«It hurts to love someone and not be loved in return, but what is the most painful is to love someone and never find the courage to let that person know how you feel»
— Unknown
Драко Малфой осторожно натянул на голову капюшон, скрывая лицо и светлые волосы. В узком переулке было темно. Из-под капюшона, спадавшего на глаза, Драко внимательно наблюдал за происходящим вокруг, крепко сжимая в руке свою палочку и плотнее кутаясь в плащ. Ночной воздух был холодным. Быстро свернув за угол, он столкнулся с человеком в таком же плаще и капюшоне. Он стоял совершенно неподвижно; единственное, что его выдавало, — это дыхание, вырывающееся из его рта небольшими облачками пара. — Ты опоздал. Драко зло усмехнулся. — Ты забыл свое место. Я мог бы проклясть тебя за дерзость, если бы не был уверен, что твои крики будут слышны на много миль вокруг. В этом поганом городишке слишком много магглов, которые могут тебя услышать. Драко буквально выплюнул слово «магглы» с особенной ненавистью. Мужчина, стоявший рядом с ним, нервно сглотнул и опасливо сделал шаг назад, почти прислонившись спиной к облезлой кирпичной стене. — Какие новости? — Драко. — Я нашел Грейбэка. Драко удивленно приподнял бровь. — Где? — Недалеко отсюда. В лесу. С осени он стал все больше походить на свою вторую звериную половину, — ответил мужчина бесстрастным голосом. — Что у него за цели? — Он хочет присоединиться к нам. Драко хищно улыбнулся. — Мой отец будет доволен. Что еще ты выяснил? — Каркаров тоже обосновался неподалеку отсюда. Он все еще предан делу. — Какому делу? — спросил Драко, угрожающе шагнув вперед. — Делу Темного Лорда или идеям моего отца? — Идеям твоего отца, конечно. Ведь он был так же разочарован, как и все мы, когда узнал об истинной родословной Реддла. Драко кивнул и огляделся, рассматривая местность вокруг них. — Что насчет Кэрроу? — О них до сих пор ничего неизвестно, хотя один из моих источников сообщил мне, что они во Франции. Серые глаза Драко в темноте, казалось, светились каким-то дьявольским блеском. — Найди их, Яксли. Найди их, а потом свяжись со мной. Я буду ждать. Яксли кивнул и достал свою палочку. — А что с Поттером? Драко осклабился. — Оставь его мне. Яксли смерил Драко оценивающим взглядом и развернулся, намереваясь уйти. Сделав несколько шагов, он остановился. — Правда ли то, что пишут в «Ежедневном пророке»? Что Снейп жив? Лицо Драко исказила улыбка, больше напоминающая хищный оскал. — Мой отец разберется со Снейпом. Тебе не стоит о нем беспокоится. Яксли кивнул. — А твой информатор в Ордене? — Это тоже не твоя забота. Найди Кэрроу, Яксли. Это сейчас твоя первостепенная задача. Какое-то время Яксли буравил взглядом Драко. Воздух вокруг них похолодел еще больше, он развернулся и скрылся в темноте зимней ночи. А Драко, так оставшийся стоять позади него, вновь зло улыбнулся.***
Открыв глаза, Гермиона обнаружила, что снова проснулась в личных покоях Северуса Снейпа. Какая странная ирония судьбы. Почувствовав спиной тепло, Гермиона повернулась к огню, который все еще пылал в камине. Ее голого плеча коснулось пушистое одеяло, и лицо ее тут же залилось краской, когда она поняла, что на ней ничего нет, кроме нижнего белья. Прошлой ночью она вполне могла бы раздеться догола и растянуться прямо на каменном полу в подземельях, не испытывая абсолютно никакого стыда. Она замерзла до такой степени, что ничего, кроме адской боли во всем теле, ее не волновало. Но сегодня, лежа на каменном полу, покрытом пушистым ковром, нагая и раскрасневшаяся от жара потрескивающего огня, она чувствовала невероятное смущение и неловкость. Обхватив себя руками, она зажмурилась. Неудивительно, что мысли ее вернулись к Северусу. Обрывки воспоминаний о произошедшем накануне были туманными — странное тепло, которое она ощущала, погружаясь в забытье в ледяной воде озера, непонятный холод, охвативший ее в тот момент, когда Северус пытался вернуть к жизни ее закоченевшее тело, — все это теперь казалось дурным сном. Нахмурившись, Гермиона попыталась вспомнить выражение лица Северуса в те моменты, когда она обретала некоторое подобие ясности. Он смотрел на нее, а глаза его были полны затаенной тревоги, когда он использовал заклинание за заклинанием, чтобы согреть ее. Мысли ее снова и снова возвращались к тому, что, вероятно, Северусу было тяжело сосредоточиться на чем-либо, кроме ее практически обнаженного тела. Конечно, существовала