***
— Неужели ей нельзя помочь? — он был разгневан. — Ты ведь смогла обратить проклятие! Старая ведьма посмотрела на его исподлобья и зло усмехнулась. Малфой из последних сил держал себя в руках, хотя ему и хотелось просто запустить в неё непростительным. — Глупый мальчишка! — рассмеялась ведьма. — Это одноразовая акция! Или ты думаешь, что я могу бесконечно перекидывать ваше проклятье по рукам? А если бы и да, то что? Попросил бы спасти её и предложил бы взамен свою душонку? — Да, — твёрдо ответил Драко. — У вас одна проблема на двоих, и это далеко не проклятие. — Ты о чём? — Глуп тот, кто любит. Играет тот, кто чувствует. Выигрывает тот, кто отпускает. Проигрывает тот, кто жертвует. — Что ты несёшь? — Пока один из вас не смирится с неизбежным и не отпустит — не будет вам счастья.***
Он смотрел на спящую Гермиону, прокручивая в голове слова старой ведьмы. В какой-то степени Драко понимал о чём она говорила, но отказывался принимать условия игры, будто ему было недостаточно того, что случилось с Грейнджер. Она на собственной шкуре ощутила, что случается с тем, кто упрямо идет наперекор правилам. Дверь немного приоткрылась, и в палату заглянул Поттер, подзывая Малфоя к себе. Драко нежно коснулся губами её лба и вышел. — Чего тебе? — недовольно спросил блондин, каждую секунду поглядывая через щёлку в палату. — Я бы не хотел её оставлять. — Я хотел рассказать тебе всё сразу, но не потому что сильно переживал за твои душевные травмы, а потому что я хотел убить тебя. Я не понимаю, что движет Гермионой и почему она позволяет тебе находиться рядом… — И никогда не поймёшь, Поттер. Ты никогда не понимал того, что между нами происходило, это больше, чем просто любовь, это… — Да что ты такое говоришь? — Гарри ухватил его за пиджак. — Больше, чем любовь? А где ты был все эти годы? Если мне не изменяет память, ты спал в одной постели со своей женой. — Прекрати меня этим попрекать, — процедил Малфой. — Я искал её, тебе ли не знать? Или ты забыл, Поттер? Забыл, что я приходил к тебе?***
Он снова пьян. Драко забыл, когда в последний раз был трезвым и без бутылки огневиски в руках. Хмельное состояние стало его обычным состоянием, но даже оно больше не спасало его. Его больше ничего не спасало от кошмаров и воспоминаний. Малфой швырнул пустую бутылку в сугроб, а сам потянулся в карман, доставая оттуда потёртую колдографию, с которой ему улыбалась счастливая Грейнджер, поправляя свои пышные кудри. — Ты оставила меня, — он провёл пальцем по её глянцевому лицу. — Ты просто ушла и забрала всё, что у меня было. Ты забрала себя у меня, Грейнджер. Но она ему не ответила. Малфою оставалось лишь отыскивать в голове мутные воспоминания, где эхом раздавался её звонкий, родной голос. Он так сильно скучал по ней, но не знал, где она. Никто не знал, и никто больше её не искал. Малфой пытался найти: рыл землю носом, но она просто испарилась, не оставив никаких зацепок. Ни родителей, ни контактов, ни каких-либо вещей. Ничего. В нагрудном кармане пиджака хранилась маленькая серебряная заколка, которую он выхватил из рук Уизли. Заколка, потёртая колдография и разбитое сердце — всё, что у него осталось. Он сам не понял, как ноги привели его к дому Поттера, но опьяневший рассудок не позволял здраво мыслить. Драко на подкашивающихся ногах подошёл к двери и громко постучал. — Открывай, Поттер! Открывай, сукин сын! Ты должен знать, где она! Должен! Ты должен был спасти её, как она всегда это делала!***
Малфой с осуждением посмотрел на брюнета. Он понимал ненависть Поттера, но от этого легче не становилось. Драко не один раз приходил к его дому, требуя ответов. Он приходил к ним всем, но они молчали. — Это тебе, — Поттер посмотрел на часы и протянул ему белый запечатанный конверт. — Ты жив только потому, что она так хотела. Если бы я не знал, что твоя жизнь приравнивается к её, то ты был бы холодным трупом. — Что это? — парень посмотрел на письмо. — От кого? — Восемь лет, восемь месяцев и восемь дней, в полдень, — прошептал брюнет и с ненавистью посмотрел на него. — Она знала. Малфой кинулся в палату к уже бездыханному телу Гермионы Грейнджер. Она всё знала. — Нет! Нет! — закричал Драко. — Не умирай! Я прошу тебя, только не умирай! Но было поздно. Гермиона уже не слышала его. Она просто уснула навсегда, наконец-то избавившись от вечной боли, которая разрывала её на части. Дрожащими пальцами он вскрыл письмо и сразу же узнал её аккуратный и красивый почерк, которым она писала ему записки на общих уроках. 