Нам всегда есть что сказать, просто мы боимся реакции на эти слова.
Пауло Коэльо
***
Дзынь… Громкий режущий слух звук будильника раздался возле моего уха, отчего я подскочила от неожиданности и, глупо махая ногами, свалилась со стула на пол. — Чёрт! — выругалась я и, потирая ушибленное место, встала. Спина хрустнула от долгого пребывания в неудобной позе. Я помассировала шею, которая ныла так, будто меня по ней огрели чем-то тяжёлым. На рабочем месте просто невозможно отдохнуть! Мало того, что так нелепо упала, хорошо хоть нет никого в офисе, так ещё и сон дурацкий приснился. Мол, сижу я в куче бумаг, вокруг суетятся коллеги, а телефон просто разрывается от звонков. Под конец года я начала сходить с ума: на работе мне снится, что я работаю! Боже… — Так-с, завтра у нас совещание… — пробубнила я себе под нос, глядя ещё сонными глазами на календарь, и начала складывать материалы статьи в папку. Через неделю Рождество, все нормальные люди вовсю уже готовились к празднику, покупая подарки близким и всё необходимое для застолья, но не я. Для меня на первом месте была моя работа, и в последние дни я задерживалась в офисе допоздна, работая над важной статьёй, связанной с насилием над несовершеннолетними. Эта тема была настолько животрепещущей в этом году, насколько и ужасной, что кровь стыла в жилах. И так как преступник был всё ещё не за решёткой из-за недостаточного количества доказательств, я решила посодействовать вынесению справедливого решения судом, а в суде большой вес имеет слово присяжных, поэтому привлечение внимание общественности могло стать неплохим ходом. О, как же я хотела, чтобы этот негодяй Эван Одли понёс наказание, а не разгуливал на свободе, словно он не был причастен к гибели пятнадцатилетних девочек, которых похищал в канун Рождества и удерживал в загородном доме. Для кого-то рождественские праздники были чем-то светлым и волшебным, но не для родителей этих трёх девочек. Для них Рождество стало ужасным днём, что принёс мрачные новости. И чтобы хоть как-то помочь этим семьям, я согласилась провести собственное расследование и осветить эту трагедию. Теперь никто из этих бюрократов не сможет замять это дело. Я была близка… Я зевнула, взглянув на наручные часы, которые мне подарила мама ещё в прошлом году на Рождество. Когда мы с ней виделись или созванивались, она постоянно начинала одну и ту же песенку о старом… «Мэри-Энн, у моей подруги Дженнифер Флеминг дочка родила уже второго ребёнка… Вы, кажется, ровесницы», — любила она как бы издалека заводить разговор о замужестве, на что я лишь закатывала глаза. «Мам, по-моему, мы живём в двадцать первом веке, когда замужество и рождение ребёнка не являются обязательными для всех, — недовольным тоном отвечала я ей. — А мне всего лишь двадцать семь. Я не намерена всю свою жизнь стоять возле плиты и стирать трусы с носками какому-то неотёсанному мужлану, который через пять лет лишится работы и сопьётся или найдёт себе молоденькую девку с фотомодельной внешностью!» «Ох, Мэри, почему же ты так к мужчинам относишься? Не все же такие, как Дэвид. Ему бог за всё воздаст, вот увидишь, а рождение ребёнка…» — не унималась она, пытаясь меня переубедить. «Нет-нет! — перебивала я её, не позволяя закончить мысль. — Да что ты всё про этого Дэвида вспоминаешь? Я ведь сама его бросила, не в нём дело… Не обижайся, мам, но я не хочу такой жизни, что была у тебя с отцом…» После этих слов она просто печально вздыхала и замолкала. Мне казалось, что я перебарщиваю, обижаю её, но только так я могла остановить лавину её тирад. Она должна была понять меня. Хотя бы попытаться… Для меня моя работа была смыслом жизни; благодаря моим статьям люди могли узнать правду, которую пытались скрыть люди, стоящие у власти. Я мечтала со школьной скамьи о том, что стану превосходным журналистом, а мечты о создании семьи не входили в мои планы никогда. Возможно, когда-нибудь… Нет, не буду загадывать. Может, моя младшая сестрёнка оправдает её надежды годков так через десять. По крайней мере, я на это надеюсь. Ведь моя малышка была особенной. Когда Джулия полгода назад пошла в третий класс, у неё обнаружился порок сердца. И чтобы она смогла жить как все здоровые люди, ей нужна была пересадка сердца. Эта операция не была бесплатной, и требовалась немаленькая сумма, так ещё и очередь… «Нужно поторопиться, а то опоздаю на последний автобус и не успею купить Джулии её любимые кексы!» Быстро запихивая в сумку папку и блокнот, я