Terra incognita.

— Босс? Хорошо слышно и видно? — спрашивает Дазай, усевшись на водительское сиденье. Не его, рабочая машина действительно стоит недалеко оттуда, где происходят все события. В удобном месте, незаметная, так, чтобы не вызывала подозрений, но и чтобы была возможность быстро переместиться к самому эпицентру происходящего, если потребуется. Прослушка прикреплена к воротнику рубашки Исполнителя, наушник вставлен в ухо, а камера размещена на панели машины. Мори в этот раз лично заинтересован в задании, ему нужно проверить Чую и увидеть, каков он в деле, поэтому Главе Портовой Мафии из своего кабинета необходимо всё хорошо видеть и слышать. — Да, Дазай. Думаешь, одного пистолета будет достаточно? Да ещё и твоего личного. Не слишком ли? Огай говорит с насмешкой, которую Осаму профессионально пропускает мимо ушей. Но мужчина чуть хмурится, не ожидав, что жест будет замечен. Дазай не знает, зачем вручил Накахаре своё личное оружие — это просто показалось правильным. — Думаю, наследнику в принципе не потребуется оружие, — отвечает Дазай и слышит, как Мори на другом конце лишь хмыкает. Взгляд мужчины полностью сосредоточен на том, что впереди. Чуя оборачивается на выходящих из здания резко и настороженно. То и не удивительно — людей в чёрных камуфляжных костюмах и с автоматами не меньше двухсот. Были готовы и ожидали, это очевидно. Южная организация — одна из самых сильных, что работают с Хаяси-кланом, и отправлять туда в одиночку юношу, что не контролирует собственную способность, а в руках за всю жизнь держал только травмат — значит отправлять его на верную смерть. Однако Чуя — не обычный юноша, и всё поставлено только на его способность и характер, а не на боевые умения. Осаму, как ведущий дело по клану Хаяси, осмелился выступить против Главы, утверждая, что это задание должно быть его. Но кто позволит ему у Мори на пути? Разумеется, на случай, если всё обернётся не в их сторону, к наступлению готовы и солдаты Портовой Мафии с людьми Накахара-клана, ожидающие приказа Дазая в красном здании на соседней улице. Но только если наследник будет при смерти или всё пойдёт не по плану, ведь эту организацию они должны уничтожить в любом случае. И будет лучше, если это всё-таки сделает Чуя. Дазай видит, как парень теряется, наблюдая за вооружёнными людьми, но практически сразу берет себя в руки, проверяя пистолет на перезарядку. Исполнитель не может сдержать смешка, когда фантомно слышит, как рыжеволосый фыркает, — эта привычка стала такой же знакомой, как и его шумная походка, — а после выкидывает пистолет в траву. Ну конечно, идти с этим на целую организацию смешно до глупости. Но не глупее ли остаться совсем не вооруженным? Не в его случае. — Ты вновь оказался прав, Дазай, — в левом ухе слышится чужая ухмылка, и мужчина лишь слабо улыбается. Это было очевидно. Чуя идёт к вооруженным людям не спеша, со стороны даже может показаться, что парень уже не в первый раз в такой ситуации, но Дазай слишком хорошо изучил этого эмоционального юношу — он знает, как на самом деле того сейчас трясёт. Из толпы выходит один мужчина, тоже вооруженный, но в отличающейся цветом форме, и легко догадаться, что он — главный. Человек начинает говорить с Чуей, но, к сожалению, ставить на рыжеволосом прослушку не было смысла, она наверняка сломалась бы во время боя, поэтому Дазаю остаётся лишь догадываться, о чем тот вещает. Мужчина кажется немного удивленным, как и все остальные члены организации, оглядывающие территорию в поисках других людей. Осаму признает ход Мори: отправить лишь одного Чую, что выглядит слишком молодо — это эффект неожиданности для врага. Особенно судя по реакции Главного, что даже начинает смеяться. Дазай растягивает губы в ухмылке и щурит взгляд. Насмехаешься над Накахарой — всегда жди в ответ только одно. Чуя взрывается моментально, видимо, услышав нечто для себя оскорбительное. Способность ещё не активирована, но