***
Ей семь. Она сидела за обеденным столом. Перед ней стояла тарелка с недоеденной яичницей, а напротив сидел её папа. Он даже не притронулся к тому, что она приготовила! А она ведь так старалась! С ранних лет ей приходилось готовить для папеньки и для её старшего брата, который сейчас был в Хогвартсе. Поначалу у Меропы не получалось готовить. Да что там, получалось хуже некуда, особенно когда она была слишком низкой для того, чтобы заглянуть внутрь кастрюли или чугунной сковороды и посмотреть, как идет готовка. Постоянно все пригорало, и папенька был очень ею недоволен. Но потом она наловчилась и стала ставить табурет перед печкой и взбираться на него, стараясь удержать равновесие. Теперь еда почти не пригорала, а папочка стал чуть менее мрачным. Довольным она видела его редко. Он никогда не благодарил за приготовленный завтрак, обед или ужин, но она знала, что ему нравилось. Ведь он ел молча и не кричал на неё. Сегодня же папочка не прикоснулся к еде — его больше привлекала стеклянная бутылка, стоявшая перед ним на столе, со странным напитком коричневого цвета. Однажды, убирая со стола, она даже попыталась понюхать этот напиток. Запах был не из приятных — он обжег её ноздри изнутри, когда она сунула свой носик внутрь грязного стакана, на дне которого плескались остатки. Она лишь поморщилась и оставила стакан в раковине, вместе с другой посудой, и так и не могла понять, зачем папочка пил такую гадость. Последнее время папенька пил очень часто. И поначалу, после одного-двух стаканов, он становился очень ласков и добр к ней, звал к себе, обнимал, говорил, что любит. Рассказывал всякие истории о своем обучении в школе. Смеялся даже. Но когда стеклянная бутылка становилась пустой наполовину, папочка становился другим. Он переставал говорить ласково, больше не обнимал её, а мог накричать просто так, ни за что, и даже сделать ей больно. И Меропа не могла понять, что сделала не так. Лишь потирала ушибленную щеку, по которой мгновение назад прошлась крупная отцовская ладонь. Обычно он бил левой рукой, но, когда был особенно зол, мог ударить и правой, и тогда на ее щеке оставалась длинная царапина от кольца, что папа носил на безымянном пальце. Ей не нравился такой папа. Каждый раз, когда она видела на столе бутылку с янтарным напитком — а случалось это каждую неделю, — она знала: беды не миновать. Ей бы очень хотелось встать со стола и, быстро доев все, прошмыгнуть наверх, в свою комнату, или выбежать на улицу, чтобы пройтись по окрестностям. Но папочка не отпускал её, говоря, что неприлично оставлять отца одного. Так что ей приходилось сидеть и ждать, пока папенька доест, и надеяться, что в этот раз он не поднимет на неё руку. Вот и сейчас она выжидающе смотрела на папеньку за другим концом стола и не знала, что произойдет дальше. Словно заметив это, тот перевел взор косых мутных глаз с пустой наполовину бутылки на свою дочь. Боясь пересечься с ним взглядом, она тут же уставилась в тарелку. — Что вылупилась, малявка? — вымолвил он хрипло. — Не нравится, как выглядит твой папка? Что, думаешь, он неудачник? Совсем как твоя мать, — сказал он с презрением. — Тоже ей всё не нравилось. "Ты должен перестать столько пить, Марволо, — сымитировал он женский голос. — Ты очень беспокоишь меня, Марволо. Волшебники, что много пьют, не живут долго". Ха! И кто кого пережил? Кто помер, рожая тебя, малявка? Кто?! Он уперся в дочку пьяным взором. Она молчала, опустив голову, ведь знала, что если ответит, то ей же будет хуже. Тем временем папочка продолжил: — Молчишь… Молчи, малявка. Сама знаешь ответ. Мамочка умерла из-за тебя. Чтобы такой жалкий сквиб, как ты, появился на свет, — он покачал головой из стороны в сторону со злобной усмешкой на лице. — И в тебе течет кровь Слизерина, медальон которого ты носишь на шее? Да кому расскажи, рассмеется мне в лицо, — собрав харчок воедино, он сплюнул на пол. — Морфин в твоем возрасте уже предметы одним взглядом двигал! А ты? Чем ты похожа на брата? Верно — ничем! Ничем ты и останешься. Он смолк и, не отводя от нее пристального взгляда и развалившись на деревянном скрипучем стуле, взял в руки вилку и засунул часть остывшей яичницы в рот. Прожевав немного, он скривился и выплюнул еду прямо на стол. Да так, что маленькие кусочки яичницы, вперемешку со слюной, долетели даже до семилетней девочки, сидящей напротив. — Дерьмо твоя стряпня, конечно, — сказал он с каким-то мрачным удовольствием и уставился на синюю штору позади неё, постукивая пальцами по столу. Она не смела шелохнуться, а её коленки под столом тряслись от страха. На душе было жутко горько и обидно, хоть папочка и не впервые бросался такими оскорблениями; хотелось расплакаться. — Прочь с глаз моих, — бросил он, уставившись куда-то позади неё. Ей не нужно было повторять дважды. Она тут же сорвалась со стула, словно того и ждала, и выбежала на улицу, утирая по пути проступившие слезы. Оказавшись снаружи, она тут же направилась прочь от дома. Трава казалась очень мягкой, а земля теплой, так что она решила снять старые обшарпанные башмачки и пройтись босиком. Она не знала, сколько прошло времени, но теперь дом, где был её папенька, остался далеко позади и казался очень