возможность того, что в результате длительного воздействия холода ее травмированное подсознание играло с ней злую шутку; но она могла поклясться, что видела, как щеки Северуса покрылись бледным румянцем. И этот человек был Упивающимся смертью? Но ведь он не был обычным Упивающимся смертью, напомнила себе Гермиона. Этот человек пожертвовал всем ради дела, в которое никогда не верил. Так почему же ее до глубины души тронуло то, что он чувствовал такую неловкость и смущение, смотря на ее обнаженное тело? Потому что большинство мужчин воспользовались бы этим, вот почему. Черт, да Рон именно так бы и поступил. Кто-то позади нее тихо откашлялся, и Гермиона, повернув голову, увидела Северуса, стоявшего чуть поодаль и смотрящего себе под ноги. — Как ты себя чувствуешь? Смутившись, Гермиона натянула одеяло до подбородка. — Думаю, сейчас все в порядке. Северус кивнул, продолжая неловко топтаться на месте и не решаясь подойти ближе. — Я взял на себя смелость попросить домовых эльфов принести тебе одежду из твоих комнат. Взгляд Гермионы тут же метнулся к дивану, обитому черной кожей, на котором она не раз уже просыпалась, где лежала ее одежда, сложенная в аккуратную стопку. Проследив за ее взглядом, Северус еще раз прочистил горло. — Я оставлю тебя, чтобы ты могла одеться. Я буду в лаборатории. Когда закончишь, сможешь найти меня там. Я бы хотел осмотреть твою руку. Гермиона нахмурилась, но прежде чем она успела что-то сказать, Северус быстро вышел из гостиной и скрылся в лаборатории. Мою руку? Гермиона вытащила руки из-под одеяла и стала внимательно их рассматривать. К ее удивлению, ее правая рука была бережно и тщательно замотана белой повязкой. Раздражаясь от досады, Гермиона поняла, что совершенно ничего не помнит о том, как ее повредила. Согнув пальцы, она проверила их подвижность. Боли не было, но они, казалось, двигались медленнее, чем обычно, а усилий для этого нужно было приложить гораздо больше. Ощущения были странными и непривычными. Гермиона нахмурилась и поспешно сбросила одеяло, вставая с импровизированного ложа и, пошатываясь, подошла к дивану. Быстро натянув на себя одежду и накинув поверх нее изумрудного цвета мантию, — интересно, он сам попросил именно эту мантию? — левой рукой Гермиона попыталась пригладить свои растрепавшиеся локоны, которые после всех пережитых вчера испытаний сейчас были в полном беспорядке. Она тяжело вздохнула, поняв, что теперь с ними уже ничего не поделаешь, и медленно подошла к двери, ведущей в лабораторию Северуса. Чуть замешкавшись на пороге, она сделала еще один глубокий вздох и, со всей решимостью открыв массивную дубовую дверь, вошла внутрь. Северус стоял, склонившись над котлом так, что завеса из смоляных волос почти полностью скрывала его бледное лицо. Несколько мгновений Гермиона просто наблюдала за ним, не зная, что сказать или сделать. После непродолжительной паузы Северус, наконец, поднял глаза и взглянул на нее. Медленно он подошел к ней и склонил голову так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица. Он не сделал попытки заговорить, а просто молча всматривался в обеспокоенное лицо Гермионы, будто искал что-то. Его внимательный взгляд, казалось, подмечал каждую деталь, запоминая каждую черточку, каждую веснушку и каждый шрам. А потом он протянул руку и крепко схватил ее за плечо. В этот момент взгляд его потемнел, а глаза сделались совсем черными, похожими на грозовые тучи. — Никогда больше не делай ничего подобного. В замешательстве брови Гермионы взметнулись вверх. — Что? — Ты могла погибнуть. — Те студенты могли бы погибнуть, — возразила Гермиона, внезапно почувствовав раздражение. — Это ведь только первокурсники, Северус. Что по-твоему я должна была сделать? Просто сбежать? — Почему ты не отлевитировала их вместо того, чтобы самой лезть в ледяное озеро? Гермиона гневно прищурилась. — Я пыталась. И если ты намекаешь на то, что заклинание левитации можно выполнить с расстояния от берега до середины озера, то я с удовольствием бы посмотрела, как ты это продемонстрируешь. Он никак не отреагировал на ее язвительное замечание, заявив: — Ты не можешь полностью осознать всю серьезность ситуации. Это так по-гриффиндорски, с головой броситься в самый эпицентр опасной для жизни ситуации, не подумав о возможных последствиях. Гермиона сложила руки на груди. — Я не ребенок, — сердито отчеканила она по слогам. — Я вполне