви, жизни, то тот совсем размяк? Леви пытается уйти от ответа новой порцией сарказма, спрятать палевный взгляд и вообще отворачивается. Но Эрен во много раз и как всегда проворнее. Захватывает в кольцо рук и крепко прижимает к себе. Леви в удивлении распахивает глаза, чуть ли не давится воздухом, но, расслабившись в родных руках, жмётся ещё ближе и — так, чтобы не видно — в наслаждении прикрывает глаза. Если бы Леви пытался соврать, то прослыл бы самым плохим лжецом. — Отвали, Йегер, два раза не повторяю, — Леви предпринял жалкую попытку высвободиться из кольца рук. Умолк на секунду, а затем промолвил: — В обоих случаях. Неизвестно, когда в башке мальца возникла идея этого обманного манёвра, но сразу после его слов Эрен сделал вид, что убирает свои руки загребущие, и, как только жертва уже хотела исчезнуть из зоны нападения, тут же этим воспользовался. Леви не заметил, как Эрен подмял его под себя. Проведя носом по нежной коже шеи, пробормотал: — Я тоже. Они были счастливы. Так говорили все, кто их видел. И Леви не хотел кого-либо переубеждать, потому что, что это, если не правда? Он расслабился и почувствовал, как губы дрогнули в улыбке. Молчание окутывало, а Леви смотрел, как потолок медленно трескается и рассыпается на части. Если Леви что-то ещё и мог, то только уповать на еле уловимое, тонкое и прозрачное «может быть». Не дыша, недвижимым взглядом наблюдать, пытаться ухватить мёрзлыми пальцами. Эгоистично и глупо, возможно, по-детски, Леви мог только надеяться. И не бежать. Заплесневелая извёстка осыпается грязным снегопадом, а за ней, ничуть не задерживаясь, и сама крыша. Стропила и бруски разлетаются в щепки, и вот сквозь рваные дыры пробивается ночное небо, и, пока ещё целый, пол окрашивается мутным лунным светом. Леви открывает глаза.