«It is one of the blessings of old friends that you can afford to be stupid with them»
— Ralph Waldo Emerson
— Знаешь, самое забавное, когда тот, кого знаешь лучше, чем самого себя, — проговорил Гарри, непринужденно прислонившись к пустой парте в опустевшей учебной комнате, — преподносит тебе удивительные сюрпризы время от времени. — В пустом кабинете его голос звучал необычайно гулко. Гермиона сделала глубокий вздох и без видимой охоты встретила его взгляд. Сейчас она была похожа на ребенка, отказывающегося принимать противное лекарство. Ее желудок сжался в предвкушении дальнейших расспросов, и она поняла, что это еще далеко не самое худшее. Неделя началась не слишком радужно, что было неудивительно. И если с близкой погибелью в ледяных водах Черного озера еще можно было как-то смириться, то весть о том, что соратник по Ордену был зверски убит, находясь в безопасности, в стенах своего дома, конечно, была более чем тревожным сигналом. Тем не менее Гермиона по-детски надеялась на то, что все само собой изменится в лучшую сторону. «Как же я была наивна», с горечью подумала она, продолжая неотрывно смотреть на помрачневшее лицо Гарри. Молчание, — это лучше, чем бессвязный лепет. Сразу же после последнего собрания Ордена, которое проходило в кабинете Минервы, Гарри прислал ей письмо, в котором была написана одна единственная фраза, та самая, которую он шепнул ей на ухо, перед тем как она покинула директорский кабинет вслед за Северусом: «Нам нужно поговорить». Сначала она подумала о том, чтобы проигнорировать это письмо, но отбросила эту мысль, получив еще три записки с точно таким же содержанием, которые доставили три министерские совы вслед за Кобиком. Гермионе казалось, что в тот момент он должно быть почувствовал себя преданным, словно он был пешкой в чьей-то непонятной игре. Но в то же время она не понимала, как объяснить ему все, что она чувствовала, все, что было у нее на сердце. Именно поэтому он был сейчас здесь в Хогвартсе, уверенный, что, что бы не происходило в запутанных нитях ее души, он должен знать об этом. Это был один из тех редких незапланированных визитов — тревожное вторжение в ее личную жизнь, Гермиона это понимала, но не могла винить его за это. Если бы ситуация была обратной, она, с большой долей вероятности, уже со всех сил колотила бы в дверь его кабинета в Министерстве, а потом, схватив за грудки, потребовала рассказать ей, что происходит. Но как мне объяснить ему то, что я сама до конца не понимаю? За исключением формальных любезностей, которые принято называть «соблюдением надлежащих норм этикета», Гермиона не разговаривала с Северусом с тех пор, как он оставил ее у дверей в ее комнаты. Сожалел ли он о том, что произошло между ними? Она дважды ловила на себе его взгляд за преподавательским столом во время общих трапез, и каждый раз его глаза будили в ней нечто такое, от чего у нее потели ладони. Если он действительно сожалел о произошедшем, то рассказывать обо всем Гарри означало бы сыпать соль на рану. Это ни к чему хорошему не приведет. Гермиону настолько захватили мысли о том, как поступить в данной ситуации, что когда Гарри внезапно посмотрел на нее одним из самых мрачных и опасных взглядов, вид у нее был такой, словно ее застали врасплох. — Гермиона, ты вообще слышала хоть слово из того, что я сейчас сказал? Она лишь беспомощно посмотрела на него и проговорила: — Прости, Гарри. Я просто… не знаю, что ты хочешь от меня услышать. — Я хочу услышать от тебя правду, — с раздражением сказал он, пересек пустой кабинет и остановился прямо перед ней. — Что с тобой происходит? Что-то явно не так, — подчеркнул он. — И что это, черт возьми, было там, в кабинете МакГонагалл со Снейпом? Ты дотронулась до