Всякая любовь хочет быть вечной, в этом и состоит ее вечная мука. Эрих М. Ремарк
Сяо Чжань, прищурившись, с усмешкой наблюдал, как под раскаты грома Геката распекала своих дочерей. Актриса несомненно была хороша, но куда ей до богини, в руках которой цепи, из последних сил сдерживающие разъяренных псов Аида? Покровительница ночных тварей, будь она здесь, лишь презрительно поджала бы губы и спросила бы его, зачем он страдает этой человеческой ерундой. Но Гекаты, их дорогой Матери, здесь не было, и, честно признаться, Сяо Чжань уже восемь сотен лет ничего не слышал о ней. Было бы гораздо хуже, если бы слышал: явление божества — это дело, знаете ли, нешуточное. В прошлый раз, когда Геката с Персефоной на пару решили развеяться и посмотреть на людей, а заодно и узнать, чем занимаются их многочисленные детишки, их короткая прогулка обернулась, кажется, исчезнувшей с лица Земли страной?.. Что же за страна это была?.. Сяо Чжань и не вспомнит сейчас. Даже век не припомнит……И он, забывши страх и стыд,
Вообразит, что вправду он
От ран и смерти огражден.
Людей погибель — в похвальбе,
В уверенности их в себе…
Сяо Чжань хмыкнул. Кажется, Геката, и правда, говорила что-то такое. Он даже не сомневался в том, что кто-то из приближенных к их Матери дев нашептал спящему Уильяму слова Богини. Рядом раздалось протяжное сюрпанье, и Сяо Чжань, поморщившись, с укором посмотрел на Сюань Лу. Ее красные глаза в темноте VIP-ложи кровожадно поблескивали. Она отняла от накрашенных губ трубочку и посмотрела на него, недоуменно приподняв красивую, ровную бровь. — Тебе не кажется, что ей не хватает чего-то? М-м-м… может быть, я… — Ты не будешь вмешиваться в ее сны и насылать на нее заговоры, Сюань Лу. — Спокойно сказал Сяо Чжань, снова повернувшись к сцене. — Иногда ты такой зануда, Чжань-Чжань. — Скривилась подруга. — Разве тебе не интересно посмотреть, что с ней станет? — Помни: погибель — в похвальбе, в уверенности их в себе… — Наставительно процитировал он. — Ты столько раз смотрела со мной этот спектакль, нет, Сюань Лу, мы видели, как Малькольм убил Макбета в Абердине, но ты так и не научилась тому, что излишняя власть — затея так себе? — Хорошо-хорошо. — Сюань Лу невинно захлопала длинными ресницами и зубасто улыбнулась, выставив Сяо Чжаню на обозрение острые клыки. Сяо Чжань видел, чувствовал, как по ее губам и юркому языку разливаются остатки свежей крови, которую она всего минуту назад цедила из стаканчика с эмблемой колы. — Ты слишком часто пьешь человеческую кровь. — Но она вкусная! — Что будешь делать, если Персефона или Геката прикажут тебе вернуться в Тартар? Там не будет свежей крови. Сюань Лу насупилась. — Я не вернусь туда. С людьми гораздо веселее! И зачем мы нужны там? Я думаю, у них и своих божественных дел хватает, помимо того, как нянчиться с кучкой малолетних ночных созданий. — Кто знает? Может, за тысячу лет им надоело заниматься своими божественными делами… — Мне кажется, ты сам того и ждешь, когда Геката или Персефона позовут тебя. — Сюань Лу хитро прищурилась, наклонившись к нему. В этом не было нужды: Сяо Чжань прекрасно услышал бы, даже будь она на другом конце зала, но все они, столетиями живущие среди людей, учатся каким-то их привычкам. Неуловимо. Неосознанно. — Я знаю, чего ты ждешь, Чжань-Чжань. — Пропела она и, вытянув перед собой руку, небрежно тряхнула запястьем, после чего на ее ладонь, объятую зелеными язычками пламени, явилась призванная хозяйкой сфера. — Хочешь, я сама покажу тебе? — Нет. — Сяо Чжань покачал головой и снова уставился на сцену, но теперь уже ничего невидящим взглядом. Он покрутил кольцо на безымянном пальце и в очередной раз проклял соблазн, которому научился поддаваться, глядя на людей. — Ты же знаешь, я никогда не спрошу. — Ты не спросишь, но ты ждешь, когда наша Мать сама расскажет тебе. — Довольно улыбаясь, прошептала Сюань Лу, и в ее красных глазах заплясали веселые огоньки, а зрачки сделались вертикальными и узкими. — Ты же хочешь, Чжань-Чжань. Ты хочешь знать, когда он вернется. Сяо Чжань прерывисто вздохнул. Слух предательски выцепил это когда. Сюань Лу не нужно было даже имени называть, чтобы выдержка Сяо Чжаня, казалось бы, закаленная не одним тысячелетием, начала трещать по швам. Все-таки прошло так много лет. — Сколько вы не виделись? Лет девяносто? — Сто пятьдесят восемь. Сто пятьдесят восемь лет — это ничтожно мало для таких существ, как Сяо Чжань и Сюань Лу, которые видели, как сменяли друг друга эпохи. В глобальном смысле — это ничтожно мало, но не для Сяо