накинула на себя шарф, а в руки взяла пальто кофейного цвета и покинула свой кабинет, закрыв его на ключ. Прежде чем покинуть здание редакции, я на ходу оделась. Когда я вышла на улицу, морозный воздух стал щекотать нос, а лёгкий, но колючий ветер начал обжигать кожу щёк. Небо сегодня было на удивление чистым. Звёзд виднелось не так много, как за городом. Этому причина была не такой и сложной. Многочисленные фонари, горящие неоновые вывески, дым из труб заводов и выхлопные газы автомобилей всячески словно специально скрывали от глаз небесные светила на ночном полотне. «Падающая звезда?» Моему удивлению не было предела, ведь в это время года такое явление — редкость. Восторга у меня не было такого, что бывает у тех, кто любит загадывать желания. Я вообще скептически относилась ко всяким выдумкам вроде предсказаний судьбы, астрологии, богов и прочей магической ерунды. Уже в четыре года я раскусила, что Санты не существует, а подарки мне под ёлку подкладывает мама. Я предпочитала верить в людей, но со временем поняла, что доверять могу только самой себе. И я с печальной улыбкой решила ради интереса всё же загадать желание. А вдруг повезёт? «Прошу, помогите мне спасти Джулию», — мысленно проговорила я в пустоту, надеясь, что меня кто-то услышит. Каждый день работая сверхурочно, я надеялась, что это поможет намного быстрее накопить денежные средства, но сумма увеличивалась очень медленно. Даже благотворительные фонды справлялись с поставленной задачей не лучше: средства капали на счёт с ничтожной скоростью. Помимо Джулии были ещё дети, которым была необходима финансовая помощь. Да и много было чёрствых людей, любящих писать в социальных сетях, что моя мама мошенница, а некоторые и вовсе опускались до отвратительных слов: «Лучше бы аборт сделала, чтоб потом не побираться по миру». Отмахнувшись от нахлынувших мыслей, я поспешила в сторону автобусной остановки. Времени оставалось мало, и я решила срезать свой путь через тёмный переулок. Такие места не вызывали у меня страха. Я была настолько уверена в себе, что тот же Френк, безумно влюблённый в секретаршу босса на протяжении пяти лет, мог позавидовать. Ему не хватило смелости за эти годы признаться Саре в своих чувствах, и каждый раз, когда он хотел это сделать, начинал мямлить и заикаться. Я представляла, как этот робкий и застенчивый мужчина идёт пешком до самого дома из-за того, что побоялся тёмного и безлюдного переулка для среза, опоздав на последний автобус. Френк Льюис вызывал у меня смешанные чувства. С одной стороны, тридцатисемилетний мужчина, который боялся темноты, пьянел с одного бокала светлого фильтрованного пива и не мог признаться в своих чувствах любимой женщине, вызывал у меня смех, а с другой стороны, когда дело касалось работы, он словно становился другим человеком: решительный взгляд, уверенная походка, чёткая речь. Я уважала его и всегда обращалась к нему за советом. Он знал своё дело как никто другой. Но я не Френк, так что я смело шла по еле освещённой одним фонарём дороге. Проходя мимо мусорного контейнера, я услышала шорох за спиной, который заставил меня обернуться. Правая рука на автомате нащупала в кармане газовый баллончик, который Льюис мне подарил на день рождения месяц назад. Тогда я ему ответила: — Френк, я девочка большая и могу о себе позаботиться и без этой штуковины. — Ха-ха… Вот поэтому я его тебе подарил, — весело сказал он мне, отпивая своё пиво из бокала. — О да, Энн, ты же у нас ведь любительница найти приключения на свой сексуальный зад, — посмеялся наш красавчик Алекс Хилл. Алекс был тем ещё Дон Жуаном, оно и понятно. Он был хорош собой: высокий, отлично развитая мускулатура, выразительные голубые глаза и прямые черты лица. Он был, как любила выражаться стажёрка Ким, словно бог Аполлон. Мне казалось, что все девушки в нашем офисе просто мечтали о том, чтобы Хилл посмотрел в их сторону и одарил своей фирменной лукавой улыбочкой, но у этого красавчика никогда не было серьёзных намерений: с холостяцкой жизнью он не торопился прощаться. Его устраивал образ жизни, который он вёл. Выпивка, женщины и футбол по четвергам… Когда я обернулась, то увидела, как неуклюже пытается встать мужчина. Он был в старых потертых вещах, которые неизвестно когда последний раз стирались, от них стояла жуткая вонь. На грязном лице была густая растительность, из-за густой засмоленной чёлки не было видно глаз, только торчал большой нос. От такого жалкого вида бездомного на