него, — заговорил Гарри, тыча в нее пальцем обвиняющим жестом. — Профессор Снейп, Гарри. — Проклятье, Гермиона! — воскликнул Гарри, отчаянно жестикулируя руками в воздухе. — Ладно! Значит, профессор Снейп! Что это было? И не смей мне говорить, что это ничего не значит. Он окинул ее внимательным взглядом изумрудных глаз, которые были проницательны, как всегда, ожидая, что Гермиона развеет его подозрения, которые казались до жути оправданными. Гермиона шумно выдохнула и провела дрожащими пальцами по краю рукава. — Гарри, честно говоря, я сама не до конца это понимаю. Он приподнял густые темные брови в ожидании более развернутого ответа. — Что именно ты не понимаешь? Он внимательно наблюдал за тем, как меняется выражение ее лица. Он видел, как она подумала о том, чтобы отмахнуться от его расспросов, как от чего-то пустякового, или ответить, что она не понимает, о чем речь. А после он увидел желание дать отпор, возразить, оспорить. Еще через мгновение на ее бледном лице проступило выражение смирения и решительности, Гермиона посмотрела на него своим самым открытым и искренним взглядом, на какой была способна, и тихо прошептала: — Это касается профессора Снейпа. На лице Гарри проступило недоумевающее выражение, но он быстро взял себя в руки. — А что с ним? Всегда умеющая четко и внятно выразить свои мысли, сейчас Гермиона, казалось, с трудом подбирает слова. Ее нежелание говорить заставило сердце Гарри биться быстрее. — Мне кажется… — она вздохнула и опустила голову, не отрывая взгляда от своих стоп. — Я думаю, у меня к нему есть чувства. Гермиона ожидала немедленной реакции, которая непременно последует за этими словами, и мысленно подготовилась. Но неожиданно в комнате воцарилась тишина, и она обеспокоенно посмотрела на Гарри. — Гарри? Поттер застыл на месте, сосредоточенно сдвинув на переносице брови. Он пытался обдумать все услышанное, попутно задаваясь вопросом, мог ли за такой короткий промежуток времени мир сойти с ума окончательно и бесповоротно. Когда спустя некоторое время Гарри не сдвинулся с места, продолжая смотреть в никуда, Гермиона сделала неуверенный шаг в его сторону и положила руку на его предплечье. — Гарри? Это прикосновение, казалось, привело его в чувство. Он сделал шаг назад, выдергивая свою руку из ее пальцев. Выражение его лица говорило о том, что в этот момент он чувствовал себя преданным. — Чувства? — неверяще произнес он. — Сначала ты порвала с Роном, а теперь говоришь мне, что у тебя появились какие-то чувства к Снейпу? Это что, какая-то извращенная шутка? Глаза Гермионы распахнулись от пережитого только что шока, а затем прищурились, выдавая все ее негодование. Она явно разозлилась. — Не впутывай в это Рона, Гарри. Он не имеет к этому никакого отношения. И тут грянул гром. — Он имеет к этому самое непосредственное отношение! — воскликнул Гарри, надвигаясь на нее и заставляя отступить к учительскому столу. — Ты говорила мне, что не веришь в любовь. Черт, ты сказала об этом всему аврорату! А теперь ты говоришь мне, что все это было ложью! Все, что ты когда-либо мне говорила, было ложью? Гермиона выглядела так, словно он неожиданно ударил ее по лицу. — Ты правда так думаешь? — укоризненно спросила она. — После того, через что мы вместе прошли, ты думаешь, что я только и делала, что лгала тебе? Но Гарри, казалось, не особо вслушивался в ее слова, задыхаясь от неистовой ярости, которая лишь разгоралась в нем все больше и больше, выплескиваясь наружу обидными, жестокими фразами. — А что еще я должен думать? — спросил он, в голосе его звучало обвинение. — Сказать что-то, а потом поступить с точностью наоборот… я бы сказал, что это довольно точное определение, — язвительно заключил он. Вдруг Гермиона сделала движение