Чжаня. Он думает, что для людей — это мало. Не сто пятьдесят восемь лет, конечно, — кто из них проживет столько? Смешно. Но на самом деле так и есть: времени, отведенного людям, слишком мало. Они всегда куда-то спешат, торопятся закончить свои дела и заняться другими, и этот нескончаемый круг повторяется вновь, пока они не состарятся и не умрут. Сяо Чжаню всегда было жалко людей, не желающих ничем заниматься. Потешные глупцы! Никто из них не знал, что где-то очень далеко ведьмы игрались с нитями их Судьбы. Стоит им захотеть перерезать тоненькую ниточку, и люди уже никогда не смогут ни начать что-то делать, ни тем более закончить начатое. Ни Персефона, ни Геката, ни даже сам Аид не помогут. Они очень редко вмешиваются в судьбы людей сами. На памяти Сяо Чжаня, последний раз Геката помогла людям во времена Колхиды, и то непонятно, из каких побуждений. Впрочем, Сяо Чжань никогда и не задумывался о странностях их Матери-богини. Суть была в том, что никакие мольбы не спасут человечество от незавидной для них участи — смерти. Их боги зачастую были равнодушны к стенаниям людского рода. Это Сяо Чжань мог спокойно просидеть на одном месте лет двадцать, совершенно ничем не занимаясь. Потом он просто встал бы, как ни в чем не бывало, и отправился бы себе куда глаза глядят. Немного подивился бы, конечно, тому, что еще успели придумать люди за эти несчастные двадцать лет; возможно, ему, такому древнему, понадобилось бы немного времени, чтобы разобраться в новых земных правилах, но все это было мелочью — у него-то этого времени хоть отбавляй. И все же Сяо Чжань удивлен тем, что смог вынести эти сто пятьдесят восемь лет почти бессмысленного существования. Сто пятьдесят восемь лет — ничтожно мало для одного из детей мрака. Но не для потерявшего голову Сяо Чжаня, который вот уже пятьсот лет мучается от когда-то далекого и невозможного для него чувства — любви. Он всегда считал себя бездушной тварью, призванной на потеху богам подземного мира, несмотря на то, что Геката бережно охраняла его и растила так, как земная женщина — ребенка, рожденного из ее чрева. Однако все бывает в первый раз, даже у такого древнего существа, как он. Чжань познал это, кажется, в тот год, когда Микеланджело явил флорентийской публике своего Давида… …Сяо Чжань покровительствовал труду великого мастера. Он любил смотреть на красивые вещи, и как-то, от скуки блуждая по улицам маленького городка к северу от Ареццо, наткнулся на юного Микеланджело, устроившегося прямо на улице и перерисовывавшего по памяти какую-то фреску. С тех пор он не оставлял его, пока Микеланджело не добился признания. Ему нравился трудолюбивый мальчишка, который с горящими любознательностью глазами выпрашивал у него секреты каких-нибудь техник рисования. Микеланджело интересовало искусство, а никак не то, что за тридцать с лишним лет, что Сяо Чжань провел подле него, тот, в отличие от самого Микеланджело, ни капли не состарился. Возможно, в какой-то момент Микеланджело и начал думать о нем, как о мерзком колдовском создании, но, во всяком случае, мастер ни разу не заикнулся об этом. В тот день Сяо Чжань тихо наблюдал за его работой, когда дверь в мастерскую с грохотом отворилась, и на порог явился некто в черном плаще. Сяо Чжань сразу понял, что пришли за ним. Геката ненавидела мужчин, но опекала и учила самых красивых юношей. Юноша перед ним был как раз таким: высокий, широкоплечий, с нежной бледной кожей и маленьким личиком. Его глаза полыхали зеленым, а вертикальные зрачки не оставляли никаких сомнений в том, что сие создание вышло из-под руки его дорогой Матери. Сяо Чжань утащил юношу подальше от глаз любопытно вытаращившегося на них Микеланджело и, только удостоверившись, что они остались одни, позволил тому говорить. Однако юноша не спешил. Сяо Чжань вопросительно изогнул бровь, но тот лишь задумчиво разглядывал его в ответ. — Тебя ведь Геката послала. Чего молчишь? Говори скорее, что она хочет, и можешь проваливать. Юноша отмер. Криво усмехнулся и склонил голову набок, продолжая с интересом разглядывать его. А Сяо Чжань разглядывал юношу. Он ведь падок на все красивое, как он мог отказать себе в удовольствии полюбоваться божественным творением? Наверняка Микеланджело тоже сразу заметил его красоту. Возможно, потом он попросит у него разрешения сделать этого юношу своей моделью. Что ж, быть моделью Микеланджело… Да некоторые уже сейчас готовы убить за такое. А дитя Гекаты как нельзя лучше подходило для многочасового позирования в одной позе. Когда-то он и сам повелся