5 июня, 2000 год. Я знаю, что ты читаешь это, Драко, и я хочу, чтобы ты знал, что я пишу это и помню о твоём дне рождения. Прости меня за то, что я не рядом, хотя обещала делать тебя немного счастливее в каждый твой день рождения. Сегодня у меня проявились первые серьёзные симптомы проклятия, я продержалась молодцом почти девять месяцев, но всё же оно меня настигло. Если до этого мне было просто больно, то теперь я начала гнить изнутри, о чём говорят кровавые сгустки. Но я пишу совсем не для того, чтобы напугать тебя. Я хочу поздравить тебя с днём рождения и пожелать тебя счастья. Я знаю, что ты ищешь меня и пытаешься достучаться до Рона, Джинни и Гарри. Они все хранят мой большой секрет, но только один Гарри знает немного больше. Он знает, когда ему нужно отдать тебе это письмо. Я взяла с него обещание, что он отыщет тебя, если мы вдруг не встретимся и отдаст тебе его. Прости меня, мой милый Драко, что оставила тебя, что ничего тебе не объяснила, что убежала от тебя. Совсем по-другому я представляла наше будущее, но я не могла поступить иначе. Я не могла представить себе жизни без тебя, поэтому готова отдать всё, что у меня есть, чтобы ты жил, пусть и ценой этому будет моя жизнь. Мне так сильно тебя не хватает. Я так хочу знать, как у тебя дела и чем ты живёшь. Я хочу знать всё, что с тобой связано, но не могу. Я лишь надеюсь на то, что ты смог меня простить и начать новую счастливую жизнь, которую я для тебя загадываю каждый раз, когда вижу падающую звезду в окне своей больничной палаты. Ты должен читать это письмо где-то у камина Мэнора, отложив в сторону книгу и попросив отойти свою жену. Я хочу верить в то, что в этот самый момент, когда ты читаешь эти строки — ты счастлив и жив. Прости меня за то, что снова напомнила тебе о себе, это эгоистично с моей стороны. С днём рождения, мой милый Драко. Я люблю тебя. А что ему теперь делать с этой любовью? Как ему принять её жертву? Он никогда не узнает ответов на эти вопросы. — Я тоже люблю тебя, Гермиона, — он поцеловал её в губы. — Ты желала мне счастья, но не учла, что сама была им.***
— Как ты? — Блейз забрал у него стакан. — Нормально, — сухо ответил Драко. — Прошло восемь месяцев, а кажется, что один день. Будто я только вчера держал её за руку. — Время лечит, Малфой… — Я хочу побыть один, если ты не против, — он даже не посмотрел на друга. — До завтра. Забини испарился, оставив парня в желанном одиночестве. Несколько секунд Малфой сидел уставившись в пол, а потом резко подорвался, сметая со стола бутылку и стаканы. Звук бьющегося стекла на миг отрезвил его. По всей гостиной валялись её колдографии, которые он забрал из архива Хогвартса. Она смотрела на него отовсюду, а он медленно сходил с ума и прекрасно это осознавал. Бережно и аккуратно Малфой достал её письмо, перечитав его в тысячный раз. Он хотел читать его не останавливаясь, чувствовать её присутствие, но с каждым разом Гермиона была всё дальше и дальше. Теперь даже её образ покидал его, оставлял в одиночестве, как и сама гриффиндорка годами ранее. — О таком счастье ты мечтала? Таким ты представляла меня без себя? На что же ты рассчитывала, Грейнджер? Восемь месяцев, восемь дней, в полдень. Он поднёс письмо к губам, вдыхая её аромат в последний раз перед тем, как аппарировать из Мэнора навсегда.***
«СВЯЩЕННЫЕ ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ — ТЕПЕРЬ «СВЯЩЕННЫЕ ДВАДЦАТЬ СЕМЬ»? ДРЕВНИЙ ЧИСТОКРОВНЫЙ РОД МАЛФОЕВ ПРЕВРАТИЛСЯ В ПРОСТУЮ ИСТОРИЮ НА БУМАГЕ»
«Ежедневный Пророк» не успевал печатать статьи, в которых пытались разгадать «загадочную» смерть последнего Малфоя. Кто-то говорил о семейном проклятье, а кто-то о том, что Драко не вынес смерти своей жены. В каждой из догадок была лишь часть правды, которая собиралась в единый пазл, известный всего нескольким людям. Его тело нашли на её могиле с запиской в руке. Liberi sumus.