моём лице появилась горькая ухмылка. Вроде было и жалко этого человека, а вроде нет. Кто его знает, как он дошёл до такой жизни. Может, он сам виноват, а может, стал жертвой несправедливости нашего мира. Мне некогда было разбираться в причине его падения, так что я ловким движением достала свой бумажник из сумки. Открыв его, я вынула несколько купюр и, не глядя на них, протянула бродяге. — Вот возьми… — кивнув, произнесла я. — Сегодня холодно, купишь себе кофе и перекусить. Дождавшись, когда он возьмёт деньги, я обернулась и поспешила дальше. Когда я завернула за угол, то оказалась на привычной мне многолюдной улице. Фонари и неоновые вывески переливались различными цветами; шум машин заполнял пространство. Люди спешили кто куда, но большинство из них торопилось домой к своим любимым. Я не была исключением: мне хотелось домой к Джулии, которая всегда меня встречала. Она ради этого не ложилась спать. Конечно, я её отчитывала за такое, но малышка была такой же упёртой, как и её старшая сестра. Из всей этой картины выбивался странный мужчина в тёмно-сером пальто. Он то и дело подходил ко всем подряд. Он что-то говорил, но когда на него смотрели как на какого-то ненормального или смеялись, этот странный мужчина начинал нелицеприятно отзываться о прохожих. Он кричал, что является самым сильным волшебником, и обещал стереть нашу реальность в порошок, как только выберется из неё. Его взгляд был полон отчаянья и гнева. Его поведение вызывало во мне отвращение и жалость. Подобное я видела раньше только на сцене театра или на экране телевизора. Но то были актёры, а эмоции этого человека были настоящими, не могло даже возникнуть сомнений. Он мог быть душевнобольным человеком, о существовании которого забыли родные дети, либо вообще был одинок и вполне заслуженно был наказан Всевышним. Вдруг он перестал метаться и застыл на месте. Его тяжёлое дыхание вырывалось из груди клубами пара, глаза растерянно перебегали с неоновых вывесок на людей, что уже перестали обращать на него внимание. Взрослый мужчина был похож на маленького мальчика, оставшегося без присмотра родителей. Ему наверняка казалось, что весь мир повернулся к нему спиной, и он решил ответить ему взаимность. Он пару мгновений со злостью смотрел на какую-то длинную узловатую палочку, а затем с бешеным рыком сломал её пополам и швырнул в сторону. Из его уст вырвались слова: «Да к чёрту это всё!» Мужчина обречённо провёл рукой по седым волосам. Ему наверняка хотелось разрыдаться… но какой мужчина мог себе это позволить? Может, он и пустил бы скупую мужскую слезу отчаяния, если бы его не отвлёк аромат. Аппетитный аромат свежей выпечки из круглосуточной пекарни. Мне вдруг подумалось: как же глупо печь хлеб по ночам, кто будет его покупать в такую пору? Так я же… Я иногда грешу ночными перекусами после утомительного трудового дня. Да, даже обычный батон там был на вкус как сказка. Жаль, кексов с малиной там не было. Я взглянула на свои часы и поняла, что у меня в запасе есть ещё пара минут. А не постоять ли мне тут немного? Этот человек не давал мне покоя, не могла же я вот так просто уйти и не узнать, что с ним станется. Хм, видимо, ему запах очень понравился. Он подошёл вплотную к витрине и принялся наблюдать за людьми в пекарне. Я заметила, как он жадно впился взглядом в хлеб, а затем сглотнул слюну. Он что, голоден? Одет вроде прилично. Так где же у него деньги? Может, обокрали? Колеблясь, он всё-таки «отлип» от окна, а затем, к моему удивлению, стал выпрашивать деньги у прохожих. Сперва его попытки были скромными. Стало понятно, что он этого никогда не делал. Его лицо выражало неприязнь к самому себе. Народ же его в свою очередь просто обходил стороной, смотря косо и с презрением. Могло показаться, что он был в истерике от сложившейся ситуации, которая, судя по всему, произошла впервые. Его лицо было пронизано презрением к людям. — Эй ты, никчёмный магл, дай денег! — он остановил одним резким движением какого-то парнишку и посмотрел на него взглядом, полным злости. — Как ты меня назвал? — возмутился молодой человек, услышав незнакомое ему слово, которое, как ему показалось, было оскорблением. — Я маглам два раза не повторяю. — Слышь, дядя, а не пойти бы тебе куда подальше? Этот парнишка явно был не в восторге от такого странного обращения. Потревоженный наглым образом молодой человек был высоким и широким. Жёлтая объёмная куртка делала его просто огромным, а натянутая молния, что так и