на ласковые слова юного Микеланджело, в результате чего по его подобию вылепили статую, которая украсила главную площадь города. — Геката сказала, что я найду тебя у какого-нибудь великого человеческого мастера. — Раздался голос юноши. Он был так же приятен, как и его лицо. Глубокий, с легкой хрипотцой, от которой по коже бежали мурашки. Совершенно не соответствующий его юному облику. — Значит, Микеланджело? Хм-м… статуя на площади красива, но этот мастер — всего лишь человек, не способный передать твое великолепие. — Ты пришел сказать мне, что я красавец? — Сяо Чжань тихо рассмеялся, хитро прищурившись. — Что, если так? — Юноша улыбнулся одним уголком губ. — Тебе неприятно? — Как-то слишком по-человечески. — Сяо Чжань фыркнул. — Ты где-нибудь видел ночных тварей, восхваляющих друг друга? Мы же напрочь лишены этой вещи, которую люди зовут романтикой. — Я думаю, пора менять традиции. — Юноша сделал шаг, приблизившись к нему, и продолжил почти шепотом: — Красота, настоящая красота, заслуживает того, чтобы быть воспетой. Хотя бы для ее обладателя. — Тогда мне стоит написать целую поэму, восхваляя твою красоту. — Ответил Сяо Чжань шепотом. С пухлых губ юноши сорвался смешок. Юноша поднял руку, и Сяо Чжань позволил длинным холодным пальцам обласкать скулу и заправить прядь волос за ухо. В ярко-зеленых глазах юноши танцевали черти, и это сводило с ума. Все в нем было удивительно гармоничным и таким прекрасным, что Сяо Чжань не мог перестать смотреть. Он был еще совсем молодым созданием с жаждой творить безобразие, переполненный магией, которую даровала ему Геката. Кажется, она немного переборщила с властью, которой наделила его. Иначе Сяо Чжань не застыл бы столбом перед юнцом, только что покинувшим Тартар. Богиня решила, что пришло время отпустить свое дитя, и вот это дитя свалилось на голову Сяо Чжаня. При встрече он обязательно скажет их Матери, что думает об этом ее «старший обязан опекать младшего». А пока Ван Ибо — в подземном царстве ему дали имя Лео — прекрасный юноша с зелеными глазами, в которых плясали черти, замер, обнаженный, перед Микеланджело, который с энтузиазмом принялся за создание нового шедевра. Из другого угла мастерской ему лукаво улыбался Сяо Чжань, уютно устроившийся в кресле перед камином.***
В 1802 году новости из Лондона в неприметную деревушку Шефтсбери доходили… хорошо, если доходили. Разносчик писем, добиравшийся сюда из ближайшего города пешком, на день-другой останавливался на единственном постоялом дворе, чтобы переждать непогоду и отдохнуть перед тем, как снова отправиться в дорогу, а деревенские частенько сбегались к нему, когда он обедал или ужинал, чтобы послушать, что творилось на свете. В этот раз он страшным голосом рассказывал о второй антифранцузской коалиции и итальянском походе Суворова. Не то чтобы это были самые свежие новости: в конце концов, поход состоялся три года назад. Промозглая осень Великобритании Сяо Чжаню не то чтобы сильно нравилась, но уютно потрескивающие дрова в камине и клетчатый плед на коленях его вполне устраивали. Этим вечером он читал длинное письмо Вальтера Скотта, принесенное в Шефтсбери тем самым разносчиком писем и утративших актуальность новостей. Последний раз Сяо Чжань виделся с Вальтером Скоттом лет шесть назад. Тогда Вальтер страдал из-за неразделенной любви, и Сяо Чжань частенько выступал в роли его жилетки. Чувственная натура этот сэр Вальтер! Сейчас он писал Сяо Чжаню о том, что женился на прелестнице Шарлотте, позабыв о своей страстной любви, и у него родились дочь София и сын Уолтер, чему он безмерно счастлив и приглашает дорогого друга посетить свое имение, чтобы познакомить его с домочадцами. А еще он начал работать над новым произведением. Сяо Чжань улыбнулся. Это несомненно прекрасная новость. Тень пала на письмо, которое Сяо Чжань держал над камином, и сильные руки обняли его за шею, в которую тут же уткнулись горячие губы. Сяо Чжань повернулся к нарушителю его спокойствия и быстро чмокнул ластящегося к нему Ибо в щеку. — И это все? — Обиженно проворчал тот. — Подожди немного, я хочу дочитать. — Тихо сказал ему Сяо Чжань. — Ну нет, мой дорогой господин. Потом ты скажешь, что хочешь написать ответ! — Не ворчи. — Что значит «не ворчи»? Ты только приехал и почти сразу уткнулся в свои бумажки, а когда прибежала та девчушка с письмом, то и вовсе перестал обращать на меня внимание! — Эй, я же отдался тебе с самого порога. — Сяо Чжань притворно нахмурился. — Наши соседи уже косо смотрят на нас, а я здесь всего два дня! — Мы