способна принимать решения самостоятельно. Если бы я стояла и бездействовала, то эти студенты были бы уже мертвы. Ответь мне, Северус, — с вызовом спросила она, делая неопределенный жест рукой в его сторону, — что бы ты сделал на моем месте? Он молчал, напряженно глядя на нее. Прошло немало времени, прежде чем он прервал паузу и ответил: — Я… поступил бы так же, как и ты. — Именно, — ответила Гермиона с едва слышным в голосе триумфом. — Тогда к чему все эти упреки? Некоторое время он молчал, смотря себе под ноги, затем нервно сглотнул и, словно набравшись храбрости, посмотрел ей в глаза. — Я просто очень беспокоился за тебя. Должно быть, выражение ее лица было несколько шокированным, потому что он смущенно отвел взгляд и хотел было вернуться к котлу. — Подожди, — удалось наконец проговорить потрясенной Гермионе, схватив его за плащ левой рукой. — Прошу тебя. Он остановился, смотря на нее сверху вниз. На этот раз взгляд его был внимательным и испытующим, словно он опять пытался что-то найти в ее глазах, хотя Гермиона и не была в этом абсолютно уверена. Наконец, он сказал: — Дай мне осмотреть твою руку. Не без колебания она протянула ему свою ладонь. — Я совсем не помню, каким образом повредила ее. Северус бережно взял ее руку в свою. — У тебя провалы в памяти? — Нет. Просто все кажется каким-то смутным и туманным, как сон. Я помню, как левитировала студентов… — она вдруг резко замолчала, широко раскрыв глаза. — С ними все в порядке? Я совсем забыла… — Они в порядке, — ответил Северус. — Я позвал Поппи вскоре после того, как ты… уснула. Она осмотрела их и провела все необходимые мероприятия, а теперь они спят в слизеринских спальнях. Поппи периодически наведывается к ним, проверить, как они. Гермиона робко улыбнулась, когда Северус вновь обратил внимание на ее руку. — Я рада. Осторожно погладив подушечкой большого пальца ее ладонь, он ответил: — Не каждый слизеринец рискнул бы жизнью ради гриффиндора так же, как ты. Гермиона пожала плечами. — Теперь, когда война закончилась, это соперничество стало еще более ощутимым. Но в нем нет никакого смысла. Не нужно недооценивать свой факультет, Северус. Среди слизеринцев тоже есть много героев — хотя они предпочитают оставаться в тени. Северус оторвал взгляд от ее руки, понимая скрытый смысл ее слов. — Я не герой, — мрачно сказал он. — Разумеется, ты герой, — возразила она. — Как ты можешь думать иначе? — Ты ничего не знаешь о том, чем я занимался. Ты не знаешь моего прошлого, — ядовито зашипел он, разматывая повязку на ее руке. — Я знаю об этом достаточно, — не унималась Гермиона. — Все вокруг уже простили тебя, Северус, почему же ты до сих пор не можешь простить самого себя? Он на секунду замер, а потом снял последний слой повязки с ее кисти, обнажив глубокую рану на ее ладони. — Это легче сказать, чем сделать. Гермиона осторожно погладила своей здоровой ладонью щеку Северуса. Он удивленно вскинул бровь, а затем, смутившись, нахмурился. — Отпусти себя, Северус. В течение нескольких мгновений его бездонные глаза внимательно изучали ее, и что-то в их глубине неуловимо изменилось. Это было осознание и принятие. Через какое-то время он откашлялся и проговорил хриплым от волнения голосом. — Я не стал исцелять твою руку при помощи магии. Боюсь, повреждение могло коснуться нервных окончаний. Поэтому здесь потребуется более опытный целитель, чем я. Гермиона, которая все еще не могла отвести от него внимательного теплого взгляда, в этот момент пожалела, что так и не научилась окклюменции. Она со вздохом отвернулась и сказала: — Значит, мне лучше пойти к Поппи. Еще несколько мгновений Северус смотрел на нее, а затем подошел к котлу и, взмахнув палочкой, невербально погасил пламя под ним. — Я провожу тебя. Мне все равно нужно взять кое-какие зелья для мистера Леджера и мисс Роблз. Гермиона кивнула и медленно направилась к выходу из лаборатории, а он молча последовал за ней. Они шли в напряженном молчании, и у Гермионы было время осмыслить все, что произошло за последние сутки. Северус, видевший ее практически голой, его неспособность простить самого себя за ошибки, совершенные в юности, ее палочка, которая теперь плавает в озере, где-то среди русалок, и самое неожиданное и тревожное для нее откровение — каждый раз, когда она встречалась взглядом с бывшим профессором в груди ее зарождалось какое-то новое волнительное, но при этом вполне реальное