кричала о том, что вот-вот разойдётся под напором развитой мускулатуры… Скорее всего, он был сторонником здорового образа жизни, ибо смотрел на курящих людей с отвращением. — Тебе что, жалко, слизняк?! — ненормальный просто «блистал» своими манерами. «Да кто так милостыню-то просит?!» — Ах ты! — прорычал спортсмен и замахнулся. Неожиданно для самой себя я схватила парня за локоть и повисла на его руке, так как он был гораздо выше меня. Он удивлённо окинул меня взглядом больших серых глаз. Я же глупо засмеялась, отпуская его руку. «Да что же я творю?!» — Простите моего дядюшку, он сегодня немного не в себе. Ну понимаете, лекарства принять забыл, а ещё эта перемена в погоде, а он метеозависимый… — протараторила я на одном дыхании первое, что пришло в голову, и неловко сглотнула. С моей профессией часто приходилось импровизировать: выдумывать нелепые истории, строить глазки и даже носить с собой липовое удостоверение полицейского. За последнее я рисковала загреметь в уже настоящий участок и получить реальный приговор, но риск был оправдан, ведь порой я нарывалась на различных криминальных личностей. На что только не пойдёшь, чтобы раздобыть нужную информацию для очередной статьи и не нажить при этом себе неприятностей. Этот опыт мне помог и в этот раз, так как бугай поверил моему умоляющему взгляду. — Угу, — кивнул он мне в ответ, а потом повернулся к спасённому мною. — Впредь не оставляйте его без присмотра, — скривил он губы от отвращения и продолжил свой путь. «Фух… Кажется, всё обошлось». Спасая этого странного седовласого незнакомца, я пропустила свой последний автобус. И с разочарованием вздохнула, осознав, что мне придётся идти пешком. Такая перспектива меня не радовала, но другого выхода у меня не было. В это время сложно было поймать такси или заказать его в приложении. Свободные машины вряд ли найдутся: под Рождество никому не хотелось добираться домой на своих двоих, а те водители, что были свободны, под конец смены загибали баснословный ценник за поездку. — Эй… — окликнул меня чокнутый, и я посмотрела на него. Его глаза были разного цвета. Гетерохромия — достаточно редкое явление, вот почему я удивилась. — Дай денег! От такой «просьбы» я захлебнулась в собственных эмоциях. Наглость этого человека просто поражала. И в этот самый момент я пожалела, что вмешалась и спасла его зад от взбучки, хотя могла спокойно сесть в автобус и в тепле доехать до дома! Надо было мимо пройти, может, пара затрещин помогла бы ему одуматься. — Если вы оказались в непростом финансовом положении, то вам стоит научиться уважительно просить помощи у прохожих, а не грубить и приказывать им, — холодным тоном сказала я ему в ответ на его «просьбу». — Вы, глупые маглы, не заслуживаете уважения. Его бархатный голос был пронизан высокомерием и презрением ко мне, хотя он видел меня впервые. Отношение этого мужчины к миру поражало. Неужели можно так ненавидеть человека, которого ты не знал, просто потому, что кто-то когда-то был с тобой недобр. — Кто такие вообще маглы? — спросила я. Это слово было таким странным, что просто резало мой слух. — Те, кто не способны владеть магией, — безэмоционально ответил он мне. — Так ты у нас волшебник? — на мой вопрос он кивнул. — Ха-ха… — я рассмеялась, не ожидая услышать такого бреда. Кажется то, что он душевно болен, было точным определением его поведения. — В таком случае, держи, — я протянула ему немного денег. — Купи кофе и согрейся… И позвони своим близким, пускай тебя заберут, а то ты точно найдёшь себе приключений, — я сунула деньги в его руку и, развернувшись, пошла своей дорогой. Его одежда была немного странной для нашего времени, но чистой. Такое носили разве что в конце восемнадцатого века. Можно было подумать, что он косплейщик. От мужчины не исходил неприятный запах, напротив, когда я стояла рядом с ним, мой нос щекотал приятный аромат дорого парфюма, а ещё был едва уловимый запах корицы. Его волосы были идеально уложены, ногти чистые… Одним словом, он был одет с иголочки. И это меня озадачило, обычно те, кто просят милостыню, выглядят совсем иначе, не так. Он был странным… Даже слишком. — Может, хватит идти за мной?! — я обернулась, чувствуя, что этот чокнутый всё это время шёл за мной. — Я не из этого мира, — от его слов я усмехнулась. — Можешь считать меня ненормальным, но факт остаётся фактом. Какой-то глупый старик решил надо мной подшутить. Забросил в вашу параллельную реальность, где нет и намёка на