маленьким. Здесь она чувствовала себя гораздо спокойнее. Травяной покров под её ногами оборвался насыпью. На этой насыпи расположились стальные рельсы, убегавшие вдаль. Взобравшись на насыпь, девочка оглянулась увидела необъятное поле пшеницы, а за ним, далеко-далеко, находилась деревенская станция, мимо которой раз в день проходил поезд, собиравший пассажиров. Девочка не знала, куда он шел, но она любила наблюдать за поездами, ей нравился их стук колёс и даже паровое облачко, плывшее следом. Девочка спустилась вниз и с головой оказалась в пшенице, мохнатые колосья которой теперь щекотали её кожу. Спустя милю ходьбы где-то позади послышался негромкий топот копыт. По-детски высокий голос окликнул её. — Эй! Что ты тут делаешь? Она оглянулась и увидела симпатичного черноволосого мальчишку примерно её возраста, сидящего на пони. Он был очень хорошо одет. Девочке вдруг стало очень неловко за своё серое потрёпанное платье. — Ничего, — ответила она, шмыгнув носом. — Гуляю. — Мой отец владеет всем в этой деревне, и я всех тут знаю, — сказал мальчишка заносчиво и выпрямился в седле. — А тебя я никогда не видел. Кто ты? — А, ты из семейства сквайров, что живут на холме? — догадалась девочка — во всей округе не было иных крупных землевладельцев. — Именно, — мальчик величаво кивнул и, тряхнув поводьями, подвел пони поближе. — А ты где живешь? — Видишь тот домик во-о-он там? — она указала на двухэтажную ветхую постройку вдалеке, у самой рощи. — Ага, — прищурился мальчик. — Вот я там и живу. С моим папой Марволо и братом Морфином. — А звать-то тебя как? — спросил мальчик. — Меропа. Меропа Гонт. А тебя? — Том. Том Риддл. Приятно познакомиться. — Взаимно, — улыбнулась Меропа и вдруг ужасно заинтересовалась пальчиками на собственных ногах.***
Ей одиннадцать. Буквально через пару дней должно было исполниться двенадцать. Меропа стояла перед домом и держала в руках письмо, что пришло сегодня утром. Хрустящая белая бумага конверта приятно ощущалась в её ручонках. Она нашла конверт у порога их дома. Почтового ящика у них отродясь не было, ведь папа не ждал писем. Жалко, Морфина не было рядом, чтобы прочитать письмо — он ушел в деревню "на охоту", как он говорил, что обычно означало "обворовать деревенщину". Сама она не умела читать и не знала, кому было адресовано письмо и что в нем было написано. Однако печатка из красного воска, которым было скреплено письмо, показалась ей очень знакомой. Печатка был поделена на четыре ровных квадрата. В каждом из них было нарисовано по одному животному: лев, змея, орел и какой-то зверек, походивший то ли на енота, то ли на барсука. Меропа была настолько обрадована тем фактом, что кто-то прислал им письмо, что сразу же решила показать его папе. Последнее время он проводил много времени в одиночестве, и Меропа хотела обрадовать его, показать, что может не только состряпать сносный обед, но и принести почту — быть полезной! Папа сидел в старом засаленном кресле возле камина. На полу, по левую сторону, как и всегда, стояла бутылка с янтарным пойлом. Меропа теперь знала, что это. Это был огневиски, заменивший папеньке и радость, и горе, и даже собственную семью. — Пап, папа! — позвала Меропа. Она обогнула кресло, в котором развалился отец. В правой руке он держал стакан с огневиски. Сейчас был обед, и бутылка была уже наполовину пуста. — Смотри! Нам пришло письмо! Не отрывая взгляда от камина, Марволо протянул руку и манящим жестом приказал передать письмо ему. Дочка подчинилась. Черные глаза, в которых плясало отражение языков пламени, сфокусировались на белой бумаге. Он распечатал письмо свободной рукой, хмыкнул и принялся читать вслух: Дорогая мисс Гонт! Мы рады проинформировать Вас, что вы были зачислены в школу Чародейства и волшебства "Хогвартс". Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются первого сентября. Ждем вашу сову не позднее шестнадцатого июля. — Меня приняли в Хогвартс! — радостно воскликнула Меропа; все в ней ликовало и было готово пуститься в пляс в любую секунду. — Значит, я не сквиб? Она не пустись в пляс лишь потому, что заметила, как по лицу отца пробежала тень. — Ты не поедешь в школу. — Что? — её глаза потухли. — Что слышала, малявка, — с раздражением сказал отец, а письмо отправилось в камин. — Но там же сказано, что я зачислена! — она бросилась к очагу и тут же выудила начавшее чернеть письмо и только каким-то чудом не обожгла руки. Негодованию Меропы не было предела. — У нас нет на это денег… — градус раздражения в голосе отца повысился. — Не правда! Морфин говорит, что в Хогвартс принимают всех! Даже таких бедных, как мы! Обычно она не позволяла себе общаться с папой подобным образом, но сегодня… Она ведь так ждала это письмо! Думала даже, что никогда его не получит. — Почему мне нельзя? Почему, почему?! — ТЫ НЕ ПОЕДЕШЬ, И ТОЧКА! — гаркнул отец и швырнул стакан в стену над камином. Послышался звон битого стекла. Разлетевшийся вдребезги стакан колючим дождем осыпал Меропу; в воздухе запахло виски. Затем Марволо поднялся с кресла и с силой выдернул письмо из рук дочери и принялся рвать его. — Нет! — закричала она и было бросилась к папе, но тут же была отброшена в сторону сильной пощечиной. Марволо