рукой так быстро, что Гарри среагировал только тогда, когда почувствовал, как маленький указательный палец ее руки с удивительной силой уперся в его грудь. Расстояние между ними было всего в несколько дюймов, и Гермиона угрожающе зашипела: — Я никогда не говорила, что люблю его, Гарри. — А затем громкость ее голоса усилилась до тревожного крещендо. Это было настолько неожиданно, что Гарри опасливо попятился назад. — Как ты смеешь обвинять меня в чем-либо, когда ты даже не догадываешься, через что мне пришлось пройти?! Ты приходишь ко мне со своим праведным гневом, — это ведь тебе необходимо было поговорить со мной и все выяснить, а не наоборот. Так что ты, черт возьми, от меня хочешь? Глаза Гарри зло прищурились. — Через что тебе пришлось пройти? — передразнил он, махнув рукой в ее сторону. — Что, во имя Мерлина, это значит? Поставь себя на мое место хотя бы на несколько секунд. Ты говоришь мне, что у тебя чувства к мужчине, который всю жизнь любил мою мать! И ты обвиняешь меня в том, что я нахожу это ненормальным? Гермиона, этот мужчина вдвое старше тебя! — О, Гарри, прошу. Не изображай из себя жертву, — неожиданно резко произнесла Гермиона. — Ты совсем не понимаешь, о чем я пытаюсь тебе сказать, да? У тебя есть твое «долго и счастливо». Ты живешь дальше. А я? — Она жестом указала на себя, и в комнате на какое-то время снова воцарилась тишина, будто кто-то щелкнул переключателем громкости. — Я все еще не могу двигаться дальше. Я топчусь на месте, — шепотом закончила она. Мгновение спустя, яростный огонь в глазах Гарри почти померк, взгляд сделался мягче, но в нем проскальзывали искорки недоверия. — Так вот в чем дело? — неуверенно спросил он. — В нас с Джинни? Гермиона колебалась, воспользовавшись возникшей паузой, чтобы взять себя в руки и успокоиться. — Это… включая тебя и Джинни. Но… здесь все гораздо сложнее. — Она сделала глубокий вдох и шумно выдохнула, потирая висок указательным и средним пальцами. — Я рассказываю тебе кое-что настолько личное, что не рассказывала никому больше, Гарри, и ожидаю, что ты отнесешься ко мне серьезно. Гарри продемонстрировал в ответ лучшую из своих вежливых усмешек. — Поверь мне, Гермиона, я правда стараюсь. Но когда ты говоришь мне, что бегаешь за Снейпом словно какая-то влюбленная школьница… Гарри понял, что зашел слишком далеко, как только последние, сказанные им слова, сорвались с его губ. Его взгляд наполнился сожалением, и он смущенно придвинулся к Гермионе, попытавшись взять ее за руку, но она сделала шаг назад и резко отдернула от него свою руку. — Ты правда так думаешь? — спросила она, пытаясь сдержать всхлип, который отчаянно рвался наружу. — Ты думаешь, что я пытаюсь соблазнить мужчину, который был влюблен в твою мать? — Гермиона, ты искажаешь мои слова, — громко произнес он. — Это не то, что я имел в виду. — Тогда как это понимать? — спросила она, яростно сверкнув глазами. Гарри растерянно смотрел на нее, впервые за все время знакомства не зная, как ее успокоить. — Рон все еще спрашивает о тебе. Я не думаю, что он когда-либо действительно… — Перестань, Гарри, — резко перебила его Гермиона, вскинув руки вверх и покачав головой. — Хватит. Ты вообще слышал хоть слово из того, что я тебе сказала? О Роне речи не было. — А почему нет? — все еще недоумевая, спросил Гарри. — У вас есть совместное уникальное прошлое, которому нет равных. У вас есть общие воспоминания и, в конце концов, вы какое-то время состояли в отношениях. Почему бы вам не попробовать все сначала? Наверняка на этот раз у вас все получится. Гермиона невесело рассмеялась. — Ты сам себя слышишь? Это ведь даже звучит нелепо. Значит, — она уперла руки в бока, — если следовать твоей логике, у нас и с тобой могут сложиться