магию, — когда он говорил, его лицо выражало лишь море отчаянья и злости, на секунду я даже поверила, но тут же опомнилась. — И мне некуда идти, а ты вроде как добродушная дурочка… — Ну, спасибо! — фыркнула я на такое заявление. — С чего мне тебе помогать дальше, если я не знаю даже твоего имени. — Геллерт Гриндевальд, — быстро ответил он. — А ваше имя, мисс? — спросил он, протягивая руку. Меня удивило, как этот Гриндевальд быстро сменил тон. Он вдруг стал таким спокойным, будто той истерики и безумия, что я видела у остановки, вовсе не было. Передо мной стоял совершенно другой человек. Что-то в нём заставило меня поёжиться, но вида я не подала. — Мэри-Энн Каркиз, — я протянула руку в ответ, но вместо того, чтобы её пожать, Гриндевальд поднёс её к своим губам, слегка коснувшись ими тыльной стороны ладони. От такого жеста на моих щеках заиграл румянец. — Ладно, вы переночуете у меня одну ночь, но на следующий день будьте добры покинуть мой дом! «Я об этом точно пожалею!»***
С того дня, как я встретила Геллерта, прошла ровно неделя. За это время он так и не покинул мой дом, но и опасности он не представлял никакой. Он был забавным и часто смешил Джулию, благодаря которой и продолжал оставаться у нас. Когда он с ней разговаривал, в нём что-то просыпалось, и это что-то говорило: у Гриндевальда всё ещё живо сердце. Благодаря Геллерту Джулия стала чувствовать себя намного лучше, и её приступы стали редким явлением. Может, он и вправду волшебник и часть его магической силы осталась незаметно для него? Гриндевальд за это время превратился из холодного бесчувственного сухаря в чуткого человека. Поначалу он даже не улыбался, в основном ухмылялся либо одаривал холодным взглядом. Острые фразочки наподобие: «Не трожь меня своими грязными руками… Маглы, вы самая тошнотворная раса… Вы годитесь лишь для рабства…» так и слетали с его губ, но со временем Геллерт словно привык ко мне и к Джулии. Наша мама попала в больницу с головной болью и обмороками, врачи говорят, это связано с переутомлением. Я решила, что ей просто необходимо отдохнуть, и уговорила недельку полежать в больнице. Она не сразу, но согласилась: телевизор, пара книг с любовными романами и весёлые соседки в палате смогли её уговорить. Поэтому мы будем встречать Рождество втроём. Это даже и к лучшему: не будет лишних вопросов со стороны моей матери. Она уж точно бы не одобрила моего поступка: притащить в дом неизвестного мне человека, который явно имел психические отклонения. На удивление, Геллерт, если не обращать внимания на рассказы о магии и о том, что он из другого мира, вёл себя вполне адекватно. Приступов явной агрессии не было, да и попыток кого-то убить — тоже. Джулия очень любила слушать рассказы Гриндевальда о волшебном мире и его обитателях. Он рассказывал так оживлённо и с теплотой в голосе, что я могла представить этот мир и даже на секунду поверить в этот абсурд. В её детских глазах горел такой восторг, что словами это просто так не передать. Она сияла от радости каждый раз, когда Геллерт соглашался на прогулку по парку вместе с нами. Джулия была рада и в тот день, когда он после долгих уговоров согласился пойти с нами в кинотеатр на её любимый фильм "Хатико". Он ей нравился настолько, что после очередного просмотра она бурно обсуждала его с Гриндевальдом, который задумывался над каждым словом, прежде чем ответить Джулии. — Спасибо тебе, — ставя на праздничный стол запеченную курицу с золотистой корочкой, сказала я, а Геллерт слегка усмехнулся. — А говорила, что никогда не сможешь сказать такому лживому человеку слова благодарности, — напомнил он мне о недавней нашей ссоре. Я поджала губы. — Я этого говорю из-за Джулии, — с грустью в голосе проговорила я. — У неё порок сердца, и если не сделать операцию, то она умрёт. Я никогда ему не говорила о болезни Джулии и почему-то вдруг решила об этом рассказать. Не понимаю почему…***
Геллерт Гриндевальд