ударил тыльной стороной ладони, и угловатый камень в его кольце оставил небольшой порез на щеке Меропы, из которого тут же потекла тонкая струйка крови, смешиваясь со слезами обиды. — Думаешь, я позволю тебе поехать в школу и опозорить наш род? — спросил Марволо, нависая над дочерью. — У тебя же даже простенький Репаро не выходит! Сколько раз пробовали палочкой твоей матери! Единственное, на что ты годишься, так это стряпать никудышную жратву. Марволо бросил ошметки письма в лицо дочери, достал палочку из внутреннего кармана затертой до дыр тусклой мантии, собрал разбитый стакан воедино, призвал его и направился прочь из гостиной, размахивая на ходу полупустой бутылкой огневиски. Уже у самой лестницы, ведущей наверх, он бросил всхлипывающей Меропе: — Завтра я отправлю сову в школу и сообщу, что ты остаешься дома. И не вздумай больше перечить мне, малявка.***
Меропа, которой было лет семнадцать-восемнадцать, сейчас находилась в саду позади дома и с нетерпением выглядывала через деревянный заборчик в сторону поля. Вдали показался всадник, и Меропа заметно оживилась. Возмужавший за годы Том направлялся в сторону их дома уже не на пони, а на вороной кобыле. Нам нем был поглощающий солнечные лучи редингот и белые брюки, в районе колена утопавшие в угольных сапогах из кожи. — Том! — поприветствовала она всадника, когда тот подъехал ближе. При виде Меропы он расплылся в блаженной, почти дурацкой, улыбке. — Привет, любовь моя, — сказал он и спешился. — Как твой день? — поинтересовалась она, нервно переступив с ноги на ногу, и машинально потянулась к медальону на шее. — Любой мой день уныл, когда тебя нет рядом, — поэтически ответил он и, сняв перчатки, потянулся к Меропе. — Ох, как я рада это слышать, — сказала она и подставила покрасневшую от смущения щеку. — Тебя, верно, мучает жажда… Хочешь воды? — Воды? — слегка удивился Том. — Да, конечно. Меропа нервно улыбнулась и, пискнув: "Сейчас вернусь", направилась на кухню, где у неё был заготовленный для Тома графин с водой. Налив стакан до краев, она наклонилась к нему, принюхиваясь. Вода пахла дурманяще-сладким цветком нарцисса — её любимым запахом. Уже через мгновение Меропа подавала стакан Тому. — Вот, выпей, — сказал она. Несмотря на прохладную погоду, по виску Меропы побежала капля пота. Том отхлебнул слегка, и уже через мгновение улыбка его стала блаженнее прежнего. Меропа вздохнула с облегчением. — Как мило, — послышался голос позади. В сенях стоял Морфин. Его руки были скрещены на груди, а по лицу блуждала извечная улыбка-насмешка. — Влюбленные сквиб и магл. Лицо Тома мгновенно посерьёзнело и приняло враждебный вид. — Морфин! — с негодованием воскликнула Меропа. — Я же просила тебя не мешать нам! — Прости, сестренка, не удержался. — Что ты тут делаешь, бродяга? — с вызовом сказал Том, делая шаг вперед. — Как ты меня назвал, магл? — Бродягой, — с отвращением сказал Том, — грязным, вонючим бродягой. Или мне повторить, урод? — Том, пожалуйста, — взмолилась Меропа и, взяв его под руку, попыталась оттащить в сторону, словно быка, увидавшего красную тряпку тореадора. — Пусть твой непутевый братец не нарывается тогда! — буркнул Том. — Давай ты лучше заедешь за мной завтра вечерком? — предложила Меропа заговорщически. — Поедем на мельницу Харрисов, посмотрим на звезды. Я как раз хотела тебе кое-что сообщить… — Что? — растерялся Том. — Я же только что приехал… — Езжай домой, — настояла Меропа. — Да-да, — глумился Морфин. — Будь хорошим песиком: беги домой. — Морфин! — шикнула на брата Меропа. — Ты всё портишь! — А что, разве нельзя? — развел здоровыми ручищами Морфин. — Он же все равно сделает всё, что ты ему скажешь, не так ли? Бросив на Морфина злобный взгляд исподлобья, Том послушался и взобрался обратно на коня. — Увидимся ночью, — бросил Том и ускакал прочь. Меропа лишь завороженно смотрела ему вслед, сжимая один из прутиков в заборе. — И долго ты его будешь Амортенцией поить? — поинтересовался Морфин, подойдя поближе. — Я уже начинаю жалеть, что поддался на твои уговоры и заказал её по почте. — Это наше дело! — возмутилась Меропа и уверенно зашагала обратно в дом. — Э, нет, сестренка, — возразил Морфин и последовал за ней. — Половина села уже знает, что вы вместе шляетесь по ночам. — Плевать мне, что думают другие маглы, — передернула плечами Меропа, придерживаясь за живот. — Мы с Томом любим друг друга! Вот, — она выудила из кармана серебряное колечко. — Мы даже поженились уже! — Что?