Winter

      Его ноги неуклюже расходятся по снежной земле, и Кехён мысленно ругается, что соглашается на идею прогуляться поздним вечером, ведь может остаться дома в тепле у батарей с горячим чаем в фарфоре; а Ёнсын посмеивается, наблюдая за ним уже далеко на тропе от дома, помахивает рукой человеку у подъезда и с забавой подкидывает носком обуви свежий снег; зимний ветер гуляет по просторам между жилых пятиэтажных домов и чаще играет меж еловых громадин с таинственными тенями от ветвей. Чо кряхтит, аккуратно спускаясь по каменным ступеням, покрытых замершей дождевой водой, и пингвинным шагом направляется к младшему, который так кстати решает остановиться и подождать немного. Это радует Кехёна даже больше, чем сытный ужин полчаса ранее.       — Старик, пошли уже, — но характер у младшего, как обычно, игривый и насмехающийся по-доброму, со смелым взглядом и лёгкой ухмылкой. Этого вполне стоит ожидать, поэтому только закатывает глаза. Руки Ёнсын прячет в карманах чёрной куртки, старший оглядывает его внешний вид, хмурится, когда не замечает шапки, и из-под капюшона виднеется серое худи. Он быстро подходит, накидывая его и затягивая жёсткие резинки, чтобы никакая зараза не коснулась его шеи. Ким моргает глупо, а потом неловко улыбается, придерживая Чо за руки у верёвок. — Всё нормально, — и усмехается так же смущённо, а когда Кехён расслабляет жест, спокойно опускает их ладони на уровне бедра и покачивает — он такой ребёнок. Ёнсын смотрит на их сцепленные руки, а затем идёт чуть впереди и не видит, как у Чо губ касается нежная улыбка.       Лёгкий снег опускается на их плечи, припудривая совсем чуть-чуть под полулусклым светом холодных фонарей. В домах постепенно зажигаются окна, наполненные теплом и лаской от всевозможных гирлянд в глубине квартир. Ведь скоро Новый год.       Ёнсын останавливается, кажется, на середине дороги, и Чо слегка недоумевает, поднимает бровь угрюмо и заодно оглядывается, но носящихся сумасшедших автомобилей нет в их спальнем районе в такое время, оттого он успокаивается. А Ким оборачивается и стеснительно чешет свою бровь и тихо смеётся, до дрожи умилительно. Кехён, точно дурак, бездумно повторяет за ним, не понимая этого, и его смех звучит звонко в свободном пространстве, занесённым низким вихрем снежной пыли. Он чуть притихает, когда ощущает крепкое объятие рук, обвитых вокруг него под подмышками, Ким будто зарывается в его ворот водолазки, оттягивает немного и холодит своим носом, который приятно щекочет порозовевшую кожу, от чего Кехён внезапно ощущает внутри себя распирающее чувство благодарности. Не только младшему, но и всей этой ситуации. В такой волшебный вечер.       Чо понимает, что начинает дрожать, когда трепетно обнимает в ответ трясущимися руками, будто держит самую драгоценную вещь, хрупкую реликвию. И ещё лихорадит его не по-детски, когда грудь его потряхивается от вырывающихся чувств. Он тяжко вздыхает покрасневшим от холода носом и замирает, когда Ким выпрямляется и осторожно стирает его слёзы большими пальцами с великой заботой, затем улыбается умиротворённо-понимающе, глядит в стеклянные потерянные зрачки со вниманием, а потом лицо старшего тонет в тени, и жар достигает его губ. Руки Кехёна дёргаются и сжимают брезент на чужой груди бережно и неловко, удерживают, будто это всё ненастоящее. Ким успокаивающе поглаживает его щёки и, отстранившись, с наслаждением наблюдает за дрожащими блестящими от снежинок и слёз ресницами, а затем полными любви яркими глазами. Чо от неожиданности пугается в повторный чмок, когда младший берёт его за прохладные ладони и начинает кружить, неряшливо ступая по дороге, чтобы старший поспевал. Это потрясающий танец, чувственный вальс, пропитанный глубоким желанием расслабить партнёра, забыть рабочую утренную суету, их музыку, строгий график и просто отдохнуть. Кехён позволяет вести его, и они глупо дарят друг другу улыбки, утопая в зимнем приятном вечере под этим нежно падающим снегом.