Вспоминая тот момент, когда тот чёртов старик, что назвался духом Рождества, отправил меня в этот мир без магии, со словами, что я должен буду помочь некому нуждающемуся человеку от чистого сердца, я был в бешенстве. И это мягко говоря! Он не просто меня зашвырнул в этот мирок. Так называемый дух Рождества лишил меня магии. В этом мире была бесполезна даже бузинная палочка… От того, что я стал маглом, меня окутала истерика, что не была свойственна мне, сильнейшему волшебнику. В тот самый момент меня так тошнило от самого себя, что я просто взял и сломал свою палочку. Это позор для меня! Я ощущал себя ничтожеством. В тот вечер молодая девушка с русыми волосами и глупой улыбкой с мужеством вступилась за меня, думая, что я не справлюсь с тем паршивцем, который замахнулся на меня кулаком. Всю неделю я жил у этой простой девчонки, любящей свою младшую сестру и мать. Она была такой наивной, что готова была помогать всем. Энн любила говорить о своём Боге, который учил быть милосердным и помогать нуждающимся. Поначалу такая её позиция в жизни смешила, ведь когда она говорила со своей матерью по так называемому телефону, который странно выглядел, всё время упоминала о том, как она относится к замужеству. Она противоречила своему Богу. Это было забавным. Со временем я начинал понимать её. Энн боялась мужчин из-за своего тирана-отца. Об этом я узнал случайно, когда она вернулась домой захмелевшей. Девчонка здорово перебрала, так что мне пришлось её тащить в комнату и переодевать. Она то и дело трепала мои волосы и мяла мои щёки, пытаясь заставить меня улыбнуться. Её серые глаза были наполнены печалью, но когда она смотрела на Джулию, то старалась искренне улыбаться, пряча свою боль. Я видел её насквозь. — Геллерт, — окликнула меня Джулия, выходя из своей комнаты. Её русые волосы были убраны в пучок, а серые глаза по-взрослому смотрели на жизнь. Джулия была борцом по жизни, я это понял днём, когда Энн мне рассказала о том, что малышка серьёзно больна и ей срочно нужна операция, на которую она вместе с матерью пыталась заработать. — Как тебе мой наряд? — покрутилась она в своём праздничном молочного цвета платье. — Я очарован вами, мисс, — добродушно улыбнулся я ей. Это было непохоже на меня. Энн и Джулия меняли меня… — Твой свитер тоже ничего, — сказала Джулия, глядя на мой красный свитер с оленями, который мне подарила её старшая сестра. — Спасибо. — Геллерт, а ты знал, что одно чувство может изменить жизнь, а один человек — тебя? — она будто прочитала мои мысли и неожиданно произнесла эти слова, которые заставили меня задуматься.***
Мы втроём сидели за столом. Джулия всё это время болтала без умолку, а Энн ей улыбалась и изредка отвечала. В доме витала атмосфера праздника, пахло мандаринами и елью, которую мы на днях украшали. Огоньки гирлянды переливались огоньками. На душе было странно тепло. Я давно не чувствовал это ощущение. Эти два невинных создания показали мне другую сторону их мира. Они были сильные: маглы, не имея магии, преодолевали невзгоды этой жизни. Джулия и Энн были этому примером. Они улыбались, несмотря на то, что жизнь преподносила им тяжёлые испытания, но самое главное: между ними было самое светлое чувство — любовь. Мэри-Энн искренне любила малышку Джулию и старалась сделать всё, чтобы спасти её. Энн заставила меня по-другому взглянуть на мир маглов, которых я так давно презирал. Она мне за эту неделю показала совсем иной мир. Этот мир отличался от моего. Что-то в нём было такое, что заставляло изменить мои взгляды на свои цели, которых я стремился добиться в своём мире и времени. После того, как мы закончили трапезничать, девочки вытащили меня на улицу, решая запустить фейерверки. На часах было без пяти минут двенадцать, и девочки были в непонятном мне ожидании. Я даже начинал завидовать, ведь к волшебству они относились совсем иначе, не так, как волшебники, которые привыкли к магии, хотя и отродясь не видели магию своими глазами. В этом ожидании чуда было чище любого хрусталя или водоёма с прозрачной водой. Я уверен, что у Джулии и Энн был бы неописуемый восторг при виде колдовства. — Геллерт, а ты знаешь, что в этот самый момент часы не просто тикают, а приговаривают о том, что что-то будет! — весело воскликнула Джулия, смотря в небо и ожидая праздничного зрелища. — Правда? — я улыбнулся ей в ответ, продолжая смотреть за происходящим со стороны. — Да, — ответила она. Когда часы пробили двенадцать, то послышались взрывы хлопушек. Я взглянул на Джулию, которая смеялась, а вокруг неё разлетелись конфетти, переливающиеся на свету. Снег мягко ложился на её волосы, белую шубку. Энн подожгла фитиль и быстро стала подходить к сестре. Она встала между нами, и мы все вместе взглянула на ночное небо. — Один! — весело воскликнула малышка Джулия. — Два! — подхватила Мэри-Энн. — Три… — тихо произнёс я. Всё небо засияло, заискрилось от фейерверка. Залпы салюта были различных цветов и размеров: маленькие, большие, красные, синие, голубые, жёлтые. Они создавали впечатление