… — оторопел Морфин и чуть не споткнулся через ступеньку порога. — Ты с ума сошла? Я думал, ты его так, забавы ради, а ты… серьезно? — Да, у нас с Томом все серьезно, — резко обернулась Меропа. — И однажды мы поедем туда, где я смогу носить это кольцо открыто! — Но ты же знаешь, что это не может продолжаться до бесконечности! — попытался вразумить сестру Морфин. — Однажды действие зелья закончится, и он тебя бросит! — А вот и неправда! — воскликнула Меропа. — Том любит меня. Просто ему нужна маленькая мотивация… — Тогда перестань давать ему Амортенцию… — Вот и перестану, — уже не так уверенно сказала Меропа. — И сам увидишь, что у Тома есть причина остаться со мной. — И какая же это причина? Ничего не ответив, Меропа почти бегом взбежала вверх по лестнице и закрылась в своей комнате. Вечером, стоя перед старым комодом с зеркалом, Меропа расчесывала волосы деревянным гребнем. При ярком свете свечи, укрепленной в стоящем на комоде подсвечнике, в мутном отражении на неё смотрела вполне заурядная девушка. Меропа редко слышала похвалу в свой адрес. Только "сквиб", "неумеха" да "малявка". Раньше она не понимала, почему папа был так зол на неё, но теперь всё было предельно ясно — она все больше и больше напоминала ему маму, которую Меропа видела только на колдографии в гостиной. Такие же черные волосы и светло-карие глаза. Меропу нельзя было назвать красавицей, но она уже подросла и перестала быть тем гадким утенком, которым была в детстве. Меропа нервничала и чуть было не выдернула клок волос, проведя слишком резко гребнем вниз. Руки её слегка подрагивали. Сегодня был важный день. Когда все уснут, Том, как обычно, придет за ней. Как и было уговорено, они поедут на мельницу Харрисов, чтобы посмотреть на звезды. И тогда Меропа сообщит ему… Она докажет Морфину, что Том останется с ней даже без действия зелья. Меропа провела рукой по слегка выпуклому животу. Она помнила, как испугалась, когда с её телом стали происходить весьма странные изменения. Сначала прекратились месячные, затем она заметила, что её соски стали крайне чувствительными, и временами накатывала непонятно откуда взявшееся усталость. По утрам её мутило, да и бегать в туалет по-маленькому она стала чаще обычного. Когда же её начали мучить частые запоры, а груди вместе с животом увеличились в размерах, Меропа немедленно отправилась в Литтл-Хэнглтон. Там обитал деревенский доктор, мистер Спрингфилд, крупный мужчина с роскошными моржовыми усами и пышной бородой, прикрывавшей двойной подбородок. — Поздравляю, голубка, залетела ты! — после короткого осмотра сообщил он. Поначалу до Меропы не сразу дошло, а когда дошло, она мгновенно запаниковала. Заметив испуг девушки, доктор Спрингфилд был вынужден провести экспресс-урок женской анатомии и наиболее доступным языком объяснить Меропе, что значит быть мамой. — Все будет в порядке, — заверил её доктор. — Не ты первая, не ты последняя. Хоть знаешь от кого? — Да, думаю, да, — пробормотала Меропа растерянно. — Ну тогда чего сидишь? Обрадуй папашу! — доктор Спрингфилд хлопнул её по ляжке и отпустил восвояси. Вернулась Меропа в полном раздрае. Известие о ребенке она решила держать в секрете, как от брата, так и отца. Уж тем более от отца. Она даже представить себе не могла, что будет, если он узнает, что она беременна от магла. В окно прилетела горсть земли. Это был их знак. Меропа убрала гребень в один из выдвижных ящичков с резными ручками и подошла к окну. Сидя на гнедой кобыле и держа поводья от другой, серой, Том помахал Меропе свободной рукой. Бросив застенчивую улыбку в ответ, Меропа направилась к выходу. В руках она держала старые мамины башмачки, чтобы не издавать ни звука. Она тихонько открыла дверь, ведущую в общий коридор, и осмотрелась. Полоска апельсинового света на полу убегала в спальню отца. Она не знала, спал ли отец или нет, но ясно было одно: если он и уснул, то недавно, ведь камин еще не погас. Стараясь ступать как можно тише, Меропа направилась вниз. Скрип ступеней чуть было не выдал её, но, казалось, никого не было. — Меропа, это ты? — послышался голос позади. Она замерла и с испугу чуть не выронила обувь. Сморщившись, словно в ожидании удара, Меропа обернулась и увидела сидящего за столом отца. Напротив него стояла початая бутылка огневиски. Сам же отец пялился в тарелку с остатками вчерашнего ужина. — Чего ты не спишь так поздно? — спросил отец на удивление беззлобно. — Вот, решила прогуляться немного, — пискнула она. — Поди-ка сюда, — махнул рукой отец не глядя. На негнущихся ногах Меропа подошла поближе. Отец оторвался от созерцания тарелки и обратил на дочь взор своих мутно-красных глаз. То ли из-за плохого освещения, то ли из-за дрожащего света свечи, стоящей на столе, Меропе показалось, что глаза отца были мокрыми от слёз. — Какая же ты красивая у меня, — сказал отец и погладил тыльную сторону её ладони. — Посиди со мной. Меропа молча повиновалась и села. — Прости папку, — мотнул он головой. — За что? — вымолвила она едва громче стука собственного сердца. — За всё меня прости, — сказал он, глубоко вздохнув. — Херовый я отец. Ох и херовый… — Не говори так, — попыталась успокоить его Меропа. — Не берегу я вас с Морфином, — пробормотал он и обвёл комнату заплаканным взором. — Посмотри, в какой лачуге мы живем. — Это не твоя вина, — Меропа погладила руку отца, покрытую черными волосками. — Наша семья стала бедной задолго до моего рождения. Ты сам нам рассказывал. — Раньше мы жили, как полагается потомкам Салазара, на широкую ногу, — шмыгнул красным носом отец, — пока мои дебилы братья не просрали всё. — Как так случилось? — спросила Меропа, изображая интерес — эту историю она слышала тысячу раз. — Как-как... Половину имущества они спустили на новенькие метлы, а вторую — проиграли в карты в Лютном, — Марволо опустошил стакан с подтаявшим льдом и поморщился. — А маменька моя, бабуля ваша, та еще тварь была, уж поверь. Все