романтические отношения, потому что, как ты сказал, у нас есть общие воспоминания и уникальное совместное прошлое. Он нахмурился, проигнорировав ее комментарий, и продолжил: — Когда он вернется с соревнований по квиддичу… — Гарри, скажи, что именно тебе непонятно? — сердито спросила Гермиона. — Я здесь не для того, чтобы говорить о Роне. Я знаю, что тебе было трудно в это поверить и смириться, но между нами все кончено. — И поэтому твоя дальнейшая цель — Снейп? Ты думаешь, что это лучшая альтернатива для тебя? Звонкий звук от пощечины разнесся эхом по пустому кабинету, и Гермиона в ужасе посмотрела на Гарри. Тяжело дыша, она закусила нижнюю губу, которая уже начала мелко дрожать от сдерживаемых рыданий, а в глазах ее стояли не выплаканные слезы. Обида и страдание сквозили в каждом ее движении, что потрясло Гарри до глубины души. Он ожидал от нее криков о том, что он ей отвратителен, или что она будет громко доказывать свою правоту, приводя различные доводы, да чего угодно. Но Гермиона лишь смотрела на него широко раскрытыми глазами, тяжело дыша, и не проронила ни слова. Наконец она отвернулась от него и влажными от пота, подрагивающими пальцами потянулась к ручке двери кабинета. — Подожди! — воскликнул Гарри и протянул руку, пытаясь остановить ее. — Гермиона, стой! Он крепко схватил ее за запястье, но она вырвалась и, повернувшись к нему лицом, вновь посмотрела на него. По ее бледному лицу, усыпанному веснушками, струились слезы. — Оставь меня в покое, Гарри. Он снова попытался взять ее за руку, но она испуганно отшатнулась и посмотрела на него таким взглядом, будто боялась, что он может причинить ей боль. — Гермиона, — умоляюще повторил Гарри, — прошу тебя. Я не уйду, пока мы с тобой не помиримся. — Значит, ты останешься в Хогвартсе надолго. Не забудь отправить Джинни сову, чтобы она не волновалась, — ядовито бросила она. Он снова протянул к ней свою руку, но, после ее замечания, рука замерла в воздухе, а затем медленно опустилась. Гарри снова начал злиться. — А чего ты, собственно, ожидала, Гермиона? Что я дам тебе свое благословение? Ты же сама не раз говорила, что этот человек — мерзавец… — Ты знаешь, что все было совсем не так, как казалось, — с упреком в голосе ответила Грейнджер. — Это несправедливо. — Ты, наверное, ожидаешь, что прошлое будет забыто, — возразил он, — но его патронус… он все еще такой же, как у моей мамы. Гермиона прикрыла глаза и издала сдавленный смешок. — Значит, сначала ты говоришь мне, что невозможно, чтобы у меня были чувства к нему, а теперь ты утверждаешь ровно противоположное. Для того, кто с легкостью назвал меня лгуньей… — Почему Снейп? — перебил Поттер. Гермиона, удивленная его внезапным вопросом, приподняла бровь. — Почему Джинни? Казалось, он не ожидал подобного вопроса и выглядел слегка обескураженным, будто ответ на него был самой очевидной вещью в жизни. — Это нечестно… — Тогда объясни мне разницу, Гарри. Он внимательно вглядывался в ее лицо и выглядел при этом совершенно потерянным, словно только что он открыл мириады новых граней, мириады новых возможностей, о существовании которых и не подозревал доселе у Гермионы, которую, как он думал, знал как свои пять пальцев. Его глаза смотрели умоляюще — они, казалось, просили ее пересмотреть намерения и чувства, вернуться к чему-то знакомому и привычному, с чем он мог бы справиться. Но она, не моргнув и глазом, развернулась и крепко ухватилась за ручку двери во второй раз. — Прощай, Гарри, — сделав над собой усилие, прошептала Гермиона. — Я свяжусь с тобой, когда вернусь из Германии. Дверь захлопнулась, и резкий, гулкий хлопок разнесся по пустому кабинету, эхом отражаясь от стен. Гарри так и остался стоять, застыв на месте и сосредоточенно сдвинув брови, обдумывая все произошедшее. — Гермиона, — прошептал он в тишине пустого кабинета, прикрыв глаза, а затем сделал неуверенный шаг к двери, за которой она только что скрылась. Правой рукой Гарри потянулся к ручке, а левой прикоснулся к щеке, которая все еще горела от пощечины, и поморщился. Чувствуя себя так, словно в его грудь кто-то всадил зазубренный нож, а потом повернул его несколько раз для пущего эффекта, он вышел за дверь и подумал о Снейпе.***
