два рэпера и одно такси.

два холодных как лёд глаза с цинично полуопущенными веками метают взгляды, словно кинжалы, заставляя подгибаться колени. ебучая лысая карлица умудряется смотреть на него свысока, будучи на голову ниже. даже когда слава разъебывает всухую с разгромным счетом пять-ноль держится с ровной спиною, словно это не его холеную империю безжалостно растоптали на его глазах, превратив в грязную кашу. нет бурных истерик, надрывных воплей, каждое движение и жест изобилует достоинством, так и не скажешь, что этот человек только что с позором проебал слову спб. но недоимператора свергнули, за ним уже выслали карету по одному маршруту – на хуй. славу толкают в толпу, бесцеремонно трепля по волосам, громко скандируя дебильные кричалки. он заслужил, нагнул короля русского рэпа, ебать. но радоваться сокрушительной победе мешает напыщенное ебало мирона, ни униженного, ни оскорбленного. изваяние, а не человек. он смотрит взглядом долгим, задумчивым, пьяный слава не может понять, о чем говорит этот его взгляд. мирон исчезает из поля зрения, как поддатый, но неуловимый ниндзя, даже не удостоив победителя красивыми кручеными метафорами. за пределами душного бара кислый август вызывает резь в глазах порывами ветра. слава матерится и ежится, думает о тонкой рубашке мирона, представляя, как тот мёрзнет в каком-то обоссаном переулке, ожидая такси, шаркает ногами по щербатому асфальту, потирая руками мерзнущие плечи. и ему похуй на баттл. ему похуй на гнойного. его, сука, так не кроет. слава кладет на афтепати. перспектива нажираться до рвоты в компании объебаных кентов даже не звучит нихуя. схема простая: сейчас он наберет номер, дождется такси, уедет к себе на хату, переждет волну хайпа и уже скоро вернется к привычному ритму жизни. он хлопает себя по карманам в поисках телефона, но неожиданно обнаруживает, что умудрился его проебать. да как так-то, сука. ругая себя последними словами за распиздяйство, разворачивается обратно к бару, уже предсказывая пьяные уговоры остаться и присоединиться к празднеству. внутрь решает не соваться, не устоит ведь. смотря себе под ноги, ища глазами знакомый чехол, не замечает, куда идет, оступается, чуть не врезаясь в розовую рубашку. бля, розовая рубашка. ирония судьбы, ебать ее в рот. — смотри, куда идешь, — ровным голосом говорит, спокойный, как удав, будто дает наставление ему, неопытному в новомодных воззрениях на то, как следует обращаться с императрицей. но не трогает, не толкается. — отъебись, — дважды не думая отвечает слава, ища взглядом телефон. может, жид спиздил от обиды? — что тебе? — надменно подбородок задирает, с высоты своего пресловутого эго смотрит двумя ледышками в душу. от такого взгляда у славы по спине пробегают колючие мурашки. мирон явно не в настроении после проигрыша и, кажется, уверен, что гнойный пришел над ним поглумиться. — телефон посеял, — признается слава, рассматривая чужое лицо с подозрительностью и недоверчивым любопытством. — а так ниче. мирон стойко выдерживает зрительный контакт. он не меняется в лице, глаза не бегают. только непонимание во взгляде отражается. он-то тут при чем? с каждой секундой, которую они продолжают топтаться друг возле друга, вокруг только сильнее искрит. даже вне камер выебываются, доказывая, кто главная звезда рэпа на русском. — тебе такси вызвать? — спрашивает мирон, искренне не догоняя, чего от него хотят. славе уже втащить хочется по этому надменному ебалу. такой гордый, блять, словно только что воду в вино превратил, не меньше. но он руки заламывает, усилием воли подавляет гнев и обретает необходимое сейчас равнодушие. ну потерял телефон и потерял, зато взъебал оксимирона, и истерит ли тот из-за этого – последнее дело. — да мне похуй, — отмахивается слава, внутренне саркастически ухмыльнувшись. — на гонорар от чейни новую мобилу куплю. мирон сыпется, грозно сводит брови к переносице и упрямо отводит глаза. задело его, приспустился нарочитый пафос. весь он превратился в олицетворение оскорбленного достоинства, памятник собственной никчемности. слава не может и не хочет скрыть пакостного злорадства, отражающегося в идиотской самодовольной ухмылке. но одно остается неизменным. телефона у него больше нет, в вызове такси возникают вполне закономерные проблемы. в баре его зацепят, без вариантов, а единственный человек, который добровольно свалил с пати, стоит перед ним и молча дуется на откровенную провокацию. сложившаяся встреча могла послужить обратным билетом, а потому слава, не стесняясь, низко нависает над жидом и чеканит елейным голосом: — а вызови. — че? — вызывай, — настойчиво повторяет слава. сам же предложил, чего теперь ломается, как целка. это, блять, так тупо, но до опиздинения смешно. как будто все эти годы он прожил только ради того, чтобы увидеть на лице оксимирона это чудное растерянное выражение. наглость гнойного, разумеется, задевает его