холила и лелеяла моих братцев… Я для неё был так, пустым местом. Ни кната мне не оставила. Марволо налил себе еще, выпил залпом и, поморщившись, продолжил: — Ох, как она разозлилась, когда я стащил у неё из-под носа фамильные реликвии и сбежал из дома. Да так разозлилась, что её удар хватил. Поделом жадной старухе. — Вот видишь, ты не виноват, — повторила Меропа, то ли убаюкивая, то ли успокаивая. — Просто так сложилось. — Я неудачник, да? — отец посмотрел на неё взглядом бездомной псины. — Конечно, нет, пап. Мы с Морфином тебя очень любим, — заверила его Меропа. Марволо сокрушенно опустил голову и заплакал, и Меропа не знала, плакал ли её отец или выпитый им огневиски. Скорее всего, второе. — Я вас тоже, — отозвался отец с опозданием. — Хоть папка иногда и бывает злой, он вас любит, по-своему, сука, но любит… Марволо положил голову на плечо дочери, щекоча заросшей бородой кожу на её ключице. Ноздри Меропы обжег кислый запах из его рта. Спина Марволо некоторое время содрогалась в хмельных рыданиях, после чего он притих. — Пап? — позвала тихо Меропа. Ответа не последовало — лишь шумное сопение у левого уха. Меропа просидела несколько минут, не смея пошевелиться, но когда почувствовала, что её спина затекает, то попыталась отстраниться от отца, но безуспешно. Марволо лишь пробормотал нечто невразумительное и прижался к ней еще сильнее. — Пап, пойдем наверх! — позвала она громко и подергала его за руку, и на этот раз, казалось, у неё получилось его разбудить. — А? Да-да, идем, доча. Папка так устал, так устал. Меропа перекинула безвольную руку отца себе через плечо и, собравшись с силами, резко встала. Отец весил стоунов пятнадцать, не меньше, но Меропе было не впервой тащить его на себе. Главное было — не уронить по дороге наверх. Пока они шли по ступенькам, Меропа вся взмокла. Камин в спальне отца давно потух, поэтому пришлось двигаться на ощупь. Уже через пару мгновений Марволо благополучно дрых в своей постели, а Меропа смогла перевести дыхание. Она спустилась на кухню и, подхватив башмачки, вышла в звездную ночь. Свежий ночной воздух взбодрил её, отгоняя мрачные мысли. Том уже ждал её. — Чего ты так долго? — шикнул он и быстро чмокнул её в щеку. Действие Амортенции сильно ослабло за последние два дня, но оно и к лучшему. — Прости, пришлось задержаться, — сказала она и обулась. — Седлай Иви, — скомандовал Том. Меропа мигом оседлала сивую кобылу, дернула поводьями, и оба поскакали в сторону мельницы Харрисов.***
На следующий день Меропа была в своей комнате. Она сидела на кровати, поджав колени. Раньше они доставали ей до подбородка, но теперь из-за небольшого живота это было сложно проделать. Раздался короткий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, Морфин заглянул внутрь. Он всегда так делал. — Эй, ты чего? — обеспокоенно спросил он. — Чего разревелась? Обидел кто? — Ничего, — шмыгнула носом Меропа и попыталась быстренько привести себя в порядок. Не хватало еще, чтобы Морфин догадался, в чем дело. Хотя ей уже было плевать. — Ничего, — повторила она для большей убедительности. — Ну кого ты обманываешь, глупая,— сказал Морфин и присел рядом на кровать. — Это из-за этого недоноска-магла? Меропа энергично закивала и, словно ища защиты, обняла брата. — Так что случилось? — повторил Морфин, гладя сестрёнку по макушке. — Этот засранец бросил тебя? — Да, бросил, — всхлипнула Меропа, стыдливо пряча лицо в рубашке Морфина. — Ну так невелика потеря… — Я жду ребенка… — прогудела она. — Что? — Я жду ребенка от Тома… Косые глаза Морфина расширились в недоумении, а его некрасивое лицо побледнело на несколько тонов. — Ты уверена? — Так доктор Спрингфилд сказал. — Магл знает? — Ага, — сказала Меропа еле слышно. — Я сообщила ему прошлой ночью, а он… а он… — её захлестнула обида. — Начал кричать на меня. Сказал, что это я во всем виновата и что ребенок не его… назвал меня шлюхой. Он назвал меня шлюхой, представляешь? Меропа не удержалась и разревелась с новой силой. Густые брови Морфина сошлись на переносице. Он вскочил с кровати и, достав палочку, направился к выходу. — Морфин! — шикнула Меропа тихо, чтобы не услышал отец. — Ты куда? — Научить этого ублюдочного магла джентльменским манерам… Меропа не успела и слова вымолвить, как Морфин уже бежал вниз по лестнице. Мгновение — и хлопнула входная дверь. — Какая же я дура, — прошептала Меропа и накрыла лицо засаленной подушкой. На следующий день, впервые за много-много лет, в дом Гонтов постучались. Это были ни гости, ни деревенские, ни уж тем более "родственники", которые раньше частенько заявлялись к ним, требуя отдать реликвии Слизерина, "принадлежащие им по праву". Меропа, занимавшаяся готовкой, выглянула в приоткрытое окошко, из которого валил пар, но никого не увидела. Закинув кухонное полотенце за плечо, она открыла дверь. В дверях, придерживая кожаный портфель, стоял тучный мужчина. На нем была нелепая ковбойская шляпа c золотыми колокольчиками, из-под которой выглядывали такие толстые линзы, что глаза за ними казались крошечными, как у крота. Словно на капитане морского судна, на мистере был стесняющий его брюшко сюртук цвета аделаида. Так одевались волшебники, когда пытались выдать себя