все равно уедем отсюда через месяц-другой и больше никогда не вернемся. — Ибо закатил глаза, обогнул кресло, в котором сидел Сяо Чжань, и плюхнулся на пол у его ног, положив голову ему на колени. Сяо Чжань погладил его по голове. — А ты не хотел бы остаться? — Что? — Ибо даже поднял голову, удивленно округлив зеленые глаза с вертикальными зрачками. От удивления зрачки слегка расширились, совсем как у настороженного, напуганного кота. Сяо Чжань наклонился к нему, оставляя поцелуй на веках. Он до безумия любил эти глаза. — Не хотел бы жить в таком тихом месте, как это? Никаких войн и революций, в которые надо вмешиваться, пока люди окончательно не сошли с ума и не уничтожили то, что так долго и кропотливо строилось? Никаких богов. Просто тихая, спокойная жизнь в глуши. Работяги в полях, нехоженые тропы в лесах, свежий хлеб из пекарни Бернарда. Как тебе? — Ты же знаешь, что я сделаю, как ты скажешь. — Ибо улыбнулся и взял его за руку, слегка сжав пальцы. — Если хочешь остаться, мы останемся. — Я спрашиваю, чего хотел бы ты. — Покачал головой Сяо Чжань. — Я-то? — Он перевел взгляд на огонь в камине и некоторое время задумчиво смотрел, как потрескивают дрова. — Сейчас я уже и не знаю, чего хотеть. Когда все, чего ты пожелаешь, появляется по щелчку пальцев, жить становится не так интересно, правда? — Мгм. Ибо усмехнулся чему-то своему и снова повернулся к нему. — Я знаю только то, что, сколько бы лет не прошло, я всегда буду желать тебя и твои поцелуи на моих губах. Поэтому мне все равно, где мы будем. Лишь бы рядом. — Не боишься сойти с ума? — Спросил Сяо Чжань, сощурившись. — Даже Аид и Персефона не выносят находиться рядом друг с другом ежесекундно. Он постоянно бегает от нее к Лете или Танату, хотя последнего терпеть не может. А она уходит к матери на землю, когда понимает, что ни секунды дольше не вынесет его ворчания. Однажды — тебя даже в планах Гекаты еще не было — я и Селена видели, как они ругаются возле берегов Леты. Аид взвыл, схватился за голову и прыгнул в Лету, а Персефона, заорав от ужаса, бросилась следом. Им, конечно, ничего не было — хозяева все-таки — но ты представляешь себе такое безумие? И представляешь ли ты себе, каково было наше удивление, когда мрачная Геката уселась на берегу Леты и, зловеще смеясь, стала рассказывать нам людские сказки о несчастной любви? Сяо Чжань мягко поглаживал волосы похрюкивающего от смеха Ибо. — Мать детей мрака, такое и правда было? — Я не стану лгать тебе. — Только попробуй. — Отсмеявшись, пригрозил ему Ибо. — Но, Чжань-Чжань, неужели ты думаешь, что со временем мы можем обезуметь от присутствия друг друга? По-моему, это больше смахивает на ненависть, а не на любовь. — Может быть, как раз на любовь? Безумную такую, вечную, как наше существование. — Жизнь, Сяо Чжань. Жизнь, а не существование. — Мягко укорил его Ибо. Он всегда исправлял его «существование» на свое «жизнь». — Хорошо, жизнь, Ибо. — Ну так что там с безумной вечной любовью? — Посмотри на Аида и Персефону… — Не самый лучший пример здоровых отношений. — А кто сказал, что здоровых? У вечности вообще хоть что-то здоровое бывает? Наш Дядюшка украл свою будущую супругу у ее матери, запер в подземном царстве, заставив любоваться на уныло шатающихся тут и там мертвецов и Лету, в которой она, даже искупавшись, не забудет своего дражайшего супруга. А она возьми да и влюбись в него через пару сотен лет заточения. Я даже не уверен, что наша Тетушка не повредилась умом, увидев колесницу Аида. Они вместе уже сколько? Да я и подсчитать не смогу. В любом случае, они слишком привыкли друг к другу, чтобы отпустить. — Может быть, они просто не хотят отпускать? — Не хотят. Не хотят, потому что уже не могут друг без друга. Ты только представь: развести их по разным углам сейчас — они же взвоют от мучения. Люди в этом тоже виноваты: вздумали поклоняться им обоим, как паре супругов, навсегда заклеймили. Что уж тут хорошего и здорового? Ибо долго разглядывал его, после чего усмехнулся, склонился, поцеловав его руки, и сказал: — Мне кажется, ты слишком много думаешь, Чжань-Чжань. Черт с ней, с вечностью и ее безумием. Мы с тобой не боги, я тебя не украл, хотя иногда очень хочется, но, боюсь, ты не позволишь мне увести тебя, если сам того не захочешь. А я заставлять не буду. Не сделаю ничего из того, что тебе не понравится. Хочешь — останемся жить в глухой деревушке. Хочешь — пойдем куда глаза глядят. Если я надоем тебе, так и скажи, — я уйду. — Дурачок, как ты можешь надоесть мне? — Вот этого я уже не знаю и знать не хочу. Но… Если случится так, что нам придется расстаться, — его взгляд упал на кольцо на безымянном пальце Сяо Чжаня, и Ибо схватил его руку, крепко прижавшись губами к полоске кольца, — если ты решишь, что у нас с тобой ничего не выйдет с вечной любовью, просто сними кольцо и больше никогда не надевай его. Ты же знаешь, я почувствую. — Только если ты пообещаешь мне снять свое кольцо, когда разлюбишь меня. — Не когда, а если, мой дорогой супруг. Сяо Чжань тепло улыбнулся. — Хорошо. Если… Чего ты расселся там на холодном полу? Иди скорее ко мне.***