чувство, название которому она пока не знала. Это было удивительно. Мысленно она ругала себя за подобные неуместные чувства, приводя различные аргументы — этот человек почти вдвое старше ее, он был ее преподавателем в школе, и больше вероятности, что она научится получать удовольствие от полетов на метле, чем Северус ответит на ее чувства. Стоп. Чувства? Какие чувства? Гермиона, глубоко задумавшись, закусила губу, пытаясь как можно быстрее преодолеть очередной лестничный пролет. Любовь для ее сердца — такое же незнакомое понятие, как, например, квиддич. Конечно, она любила Гарри, свою семью, свою работу. Она любила все это отчаянно и глубоко. Но влюбиться? Всего несколько месяцев назад на заседании совета директоров Департамента авроров она говорила о том, что не верит в любовь. Но сейчас, идя вдоль темных коридоров Хогвартса бок о бок с Северусом в обоюдном молчании, она уже не была в этом так уверена. Сила и глубина тех чувств, что она к нему испытывала, были пугающими, но в то же время реальными и вполне ощутимыми. Разве могла она полюбить кого-то так сильно? А он сможет полюбить ее в ответ так же преданно? Она не смела даже надеяться на что-то столь восхитительное, столь прекрасное. До сегодняшнего дня она была уверена, что такого с ней не случится никогда. Так было у Гарри и Джинни, у Люпина и Тонкс, которых не смогла разлучить даже смерть. Она с трудом могла себе представить, что ее тоже полюбит кто-то с такой силой и страстью. Невольно она вздрогнула. — Ты замерзла, — заметил Северус, когда они преодолели последнюю ступеньку и свернули в коридор, ведущий в больничное крыло. Он молча направил свою палочку на нее, и Гермиона тут же почувствовала, как тепло распространилось по всему ее телу. — Спасибо, — сказала Гермиона с застенчивой улыбкой, не подавая виду, что знобило ее вовсе не от холода. — Моя палочка до сих пор плавает где-то в озере, иначе я бы сделала это сама. Северус удивленно приподнял бровь. — Я не знал, что ты ее потеряла. Гермиона кивнула. — Я думаю, что выронила ее, когда упала в озеро. — Ее брови сосредоточенно сошлись на переносице. — Или, — добавила она, — я потеряла ее уже будучи в воде, когда почувствовала, что вокруг вдруг стало тепло. Возможно… возможно, я просто выпустила ее из рук. Я точно не помню. Северус резко остановился на полпути и крепко схватил Гермиону за плечи. — Вокруг стало тепло? Гермиона в замешательстве уставилась на него. — Да, — ответила она нерешительно, — я знаю, как это звучит. Это невозможно и не имеет никакого смысла, но… мне стало тепло. Северус нахмурился, а в глазах его вспыхнуло напряжение. Как раз в тот момент, когда он собирался заговорить, в коридор ворвалась Поппи и сразу же направилась к ним. — Гермиона! — воскликнула она, едва не сбив ее с ног, и быстро повела ее в больничное крыло. Северус, как послушный пес, последовал за ними. — Дорогая, садись. Вот так, садись, пожалуйста. Я хочу тебя осмотреть. Гермиона послушно опустилась на аккуратно заправленную двухместную кровать, на которой лежала стопка белых простыней. — Поппи, я в порядке, правда. Только вот моя рука… — Вздор, — ответила Поппи, ставя табурет прямо перед Гермионой. — Я чувствую себя ужасно виноватой, что меня не было здесь вчера, и ты не уйдешь, пока я не удостоверюсь, что с тобой все хорошо. Гермиона бросила взгляд на Северуса, который остался молча стоять чуть поодаль. — Поппи, я в порядке, и все благодаря Северусу. Правда. Я просто… — Северус, тебе стоит выйти, пока я не закончу с Гермионой. А ты, дорогуша, открой-ка рот, — принялась давать указания Поппи, зажигая слабый огонек на кончике своей палочки и заглядывая в горло Гермионе. Гермиона, сидя перед ней, закатила глаза как упрямый ребенок. — Северусу не обязательно выходить. Ему просто нужны кое-какие зелья… — Ты чувствуешь озноб, холод? — Нет. — Онемение конечностей? — Нет. — Ты не наблюдала у себя потери памяти? Гермиона колебалась несколько мгновений, закусив губу, прежде чем ответить. — Есть несколько моментов, которые я помню немного туманно. Но, я уверена, это все оттого, что я потеряла сознание. Поппи сосредоточенно нахмурилась, рассматривая Гермиону так внимательно, словно перед ней была картина Джексона Поллока. — Что случилось до того, как ты потеряла сознание? Гермиона задумчива покачала головой. — Я не помню. Я помню только, как все вокруг стало теплым, а потом… — Теплым? — перебила