Гермиона, не оглядываясь, бежала к дверям своих комнат. Дорогу она знала так хорошо, что могла бы добраться и с закрытыми глазами — даже смену лестниц запомнила наизусть. Минуя движущиеся лестничные пролеты, она взбиралась все выше и выше, желая быстрее оказаться в гриффиндорской башне. С глаз ее градом катились крупные слезы, которые Гермиона старалась сморгнуть. Бывают в жизни такие моменты, когда кажется, будто тебе нанес ножевое ранение тот, от кого меньше всего ожидал, рассекая плоть. Сначала жизнь идет по одному пути, а затем вдруг резко, без всяких предупреждений, меняет свое направление. В такие моменты жизнь будто распускается ниточка за ниточкой, все трещит по швам. Все меняется. Сначала это происходит медленно и почти незаметно. А потом, при правильном давлении из вне, в один решающий момент все рушится. Гермиона все бежала и бежала, задыхаясь от еле сдерживаемых рыданий, и думала о том, что это был как раз один из таких моментов. Как я могла быть такой глупой? Это ее откровение, должно быть, стало непомерно тяжелым для Гарри. Могла ли она винить его за такую реакцию? Разве можно было ожидать от него, что он благословит ее на отношения с человеком, который в течение двадцати лет любил его мать, а, возможно, любит и до сих пор? Это уже что-то из ряда вон, такое можно увидеть разве что в вечерних маггловских ток-шоу. Для Гарри все произошло слишком быстро, прошло еще слишком мало времени, чтобы он успел свыкнуться с этой мыслью. Но понимание этого не могло отменить тот факт, что Гермиона чувствовала себя теперь крайне уязвленной, столкнувшись именно с такой реакцией Гарри. В глубине души она ожидала от него слов утешения или поддержки, но никак не этого. Почти преодолев последний лестничный пролет, она облегченно выдохнула. Она знала, что нельзя было ожидать от Гарри большего, чем он мог ей дать, и теперь мысленно корила себя за эту оплошность. После войны и падения Волдеморта волшебный мир вознес Гарри на золотой пьедестал, с которого уже вряд ли когда-нибудь спустит. Он априори должен был делать или говорить то, чего от него ожидала широкая публика. Все, что делал или говорил Гарри становилось всеобщим достоянием общественности и не могло противоречить образу, навязанному ему. Истории, наводнившие «Ежедневный пророк» после окончания войны, порой были весьма занимательными. И они должны были такими и оставаться. Учитывая количество потерь и смертей, эти статьи были как раз тем, что помогало Гермионе справляться со своими страхами и психологическими травмами, даже несмотря на саму абсурдность всего этого. Гермиона и Джинни безудержно хохотали, читая очередной опус, посвященный подвигам Гарри, к его вящему недовольству. — О, он просто настоящий мужчина, — в один из таких вечеров взволнованно сказала Джинни Гермионе, которая сидела в кресле и просматривала толстый фолиант, что держала в руках. Услышав это, она ухмыльнулась. Тем временем Джинни прочистила горло и принялась цитировать: — Сьюзен Финчли, студентка четвертого курса Хаффлпаффа утверждает, что была свидетельницей того, как Гарри Поттер поднял большой валун, упавший на одного из студентов младшекурсников, который пытался убежать. По словам Финчли, «он с трудом справлялся с весом валуна, руки его напряглись и