Настоящее. Лет шестьдесят назад Сяо Чжаня посетила госпожа Тоска, да такая, что хотелось взвыть и залезть на стену. Несколько недель он пытался придумать, что бы такого сделать, чтобы унять это отвратительное чувство, а потом вдруг подумал, что люди не зря придумали для себя работу, на которую нужно ходить. Так, спустя три года кропотливой работы, появился модный дом ‘ML’ — Moonlight. Сяо Чжань собрал лучших дизайнеров со всего мира, хорошую поддерживающую команду для него сбила Сюань Лу, которой тоже нечем было заняться. Они вдвоем откуда-то вытащили Лорена, который нашел им самых красивых моделей для подиума. В общем, это было увлекательно и завораживающе. Сяо Чжань наконец-то почувствовал что-то наподобие счастья, когда ML загремел на весь мир. Модный дом окружала аура загадочности. В первую очередь, потому что никто из сотрудников никогда не видел владельца и по совместительству главного дизайнера выпускавшихся коллекций. Сяо Чжань общался лишь с Сюань Лу (та никогда не испытывала страха из-за того, что люди могут заподозрить в ней что-то ненормальное), Лореном и Кристианом, которых сделал управляющими. Последние двое были самыми обычными людьми, и поначалу Сяо Чжань ни в какую не хотел с ними связываться. Но Сюань Лу убедила его в том, что Лорен и Кристиан — идеальные кандидатуры. Как люди публичные, они постоянно будут у всех на виду. Со временем они начнут стареть, и эти изменения будут заметны для всех и каждого. Если Сяо Чжань захочет, чтобы модный дом продолжил существование, со смертью Лорена и Кристиана они с Лу просто найдут других людей-управляющих, которые снова будут на виду у публики. Сюань Лу говорила об этом почти небрежно, и Сяо Чжаню было больно это слушать. Лорен и Кристиан охраняли их тайну, точно так же, как будут охранять ее следующие управляющие. Только благодаря им ML процветает и создает свою историю в лицах «стареющих основателей». Сейчас Лорену и Кристиану уже под восемьдесят. Иногда Сяо Чжань грустил, глядя на их лица, поддавшиеся безжалостному течению времени. Но грусть накатывала на него не только из-за жалости к тому, что скоро эти люди покинут мир живых и отправятся на тропу к царству мертвых, где их будут ждать Аид и Персефона, которых сам Сяо Чжань может видеть, спускаясь в Тартар и беспрепятственно возвращаясь обратно к людям. Глядя на то, как нежно Лорен поглаживал морщинистую руку Кристиана, Сяо Чжань не мог отделаться от мысли, что завидовал им. Завидовал тому, что Лорен и Кристиан всю свою человеческую жизнь провели рядом друг с другом, разделив моменты печали и радости. У них не было вечности и нескончаемой молодости, которые есть у Сяо Чжаня, но зато они всю жизнь были счастливы, имея рядом любимого человека, чувствуя его объятия и поцелуи, заботливые слова. — Твое кислое лицо портит мне настроение, Чжань-Чжань. — Кристиан сипло рассмеялся и похлопал его по колену. Сяо Чжань нежно улыбнулся ему и, недолго думая, уронил голову на плечо мужчины. — Сколько еще ты собираешься мучить себя, мой мальчик? Лу-Лу может помочь тебе, я знаю. — «Мой мальчик»? — Сяо Чжань смешливо фыркнул. — Ты хоть знаешь, сколько я живу на этом свете, милый? Ты мог бы быть моим далеким потомком, реши я завести детей с женщиной. — Ничего не знаю. — Безапелляционно заявил Кристиан под смешок Лорена, который придвинул к нему чашечку с чаем. — Ты все еще выглядишь как двадцатилетний мальчишка. Только посмотри, какой я дряхлый старик! Эти ужасные морщины и мой хриплый голос в придачу к букету болезней! Я удивлен, как Лорен не бросил меня! — Ты такой же красивый, каким был, когда я встретил тебя впервые, милый. — Прошептал Сяо Чжань. — Лорен, я ведь правду говорю? — Несомненно, мой мальчик. — …Вы двое неисправимы. Провожая взглядом автомобиль, в котором скрылись Лорен и Кристиан, Сяо Чжань тяжело вздохнул. Иногда он просто ненавидел свои ведьмовские способности, дарованные Гекатой. Магия, текущая в его жилах, была приятной, родной, но только не его умение заглядывать в будущее людей. Как бы хорошо Сяо Чжань не контролировал свои способности, иногда это получалось случайно. Так он увидел смерть Микеланджело и Ван Гога. Теперь он снова закрылся в своем доме, в одиночестве переживая смерть Лорена и Кристиана. Кристиан тяжело болел последние несколько лет. Он умер через две недели после того, как они с Лореном приехали навестить своего Чжань-Чжаня. Его супруг не выдержал одиночества, отправившись вслед за ним.***
