Серёжины сны

Тьма. Не видно абсолютно ничего, будто она поглотила тебя всего. Тишина. Будто все звуки в мире внезапно исчезли. Невозможно понять холодно здесь или жарко, стоишь ты, лежишь, сидишь, а может и вовсе падаешь в тёмную бездну. Словно все чувства в какой-то миг выключились. Такие сны не то чтобы совсем страшные, но жутко неприятные, и хочется, чтобы они скорее сменились чем-то другим. Однако… Все ведь знают, что со своими желаниями стоит быть крайне осторожным, чтобы они по-настоящему не превратили всё в кошмар. Сергей тоже знает это, но это не уберегает его от ошибки. Внезапно тьма сгущается, и вот в ней уже виден нечеткий силуэт, который тут же исчезает и появляется в другом месте, обрастая всё большим количеством деталей. От него веет холодом, так что хочется скукожиться, чтобы сохранить хоть крохи тепла собственного тела. Ещё мгновение, и на плечи Разумовского ложатся сильные когтистые лапы. В тот же миг у самого уха раздается голос, напоминающий вороний клёкот: — Как глупо притворяться, будто меня не существует, не правда ли? В темноте, после всей этой пытки без чувств, ощущения обостряются, с возвращением слуха и осязания они кажутся слишком яркими. Сергей в страхе пытается отстраниться, но Птица крепко держит его, переместив одну из своих лап на горло, а другой скользнув от плеча вниз по торсу. Бах! Раздается так громко, словно взрыв происходит прямо у него в голове, вновь заставляя дернуться, отчего когти больно впиваются в шею, кажется, даже до первой крови. — Ну, куда же ты собрался, игра только начинается, — клекочет Птица за спиной, хватка крепчает. Бах! В этот раз взрыв сопровождается яркой вспышкой, что больно бьет по глазам, заставляя закрыть их, из последних сил стараясь не застонать от боли, ведь где-то на подсознательном уровне Сергей знает, что так будет лишь хуже. Бах! Третий громкий звук с ещё одной яркой вспышкой, разрушают царившую тьму и тишь. И лишь сейчас Разумовский начинает понимать, что всё это больше напоминает не разрыв динамитной шашки, а выстрел из пистолета. — Узнал его, узнал! — ликует Тот, что за спиной и от этого становиться ещё страшнее. Бах! Раздается в очередной раз так резко, что Сергей вновь вздрагивает. Сомнений в том, что это звуки выстрелов, больше не остается, и от этого осознания хочется закричать, но. То ли голоса нет, то ли Птица настолько быстр, затыкая его, вместо крика выходит лишь сиплый стон на грани слышимости. — Терпи, Тряпка, ты ведь и сам знаешь, что осталось совсем немного… Бах! Последний пятый выстрел. Разумовский чувствует боль, но ничего не может с ней сделать. Хочет кричать, но в лёгких будто совсем не осталось воздуха, чтобы издать даже сиплый стон. Хватка Птицы крепчает с каждой минутой. Он, кажется, что-то говорит, но Сергей уже не может разобрать ни слова. Ровно как и выбраться из затянувшегося кошмара. Его глаза всё ещё закрыты, но он будто снова видит сгущение тьмы перед собой, только теперь их два. Трёх Птиц он точно не выдержит, но. К счастью, а может и к ужасу, один из силуэтов зовет его по имени, самым родным голосом в этом мире. Ещё таким, какой Разумовский помнит до тех проклятых шахмат. Хватка Птицы внезапно слабеет. — Я ещё вернусь, — обещает Он голосом, переполненным злобой, а уже в следующий миг Сергей, распахнув глаза, резко садится на постели, успев выкрикнуть имя самого дорогого человека в этом жестоком мире. *** От света, заполняющего комнату, больно глазам, но Сергей больше не решается их закрыть, невзирая на дискомфорт. По ощущениям, это был не первый его вскрик за последнее время в реальности, поскольку горло мерзко дерёт и пробирает на кашель, в коротком приступе которого Разумовский тут же сгибается. Его трясёт. Кажется, что если сейчас взглянуть в зеркало, на своем теле он увидит немало царапин от когтей Птицы. Осматриваться тоже нет особого желания, когда сердце всё ещё продолжает бешено биться, словно в попытках вырваться из грудной клетки. Если сейчас он снова увидит Его, можно будет заказывать гроб. Кашель уже стих, но восстановить ритм дыхания так и не выходит, хотя постепенно паника начинает утихать, а реальность — дополняться новыми деталями: на щеках влажные дорожки, похоже, что он плакал во сне или только едва очнувшись, футболка неприятно липнет к взмокшей