самолюбие, но вымуштрованные оксфордом манеры не позволяют уподобиться недорэперку. мирону явно неудобно от такой опасной близости, а слава мысленно предъявляет ему за особенно борзые выпады на баттле. взял бы да отодвинул, делов то. но медлит почему-то, надеясь, что слава уйдет, если его игнорировать. только вот слава не лыком шитый, словно банный лист налип, уже год как, и так просто отлипать не собирается. мирон исподлобья окидывает взглядом дылду, пренебрежительно хмыкает и наконец говорит три заветных слова: — я уже вызвал. себе, — он чувствует, будто необходимо этот момент уточнить, чтобы гнойный ничего там не напридумывал. — подкинешь меня тогда, — нагло заявляет тот, наслаждаясь возмущением, волнами исходящим от оксимирона. якобы устрашенный делает шаг назад, вскидывает руки в защитном жесте, смотри, типа, я вообще не при делах. — мне по-другому до тралика чесать придется. мирон хочет добавить что-нибудь язвительное, мол, вот и пиздуй на свою сраную остановку, но не успевает: в кармане загорается экран телефона и начинает звенеть какая-то старперская мелодия. он побыстрее отвечает на звонок, пока гнойный смехуечек какой-нибудь не вкинул, и слава искренне не понимает, какого хуя окси так быстро перестраивается: огонь праведного негодования резко прерывается вежливой светской беседой с каким-то таксистом. зато как вешает трубку, так взглядом с ходу метает молнии. — машина на другой стороне улицы, — мирон буквально выплевывает эти слова, вкладывая в них все копившееся после баттла раздражение. слава довольную лыбу давит – сложно не давить после такого шоу. он и не думал, что столь незамысловатая манипуляция возымеет успех. и чего он сдался так быстро? оставив 17.03 далеко позади, они выходят к дороге. мирон себе под нос что-то бубнит про то, что они на месте. слава послушно останавливается, скучающе раскачиваясь на носочках. нужная тачка не заставляет ждать, быстро показывается из-за угла, подъехав вплотную. и не какая-нибудь, а новенькая тойота цвета ртути. мирон первым влезает в машину, повозившись, устраивается в черном кожаном салоне. слава тоже опускается на выделенное ему сиденье, пока мирон, не мигая, холодно наблюдает за ним. хочется с себя малоприятный взгляд стряхнуть, но слава не выебывается: сам же набился. — говори, куда тебе, — шипит на него мирон, отбросив всю поэтичность. слава злил бы его целую вечность. адрес называет и расслабляется. сейчас он наконец доберется до хаты и их пути-дороги с мироном янычем окончательно разойдутся. каждый займется своим делом, охуенно же. слава, правда, не собирался портить поездку, но молчать у него выходит только первую минуту и он не удерживается от очередной шпильки. не отпускать же окси без прощальной прожарки. — давай еще в бухарню заедем, а то такое ебало корчишь, будто тебя вот-вот стошнит. — завались и едь молча, — кратко, но содержательно. в этом весь оксимирон. — не, ты не понял, — не унимается слава, — тебя домой пускать нельзя, обколешься с горя и потеряет страна своего героя. а будешь под градусом, даже не вспомнишь своего фиаско, базарю. — тебя это ебать не должно, — дергано усмехается, интонацией ставя точку в этой нелепой перепалке. славе следовало бы уяснить, что уязвленная гордость бывает злопамятна, особенно при остром осознании собственного проеба. но если гнойный раз прицепится, то продолжит рвать жопу до победного. — я же переживаю, что с нами будет без батьки русского рэпа. — заткнись, бля. — так заставь, — как же он, сука, издевается. слава провоцирует на вполне однозначное действие, а мирон уж очень любит поддаваться на его провокации. дальше все происходит так быстро, что они оба едва успевают понять. мирон хватается за ворот красного худи, тянет на себя. слава текуче поддается, сместившись долговязым телом на середину салона. он ждет, что ему крепко врежут. тогда он смог бы поверить, что окси не такая уж и нежная фиалка. но все ожидания разбиваются, когда мирон грубо припечатывает губами его рот. от неожиданности славу аж подбрасывает и он больно ударяется затылком о крышу машины. нихуя себе, а пить из одной бутылки отказался! у него мелькает мысль, что нужно как-то вырваться, но он непроизвольно тает на глазах, прямо на сиденьях растекаясь в лужу. поцелуй сам собой углубляется, теперь его целуют так агрессивно, что все плывет перед глазами. он тоже к мирону было тянется, но тот на самом интересном прерывается, отстраняется, пристально смотря в распахнутые от удивления глаза. похоже, он и сам в шоке от того, что выкинул. будто только сейчас осознал, как это было по-гейски. он, плотно сжав губы, молча отворачивается к окну, больше не смотря на шокированного славу, чьи мешковатые джинсы теперь скрывают ничто иное, как крепкий стояк. такая радикальная мера все же срабатывает: остаток пути они проезжают, молча краснея и оба в крайней степени благодарные таксисту, не сказавшему ни слова.