— Когда-нибудь ты должен будешь выйти к людям! — Пьяно вскрикнула Сюань Лу, устроившаяся на его диване. Ее юбка задралась, а ноги в черных колготках то и дело колотили сидящего рядом Сяо Чжаня по плечу. — Я же говорила тебе… Мы… Мы найдем других…этих… управляющих для ML! К черту! Я сама буду командовать этой оравой, если хочешь! — Сначала перестань пить. — Сяо Чжань закатил глаза и, вопреки своим словам, приложился к бокалу красного вина в своей руке. Сюань Лу явилась на следующий день после похорон Лорена и Кристиана, чтобы опустошить его бар. Сяо Чжань мстительно припомнил Лу ее же слова о том, что Лорен и Кристиан — просто ничего не стоящие людишки, которым легко будет найти замену. Сюань Лу запустила в него бутылкой виски, но вовремя опомнилась, заставив ценный продукт замереть в паре сантиметров от головы Сяо Чжаня. Что бы там не говорила резкая на слова подруга, но Сяо Чжань прекрасно знал, что Лорен и Кристиан и для нее были, словно родители, которых у них никогда не было. Сяо Чжань и Сюань Лу выросли в подземном царстве и были воспитаны богами, но не были ими рождены, хоть и называли их Матерью и Отцом, Тетей и Дядей, а друг друга — Братом и Сестрой. Возможно, им не хватало того, что люди называли семьей, поэтому, живя рядом с ними, глядя на них, они желали когда-нибудь начать чувствовать по-человечески. Каждый раз, когда из жизни уходили люди, которых они брали под свою опеку, ночные создания проливали кровавые слезы, словно теряли нечто важное. Сяо Чжань не знал, можно ли это считать искренними, человеческими чувствами. Его кровавые слезы были отвратительными и только портили белоснежные рубашки. Сюань Лу провела стопой по его груди и снова скользнула на плечо, уложив обе ноги и, наконец, успокоившись. — Я собираюсь спуститься и проведать их как-нибудь. Пойдешь со мной? — Что? Нет. Лу, ты же знаешь, что они не вспомнят нас. — Мы просто посмотрим. — Зачем? — Разве ты не скучаешь по ним? — Скучаю, Лу, но какой в этом смысл, если они уже побывали в водах Леты? Аид ни за что не позволит им помнить о нас. — Дядя мог бы сделать исключение. — Пробурчала Сюань Лу, надувшись. — Для чего ему это? Сюань Лу хихикнула и потянулась за своим виски на кофейном столике. — Мы же его любимые детки, Чжань-Чжань. Помнишь, какие имена он дал нам, когда Геката впервые привела нас к нему? Мило и Селена! Нас назвали, как любимых детей, Чжань-Чжань. Помнишь, как он катал нас на своей колеснице? Ох, Чжань-Чжань! Ты помнишь, как Орфей играл для нас в подземном царстве? М-м-м… Как же я хотела, чтобы Аид запретил ему возвращаться к людям, ха-ха! Интересно, если бы я попросила Дядюшку, он бы согласился не отпускать Орфея? Я бы забрала его себе. — Он любил Эвридику, Селена. — Усмехнулся Сяо Чжань, пригубив вино из своего бокала. — Эвридика перешла в царство мертвых. — Фыркнула Сюань Лу, качнув ножкой на его плече. — У глупенького Орфея не было и шанса забрать ее с собой наверх: когда Аид отпускал их, я уже знала, что он обернется. Ты ведь тоже знал, Мило, верно? Ты увидел. А я могла бы пойти за ним. И ты пошел бы с нами. Ты ведь был влюблен в него, правда, Мило? — А кто не был в него влюблен? И ты прекрасно знаешь, что это все ненастоящее. Сколько мне тогда было? Лет сорок? Глупый юнец, отлучавшийся из Тартара только под присмотром Персефоны и Матери. — Конечно, я знаю, что это все ненастоящее, но как хорошо нам тогда было, а, Чжань-Чжань? — Мурлыкнула Сюань Лу, изящно потянувшись. — Но это все ненастоящее, правда. Я прекрасно знаю, что ты ждешь возвращения своего могучего льва, милый. Вот твое настоящее. Ах, куда же запропастился сладкий Лео? — Я знаю, что ты хочешь сделать, Лу-Лу. — Сяо Чжань скептически приподнял бровь. — Даже не думай. Мы поклялись друг другу. — Неисправимые романтики. — Простонала Сюань Лу. — Вы точно научились этому в своей любимой Италии, у всех этих мастеров искусства, которое ты так восхваляешь. Как ты умудрился сделать из взбалмошного львенка послушного котика, ластящегося к твоей руке? — Этот котик просто не показывал тебе свои вполне львиные зубки. — Зато ты уже вдоволь насмотрелся на эти зубки, да, Чжань-Чжань? И на его коготки, наверное, тоже… — Сюань Лу, давай мы не будем обсуждать это так? Это странно. Лу-Лу только вздохнула и залпом опрокинула в себя оставшийся в бокале виски.***
