без тебя я тону в этом море

– Хэй, полегче, дорогуша, – смотря в яркие голубые глаза, прошептала Паркинсон, резко прижатая к каменной стене Джинни Уизли, ловкие руки которой уже блуждали под мантией. – Я скучала, моя вредная змейка, – Уизли обворожительно улыбнулась, убирая темные волосы Панси с лица за уши. Слизеринка тоже не сдержала улыбки, смотря на девушку, которая незаметно забралась в сердце и поселилась в нём. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого нет, она положила руки на плечи гриффиндорки и притянула к себе, переместив их на шею и сцепив месте. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга, а воздух стал единым. – Я тоже, mon soleil*, – прошептала Панси, наклонившись к уху рыжеволосой, щекоча его горячим дыханием. От гриффиндорки пахло выпечкой и кофе. Руки Джинни легли на талию, легко поглаживая и спускаясь на упругие ягодицы, облаченные в школьные брюки. Уизли привычно ткнулась носом в шею Паркинсон, вдыхая запах её духов, смешанный с запахом тела и сигарет. – Ты снова курила, – Джинни отстранилась, её взгляд резко стал жёстче и серьезнее. Она знала, что слизеринка курит только в том случае, если испытывает стресс. И чаще всего причиной стресса были родители. Паркинсон отпустила взгляд в пол, твердо отрезав «не твоё дело». Гриффиндорка убрав  руку с талии, переместила её на подбородок, чуть сжимая его и поднимая, тем самым заставляя девушку посмотреть на себя. – Вернулись к тому с чего начали, милая? – вздернув брови вверх, спросила Джинни. Они не виделись на каникулах, потому что Панси улетала во Францию и не поддерживали общение две недели. – Сразу после выпуска, я должна выйти замуж за сына состоятельных родителей, чтобы укрепить наше положение. – шумно выдохнув, тихо, но уверенно проговорила Панси, но в конце её голос предательски дрогнул. Джинни прикрыла глаза, крепче сжимая руку на талии слизеринки. Внутренности будто завязались в тугой узел от картинки в голове, где её девушку целует какой-то ублюдок, прикасаясь к ней, к её телу, бесстыдно и уверенно. – Джинни? – позвала девушки брюнетка. – Джинни! Мне больно. – чуть громче повторила она. Гриффиндорка резко очнулась, открывая глаза, в которых читались все эмоции и от этого урагана эмоций в голубых глазах у Панси сжалось сердце в груди. Уизли судорожно отошла от девушки, качая головой. – Прости... – голос рыжеволосой прозвучал безжизненно. Она знала, что их отношениям не быть; знала, что Панси придется выйти замуж и каждый раз от этих мыслей было больно. – Хватит думать о плохом. Сейчас я с тобой и буду с тобой столько, сколько смогу, но с самого начала я говорила, что это временно, – Панси подошла к Джинни, но та отошла назад, не подпуская к себе слизеринку. – это должен был быть просто секс без обязательств. Но всё зашло слишком далеко. – Я не хочу просто секс, хочу быть рядом всегда, просыпаться и видеть тебя, засыпать в твоих объятиях, целовать до тех пор, пока губы не онемеют, хочу любить тебя и чтобы ты любила меня в ответ. – выпалила на одной дыхании гриффиндорка. Она знала, что её слова звучат слишком... собственнически и даже эгоистично. – И я знаю, что я многого хочу, но ничего не могу с этим поделать.– добавила она в конце чуть тише. – Джинни, –  в уголках глаз Панси появились кристаллы слез, поблескивающие в полутьме коридора, освещаемого факелами. – Прости, – снова повторила слизеринка, обнимая себя за плечи. Джинни глубоко вдохнула и выдохнула, успокаиваясь. Она знала, что Панс тяжелее, чем ей и она не хочет всего того, что говорят ей делать родители ради их семейного благополучия и счастья. Гриффиндорка медленно подошла к Паркинсон и обняла, зарываясь носом в темные волосы, одной рукой обнимая девушку за талию, а другой поглаживая по макушке. – Я буду рядом столько, сколько это будет возможно, моя вредная змейка, но даже после я вряд смогу смирится с тем, что ты выйдешь за какого-то богатого придурка. Панси расслабилась в её объятиях, слушая тихий мягкий голос, который успокаивал. Джинни подняла голову с плеча слизеринки, нежно подцепила подбородок девушки, заставляя посмотреть на себя. Глаза Панси были мокрыми и слегка покрасневшими от слез. – Я рядом, ты можешь поделиться со мной всем, что тебя тревожит, – Джинни положила руку на щеку Паркинсон, легко поглаживая, после обвела указательным пальцем челюсть и мягко очертила контур пухлых приоткрытых губ. – Я знаю, mon soleil*. Спасибо, – прошептала Панси, улыбаясь сквозь боль, которой внутри было слишком много. Она переполняла её. И её единственным счастьем была эта рыжеволосая ревнивая и чересчур эмоциональная девушка. Глаза Паркинсон вновь наполнились слезами и поблескивали в полутьме коридора. Она неожиданно накрыла губы рыжеволосой своими, невесомо целуя, Джинни застыла, но не надолго, в следующую секунду, ближе притягивая девушку к себе и целуя напористее и собственнически, также как и всегда. И каждый раз, когда Джинни целовала её так, Панси чувствовала себя нужной, эти поцелуи были как глоток воздуха, а сама гриффиндорка была её воздухом, который не давал утонуть в глубоком море. Только с этой голубоглазой волшебницей каменный панцирь Панси трещал и рушился, обнажая все слабости, всю боль и горечь. А Джинни в свою очередь не заставляла её обнажать душу. Она принимала её любую, не осуждала и не пыталась изменить. – Без тебя я бы уже утонула в этом море, mon soleil. – прижимаясь к рыжеволосой ещё ближе и обнимая её талию, прошептала Панси, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы. Она шмыгнула носом, пряча лицо в плече рыжеволосой. А та в свою очередь, крепко обняла её в ответ, чувствуя как дрожит хрупкое тело девушки и гладила её второй рукой по коротким волосам. Панси не первый раз говорила эту фразу и Джинни единственная знала, что та подразумевает под «морем» и от этого всё внутри болезненно сжималось, не позволяя нормально дышать. Уизли была готова отдать всё за эту холодную и закрытую девушку, которой пришлось пережить многое и до сих пор приходится. Но Панси не позволила бы ей этого, она хотела ей счастья, пусть даже не рядом с собой... *моё солнце