он уже летит на вышедшего вперёд человека под настороженно направленными на него автоматами. Однако солдаты не спешат открывать огонь — всё ещё не понимают, что за чушь происходит. Накахара приближается к врагу нечеловечески быстро, бьёт того в челюсть, а затем ловко уворачивается от ответного удара. Поставив в тренеры Чуи себя же, Дазай сразу завысил для него стандарты противника. Всё происходит довольно быстро: Накахара с привычной яростью на юном лице старается нанести врагу ещё несколько ударов, но тот не торопится даже элементарно поднять автомат, останавливая своих людей ладонью: он принимает драку на кулаках, пытается перехватить руки Чуи. Парень от этого уходит, но тут же получает крепкий удар в живот, сгибаясь и делая шаг назад. Дазай видит, или, скорее, просто знает, как Накахара делает несколько глубоких вздохов. Затем он вновь бросается вперёд. На этот раз его движения пускай и пропитаны злостью, но легки и пластичны: он словно практически не касается земли, точно парит над ней; очень быстро обходит противника боком, а затем с силой бьёт тому кулаком в ухо, дезориентирует, и, поймав момент, ударяет сзади по коленкам. Этот приём ему когда-то объяснил Дазай. Его эго не может не откликнуться чувством довольства. Но в следующую же секунду что-то идёт не так: фиолетовая вспышка, Накахара вдруг отлетает на добрых метров семь, прокатившись при падении по земле и поднимая пыль, и сталкивается со вторым зданием, стена которого тут же обваливается, превращаясь лишь в гору кирпичей. Ими засыпает юношу. Дазай едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть, но всё равно слабо подаётся вперёд, не выводя дыхание из равновесия — каждый его вздох, каждая его мысль слышны Мори. Произошедшее осознаётся не сразу: толчок, из-за которого Чуя так отлетел, был вызван сверхспособностью, а стена здания развалилась не от удара чужого тела — в неё тоже, следом за Накахарой, полетела ярко-фиолетовая сфера. И почему у них не было информации, что один из членов организации, тем более главарь, — эспер? Дазай внимательно наблюдает за местом обвала. После подобного столкновения выжить сможет не каждый, уж точно не обычный человек. Вокруг тишина, Осаму совершенно не обращает внимания на встающего на ноги противника и его ухмылку. Исполнитель понимает, что его пульс участился. — Готовимся, — говорит Дазай во второй динамик, Акутагаве, в чьём подчинении сейчас солдаты в здании на соседней улице. — Принято, — отвечает Рюноске, прерываемый помехами в связи. — Дайте знать, когда нам выдвигаться, Дазай- — Оставаться на месте, Акутагава-кун, — перебивает его Мори, и Осаму на секунду прикрывает веки. — Дазай, неужели не дашь наследнику шанс показать себя? Мужчина смотрит на кирпичную кучу, под которой находится Чуя, и молчит, потому что знает Мори. Кирпичи разлетаются в разные стороны спустя несколько мгновений после слов Главы Портовой Мафии, и Дазай видит, как Накахара, окружённый алым сиянием, с трудом поднимается на ноги, а после отделяет кусок земли под собственными ногами и взмывает на нём в воздух. Одежда на мальчишке местами изорвана, шляпу он цепко держит пальцами, а из носа и рта медленно текут струйки крови, как и из раны на лбу, едва не заливая глаза. Парень дышит тяжело, и мужчина практически чувствует эту животную ярость и безумие, что исходят от Чуи — это видно по его позе и взгляду, направленному на людей южной организации. На того, кто несколько минут назад впечатал его в стену. Автоматы тут же направляются на Чую, и открывается стрельба, на пару мгновений оглушая. Движения наследника плавные, хотя местами и пронизаны грубостью. Настоящая жестокость проявляется, когда Накахара останавливает сотни выпущенных в него пуль и переводит их в сторону противника. Стоящие в первых рядах солдаты тут же падают замертво. Стрельба не прекращается, но у Накахары по-прежнему ни одного пулевого ранения. Он начинает двигаться к