Поппи. — Святой Мерлин, деточка! Ты же могла умереть! Увидев в глазах Гермионы замешательство, Поппи продолжила: — Человеческое тело может достаточно долго выдерживать экстремально низкую температуру, прежде чем начнет отключаться. Гермиона взглянула на Северуса, который пребывал, казалось, в глубокой задумчивости, слушая Поппи. — В конце концов все внутренние органы отказывают, и человек погибает от переохлаждения. Но во всех случаях смерти от переохлаждения, о которых я когда-либо читала, люди внезапно начинали чувствовать тепло, — она сделала паузу и внимательно посмотрела на Гермиону. — Ты почувствовала то же самое? Гермиона какое-то время смотрела на Поппи, прежде чем ее взгляд снова обратился к Северусу, который все также безмолвно стоял у дальней стены и внимательно наблюдал за ней. — Да, но сейчас я в порядке… Поппи, однако, не обратила на ее слова никакого внимания. Положив руку на лоб Гермионы, она стала светить зажженной палочкой ей в глаза, пытаясь найти, Мерлин знает, что. — У тебя были… — Поппи сделала паузу и, прищурившись, посмотрела на Северуса, а потом продолжила уже шепотом, — рецидивы в последнее время? Гермиона со вздохом ответила: — Все в порядке, Поппи. Северусу известно… об этом. Поппи нахмурилась и посмотрела через плечо на Северуса, который так же безмолвно стоял на месте и мрачно взирал на них. — У меня был рецидив недавно, и Северус, — она сделала паузу, поймав его взгляд, когда назвала его по имени, — он помог мне. Поппи кивнула, хотя довольной при этом не выглядела. — Должна признаться, меня удивило, что после всего, через что ты прошла прошлой ночью, у тебя не осталось никаких последствий. Бедная девочка, — ворковала она, — ты так много пережила. Чувствуя себя маленьким ребенком, Гермиона неловко откашлялась. — Со мной все в порядке. Я здесь лишь потому, что Северус хотел, чтобы ты осмотрела мою руку. Еще какое-то время Поппи напряженно хмурилась, вглядываясь в лицо Гермионы, но, наконец, она жестом попросила Гермиону показать руку. Пока Поппи при помощи волшебной палочки осматривала ее поврежденную ладонь, Гермиона посмотрела поверх ее сгорбленной фигуры на Северуса, который до сих пор так ни слова и не сказал, будто прячась в тени комнаты. Наконец ей удалось поймать его взгляд, и она тепло улыбнулась. А увидев, что он не отвел от нее взгляда, Гермионе в голову неожиданно пришла идея. Глядя в его глаза и не смея моргнуть, она мысленно четко произнесла: «Прочитай мои мысли». После непродолжительной паузы на лице Северуса появилось выражение замешательства, и он как можно мягче скользнул в ее сознание. Почувствовав это, Гермиона улыбнулась робкой кривоватой улыбкой, так похожей на улыбку Рона, и подумала: «Если по возвращении с собраний Упивающихся смертью тебе каждый раз приходилось терпеть такие же осмотры, то я тебе очень сочувствую. Правда». Так же мягко Северус покинул ее сознание, с трудом сдерживая улыбку, хотя глаза его сияли от неподдельного веселья. Наконец, не выдержав, его тонкие губы, привычно сжатые в жесткую линию, дрогнули, и их уголки приподнялись вверх, изобразив на его лице крохотную улыбку, какую она видела только у него. Гермиона тоже в ответ широко улыбнулась, пока Поппи продолжала осматривать ее руку. Наконец она сказала: — Есть небольшие повреждения нервных волокон, хотя я думаю, что это наименее тяжелая форма нейропраксии. — Быстро подойдя к шкафу, она провела узловатыми пальцами по разноцветным флаконам в поисках нужного. — Тебе нужно будет пить это зелье два раза в день. Оно поможет срастить заново поврежденные нервные волокна. А еще я бы посоветовала тебе поменьше пользоваться волшебной палочкой, так они будут заживать гораздо быстрее. Гермиона кивнула, когда Поппи снова подошла к ней и принялась перевязывать ее руку. — Сейчас это не будет проблемой, учитывая тот факт, что моя палочка находится на дне озера. Наконец, Северус шагнул ближе к ним и прочистил горло. — Поппи, мне нужны еще те зелья, которые должны принимать мистер Леджер и мисс Роблз. На следующей неделе начинаются каникулы, и… — О-о-о, конечно, Северус, — поспешно прервала его Поппи, снова возвращаясь к своему шкафу с зельями, — ты же знаешь, что тебе совершенно не нужно ничего объяснять. Возьми сам. Гермиона не произнесла ни слова, пока Поппи занималась ее рукой. Когда она закончила, Гермиона поднялась с кровати и сказала: — Спасибо, Поппи. Помфри