дрожали, но в конце концов он поднял его над головой, одновременно бросив оглушающее заклинание в стоящего рядом Упивающегося смертью». Они залились веселым смехом, а Гарри досадливо выругался. — Черт, неужели люди действительно покупаются на эту чушь? И почему я не мог просто левитировать этот валун, вместо того, чтобы тащить его вручную? Гермиона пожала плечами и ответила с намеком в голосе: — Очевидно, они хотели видеть твои подтянутые напряженные руки. Гарри отмахивался от мнимого геройства всегда, когда это было возможно. Он не хотел всего этого ложного культа, поэтому, сталкиваясь с такими проявлениями фанатизма, испытывал противоречивые эмоции — злость и смущение. Большинство людей и не задумывалось, что Гарри был вполне обычным, заурядным парнем, коих много в Британии. «И, — с горечью подумала Гермиона, сворачивая за угол, — я тоже попалась на эту удочку». Гермиона знала Гарри лучше, чем кого бы то ни было. Его характер, темперамент, его предпочтения и антипатии — все. Часто она могла заранее предугадать его реакцию на ту или иную ситуацию. На секунду она отвлеклась от своих мыслей, вспомнив, что произошло всего несколько минут назад. А затем она подумала о той летней ночи перед их седьмым курсом, когда она вместе с другими членами Ордена отправилась на Тисовую улицу, чтобы участвовать в операции «Семь Поттеров». Гермиона была единственной, кто знал, что Гарри не согласится на это добровольно. И она гордилась этим. Так, о чем, черт возьми, я думала сегодня вечером? Она как раз подошла к деревянной двери, ведущей в ее комнаты, и открыла рот, чтобы произнести пароль, как из-за угла неожиданно показался Оливер Вуд и, заметив ее, приветливо улыбнулся во весь рот и вприпрыжку помчался к ней, продолжая сверкать раздражающе ровными и ослепительно белыми зубами. — Гермиона, привет! — воскликнул он, остановившись прямо перед ней и пытаясь отдышаться. — Радуешься предстоящим каникулам, когда у нас будет две недели тишины и покоя? Отсутствие бегающих вокруг студентов может стать приятным бонусом. — И тут он нахмурился, заметив ее покрасневшие заплаканные глаза и следы слез на щеках. — Эй, все в порядке? Но Гермиона не расслышала его последних слов. Мысленно она окунулась в тот день, когда студенты выбегали из замка, со скоростью ядра, вылетающего из пушки, таща за собой тяжелые сундуки, сжимая в руках клетки с фамильярами и впопыхах набрасывая на шею шарфы, боясь опоздать на поезд. Гермиона впервые в жизни испытала облегчение от перспективы получить несколько недель отдыха и одиночества, чтобы обдумать более насущные вопросы. Спустя пару мгновений, Гермиона словно очнулась от своих мыслей и поспешила ответить: — Я в порядке, Оливер. Просто я ударилась локтем. — Схватившись за локоть, она изо всех сил пыталась изобразить, что морщится от боли. — Боль дьявольская. Оливер участливо кивнул. — Давай, я посмотрю. От удивления Гермиона уставилась на него, не зная, что ответить. Оливер протянул к ней руку и бережно закатал рукав ее мантии выше локтя, чего она никак не ожидала от него. Сосредоточенно сдвинув брови, он какое-то время недоуменно смотрел на совершенно здоровый локтевой сустав, а потом одарил ее обезоруживающей улыбкой. — Выглядит целым и невредимым. Она неуверенно кивнула, взгляд ее переместился с его руки, мягко касающейся ее локтя, на его лицо. Она откашлялась и отдернула руку, освобождаясь от его хватки. — Э-э-э… спасибо. Но мне пора идти. Оливер кивнул, а затем немного нерешительно спросил: — Чем ты будешь заниматься на каникулах? Гермиона задумалась. Ее родители, конечно, хотели бы, чтобы она приехала к ним, и они вместе провели рождественские праздники. Ее отец в своем письме, которое она получила совсем недавно, сообщал, что