Сяо Чжань и Сюань Лу потратили несколько месяцев на то, чтобы уладить дела в ML. Честно признаться, Сяо Чжань ни разу не был в главном офисе бренда, построенном на его же деньги. И он не знал, как так получилось, что теперь он лично знакомился со всеми своими работниками, приветливо им улыбаясь. Люди зависали на его красивом лице и обезоруживающей улыбке, и Сяо Чжаню приходилось лишь обреченно вздыхать: вот поэтому он и не любил сверкать своим личиком в толпе. Сюань Лу стояла рядом и что-то щебетала о плодотворном сотрудничестве. Кажется, она представила его, как вернувшегося из-за границы наследника ML, а себя — новой управляющей. Возможно, она решила не искать людей-управляющих, чтобы больше не привязываться к ним. Сяо Чжань не мог точно знать, но все же предполагал, что смерть Лорена и Кристиана сильно ударила по с виду непробиваемой Селене, которая еще в детстве заставляла Цербера скулить и припадать к земле, стоило бедному псу завидеть ее. Сяо Чжань понятия не имел, что они будут делать лет через десять, когда их лица уже точно успеют засветиться в социальных сетях и на страницах модных журналов. — Расслабься, Чжань-Чжань. Все под контролем. — Вещала Сюань Лу из динамика его телефона. — Под чьим контролем, дорогая? — Сяо Чжань закатил глаза. Он стоял у большого окна в гостиной, глядя на стремительно темнеющее небо. Он не стал включать свет, лишь зажег по паре свечей в каждой комнате и включил тихую музыку. В руке он вертел все еще полный бокал любимого вина, с помощью которого предполагал как раз-таки «расслабиться» этим вечером. — Послушай. Нам давно нужно было развеяться. — Тут же сменила тему Сюань Лу. — Мы уже научились тому, что лучший способ избавиться от скуки — найти себе проблем! То есть поработать с людьми… — Значит, плана у нас нет? — Фыркнул Сяо Чжань. — Пока люди поймут, что к чему, он обязательно появится! — Нашлась с ответом она. — Я даже знать не хочу о том, что еще может прийти в твою голову. — Ну-у-у, знаешь… Ох, уже время… Ладно, Чжань-Чжань, поговорим позже. Пока, милый! Приятного вам вечера! — Что? Эй, Сюань Лу, ты что, совсем с катушек слетела? Кому нам… Он не успел ничего сказать, так как вслед за завершенным звонком раздался тихий стук в дверь. — Кого там принесло… — Раздраженно выдохнул Сяо Чжань. Проходя мимо столика в гостиной, он оставил на нем недопитый бокал вина и поплелся к входной двери. Будь он человеком, вовсе не расслышал бы этот короткий стук. Обычно люди звонили в дверной звонок и в целом очень шумно обозначали свой приход. Если, конечно, осмеливались. Сяо Чжань был не очень радушным хозяином. Стук раздался всего раз, и больше Сяо Чжань ничего не слышал, так что в первые секунды даже подумал, будто ему показалось. Однако он все-таки дошел до двери и распахнул ее. Дыхание перехватило, когда он встретился с ярко-зелеными глазами напротив. Он отступил на несколько шагов назад, позволяя незваному гостю с усмешкой пройти внутрь дома и аккуратно прикрыть за собой дверь. — Я вернулся. — Сказал он хрипло, и Сяо Чжань вздрогнул от звука голоса, который постепенно стирался из его памяти. Кажется, он опомнился спустя несколько секунд и поспешно вытянул вперед дрожащую руку, которую тут же бережно обхватили длинные холодные пальцы, после чего кожи нежно коснулись губы, оставляя на ней приветственный поцелуй. — С возвращением. — Пошептал Сяо Чжань. — Мой дорогой супруг. Его рука мягко огладила щеку, приласкала за ухом, как большого кота, и зарылась в пряди волос. — Дай же мне скорее посмотреть на тебя. — Кажется, у него голос сел от волнения, потому что Сяо Чжань не мог выдавить из себя ничего, кроме шепота. Любовь всей его жизни выпрямился, с сожалением оторвавшись от его руки, и Сяо Чжань с удивлением понял: сейчас мало что осталось от того мальчишки, которым он его помнил. Перед ним стоял мужчина. Повзрослевший, красивый мужчина, многое повидавший за время их разлуки. Сяо Чжань обязательно спросит у него, что же он видел за эти годы и где побывал, но все это будет потом, когда у него появятся силы внятно разговаривать. Пока что его хватило лишь на то, чтобы с возгласом «Ибо!» кинуться на шею любимого супруга. Крепкие руки подхватили его, обернувшись вокруг талии, и Ибо увлек его в голодный поцелуй. Он