спине. Холодно. Из приоткрытого окна снова веет сыростью, где-то у соседей громко работает телевизор (уж очень в доме плохая звукоизоляция, а соседи глухие). Набравшись наконец сил и смелости, Сергей поднимает взгляд и пробегается им по комнате, в которой находится совершенно один. Ни Птицы, ни Олега, голос которого он слышал перед самым пробуждением, здесь нет. Отчасти это даже хорошо. Ещё минутой после, Разумовский приходит к мнению, что очень хочет умыться, да так, чтоб смыть с себя остатки этого кошмара, а не просто сонливость. Ради этого приходится подняться с постели окончательно и постараться не упасть, когда вдруг качнёт в сторону, словно на корабле. Во имя собственной безопасности преодолевать путь в ванную комнату приходится медленно, опираясь на стены, дверные косяки и более менее устойчивую мебель. Неожиданно громкий щелчок выключателя заставляет сердце пропустить удар. И ещё с полминуты поколеблется, прежде чем подойти к раковине и включить воду, не глядя на свое отражение в зеркале, явно сейчас не достойное красочных описаний на полотнах великих мастеров. Умывается Разумовский исключительно холодной водой, до тех пор, пока едва ли не перестает чувствовать заледеневшие пальцы. Выключив воду, Сергей стаскивает с себя промокшую футболку и решается наконец посмотреться в зеркало, искренне надеясь не увидеть за спиной Птицу. Но страх играет лишь злую шутку с потрепанной психикой рыжеволосого, и на миг он видит Его в отражении, резко оборачиваясь и, конечно, убеждаясь в том, что за спиной никого нет. Выдохнув с облегчением, парень опирается на раковину и вновь поворачивается к зеркалу, в отражении теперь видя лишь себя. Чувство страха тем не менее до конца так и не отпускает. — Я ещё вернусь… — отголоском клёкота Птицы слышит Сергей и тут же хватается за ручку в углу зеркала, тем самым открывая припрятанный за ним шкафчик, вместо средств гигиены заполненный всякими лекарствами, бинтами, шприцами, ампулами и коробочками пластырей. Наспех он открывает оранжевую баночку с заграничными таблетками, ввезенными сюда нелегальным путём, но тем проще получаемые без всяких рецептов у заинтересованных сбыть товар людей. Параллельно с этим, Разумовский вновь открывает кран, и, пока вода немного согреется, чтобы потом зубы не свело от холода, вытряхивает парочку капсул на руку, чтобы в следующий миг отправить в рот. Баночка затем быстро возвращается на место, с трудом закрытая дрожащими руками, и Сергей запивает лекарство чуть теплой водой из-под крана. Выключает его и снова упирается в края раковины стискивая их до побеления костяшек. Тело немеет, словно перед обмороком, сердце громко колотится и отдает почти болезненной пульсацией в висках, дышать вновь становится трудно, перед глазами начинает плыть. Не устоит. Ноги подкашиваются, и только благодаря всё ещё крепкой хватке рук, Разумовский не падает окончательно, а лишь плавно соскальзывает вниз на холодный кафель, поворачивается, опирается спиной на бортик ванны, подтягивает ближе согнутые ноги, утыкаясь в них рыжей макушкой. Вроде после Венеции прошло уже столько времени, а каждый раз при упоминании о ней становится так больно. А порой ещё и так плохо, как сейчас. Хотя нет. Сейчас гораздо хуже всех прошлых моментов. Возможно, вместе взятых. *** Сколько он так сидит? Минут десять? Полчаса? Час? Сергей и сам не знает, не смотрел перед этим на время, чтобы понять, сколько времени с тех пор прошло. Но когда он наконец поднимается, занемевшие ноги уже болят. Взгляд вокруг. Птицы нет. И в отражении зеркала тоже. Кажется, отпустило. Но в памяти образы сна ещё слишком свежие и яркие, поэтому лучше не думать, просто действовать на автомате. Пойти, может, чаю заварить? Забыть кошмары он не поможет, но хоть временно займёт и согреет. Всё же в доме холодно. Прежде чем идти на кухню, Разумовский возвращается в спальню, чтобы одеться, а в итоге застревает взглядом на телефоне и о сознает, что нуждается сейчас лишь в том, чтобы услышать голос старого друга и делового партнёра по совместительству. Просто убедиться, что тот всё ещё жив. Звонок выходит почти автоматически, начинают раздаваться первые гудки. Один. Два. Сергей прижимается спиной к стене и медленно соскальзывает вниз, на пол, шепча словно молитву: — Пожалуйста, ответь…