за маглов. За спиной у мужичка стояли два амбала, больше походившие на его охранников, чем сотоварищей. — Доброе утро, мисс, — поздоровался мужичок и тряхнул колокольчиками на шляпе. — Меня зовут Боб Огден, а это мои коллеги. Морфин Гонт здесь обитает? — Это мой брат, а… На лестнице послышались грузные шаги. — КТО ТАМ? — завопил разбуженный стуком Марволо. В левой руке он сжимал палочку. — Добрый день, мистер… Гонт? — Кто спрашивает и чего вам надо? — Марволо пересек гостиную и кухню едва ли не в два шага и шикнул Меропе: — Смотри-ка ты лучше за жратвой. Дай взрослым поговорить. Меропа покорно кивнула и отошла в сторону. — Мы из Министерства, — пояснил Боб Огден. — Морфин Гонт здесь обитает? — Ну здесь. На кой вам? — кинул враждебно Марволо, насупившись. — Ваш сын обвиняется в нападении на семью маглов, живущих неподалеку. Позади заскрипели половицы — Морфин тоже спустился в гостиную. — И? — хмыкнул Марволо. — Кто сказал, что это именно мой сын сделал? — Других волшебников в округе нет, мистер Гонт, — поправил очки Огден. — Если вы позволите проверить палочку вашего… Он попытался зайти в дом, но был грубо остановлен Марволо, точнее, его волшебной палочкой, которая теперь упиралась Огдену в живот. Стоящие позади коллеги напряглись и потянулись за собственными. — Еще хоть на один дюйм твоя маглолюбивая рожа продвинется на мою собственность без спросу… — Мистер Гонт, не стоит затевать конфликт, — закудахтал Огден. — Мы пришли поговорить, только и всего! — С двумя помощниками? — прищурился Марволо. — Так я и поверил… — Это был я… — отозвался Морфин. — Они это заслужили. — Закрой рот, мальчик, — прошипел отец. — Что ж, если вы признаетесь в содеянном… — И что с того? — вспылил Марволо, заплевав лицо Огдена. — Ну, может, мой сын и проучил парочку деревенских… — Не просто проучил, а пытал! — возмутился Огден. Меропа ахнула и посмотрела на брата в надежде, что это неправда, но тот не обращал на неё никакого внимания и сосредоточенно наблюдал за министерскими. Огден стал рыться в портфеле, после чего выудил длинный рулон пергамента и развернул его. — Вот заключение бригады стирателей памяти, — он вновь поправил очки и принялся читать: — "Трое маглов подверглись заклятию Круциатус вчера между шестью и семью часами вечера в местечке Литтл-Хэнглетон..." — Они это заслужили! — выкрикнул Морфин, приближаясь ко входу. — Морфин, пожалуйста, не надо, — взмолилась Меропа и вжалась в столешницу. — Этот магл и его родители! — продолжал нарываться Морфин. — Они осквернили мою сестру! И что я должен был делать? Сидеть на месте? Вот я и… — он запнулся, наткнувшись на бешеный взгляд отца. — Что ты сейчас сказал? — прошипел Марволо. — Как именно осквернили? — Он… он обрюхатил и бросил её! — в сердцах сказал Морфин больше для министерских сотрудников, чем для отца. — Моя дочь и мерзкий магл? — ошарашенно переспросил Марволо. — Ты это имеешь в виду? Ах ты мерзкая шлюха… — Мистер Гонт, — встрял Огден, — нам поручено доставить вашего сына в Азкабан, где он пробудет до начала судебного заседания… — ВОН! — завопил обезумевший Марволо, размахивая палочкой. — ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА, МИНИСТЕРСКИЕ ШАВКИ! Едва он замахнулся, чтобы сотворить заклятие, как получил два оглушающих в грудь и, перелетев через всю гостиную, приземлился на спинку кресла у камина. Послышался пронзительный визг Меропы. Вместе с бессознательным Марволо кресло сначала накренилось, а затем упало. Министерские направили палочки на Морфина. — Гонт, иди с нами. По-хорошему… — Никуда я с вами не пойду! — Морфин ринулся было к окну, ведущему во двор, но был парализован в полете одним из сотрудников. Не привыкшая к таким нагрузкам оконная рама разбилась вдребезги, а Морфин вылетел на улицу и вспахал носом землю. Послышался мерзкий хруст, похожий на хруст суставов. Мистер Огден взмахнул палочкой, подняв застывшего Морфина в воздух так, чтобы их лица были на одном уровне. Из тонких порезов и неестественного кривого носа Морфина на землю капала кровь, мгновенной впитываясь в сухие черные трещины. — Мистер Гонт-младший, — начал мистер Огден тоном бюрократа. — Вы арестованы по подозрению в нападении на маглов, применении к ним непростительного заклятия Круциатус и иных заклятий, не только нанося тем самым физический вред, но и компрометируя Статут о Секретности. Вам всё понятно? Если да, моргните дважды. Сначала Морфин лишь бешено вращал глазницами, таращась на министерских. — Повторяю: вам понятно? — испытывающее спросил Огден. После недолгой паузы Морфин все же моргнул, как и просили. — Отлично, — снимая шляпу, кисло улыбнулся Огден и вытер взмокший лоб карманным платком. — Также мой долг сообщить вам, что вы не обязаны ничего говорить. Но это может навредить вашей защите, если вы не упомянете во время допроса то, на что позже будете полагаться в суде. Все, что вы скажете, может послужить как доказательством вашей вины, так и вашей невиновности. Если вам всё понятно, моргните дважды… Морфин моргнул дважды. В его глазах зарождалось понимание происходящего. — Чудно, — вздохнул Огден, нахлобучивая шляпу на полулысое темечко. — Спасибо, ребята. Больше делать нам тут нечего, — обернувшись