разноцветного звездопада. Я завороженно смотрел на огни; то возникающее где-то в глубине души чувство пыталось выбраться наружу, но я всячески пытался его загнать обратно, заперев на сотню замков. От мыслей меня отвлёк удар снега в плечо. Я удивлённо посмотрел в сторону. Хитро улыбающаяся Джулия ткнула пальцем в сторону Мэри-Энн, которая сминала в руках снег и не смотрела на меня. На её лице сияла радостная улыбка. Её улыбка была особенно прекрасной. Она была такой чистой, без капли фальши. Я усмехнулся и, слепив снежок, бросил прямо Энн в спину. Она посмотрела на меня таким удивлённым взглядом, будто не ожидая такого от меня, а Джулия звонко засмеялась. Мы подхватили такой заразный и озорной смех малышки. Мы смехом швыряли друг в друга снежные, слепленные на скорую руку, шары. Всё было настолько непривычным для меня и заставляло позабыть о том мире, откуда меня занесло в этот. На секунду я забыл о магии, желании развязать войну, чтобы волшебникам больше не скрываться… Рядом с ними я забывал обо всём. Этот радостный момент продлился недолго. Губы Джулии посинели, глаза закатились и закрылись, сама же малышка упала на холодный снег. Испуганная Энн подбежала к малышке. На её глаза наворачивались слёзы, а из горла вырывался истошный крик. Она просила Джулию очнуться, не бросать её… Опомнившись, я подскочил к бессознательной Джулии и кричащей Энн. Взяв на руки малышку, я поторопился в сторону дороги. Мэри-Энн побежала вперёд меня к дороге, чтобы остановить машину. Она выскочила прямо на дорогу перед проезжающим автомобилем, водитель которого еле успел затормозить. Я сел в автомобиль на заднее сидение с Джулией на руках, а Мэри села на переднее пассажирское сидение. — Живо до ближайшей больницы! — воскликнула Мэри-Энн приказным тоном, что был больше похож на рык. В её голосе были слышны отчаянье и страх. Молодой парнишка с испуганными глазами надавил на педаль газа. Автомобиль тронулся с места, постепенно набирая скорость. Энн всё это время выкрикивала различные слова: «Быстрее!», «Потерпи, малышка!», «Прошу тебя, не оставляй меня!». Её глаза были на мокром месте, истерика продолжала овладевать ей. Она всё время нервно оглядывалась на Джулию, что тяжело дышала и была без сознания. Её губы были бледными, словно у мертвеца. Глаза девочки всё так же были закрыты, и она никак не реагировала на происходящее и крики своей старшей сестры. Я же прижимал маленькое хрупкое тельце ребёнка к себе, стараясь не думать о худшем исходе: «Чёрт! Сейчас магия не помешала бы нам!» — мысленно негодовал я.***
Мэри-Энн ходила туда-сюда, нервно сжимая и разжимая в руках свой носовой платок. Она не находила себе места, её губы то и дело потрагивали, а тело всё напрягалось, когда она видела в другом конце больничного коридора медработника. Слёз на её лице больше не было, а глаза были наполнены грустью, смешанной с надеждой и страхом за жизнь младшей сестры. Он что-то перебирала в своей голове. Я не пытался её как-то успокоить, ибо не мог. Для неё на данный момент любое слово ничего не значило. Тяжёлое молчание нарушал только неприятный треск лампочки. «Ну же, дух Рождества, объявись, я нашёл ответ на твой вопрос», — мысленно я взывал к тому, кто меня решил забросить в этот мир до тех пор, пока я не пойму, кто нуждается в моей помощи. В коридоре появился мужчина в медицинском костюме, и он шёл в нашу сторону. Энн напряглась и с надеждой в глазах смотрела на приближающегося врача. Это был высокий мужчина средних лет. Седина на висках переливалась на холодном свету лампочки. Под его карими глазами были видны мешки и синяки, говорящие о том, что у врача была тяжёлая ночка. Когда он подошёл к Мэри-Энн, то его рот приоткрылся, но так и замер, как и всё вокруг. Даже капли воды, что падали из плохо закрытого крана, застыли в воздухе, как и все звуки. Я стал оглядываться по сторонам в поисках причины, которая заставила застыть время, а вместе и с ним всю жизнь этого мира. — Ты меня звал? — раздался мелодичный голос за спиной. Я обернулся; передо мной стоял мальчишка лет тринадцати. У него были средней длины белоснежные волосы и небесно-голубые глаза, в которых блестел азарт. На детском лице плясала заговорщическая улыбка. У меня возникло впечатление, что этот мальчишка был в восторге от происходящего. Оно вызывало у него веселье, а у меня появилось отвращение к этому существу. Я сразу понял, что передо мной дух Рождества. Люди всегда описывали его как нечто волшебное