кивнула и протянула ей флакон, наполненный ярко-оранжевой жидкостью. — Это нужно принимать по две капли утром и вечером. Все будет в порядке, дорогая. С улыбкой поблагодарив ее, Гермиона направилась к выходу и в дверях столкнулась со Снейпом. Выражение его лица по обыкновению было бесстрастным. Увидев, что Поппи внимательно за ними наблюдает с другого конца комнаты, он тихо сказал: — Тебе лучше вернуться в свою комнату. А я пока поищу твою палочку. — Ты уверен? Северус кивнул и, не говоря больше ни слова, направился к Поппи. После того как Гермиона вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь, он повернулся к ней и сказал: — Что касается твоих последних зелий, в следующий раз я обязательно зайду в аптеку на Диагон-аллее, и… — Северус, что на тебя нашло? — нахмурившись, прервала его Поппи. — Я знаю тебя с одиннадцати лет. И ни разу не слышала, чтобы ты выражал признательность мне за что-либо. В наступившей тишине, Северус неподвижно замер и какое-то время молча буравил ее взглядом. Поппи, наконец, откашлялась и продолжила, будто снова обрела способность говорить: — Надеюсь, ты понимаешь, что не следует никому рассказывать о состоянии Гермионы. Боюсь, она стала своеобразным феноменом среди целителей из-за аномальной реакции ее организма на круциатус. Северус тяжело вздохнул и сказал: — Не волнуйся, от меня никто ничего не узнает, Поппи. Она кивнула в ответ, тепло улыбнувшись. — Да, конечно. Если память мне не изменяет, у тебя самого были похожие симптомы, когда ты… — Я не хочу это обсуждать, — резко прервал ее Северус. — Даю тебе слово, Поппи. Она снова кивнула. — Спасибо, что позаботился о детях прошлой ночью, Северус. Я даже представить себе не могу, что было бы, не окажись тебя здесь. Северус лишь покачал головой. — Ты ведь прекрасно знаешь, что благодарить нужно не меня, а профессора Грейнджер, — сказав это, он протянул руку, взял два флакона, которые Поппи поставила перед ним, и вышел из больничного крыла.***
Пересекая территорию Хогвартса и медленно направляясь к замерзшему озеру, Северус плотнее закутался в черный плащ, спасаясь от пронизывающего до костей ветра. Снег громко хрустел под его ботинками, и в миллионный раз он подумал о поразительной аномалии, имя которой Гермиона Грейнджер. Он прикрыл глаза, вспоминая сцену в больничном крыле. Она попросила его прочитать ее мысли. Это показалось ему очень странным. Легилименция была его своеобразным оружием, с помощью которого он получал нужную информацию насильно, при этом жертвы его всегда оказывали сопротивление. Это было сродни нападению. Однако Гермиона, глядя ему в глаза, совершенно искренне попросила его прочитать ее мысли. Это был для него странный, слишком интимный поступок. Задумавшись, Северус и не заметил, как оказался на берегу озера. Сделав нужный пас палочкой в направлении озера, он прошептал: — Акцио палочка Гермионы. Лед в центре озера громко захрустел и треснул от силы удара летящей со дна озера вверх палочки. Северус вспомнил слова Гермионы о том, что она хотела бы увидеть, как ему удалось бы успешно использовать заклинание левитации с берега озера. Когда палочка без каких-либо дополнительных усилий приземлилась в его раскрытую ладонь, он позволил себе растянуть губы в еле заметной улыбке. Хоть это были и не чары левитации, однако выполнены они были со сноровкой, присущей мастеру. Не гордись, Северус. Гордыня легко приведет к краху. Северус взглянул на палочку Гермионы и, применив высушивающее заклинание, осторожно провел по ней тонкими пальцами. Рукоять палочки была украшена искусно выполненной резьбой и на удивление приятно ощущалась в его руках. С минуту Северус разглядывал палочку, пока неизвестно откуда налетевший ветер не заставил его глаза заслезиться. Осторожно спрятав палочку в складках своей мантии, он развернулся и направился обратно в замок, с трудом шагая против ветра. Гермиона. Что же мне с тобой делать? Он потратил не одну неделю, пытаясь отрицать, что между ними что-то происходит — бессчетное количество часов днем и беспокойные бессонные ночи. Но зачем утверждать, что небо красное, если очевидно, что оно голубое? Северус хмыкнул своим мыслям, перешагивая через большой валун, и подумал о Лили. Даже после своей смерти она все еще оставалась частью его жизни. Остановившись у большого дерева, Северус достал собственную палочку и нахмурился. Проведя пальцами по черному древку, он взмахнул палочкой и прошептал: — Экспекто патронум Серебряная лань сорвалась с конца его палочки и грациозно понеслась по снегу, не оставляя за собой никаких следов. Ничего не выражающим взглядом Северус наблюдал за тем, как она рассеялась, оставив после себя лишь облачка клубящегося серебристого тумана. Кем же я стал? Со временем любая боль притупляется, и смерть Лили не стала исключением. Большую часть своей жизни он словно находился в оцепенении от случившегося, не позволяя себе роскоши чувствовать что-либо — даже боль. Потому что, несмотря на муки и терзания совести, она была более чем реальной. Чтобы окончательно не сойти с ума он, казалось, похоронил все свои чувства под окклюментные щиты, делая лишь то, что от него требовалось для победы над Волдемортом. Ничего не чувствовать — это хорошо. Он не заслуживал того, чтобы чувствовать. Но иногда, когда он меньше всего этого ожидал, его накрывала острая, пронзительная боль, а вслед за ней приходило и всепоглощающее чувство вины. Лили была его прошлым. Не было сомнений, что именно благодаря ей он стал тем, кем стал. Все хорошее, что в нем было, все хорошее, что он когда-либо делал было порождением ее доброты. Но она мертва. И он, не меньше Волдеморта, причастен к ее гибели. Что же ему делать теперь, когда война закончилась? До окончания войны им двигала одна-единственная цель, миссия. И в тот момент казалось, что от нее зависело все — его жизнь, его душа. А теперь война закончилась. Он выжил. Но что ему осталось делать, кроме как смиренно ждать, когда смерть заберет его? Несмотря на всеобщее мнение студентов Хогвартса, Северусу нравилось преподавать. Это чувство пришло с годами, и то, что поначалу вызывало в нем лишь отвращение — некое средство для достижения цели — теперь стало неотъемлемой частью его жизни. Он обнаружил, что умные ученики, хотя встречались они крайне редко, были подобны глине, из которой можно было вылепить все что угодно, умелыми пальцами. И, конечно, Гермиона была мечтой любого профессора настолько необыкновенной и уникальной, что в это едва можно было поверить — почти как наваждение, нечто непостижимое. Северус сосредоточенно нахмурился, вспоминая воронье гнездо на голове вместо волос у юной Гермионы и нетерпеливое выражение ее лица. Он ни разу не наградил ее баллами, ни разу не похвалил, когда она явно того заслуживала больше других студентов, и все же сейчас она была единственным человеком, с кем он мог общаться открыто. Она принимала его общество без вопросов и не раз защищала его перед студентами. Добрый взгляд ее теплых карих глаз, полные губы и растрепанные волосы без конца всплывали в его памяти. При виде ее сердце Северуса начинало биться все быстрее. И тогда он понял, что именно Гермиона заполнила его пустое существование. Ее оптимизм, неутолимая жажда знаний и отчаянная преданность были уникальны, присущи только ей. Он не знал ни одной женщины, которую можно было бы сравнить с ней, включая и Лили. Закрыв глаза и тихо вздохнув, Северус направился к замку. Пройдя через главный вход, он повернул к винтовой лестнице, ведущей в башню Гриффиндора, позволяя мыслям течь в заданном направлении. Чувствуя легкий налет сожаления, он подумал о том, что должен отпустить Лили. Его прошлое медленно разрушало его, воспоминания не отпускали, а все мысленные представления о том, что могло бы быть, не давали двигаться вперед. У него остались воспоминания, и они были более чем хорошими. Он всегда будет любить Лили, она всегда будет в его сердце. Но что сказала ему Гермиона? Отпусти. Зажмурившись, Северус подошел к порогу личных комнат Гермионы. Когда он легко коснулся костяшками пальцев деревянной двери, ему в голову пришла неожиданная мысль, как будто кто-то, откинув за спину его волосы, прошептал ему на ухо. Лили была твоим прошлым. Гермиона — твое будущее. Северус сглотнул, немного помедлил, словно собираясь с мыслями, и тихонько постучал по деревянной поверхности.***