толпе. Плавным взмахом руки вырывает из земли куски, направляет их в людей, практически закапывая заживо. Все его движения и жесты аккуратны, но несут смерть и разрушение. Дазай наблюдает молча, готовясь в любой момент выйти из машины, чтобы остановить мальчишку, кажущегося сейчас бомбой замедленного действия. Чуя за несколько минут расправляется с большей частью солдат — теперь по территории разбросаны десятки трупов. Кто-то из выживших продолжает стрелять, кто-то бежит в здание, из которого только недавно вышел. Но Накахара не обращает на них внимания — смотрит на эспера, что ударил его. Рыжеволосый оказывается рядом с ним быстро, с силой вырывает автомат и откидывает в сторону, тут же перехватывает чужую руку, готовую ударить, и Дазай знает, что стоял бы рядом — услышал бы хруст сломанной кости, болезненный крик же до него и так доносится. Накахара бьёт мужчину в живот, применяя способность, а затем хватает его за короткие волосы, и теперь враг тоже охвачен пылающей красной оболочкой. Под давлением гравитации Чуя опускает его на колени и бьёт локтем в лицо, заставляя упасть на спину. Каждая пуля, что летит в его сторону, перенаправляется в противоположную, к стреляющим, и вскоре на поле битвы в живых остаётся только наследник и Глава организации, лежащий перед ним. Юноша опирается на его грудь коленом и начинает бить по лицу кулаками, с каждым ударом прикладывая всё больше силы и не позволяя двинуться. Первый удар, второй, третий… Шестой — мужчина захлёбывается собственной алой кровью, кашляя и что-то хрипя, девятый — его лицо превращается месиво, а сам теряет сознание. Чуя ещё несколько долгих секунд смотрит на него, но останавливается, резко выдыхая, это видно по его дернувшимся плечам. Дазаю почему-то кажется, что Накахара сейчас обернётся, собравшись разнести и машину Исполнителя, но этого не происходит. Парень поднимается на ноги, стирая рукавом кровь с губ, а затем, чуть хромая, идёт в сторону здания и пропадает за железными дверьми. На улице, где ещё несколько минут назад раздавались крики и звуки стрельбы, стоял шум от падающих кусков земли с камнями, наступает гробовая тишина. — Впечатляет, не правда ли, Дазай? — слышит мужчина холодный голос в левом ухе и откидывается на спинку сиденья. — Приемлимо, — сухо отвечает Осаму, ожидая. Его брови ещё ни разу за прошедшее время не разгладились, ни одна мышца не пришла в расслабленное состояние. — Считаешь, что справился бы лучше? — дразнит, и для человека, что в Портовой Мафии одиннадцать лет, из которых девять — в роли Исполнителя, эти слова звучат смешно. — Ты не такой эффектный, Дазай. И я никого не оставляю в живых. Он видит, как главный член южной организации все ещё еле-еле дышит, и знает — этого через камеру не увидеть. — Вы правы, Босс, — соглашается Осаму и усмехается. — Я ещё не встречал более разрушительной способности, и что-то мне подсказывает, что это только половина всей силы, — размышляет Огай, и Исполнитель вновь мысленно с ним соглашается. Он видел эту тьму, что наполняет небесно-голубые глаза, когда всё выходит из-под контроля. И однажды она прорвётся наружу. Дазай резко поднимает острый взгляд на здание, и в эту же секунду оно громко взрывается. До машины чудом не долетают кирпичи, взметнувшиеся в воздух. У взрыва только три возможных причины: бомба, газовые трубы, задетые способностью, или же сам Чуя, не справившийся с переполнившей его силой. — Иди, — негромкий голос в наушнике, и Дазай почти сразу же срывает с себя все проводки, выходя из машины и резво направляясь в сторону здания, объятого высоким пламенем. Исполнитель по пути забирает свой пистолет, оставленный Чуей на земле, а затем подходит к едва живому человеку, и по улице разносятся три выстрела. Он изучающе оглядывает периметр и идёт дальше, ища парня взглядом. Но Накахара находит его сам, все ещё мерцающий красным, едва стоящий на ногах и бледный как полотно. Он выбирается