они запланировали прекрасную прогулку на лыжах, если она сможет к ним выбраться. Это казалось замечательным. И даже почти нормальным. И с каких это пор моя жизнь стала хоть чем-то походить на нормальную? Был еще Орден — или его отсутствие, а также возможное возвращение в Германию, где ей, вероятно, придется столкнуться с Упивающимися смертью, которые ненавидели само ее существование по причинам, не имеющим абсолютно никакого смысла; и, конечно же, еще была ее личная драма, главным действующим лицом которой был Северус Снейп. Хм, сложный выбор. — Я еще не совсем уверена, Оливер. У меня появилось несколько вариантов. Мне просто нужно выпить бокал сливочного пива, разобраться в себе, а потом решить, чем я хочу заняться на каникулах. Оливер казался окрыленным надеждой. — Я собираюсь в Испанию на грандиозный квиддичный матч команды Бойцы. У них играет загонщица, которая просто невероятна. У меня… есть лишний билет, если тебе это интересно. Гермиона какое-то время молча слушала его, пораженная иронией всего происходящего. Оливер Вуд был одним из тех мальчиков, которые раньше никогда не смотрели в ее сторону. Конечно, он был старше нее на несколько лет, но, чтобы восходящая звезда квиддича, да еще и красавец, пригласил ее на свидание? Это был один из тех моментов, когда ей казалось, что земля уходит из-под ног, и чтобы не потерять равновесие ей пришлось поспешно взять себя в руки. Разумеется, она была польщена. Всякий раз, когда мужчины обращали на нее внимание, она не могла не улыбаться. Но в этот момент Гермиона четко видела перед собой лишь черные бездонные глаза, длинные волосы цвета воронова крыла и тонкие, но удивительно чувственные губы. — Оливер, прости… Я правда не люблю квиддич. — Она почувствовала себя глупо, повторяя это уже, наверное, в сотый раз, но, очевидно, это нужно было сказать еще раз, чтобы информация дошла наконец до сознания Оливера. — Я уверена, что ты найдешь кого-то, кто с радостью составит тебе компанию. Он грустно улыбнулся и ответил: — В том-то и дело, Гермиона, я не хочу, чтобы это был кто-то другой. Ох. Ну, что ж, это было довольно неожиданно. Проклятье. — Оливер… Но Гермиону прервал звук легких шагов позади нее. Удивленно обернувшись, она увидела Северуса. Он стоял, опершись на каменную стену и сложив руки на груди, всем своим видом излучая гнев, который, казалось, пробирал до костей. С присущей ему кошачьей грацией, он неспешно направился к ним, его немигающий взгляд был устремлен на Оливера. Гермиона видела всю ярость, что полыхала в его глазах, видела, его напряженную позу, когда он остановился совсем рядом с ними, и с замиранием сердца поняла, что Снейп, должно быть, слышал весь их разговор с Оливером. Она глазами поискала его палочку, тело ее бросило в дрожь, и Гермиона напряглась, готовая вмешаться в любой момент, если только Снейп потянется за ней. Но Северус лишь склонил голову, оценивающе посмотрев на Оливера, и произнес, растягивая гласные на обычный манер: — Вуд. Оливер нервно сглотнул и сделал несколько шагов назад, пытаясь увеличить между ними расстояние. — Профессор Снейп. Гермионе на миг показалось, что она увидела мимолетный намек на улыбку на губах Северуса. Очевидно, для него это была слишком легкая жертва. — Думаю, на сегодня с вас достаточно позора? Мне нужно обсудить кое-какие дела с профессором Грейнджер, которые не требуют присутствия отвергнутых ухажеров. — Да, конечно, я уже… э-э-э… ухожу, — заикаясь, пролепетал Оливер, заливаясь от смущения краской. Северус скептически приподнял бровь. — Надежда умирает последней. Оливер развернулся и поспешил скрыться за ближайшим поворотом, не оглядываясь. Гермиона повернулась к Северусу. — Это действительно было так уж прям необходимо? