Кинцуги

Тусклый золотистый свет луны, прокравшийся в комнату через щель в плотных темных портьерах, разлился по кровати и подсветил мягкие очертания тяжело дышащей женщины. Она, фарфорово-бледная, с едва заметным румянцем на щеках, бездумно смотрела в потолок и машинально сжимала тонкими пальцами простынь. И даже сейчас она казалась отстраненной и чужой, словно старалась поддерживать субординацию, которую сама же давным-давно нарушила – пропасть между ними никуда не исчезла. Несмотря на близость, она все еще отказывалась открываться, но скорее не потому, что совсем ему не доверяла, а из-за выученной осторожности человека, слишком долго скрывавшегося от несправедливого правосудия Мирового Правительства. Крокодайл, глядя на крепкую, полную жизни фигуру, неожиданно осознал, что не способен оторвать от нее взгляд. Ее лицо, несколько угловатое и раньше слегка усталое, оставалось по-прежнему невыразительно спокойным, но в ее прозрачных синих глазах затаилось умиротворение, которого он никогда не замечал. Существенно побледневшая за время их разлуки, она казалась более цельной и энергичной, будто волны океанов и морей вместе с крепким загаром Алабасты смыли с нее безразличие и усталость. Это, пожалуй, было основной переменой – в остальном перед ним лежала все та же трезвая и рассудительная Нико Робин. Совершенно не смущенная собственной наготой и его пристальным взглядом, она постепенно приходила в себя. Налипшие на лоб длинные волосы выделяли из темноты ее лицо, подсвеченное каким-то потусторонним свечением, которое придавало ей сходство со сверхъестественным существом, с незваной гостьей из потустороннего мира, дурной вестницей, несущей разрушение и крушение планов. И только часто вздымающаяся грудь, постепенно выравнивающееся дыхание и тепло ее тела не давали усомниться в том, что он и в самом деле видел перед собой не полупрозрачный фантом, а живую женщину, которая, однако, бесследно исчезнет с восходом солнца. Равнодушные глаза Крокодайла скользнули по ее тонкой шее, на которую он когда-то собственноручно надел колье; чуть ниже, обрисованные луной, отчетливо выделялись ключицы и темнеющая между ними впадинка. По тяжело вздымающейся груди скользнула капелька пота, но Робин даже не пыталась прикрыться или спрятаться от его пристального взгляда – в отличие от других женщин, с которыми он встречался, она не чувствовала смущения и не заматывалась в одеяло. Напряжение еще не до конца оставило ее, но он чувствовал, что она постепенно расслабляется – ее дыхание выравнивалось, а замершие на какой-то точке в пространстве глаза пару раз моргнули. К высокому лбу женщины прилипли тонкие прядки темных волос; длинные локоны струились по ее плечам, и Крокодайл невольно задумался, как много времени прошло с их первой встречи и судьбоносного решения провести вечер подобным образом. В тот день они долго не отваживались нарушить только-только воцарившуюся тишину, и сейчас, все еще находясь во власти оцепенения и воспоминаний, Робин, судя по всему, так же колебалась. Он тоже: со времен Алабасты он стал питать мощное отвращение к разного рода миражам, и не хотел, чтобы она оказалась еще одной странной галлюцинацией. Они лежали в полнейшей тишине несколько долгих минут, вслушиваясь в мерное тиканье старинных часов: как и прежде, ни он, ни она не нуждались в долгих душевных разговорах, которые все равно ни к чему бы не привели. Женщина, впервые посетившая эту комнату, поразительным образом вписалась в нее: куда бы она ни приходила, она всегда приносила с собой невыразимое спокойствие и уверенность, которых ему в последнее время недоставало. Она с легкостью стала незаменимой в Барок Воркс – и могла бы стать незаменимой сейчас. Крокодайл никогда не искал ее общества, но постоянно преследовал умного и хитрого соперника, способного обвести его вокруг пальца. Робин же не гналась за опасностью, но неизменно сталкивалась с ней лицом к лицу, и, словно балансируя на краю жерла вулкана, старалась столкнуть в пропасть соперника. Выигрывали они, впрочем, с переменным успехом: удача насмешливо улыбалась то одному, то другому, но никогда не давала ни одному из них достаточно долгую фору. Неожиданно Робин села на постели, и тусклый свет тут же обвел изящные контуры: скрытые волной черных волос плечи, плавные линии рук, круглые бедра – она могла бы стать красивой статуей, на минуту подумалось Крокодайлу. Эта женщина стала олицетворением истории, которую боготворила: в ней соединились изысканность и загадка; никто, наверное, не сумел бы угадать, что у нее на уме, но только настоящие ценители прекрасного распознали бы в ней бесценную находку, разбитую небрежным махом руки фигурку, но склеенную воедино искусным мастером, решившим залить змеящиеся трещины золотом. Во времена Барок Воркс он сравнивал ее скорее с драгоценным камнем, который по воле случая попал в его коллекцию, но теперь в голову пришла другая, более зрелая мысль – дикая, первобытно жестокая мисс Оллсандей охотнее стала бы олицетворением древних верований, нежели предметом роскоши. Крокодайл знал ее хладнокровной убийцей, бесстрашной и воинственной амазонкой, но эту свою сторону она умело скрывала под маской утонченного вкуса и потрясающей изобретательности. Годы, проведенные в команде Пиратов Соломенной Шляпы, тоже причудливо отразились на ней: она не потеряла ни капли своих качеств, но научилась жить по-новому, избегая жестокости и применения силы. Пожалуй, он и не подумал бы, что именно эта женщина когда-то с легкостью и ледяным спокойствием подписала смертный приговор стольким людям в Алабасте… – Мне пора идти. Ее голос звучал глухо, как будто она боялась разрушить застоявшееся умиротворение, поблескивающее в луче света мелкими частичками пыли. Несмотря на свой собственный порыв, Робин, однако, с места так и не сдвинулась. – Я тебя не держу. Женщина едва заметно кивнула, словно в подтверждение собственных мыслей. Она снова глубоко вздохнула и провела рукой по волосам. Крокодайл, сощурив блеклые глаза, нахмурился: ему показалось, что под тяжелыми локонами промелькнули обширные синеватые кровоподтеки и округлые, с желтым ореолом синяки. – Стой. Мужчина чуть приподнялся на постели; его шершавые пальцы, которые давно потеряли способность чувствовать, осторожно потянулись к замершему силуэту с отчетливой впадиной позвоночника и аккуратно отодвинули в сторону темные пряди. Робин сложила руки на коленях и выпрямилась, ощутив сухие подушечки пальцев на собственной коже – Крокодайл с видимым любопытством изучал отчетливые шрамы от едва заживших ран. Тонкие струйки света назойливой луны золотом заливали аккуратно зашитые разрезы. Рука пирата скользила от одной отметины к другой, обводя контуры каждой и задерживаясь на неровных, рваных углах. Женщина видимо напряглась – но не отстранилась, снова показывая, что может быть в меру покорной подчиненной; несмотря на заметное волнение, она даже не дрогнула – самообладание, которое она так долго в себе воспитывала, не подвело ее. – Тебе больно? – негромко спросил он. – Теперь уже нет. Крокодайл никогда не сомневался в ее смелости, силе или выдержке, но ужасное зрелище, открывшееся его глазам, затмило, пожалуй, многое из того, с чем когда-либо сталкивался он сам. В очередной раз Нико Робин прошла через самый настоящий ад, и, вероятно, не издала ни звука. Ее врач, судя по кропотливой работе над ранами, потрудился на славу, но даже он не сумел стереть с ее кожи эти уродливые, круглые отметины, заполненные до краев луной. – Откуда..? – Дресс Роза. – Как..? Робин не ответила и молча потянулась к одежде, висящей на спинке стула. – Мне жаль. И на эти слова она никак не отреагировала: все так же залитая неправильным светом, искажающим ее черты и движения, она принялась одеваться. Крокодайл поймал себя на мысли, что снова любуется ей и ее мягкой грацией всегда готовой к нападению кошки. Робин никогда не суетилась и не стеснялась; она не торопилась спрятаться от него, осознав, что мимолетная дымка, вскружившая им голову, растворилась без следа – обнаженная и равнодушная как каменная статуя, она выглядела просто и естественно. – Робин? – Да? – Ты обманула их, чтобы прийти сюда? – Нет; я была предельно честна, но… мне никто не поверил. – Я и сам не поверил бы. – Потому что вы считаете себя здравомыслящим человеком? – Потому что я никогда не теряю голову из-за женщин. Неожиданно гостья одарила его кроткой улыбкой и натянула на изувеченные плечи нежно-розовую блузку. Крокодайл нахмурился. – Что смешного? – Ничего. Просто мне кажется, что вы слегка лукавите. – А мне кажется, что ты собиралась уходить, – пробурчал он, рыская по прикроватной тумбочке в поисках сигары. – И вам бы хотелось, чтобы я осталась. Разве не так? Из тумбочки вдруг выросла рука и подхватила сигару. Женщина, не застегнув блузку до конца, села на краешек кровати и смерила Крокодайла взглядом чистых сапфировых глаз. Он, гордо задрав голову, придвинулся к ней ближе – и положил ладонь на ее шею, чуть сжав пальцы. Свет отразился от драгоценных камней в его перстнях и отрикошетил в стену. – Я мог бы придушить тебя в любой момент, – прошипел он, криво ухмыляясь уголком тонких губ, пристально глядя в ее прозрачно-синие глаза. – Но вы почему-то до сих пор этого не сделали, – спокойно ответила Робин, положив свою мягкую ладонь на запястье руки, сжимающей ее шею. Теплые пальцы скользнули по его шершавой коже, задержались на перстне и ласково ослабили хватку. – Может быть, в следующий раз?.. Рука, держащая сигару, легонько постучала сгибом пальцев по его обнаженному плечу. Крокодайл хотел сказать что-то еще, но вовремя заметил, что пальцы разлетелись сотней розовых лепестков – когда он повернулся, то увидел только выскальзывающий за дверь край темного плаща.