То ли до небес нам, себя береги

Лёша толкнул его немного сильнее, чем стоило бы, но ответом ему послужил рваный шумный выдох, и он понял — зеленый свет. Тормоза сорвало быстро, его размазывало в духоте спальни от шороха одежды, рук Нурлана, которые были везде и нигде одновременно, от горячки, которой накрыло их обоих. Он подцепил пальцами шлевки чужих джинс, дернул на себя, порывисто, дезориентирующе — хорошо. Нурлан прикусил губу, чтобы не стонать слишком уж громко. Лёша впечатал его лопатками в стену, ухмыльнулся собственной ловкости и тому, какой Нурлан оказывается неповоротливый, когда возбужден. Обычно было наоборот: Лёша не вписывался в дверные косяки, ударялся обо все углы и тумбочки, что попадались на его пути, и все вокруг списывали это на его гиперактивность и невнимательность. Нурлан же в своем дефолтном состоянии был грациозен, как гребаная пантера, и, несмотря на его рост, передвигался практически бесшумно, дрался, словно по учебнику и танцевал так, что смотрели все. Лёше нихуево разгонял кровь тот факт, что он был причиной такого его состояния. В воздухе будто разлили электричество. Было жарко, сердце грохотало с удвоенной силой. Лёша опрокинул его на кровать, забрался сверху и смотрел так, будто Нурлан был величайшей драгоценностью. Ему хотелось вплавить его в себя, присвоить, лишь бы никогда больше в жизни не отлипнуть от этого человека. Как же он любил… и как же он был любим. Нурлан сжал пальцы на лёшиных бедрах, скользнул ладонями ему под задницу и перетянул его практически себе на ребра. Лёша был легким, пластичным и очень-очень сексуальным, а целовался так, что голова кружилась даже лежа. Они прикасались друг к другу почти с благоговением, Лёша лег на Нурлана, вытянулся вдоль него, и обхватил его голову руками, будто спрятать пытался. — От тебя пахнет сигаретами, — пытаясь собраться с мыслями пробормотал Лёша. — Эмир курил в перерыв, я с ним выходил, — шепотом ответил Нурлан. — Хорошо, сынок. — Давай вот без этого? — Нурлан говорил серьезным тоном, но Лёша чувствовал всем телом, как его разбирает смех. Какое-то время они оба бездумно улыбались, плавая в собственных мыслях и том мареве, которое образовалось в спальне, и выражение глаз Лёши смягчилось, когда их взгляды снова пересеклись. Он понял, в какой-то короткий, едва заметный миг, что перед ним — самое ценное, что только могло быть в его жизни. Это не просто «секс» — безликое, абстрактное — это, скорее, «заниматься любовью», потому что здесь Нурлан, его человек, его душа и рассудок, плоть и кровь, брат, друг и любовник — все в одном лице. И одно то, что у него это есть, делало его самым счастливым человеком на планете. Он улыбнулся, как-то даже потерянно, немного грустно, и думал о том, почему все это не мог сформулировать раньше. Нурлан словно мысли его прочитал, нахмурился в ответ, вздохнул, едва глаза не закатывая, мол «опять ты за свое», и утянул его в поцелуй, тягучий, чувственный, и до боли нежный, который разом выдул все желание продолжать это хаотичное лапанье. Будто кто-то свыше направлял их и подсказывал, что нужно делать. Зарывшись пальцами в Лёшины волосы, он почувствовал, что все тело перетряхивало от возбуждения. Лёша скользнул рукой к его колену, отвел ногу чуть дальше, и съехал вниз по постели, упираясь взглядом прямо в ширинку Нурлана. Панорама ему открылась потрясающая. Лёша выпутал его из джинс и увидел, как крепко у него стоит. Рот рефлекторно наполнился слюной, и он прижался губами к его члену прямо через ткань, оставляя влажные пятна по всей поверхности. — Блять, ты просто себе не представляешь, какой ты, — Лёша старался, правда изо всех сил старался построить предложение, но его мозг просто отключался рядом с Нурланом. Оставалась лишь дрожь, трепет и лихорадочное желание прикасаться к нему. — Скажи мне, — Нурлан говорил на выдохе, запрокидывая голову, изнемогая от желания. — Такой красивый. Сексуальный. Гибкий. От тебя жаром тянет, как от печки. Помоги мне бог, Нур, как же долго я тебя хотел. — Тогда сделай что-нибудь. Лёше, впрочем, два раза повторять не нужно. Нурлан сжал волосы на чужом затылке одной рукой, а второй смял простынь слева от себя. Лёша шумно застонал и нырнул вперед, обхватив головку губами. Пальцы у него на затылке сжались, когда член уперся в заднюю стенку горла, и Лёша начал сглатывать, втягивая щеки. Он провел ладонью по внутренней стороне бедра и выше, оставил руку на животе, растопырив пальцы так, словно пытался то ли погладить, то ли намертво в Нурлана вцепиться. И скорее почувствовал, чем