и доброе. В их понимании дух Рождества не мог олицетворять зло, но я видел в эту самую секунду обратное. Дух Рождества был далёк от тех фольклорных представлений. Он был тем ещё засранцем. — Я нашёл, кому должен помочь, — выдерживая спокойствие и глядя в эти детские глаза, полные веселья и коварства, ответил я ему. Мальчишка в красном комбинезоне, ткань которого переливалась от блесток на свету, скучающе осматривал врача. Ему, кажется, было наплевать на мои слова. В этот момент его интересовал мужчина в белом халате. — Как думаешь, этот человек такой же чуткий к своей жене и сыну, как и к своим пациентам? — задумчиво протянул дух Рождества, на что я пожал плечами. — Хе-х, вы, люди, такие смешные и забавные. Меня поражает, как вы в глазах окружающих стараетесь изо всех сил показать себя чуть ли не святыми, втаптывая своих близких в грязь, — рассуждал мальчишка вслух, а мне оставалось терпеливо ждать, хотя он меня уже порядком раздражал. — Но как только у вас отнять близких, вы тут же осознаёте, какими глупцами были, — на последнем слове дух щелкнул пальцами с хитрой ухмылкой на детском личике. «Это точно дух Рождества?» Мальчонка, потеряв весь свой интерес к доктору, подошёл ко мне. Из кармана он достал бузинную палочку, протягивая мне её. Моя бровь изогнулась от удивления, ведь я свою палочку сломал и выбросил в первый же день своего пребывания в этом мире, а тут этот дух достал её, целую и невредимую. Я осторожно взял её в руку и ощутил наслаждение, ощущая, как магия наполняет меня. Пустота, что всё это время была, наконец-то исчезла. Волшебная палочка была как новая, без царапин и сколов, всё такая же лёгкая, словно перо. — Я вернул тебе магию, но… — мой взгляд упал на говорившего духа, который увлеченно разглядывал автомат с кофе. — Ты должен сделать выбор: вернуться в свой мир, позволив умереть девочке, или же спасти её, но потеряв возможность вернуться домой и магию, — нажав на кнопку автомата, сказал он мне своё условие. Я взглянул на Мэри-Энн, её глаза были не такими живыми, как прежде, но в них всё ещё горел слабый огонёк надежды. Мне хотелось помочь её сестре, но отказаться от своего мира и магии… Это было трудным решением. Я всю эту неделю пытался найти способ вернуться, но все попытки терпели крах, а сейчас у меня появилась возможность вернутся к своей жизни. Но отчего-то я медлил. Дух Рождества щёлкнул пальцами, и мы оказались рядом с Джулией. Девочка лежала неподвижно. Она была подключена к аппаратам, которые, судя по всему, поддерживали её организм. Губы её были бледные, а розовый румянец на щеках исчез. Мне показалось, что рядом с ней стояла Смерть и держала её за руку. Сердце сжалось. Теперь я не мог быть уверенным в своих желаниях о возвращение в свой мир. Там не было того, что я обрёл в этом мире. Магия для меня стала чем-то пустым и бессмысленным, ведь в моей жизни некого было защищать. Джулия и Мэри-Энн показали мне нечто большее, чем просто волшебство. Я не мог позволить умереть малышке, а её старшую сестру оставить одну. Они обе стали для меня ближе, чем кто-либо. Выбор был очевиден. Я взмахнул последний раз палочкой…***
Год спустя
Мэри-Энн
Белое платье в греческом стиле смотрело на меня с витрины самого популярного магазина города. — И зачем эти сложности? — спросила я, а он притянул меня за талию к себе. — Ты же не хочешь расстроить свою матушку? — временами меня раздражало, когда этот самодовольный и чересчур уверенный мужчина отвечал вопросом на вопрос, но в этот раз он был прав. Если мы откажемся от традиционной церемонии, моя мама устроит такой скандал, что, боюсь, даже Геллерт не сможет её успокоить. Да… Год назад он появился в моей жизни, как снег в июле. Все его рассказы о магии и перемещениях между мирами были для меня фантазиями сумасшедшего, но в Рождество, когда Джулия могла умереть, я изменила своё мнение. Геллерт при помощи магии смог исцелить мою младшую сестру. Тогда мне казалось что я сплю. Всё вокруг было застывшем. Все люди были неподвижны, будто бы время застыло. Я была в растерянности и чуть не поддалась истерике. В ту рождественскую ночь я думала, что схожу с ума, но самым страшным было потерять младшую сестру. Я была готова поверить во что угодно, лишь бы спасти Джулию. Гриндевальд подошёл ко мне и приобнял за плечи. Он пообещал, что спасёт Джулию. Сперва мне казалось, что он жестоко пошутил, но он сдержал своё слово. «А как дошло до свадьбы?» — спросите вы. А это уже совсем другая история.