Дэш Блэкуотер быстро шагал по неровной лесной тропинке. Вокруг была непроглядная тьма, и он не мог ничего разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Он пустился бегом, но споткнулся о большой камень и, оступившись, выхватил палочку, борясь с непреодолимым желанием произнести «люмос». Его нога пульсировала от боли, но с яростным шипением он продолжал двигаться вперед, проклиная четкие указания, данные ему, не пользоваться чарами Люмоса. С бешено колотящимся в груди сердцем Дэш со всей силы стиснул в руках рукоятку своей палочки так, что побелели костяшки пальцев, и плотнее запахнул мантию, спасаясь от пронизывающего ветра. Люциус убьет его, если он опоздает. Наконец он остановился и осмотрелся, хотя в такой темноте едва мог различить силуэты растущих вокруг деревьев. Но какое-то мгновение его пронзил леденящий кровь ужас, когда он подумал, что заблудился. Но не менее ледяной голос, неожиданно раздавшийся у него за спиной, развеял все сомнения и в то же время породил новые страхи. — Я не люблю, когда меня заставляют ждать. — Люциус, — залепетал Дэш, — я прошу прощения… было… трудно сориентироваться на местности в темноте и без палочки. Дэш мысленно проклинал свой дрожащий голос. Слабый лунный свет отбрасывал жуткие блики на и без того пугающее лицо Люциуса. Он неприятно усмехнулся, сделав шаг вперед. — Как ты жалок. — Я прошу прощения, — снова заговорил Дэш, заикаясь, — у меня… есть информация… В мгновение ока палочка Люциуса оказалась приставлена к горлу Дэша, в его бледно-голубых глазах плескалось безумие, делавшее его похожим на дикого зверя. — Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен избавиться от тебя прямо сейчас? Дэш судорожно сглотнул. — Поттер… Поттер догадывается, что что-то происходит. Глаза Люциуса опасно прищурились. — О чем по-твоему он догадывается? Дэш немного колебался, прежде чем ответить. Его глаза метались из стороны в сторону, будто в поисках помощи. — Убийства… магглов — у Департамента авроров есть видеозапись. На ней… Драко… закапывает тела. Однако ни один мускул на лице Люциуса не дрогнул. Он ленивым движением сделал пас в сторону Дэша и прошептал: — Круцио. Эффект был мгновенным. С мучительным криком Дэш упал на землю и скорчился от боли, его тело сотрясалось от судорог и конвульсий, усиливающихся при каждом движении. — Пожалуйста! Хватит! Прошу тебя! Нет… Я сделаю все, что угодно! Прошу тебя! Лицо Люциуса, наблюдавшего за ним, выражало что-то среднее между легким весельем и крайним отвращением. Смахнув опавший лист со своего плаща, он опустил палочку. — Орден Феникса, — произнес Люциус скучающим тоном, — скажи мне, где они собираются? Дэш, пытаясь отдышаться, дрожащими руками уперся в землю, силясь подняться. — Я… я не знаю. МакГонагалл должна была найти новое место… Но они не встречались с тех пор, как… вернулся Снейп. Это было… по просьбе той девчонки — Грейнджер. Люциус нахмурился и задумчиво поднес палочку к губам. — Эта отвратительная грязнокровка не перестает раздражать. — Его глаза злобно прищурились. — Найди способ, Дэш. Мне все равно, каким образом ты это сделаешь, но мне нужна информация. Дэш наконец смог принять сидячее положение и, покачиваясь всем телом, достал из кармана мантии кусок пергамента. — Вот… — Дрожащими руками он протянул его Люциусу. — Что это? Дэш прикрыл глаза. — Имена и вероятное местопребывание членов Ордена Феникса. Лицо Люциуса расплылось в мерзкой улыбке, больше походившей на оскал. — Молодец, Дэш. Молодец. Пока Дэш продолжал сидеть на лесной подстилке, борясь за каждый судорожный вздох, Люциус сложил пергамент и аккуратно спрятал его в складках своей мантии. — Уничтожение Ордена, — сказал он, выдохнув изо рта облачко пара, — это первый шаг к нашей полной победе. Как только Орден будет повержен, на нашем пути не останется почти никого, кто сможет оказать нам достойное сопротивление. Запятнанная кровь, которой пропитан весь волшебный мир, наконец-то будет уничтожена, — он усмехнулся. — И я войду в историю как бог среди людей за мои заслуги в уничтожении опасной эпидемии, чумы, которой являются грязнокровки и полукровки. Не зная, что сказать, Дэш поднял глаза и уставился на Люциуса. — Мы с тобой находимся в привилегированном положении, брат мой, — благоговейно продолжал Люциус. — Наша кровь чиста и благородна. Реддл, — проговорил он, глядя на Дэша, — обманул многих во времена своего недолгого величия. Но будь уверен, я завершу то, что не смог сделать он. Люциус взмахнул палочкой и развернулся, намереваясь уйти, но, сделав пару шагов, замер и оглянувшись через плечо бросил: — Больше не опаздывай. — И, взмахнув напоследок палочкой, он прошептал: — Круцио.* «Это больно любить кого-то и не быть любимым в ответ. Но самое печальное — это любить кого-то и никогда не найти в себе мужество дать понять человеку, что ты чувствуешь»
— Автор неизвестен.