увидел, как Нурлан переплел с ним пальцы. Он выпустил член изо рта с громким хлюпающим звуком, вытер рот тыльной стороной свободной ладони и склонился над животом, оставляя алеющие на коже поцелуи-укусы. Изголовье кровати было кованым, холодило руку, которой Лёша опирался на него, нависнув над Нурланом. Тот дышал рвано, словно марафон пробежал, и елозил головой по подушке. — Скажи, чего ты хочешь. — Руками, Лёш, пожалуйста. Он облизнул ладонь, тупо и развратно, словно подросток, но при этом не мог сказать, что не был в блаженном восторге от всего происходящего. Нурлан под ним едва слышно всхлипнул, когда члена коснулась грубая ладонь, но, стоило Лёше двинуть рукой первый раз, на пробу, снизу раздался стон. Громкий, хриплый — правильный. — Посмотри на меня. Нурлан поплыл — неизбежно — и уже минуту как был на грани того, чтобы кончить, но был таким податливым и нежным сейчас, что Лёша мог сделать с ним все, что душе угодно. — Такой хороший. Чувствительный и весь мой. Лёша наклонился к нему, впился в губы поцелуем, хотя Нурлан уже даже не способен был ему ответить, так что это было больше похоже на то, что Лёша вылизывает его рот. Он прижал палец под головкой, прикусил его нижнюю губу, и почувствовал, что всю руку залило спермой, а Нурлан под ним дрожал от удовольствия. Через две секунды, едва соображая, он и сам рухнул в оргазм. Руки, заботливые и теплые, натянули одеяло почти до подбородка, и Нурлан сонно поежился, сильнее кутаясь в одеяло. — Лёш? — Засыпай, Нур, еще только пять утра. Нурлан вслепую ткнулся носом, оказываясь среди тепла, и глубоко вдохнул запах, который стал ему родным. Лёша тут же подвинулся ближе к нему, целуя в макушку. Нурлан благодарно сжал руку на его предплечье. На потолке бестелесным великаном плыл свет фар, слышно было, как скрипят шины и сигналят те немногие водители, которые ехали куда-то в такую рань. Лёшу месяцами не отпускала одна и та же мысль. Он посмотрел на спящего Нурлана с бесконечной нежностью, понимая, что вот он, человек с огромным, постоянно кровоточащим сердцем, заботливый, добрый и сильный. И он был младше. Никто не говорил об этом вслух, да и не было никогда причин, но факт оставался фактом. Нурлан был младше Лёши, и, хотя он точно не считал его из-за этого слабее или глупее, он переживал. Сильно, с надрывом, потому что хотел уберечь. Нурлан был по-своему хрупок, а в Лёше ширилось и росло желание спрятать его и защитить. Это же был его Нурлан: опыт у них за плечами был равным, но у Лёши все болело от одной мысли о том, через что жизнь заставила его пройти. Лёша любил в нем все, и стольким вещам от него научился, что ему, наверное, остатка жизни не хватит, чтобы его отблагодарить. Они работали вместе, смеялись и страдали — тоже вместе. Нурлан завозился под одеялом, теснее прижимаясь к Лёше, и выдохнул спокойно, когда его рука знакомо легла на бок. — Ты опять думаешь. — Я сплю. — Мне слышно, как у тебя в голове шестеренки судорожно крутятся, Лёш. Что случилось? — Ничего не случилось, просто я, — голос надломился, и он понял, что лжец из него никудышный, — так страшно за тебя. Почему-то. Нурлан молчал с минуту. Лёша решил, что он либо уснул, либо придумывает какую-то грандиозную шутку, чтобы неповадно было. — Я тоже за тебя волнуюсь. Постоянно. А вот это явно не то, что он ожидал услышать. — Почему? — Я первый спросил, — Лёша на секунду отвернулся к окну, хмыкнул. Ребенок. В глазах запекло от непрошеных слез. — Ты такой молодой, — Нурлан собрался было возразить, но Лёша мотнул головой, — нет, подожди, я не в том смысле. Я переживаю за тебя, потому что то, через что ты прошел, у людей растягивается лет на сорок. Мне просто очень жаль, Нурик. И пиздецки сильно хочется тебя от всего дерьма уберечь. — Ты и так оберегаешь, Лёш. Я знаю, что ты рядом. Ты знаешь, что я рядом. Этого же не отнимешь, верно? — Да, но, — Нурлан прикоснулся кончиками пальцев к его губам, заставляя замолчать. Поцеловал почти целомудренно, нежно. Нурлан лег обратно и смотрел на него снизу вверх, закутанный в одеяло, как в кокон. Лёша ничего не мог с собой поделать, губы сами растягивались в бесконечно ласковой улыбке. — Я знаю, что могу на тебя положиться. Я всегда на твоей стороне. Я знаю, что из всех людей, к которым я могу прийти за советом или помощью, я приду именно к тебе. И ты приходи ко мне. — Я бы больше ни к кому и не пошел, Нур. Всегда только к тебе. Он обнял его так бережно, как только умел. Почувствовал, как Нурлан поцеловал его в шею и доверчиво ткнулся лбом в плечо. Только к тебе всю жизнь я и шел.