из обломков, быстро направляется к Дазаю, несмотря на явно травмированную левую ногу. Тот не успевает прочесть эмоции на лице, где с сажей и грязью смешалась кровь. — Давай же, мать твою! — сипло рычит Чуя, подходя ближе и слабо хватаясь за черный плащ мужчины. Дазай только вблизи замечает, как у Накахары из открытой глубокой раны на руке хлещет кровь, и всё настолько плохо, что едва не виднеется кость. Алая жидкость льётся на землю, пачкает и самого Дазая. Однако парень, в отчаянии изламывая брови, заставляет обратить внимание на ползущие по его телу красные рваные линии. — Быстрее, Дазай! — Какая знакомая фраза, — отпускает шутку Осаму, но чувствует, что собственные губы не в состоянии дёрнуться в усмешке. Он еле отрывает взгляд от раны на чужой руке и применяет способность, накрывая своей ладонью ледяную кисть Чуи и отстраняя её от себя. На секунду Накахару ослепляет лазурный свет, и тот, наконец, позволяет себе без сил упасть на колени, посмотреть на рану и от боли скривить лицо. Дазай тяжело вздыхает, а после быстро сбрасывает с себя плащ, сразу же закатывая рукава белой рубашки, сматывает со своей руки нужную длину бинта, отрывает ткань. Опускается на колено рядом с мальчишкой и крепко перевязывает его руку выше локтя, чтобы хоть немного остановить поток багровой густой жидкости. Чуя шипит и мучительно стонет, сгибаясь, и Осаму, закрепляя жгут, не сразу чувствует, как на его оголенную руку капают слезы. ____ Когда лифт с характерным сигналом прибывает на нужный этаж и двери открываются, Чуя вваливается в квартиру, едва не падая; его ноги заметно дрожат. Дазай поддерживает его под руку, но юноша вырывается из последних сил, безнадёжно пытаясь оттолкнуть, и это вызывает у мужчины легкий смешок. — Да отпусти ты меня, придурок, — фыркает рыжеволосый, и Дазай не слышит в его голосе злобы или раздражения — лишь бессилие и смертельную усталость. Мужчина ничего не отвечает, отходит от мальчишки, молча позволяя тому пройти дальше. Сам Осаму скидывает ботинки и провожает его взглядом. Чуя бредёт на кухню, накрывая руками самые болезненные места и хромая. Ровная осанка исчезла, каждое движение через силу, а рыжие волосы, ранее собранные в хвост, спадают на лицо и плечи свалявшимися прядями. Чуя почти сразу же возвращается с бутылкой виски и пачкой сигарет, а затем слышится лишь хлопок двери в ванную. В квартире становится совершенно тихо, пока не раздаётся шум включённой воды. Осаму ничего не говорит Накахаре — алкоголь может вырубить парня в таком состоянии прямо в душе, но Исполнитель и сам каждый вечер берётся за бокал. После задания Дазай отдал приказ Акутагаве разобраться с трупами и горящими обломками здания, сам же отвёз Чую в офис, где их уже ожидала Акико Йосано. Он не присутствовал в медкабинете, но предполагает, какая доза обезболивающего была введена наследнику, который теперь мешает его с виски. Рану на руке зашили. Выяснилось, что при падении Накахара сильно ушиб ногу, чудом избежав перелома. Акико настаивала, чтобы Чуя на ночь остался в медкабинете офиса, но тот твёрдо заявил о намерении вернуться в квартиру. Дазай проходит в гостиную и отправляет короткое итоговое сообщение Мори: «Задание завершено успешно», а после падает на диван, прикрывая глаза и обдумывая произошедшее. ____ Веки налиты свинцом и будто весят тонну, открыть глаза кажется совершенно непосильной задачей, но Чуя всё же старается сделать это и сфокусировать взгляд. Комната залита тёплым вечерним светом из окна, и парень с тихим недовольным вздохом понимает, что его режим сбился окончательно — он снова просыпается слишком поздно. По сути, это не такая уж и проблема, но ломающийся привычный режим жизни разливается внутри слабой досадой. За которую, однако, хочется держаться. Потому что жаловаться на сбитый режим — это нормально. Потому что ворчать из-за запутанных рыжих волос, стоя под горячим душем — нормально. Потому что видеть, что под глазами от усталости залегли тени — нормально. Но находить на теле всё новые синяки и раны, с болью понимать, что на руке останется длинный шрам после столкновения с чужим ножом в проклятом взлетевшем на воздух здании, и осознавать, что твоя способность может разорвать тебя в любую секунду и убить сотню человек — вот что не нормально. А за нормальность, за привычное хочется держаться до побеления пальцев. Чуя старается сесть на кровати и шипит, когда тело отзывается ломотой в костях и болью в мышцах. Он вздыхает — после падения и алкоголя болит голова. Ранее к спиртному не тянуло, но вчера юноша напился до такой степени, что его вырубило, стоило только коснуться подушки. Чуя старается не думать о задании, но при виде сбитых костяшек, покрытых тёмной корочкой, воспоминания сами врываются в голову. Что-то яростное, животное, не его, разлившееся в нем, стоило только взглянуть на противника. Накахара не знает, что это было, но помнит сладкий металлический вкус удовольствия, крепчавшего с каждым новым ударом по чужому лицу. С каждым новым трупом, упавшим на землю. Он слабо мотает головой, отгоняя густой туман мыслей, и решает не думать об этом. Не сейчас. Его желудок скручивает спазмом, доносится характерное урчание, и Чуя не может вспомнить, когда в последний раз нормально ел. Это становится единственным желанием на данный момент. Накахара делает низкий пучок, хотя волосы всё ещё немного влажные. Сколько он проспал? Часов десять? Тринадцать? Сколько бы ни было, он всё ещё ощущает слабость во всём теле, когда с недовольным стоном встаёт с кровати. Каждый шаг болезненно отдаётся в висках. Накахара покидает комнату, шлепая босыми ногами по холодному полу. Придурок Дазай снова не закрыл окно в гостиной. Опять делает из квартиры морозильную камеру. Чуя останавливается, осознавая, кто дотащил его вчера до квартиры, отпуская очередные бредовые шутки, заставлявшие оставаться в сознании. Он всё ещё раздражается, когда вспоминает, что его одного оставили с двумястами солдатами. Но после понимает — задание есть задание, оно именно его, а не Дазая. Тот лишь вовремя остановил вырывающуюся из-под кожи тьму. Накахара идёт дальше по коридору и вдруг чувствует приятный запах еды, пускай и с нотками гари. Он слабо хмурится, опуская рукава светлой тонкой кофты, чтобы не было видно его перебинтованную руку. На лице много пластырей, как и по всему телу. Дожили. Ловит себя на неприятной мысли, что он теперь почти весь перебинтован, как и чёртова ходячая мумия, стоящая сейчас на кухне и творящая невесть что. — Что ты делаешь? — сипло спрашивает Накахара, застывая в кухонном проёме. Дазай тут же оборачивается со своей дебильной ухмылкой. Парень подмечает, что впервые видит Осаму в домашней одежде. Простые серые штаны и тонкая кофта, обтягивающая спину и руки. Бинты, конечно же, никуда не делись. Выглядит непривычно и по-дурацки. — Доброго утра, Чу-уя! — тянет Дазай, и Накахара невольно кидает взгляд в окно. Солнце уже садится, поэтому все небо залито тёплым оранжевым светом. Придурок. — Ага, и тебе не хворать, — фыркает Накахара идёт к открытому окну, чтобы с хлопком его закрыть, а после возвращается на кухню. Он хромает — наступать на ногу не так больно, как вчера, но всё же. Чуя присаживается на стул, утыкаясь лбом в расцарапанные ладони. Зашитая рана на руке словно огнём горит, тянет и болезненно ноет. — Ты решил спалить квартиру? Чуя поднимает уставший взгляд, потирая пальцами виски, и натыкается на самодовольное выражение чужого лица. — Ты слишком жесток к моим навыкам в кулинарии! Я прекрасно готовлю! Чуя морщится, когда в кастрюле что-то булькает и запах гари становится чуть сильнее. Нет, он не будет спасать их ужин. Так, стоп. Что? — Какого черта ты вообще готовишь? — Чуя морщится, словно попробовав что-то кислое, но, несмотря на любопытство, так и не поднимается с места, чтобы заглянуть в кастрюлю. — Ну, Чуя, ты же у нас немного поломанный, а голодать я не собираюсь, — легко отвечает Исполнитель, снова отворачиваясь лицом к плите, и Чуя прожигает взглядом чужие лопатки. — Ты разорил мои запасы виски, я не могу доверять какому-то пьянице собственную кухню. Чуя едва сдерживается, чтобы не метнуть в Осаму пустую вазу для фруктов, стоящую на столе. — Это я ещё пьяница?! — тут же реагирует, и собственный громкий возглас отзывается болью в голове и заставляет ощутить всю сухость во рту. Осаму словно мысли читает — ставит перед ним на стол стакан с водой. Конечно же, громче, чем мог бы. Чуя бросает на него недовольный взгляд, что медленно становится подозрительным. Чуя почти произносит «спасибо». Но глотает это слово, прищуривая глаза. — Зачем ты это делаешь? — О чем ты, подставка для шляп? Дазай не смотрит на него, выключает плиту и что-то мешает в кастрюле. Об ужине, о стакане с водой. Это так и норовит сорваться с языка, однако Чуя просто смотрит, зная, что Дазай понял, и ожидает ответа, при этом надеясь, что тот ничего лишнего не скажет. Но Дазай лишь молча садится на стул рядом, поставив локти на стол и уткнувшись подбородком в кулаки. Просто смотрит, ухмыляясь, и это бесит. Привычное раздражение горячим ручейком растекается по венам. — Ты головой ударился, Дазай? — спрашивает Чуя просто потому, что ему неловко от молчания. — Нет, я вчера в стены не летал, — отвечает Осаму, и воспоминания отзываются фантомной болью в области затылка. А может, и не фантомной. — Ты идиот, — шипит Накахара, всё же делая желанные глотки прохладной воды из стакана. Становится легче. — Ты можешь хоть иногда не быть таким злым, Чу-уя? Наследник моргает и с непониманием вглядывается в карие глаза. Этот вопрос что, искренний? Да ну, нихрена, Дазай наверняка просто издевается над ним! Но что-то под боком неприятно колется, и юноша вздыхает, чуть расслабляясь. Опасности нет, нужно восстановить дыхание. Парень и сам ощущает, что в защитной реакции становится словно покрытым острыми иглами. Но он имеет право чувствовать себя так рядом с Исполнителем Портовой мафии. Они не друзья, они друг другу никто, чтобы вести себя иначе. — Твоё задание завершилось успешно. Поздравляю, Чуя, ты его выполнил, — говорит Осаму, и Чуя снова хмурится, тяжело выдыхая. — Мори остался доволен. — А мне быть довольным этим? — вырывается у Чуи, и юноша поднимает рукав кофты, показывая покрасневший бинт. И когда кровь успела снова пойти? Рана на руке, что ни на секунду не переставала болеть, это лишь часть. Всё его тело — гематома. Что-то тёмное мелькает в глазах Осаму, но тот быстро меняет выражение лица, слабо пожимая плечами и с равнодушием разводя руки в стороны. — Она хотя бы на месте! — Merci pour ça, — тихо бурчит Чуя, отводя взгляд. Он предполагал такой ответ Дазая. И не ожидал ничего другого. Мужчина вдруг встаёт и отходит к столешнице, открывая верхний шкафчик и доставая оттуда белую коробку, похожую на аптечку. Он ставит её на стол рядом с Чуей, что наблюдает молча и настороженно. Первый порыв, когда Дазай вдруг слабо берёт его руку и тянет на себя — ударить. Чуя вскидывает брови, принимая попытку вырваться, но хватка на кисти становится сильнее. — Что ты творишь? — Доверься мне, Чуя, — с усмешкой говорит Осаму, исподлобья глядя прямо в голубые глаза, и Накахара отводит взгляд на собственную руку, думая о том, что если бы эти слова прозвучали всерьёз — его бы пробрало на нервный смех. Расслабиться не получается: Накахара внимательно следит за каждым движением Исполнителя, хотя и понимает — тот явно не собирается вредить, но чувство опасности, возникающее уже рефлекторно, не может перестать душить. Дазай осторожно разматывает бинт, пропитанный свежей кровью, и оставляет его на столе. Чуе нехорошо, когда он видит этот аккуратный шов, покрытый йодом. Рана неровная и отвратительная, кожа вокруг красная, шрам останется мерзкий. Чужие длинные пальцы отдают прохладой, одной рукой Осаму