к Меропе, он почтительно кивнул: — Простите за такой кавардак, мисс, и хорошего вам дня. Трое сотрудников вместе с обезоруженным Морфином исчезли с негромким хлопком, оставив Меропу наедине с бессознательным отцом. Дом как-то разом опустел. Не раздумывая ни секунды, она помчалась в свою комнату и стала хватать все вещи без разбору и швырять их в первую попавшуюся сумку. Сообразив, что ей понадобятся деньги, Меропа забежала в комнату Морфина и достала шкатулку из-под его кровати — его тайник, в котором он хранил остатки украденного у местных. В шкатулке было совсем немного: пара колечек из серебра низкой пробы, пара галлеонов, груда сиклей и с десяток магловских фунтов. Схватив все самое нужное, Меропа вышла к лестнице и тут же застыла. В трех ступеньках от неё стоял разъярённый отец. Хоть и выглядел он так, будто по нему проехалась не одна конная повозка, отпускать родную дочь он явно не намеривался. — Куда это ты намылилась? — спросил он с угрозой. — К своему маглу? — Пап, пожалуйста, дай мне пройти. Я хочу уйти. — Э-э-э, нет, малявка, — прошипел он. — Сначала тебе предстоит разучиться раздвигать ноги перед магловскими выродками. Он попытался схватить Меропу, но та умудрилась нырнуть под крупной ладонью и убежать в свою комнату. Захлопнув дверь, Меропа задвинула щеколду. Марволо затарабанил в дверь. — Открывай немедленно! — закричал он. — Папку нужно слушаться! — Оставь меня в покое, прошу тебя, — взмолилась Меропа. В дверь затарабанили ещё сильнее. — ОТКРЫВАЙ НЕМЕДЛЕННО, ШЛЮХА! Меропа не знала, куда деваться. Она ринулась к окну, но со второго этажа было прыгать рискованно. Она могла не только сломать ноги, но и навредить ребенку! — Bombardo! — раздалась за дверью, и та, слетев с петель, отлетела в стоящий напротив шкаф, едва не пришибши собой Меропу, которая чудом успела увернуться, упав на пол. Полетели щепки. В воздух поднялась груда пыли, затмившая комнату. В этом облаке Меропа увидела темный силуэт отца, который становился все больше и больше по мере приближения. В отчаянной попытке защититься Меропа вскинула вперед волшебную палочку матери. — И что ты собираешься с ней делать? — послышался насмешливой голос из оседающей дымки. Меропа взмахнула палочкой, но из неё лишь вырвался сноп искр. — Ха! — хохотнул отец. — Посмотрите на неё! ВОНЮЧИЙ СКВИБ ПЫТАЕТСЯ КОЛДОВАТЬ! — Пап, пожалуйста, оставь меня, — взмолилась она и замахала палочкой сильнее, но опять ничего не вышло. — ТЫ, КАК БЫЛА ЖАЛКОЙ НЕУМЁХОЙ, ТАК ТЫ ЕЙ И ОСТАНЕШЬСЯ! — Марволо взмахнул собственной палочкой и обезоружил дочь. Палочка Меропы закатилась под кровать; еще взмах — и Меропу ударилась спиной в стену у комода. — Что ты удумала? — он схватил дочь за шею. — Хотела сбежать со своим вонючим маглом? Стать предательницей крови? Так я живо вытрясу из тебя всю эту дурь! — Нет, я не этого хотела… — Меропа замахала руками в поисках опоры. — А чего ты хотела? — Марволо сжал тоненькую шею сильнее, да так, что та начала синеть. — Чем думала, когда раздвинула ноги для этого магла? — Я не знаю, — сипло проговорила Меропа и заплакала от страха. — Так получилось… — Не знаешь, малявка... Так это легко исправить, — пророкотал Марволо и направил палочку на её живот. — Я вырежу этого ублюдка из твоей утробы… Меропа нащупала стоящий на комоде подсвечник и огрела им отца по голове. Взревев от боли, Марволо пошатнулся и упал. Быстренько поднявшись на ноги, Меропа ринулась к кровати, схватила палочку, дорожную сумку и выбежала из комнаты. — СУКА! — послышалось со второго этажа. — НА ОТЦА РУКУ ПОДНЯЛА! Меропа оказалась на улице, её накрыло привычной тенью растущей у дома рощи. Бежать через чисто поле было опасно, так отец мог легко увидеть её, поэтому Меропа ринулась в дебри и побежала куда глаза глядят, подальше от отчего дома. Никогда в своей жизни Меропа не бегала так быстро. Сердце в груди бешено колотилось, но Меропа продолжала бежать. Вопли Марволо стали постепенно удаляться, пока вовсе не исчезли, поглощенные шелестом листвы и пением летних птиц. Пробежав около мили, Меропа остановилась, чтобы перевести дух. Она прислушалась, нет ли за ней погони. Похоже, что не было. Потирая шею, на которой стали проступать красные пятна, Меропа начала искать выход из леса. Вскоре она оказалась на его опушке, именно там, где начиналось знакомое ей поле пшеницы. Меропа огляделась. На холме, возвышаясь на деревней, она увидела высокий особняк, дом Риддлов. Это был её последний шанс. Если поговорить с Томом еще раз, он обязательно к ней вернется. Было время жатвы. Сельские девки, нанятые сквайрами, сначала сжимали колосья свободной рукой, а затем серпом подрезали колосья у самой земли. Из первой сжатой горсти сплетали пояс, который затем клался на землю, а на него сверху клались другие горсти пшеницы, образуя сноп. Меропа любила наблюдать за сбором урожая, хоть и никогда в нем не участвовала — отец вечно говорил им с Морфином, что потомкам Салазара негоже работать бок о бок с "грязными маглами". Меропа выбралась на тракт, ведущий в Литтл-Хэнглтон. Селяне перешептывались, смотря ей вслед. Спустя пару миль Меропа оказалась перед высоким особняком с множеством окон. Дом Риддлов был единственным домом во всем