жадно прихватывал его губы, тесно прижимая руками к своему телу. Сяо Чжань не мог им надышаться. Он никогда не умирал и вряд ли когда-нибудь умрет, но он сказал бы, что оторваться сейчас от Ибо было смерти подобно. Кажется, в своем сумасшествии они совсем перестали контролировать силы. Сяо Чжань знал, что они устроили в доме настоящий погром. Краем уха он слышал, как что-то где-то трещало, разбивалось и скрипело, но ему было глубоко плевать, даже если бы сейчас перед ними явилась сама Персефона. Он вцепился в Ибо так, что тот протяжно застонал ему на ухо, и они вместе упали на кровать, разворошив собранную постель. Их тяжелое дыхание смешивалось, и внутри Сяо Чжаня все переворачивалось от вида взъерошенного Ибо, прижимающего его к кровати. Он приподнял бедра, качнувшись взад-вперед, и Ибо сжал пальцы на его талии, заставляя притиснуться к себе еще ближе. Их магия смешалась, и они оба чувствовали, как она волнами накатывает, окружая все доступное ей пространство. От этого звенело в ушах, мебель тряслась, и дрожало пламя свечей, расставленных во всех комнатах. Сяо Чжань был уверен, что, зажги он свет ламп, они тут же полопались бы от напряжения. Ибо скользнул к его ногам, утыкаясь носом в низ его живота и жадно вдыхая. Сяо Чжань выгнулся и сжал в кулаке волосы на его затылке. Пальцы супруга, лаская, избавляли его от одежды, и Сяо Чжань не знал в этом мире ощущения лучше, чем эти прикосновения. Губы, гуляющие по его телу, возбужденный шепот на ухо и зеленые глаза, пожирающие его, — в этом он купался, готовый взорваться от удовольствия. — Ибо… — Всхлипнул Сяо Чжань, и его выгнуло на кровати дугой, когда Ибо резко толкнулся в его тело. — Я здесь. — Тяжело дыша, прошептал Ибо и прижался к нему всем телом. Он то плавно, коротко толкался в него, привстав на локтях, оглаживая пальцами лицо Сяо Чжаня, то с рычанием и яростью оголодавшего зверя срывался на бешеный ритм, от которого в удовольствии закатывались глаза и невозможно было сделать и вдоха. Ибо, как самый искусный скульптор, лепил из него все, что взбредет ему в голову. Как выдающийся музыкант извлекает звуки из инструмента, он заставлял своего мужа издавать сладостные стоны, которые были лучшей музыкой для Ибо. За все столетия, что он прожил, Ибо не слышал голоса слаще, чем тот, что срывался с губ его супруга. …Ибо переплел с Сяо Чжанем пальцы, оглаживая полоску кольца. Когда-то ему сказали, что он бесчувственный монстр, но посмотрите на него: кольцо на пальце его Сяо Чжаня заставляло его разрываться между тоской, любовью, восхищением и безграничной нежностью. Ему хотелось кричать от бурлящих внутри эмоций, которые вызывал в нем этот властный мужчина, стоящий вровень с их Матерью, который сейчас доверчиво жался к нему, уложив голову на его плечо. Сяо Чжаня боялась половина Тартара, но кто бы знал, что он любитель понежиться в объятиях мальчишки, который моложе него на добрых триста лет?.. — Ты стал таким могущественным. — Прерывая его мысли, прошептал Сяо Чжань. Кажется, он таки заставил его сорвать голос. — Я чувствую твою силу. Она такая спокойная и уверенная. Совсем не такая, как тогда, когда ты пришел ко мне впервые. Пальцы Сяо Чжаня заскользили по его обнаженной груди. — Тогда ты думал, что я разнесу своей неуемной энергией весь город, в котором жил твой любимый Микеланджело? — Смешливо фыркнул сверху Ибо и поцеловал его в макушку. — Нет. — Сяо Чжань рассмеялся. — Я бы остановил тебя. Ты бы не успел и пальцем пошевелить. — А сейчас? Что Мило, любимец властителей мрака, думает о моей силе сейчас? — Сейчас Мило думает, — Сяо Чжань приподнялся на локте и приблизился к лицу Ибо, прошептав в самые губы, — что маленький львенок совсем не щадит его старые кости. — Правда? — Ибо расплылся в пошлой улыбке и кокетливо прикусил нижнюю губу. — И ты совсем не хочешь повторить? — Что ты такое говоришь? — Притворно возмутился Сяо Чжань, забираясь на него сверху. Ибо умостил свои большие ладони на его бедрах, с восхищением глядя на возвышающегося над ним Сяо Чжаня. — Как я могу отказать своему супругу в удовольствии после стольких лет разлуки? — Мне так нравится, когда ты говоришь это. — Ибо привстал, чтобы поцеловать его под ключицей. — Я буду говорить это, сколько захочешь, любовь моя. — Сяо Чжань сказал это сквозь улыбку, оставляя поцелуй на его лбу. — «Морщин не знает вечная любовь и старость делает своим слугою»? — Усмехнулся Ибо, глядя на него снизу вверх. — «И там ее рожденье, где молва и время говорит: любовь мертва». — Было ему ответом в самые губы.