держит его у локтя, второй протирает рану пропитанным перекисью ватным диском. Чуя морщится, но не издаёт ни звука, кроме шумного дыхания — щиплет очень сильно, хочется вырвать руку из хватки и подуть на рану, но парень терпит. — Не видел этого до того, как ты вошёл в здание. Когда успел? — негромко интересуется Осаму, звуча слишком обычно, без его привычной дебильной манеры говорить. — На меня там сразу же налетел один из солдат, — отвечает Чуя, и из-за того, что зубы приходится разомкнуть, с губ срывается рваный вздох. Ватный диск в чужих пальцах едва касается, но всё же приносит боль. — Не успел сразу среагировать. — Что случилось потом? Чуя чуть хмурится, переводя взгляд на Дазая. Тот сидит близко, но голова опущена к руке, и из-за этого лицо закрыто тёмными волнистыми прядями. — Половину убил сразу, — отвечает Чуя, внутри содрогаясь от собственных слов. — Потом взорвал газовые трубы, так было удобнее. Осаму кивает, соглашаясь, и открывает тюбик с мазью. Та ещё холоднее, чем пальцы мужчины, и по рукам бегут мелкие мурашки. Чуя поджимает губы, внимательно наблюдая, как Дазай в тишине наносит мазь, а затем достаёт новый бинт. Накахара не может прочесть ни одной эмоции на лице напротив. Мужчина словно размышляет о чем-то своём, мысленно находясь далеко отсюда. — Почему мне не сказали, что там есть эсперы? — хрипло спрашивает Чуя, теперь глядя на то, как Дазай перевязывает его руку. Ловко и умело, ведь делает это каждый день. — У меня не было такой информации, — бесцветно отвечает Дазай, и у Чуи сосёт под ложечкой. — Прекрасно. Надеюсь, в следующий раз она будет, — не выдерживает Накахара, чувствуя яд на кончике языка. Дазай тут же поднимает на него взгляд, заставляющий лишь на секунду пожалеть о своих словах. Но всего на секунду. Наследник ведь прав. — Я тоже. Чуя изгибает бровь, а после фыркает, вновь наблюдая, как пальцы Осаму закрепляют повязку. — Ты убил его? — без уточнений спрашивает Накахара. Он хорошо помнит, что оставил Главу организации в живых, но когда вышел из горящего здания, мельком заметил у противника пулевые ранения. Ответ очевиден, сам вопрос совершенно не нужный, но Чуя чувствует, что должен спросить об этом. — Да. В следующий раз, надеюсь, ты не допустишь подобное. Холод в его голосе пробирается под тонкую кофту, и Чуя плавно отнимает тонкую руку и кивает. Выражение лица Дазая меняется мгновенно, вновь становится расслабленным, и наследник прекрасно понимает: Исполнитель знает, почему Чуя не прикончил того человека, но не задаёт вопросов. Накахара помнит каждое касание кулаком чужого лица, не забыл и ощущение необузданной злости. Чуя налетел на него не из-за его слов и даже не из-за удара о стену. Он хотел выпустить собственную ярость, но всё-таки остановился, когда понял, насколько далеко это может зайти. Других он убил, лишь выполняя приказ, но именно того человека хотелось разорвать. Мотив этого желания так и остался неопределённым. Портовая Мафия действительно прислала лишь тебя? Может, ты просто потерялся, мальчишка? Иди куда шёл, тебе здесь не место. До чего смешно! Этот противный голос, пропитанный едкой насмешкой. Этот мерзкий смех и улыбка. Чуя стер её с чужого лица, а лишь потом с ужасом осознал, насколько сильно́ было чувство удовлетворения. Из мыслей его вырывает Дазай, встающий с места. В его движениях нет напряжения, и Чуя тоже немного расслабляется. Затем перед ним появляется тарелка с горячим рамёном, от которого исходит пар. Выглядит действительно очень аппетитно, желудок тут же отзывается на запах. — Ты явно переоцениваешь свои таланты, Дазай, — говорит Чуя, когда пробует. Это было… неплохо, не более. На вид куда вкуснее, чем на самом деле, но Накахара, во-первых, слишком голоден, а во-вторых, никогда бы и не признал, что стряпня Дазая хоть немного вкусна. — О нет, Чуя, ты ранил мои нежные чувства! Как мне жить дальше?! Чуя сдерживает лёгкий смешок в уголках собственных губ.