селении с черепичной крышей, собственным садом и примыкающей к нему усадьбой, в которой обитала прислуга. Весь участок был обнесен низким каменным забором, поросшим плющом, а вход на территорию преграждали высокие кованые ворота. Меропа приблизилась к воротам и увидела русоволосого мальчика лет шести в восьмиклинке. Он носил потертую жилетку, которая была ему явно великовата, а рукава мокрой от пота рубахи были закатаны по локоть. Мальчик подстригал бирючину огромными кустарными ножницами и был так поглощен своим занятием, что сперва не услышал оклик Меропы. — Хэй! Мальчик! Мальчик! — позвала Меропа во второй раз и помахала рукой. На этот раз мальчик услышал её. Он оглянулся в поисках взрослых, а когда никого не заметил, то направился к воротам сам. — Добрый день, мисс, — поприветствовал мальчик и с тревогой посмотрел на гостью. — Что с вами случилось? Вам нужна помощь? — День добрый, — ответила Меропа и оглядела покрытое пылью платье, которое, должно быть, выглядело не то чтобы свежо. — Нет, я в порядке. Спасибо. Подскажи, пожалуйста, дома ли Том? — Тот, что хозяин, или его сын? — уточнил мальчик. — Сын, — явно нервничая, Меропа стала перебирать пальцами цепочку медальона. — Они все дома, — сказал мальчик, снял кепку и вытер лоб. — Выглядят они не очень, честно вам скажу. Будто их по очереди лошадка подковой огрела. — Мне очень нужно поговорить с Томом, — сказала Меропа. — Он… Видишь ли, он — мой молодой человек. Это очень срочно. — Миссис Риддл велела никого не пускать, — нахмурился мальчик. — Они никого не хотят видеть сегодня. Даже прислугу выставили. — Ну так я не к миссис Риддл, я к Тому, — нажала Меропа. — Не знаю я… — замялся мальчик, почесывая затылок. — Всего на пару минуток, — взмолилась Меропа. — Одна нога здесь, другая там. — Ладно, — махнул рукой мальчишка. — Только быстро. Заскрипел металл — он отворил ворота и впустил её. — Спасибо тебе… — вздохнула с облегчением Меропа. — Кстати, как тебя зовут? — Фрэнк, — выпрямился мальчик. — Фрэнк Брайс. — Спасибо, Фрэнк, — сказала Меропа и посеменила к особняку. У подъезда к особняку виделась конюшня, в ней разномастные лошадки жевали сено. Меропа узнала сивую кобылку Иви. Козырек у входа подпирали две греческие статуи. Меропе показалось, что те смотрели на неё с осуждением. Меропа взялась за дверной молоточек и постучала так быстро, словно боялась передумать. Долго время никто не выходил, поэтому Меропа постучалась еще раз. Вскоре в дверях показалась статная женщина с тяжелыми веками, одетая в хоть и домашнее, но кипенно-белое платье. Её черные волосы были замотаны в тугой пучок, а на этом пучке красовалась рубиновая заколка. Выглядела миссис Риддл уставшей и недовольной одновременно. — Я же просила меня не беспокоить! Чего вам? — требовательно спросила она и, прищурившись, оглядела Меропу с ног до головы. — Ты не из моей прислуги, милочка… — Нет, мисс Риддл. Простите, что беспокою… — Хватит мямлить, — потирая виски, сказала миссис Риддл. — Говори уже. — Я бы хотела поговорить с Томом… Лицо Мэри Риддл мгновенно почернело, а лицо исказила маска презрения. — А, я поняла, зачем ты здесь, милочка. — Я просто хочу с Томом… Глаза миссис Риддл сузились в узкую щелочку, и она выплюнула: — Сразу тебе говорю: на мое наследство со своим выродком можешь даже рот не разевать! — Но я… — Решила повесить нагулянного в селе ублюдка на моего сына? Не бывать этому! — Что… я не… Я ни с кем больше не была! — Расскажи это в таверне рабочим, может, там тебе кто и поверит. Ты и мой сын? Не смеши меня! Ты хоть смотрелась на себя в зеркало, девочка? Грязное платье и не менее грязная рожа, а эти синяки на шее… Что, твой муженёк тебя лупит, так ты решила сесть на шею порядочным людям? — Я не… Вы все не так поняли. Миссис Риддл затряслась от ярости. — Убирайся отсюда! — Дайте мне объяснить, поговорить с Томом. — Убирайся, я сказала! ВОН! — она оглянулась в поисках прислуги, но, похоже, в обед все отдыхали, кроме маленького садовника. — Фрэнк! Фрэнк, негодный мальчишка, я кого зову? Стоящий в десяти ярдах от них Фрэнк тут же поспешил к миссис Риддл, на бегу придерживая то и дело спадающую кепку. — Да, мэм. — Фрэнк, будь так любезен, укажи этой… особе, где находится выход из нашего поместья. — Сию минуту, — Фрэнк взял Меропу под локоть и стал оттаскивать в сторону. — И еще, Фрэнк, — сказала напоследок Мэри Риддл, — если ты хоть еще раз пустишь кого-либо без моего на то разрешения, я прикажу твоей матушке хорошенько тебя выпороть, тебе ясно? — Да, мэм. Простите, мэм, — затараторил Фрэнк и потянул Меропу еще сильнее. Следуя за ним, Меропа то и дело оборачивалась в надежде увидеть Тома, но в окнах дома Риддлов никого не было. Покидала особняк Меропа понурив голову. — Простите, мисс, — сказал маленький Фрэнк, — но вам нельзя сюда приходить. — Я и не буду, можешь не переживать, — ответила она. — Спасибо, что впустил меня. Спустившись с холма, Меропа оказалась на развилке дорог. Она совершенно не знала, куда идти. Позади ей были не рады, а возвращаться домой было равносильно самоубийству. Вдали, где тропа разделяла долину на две части, послышался гудок паровоза. Сжав покрепче дорожную сумку, Меропа направилась на станцию.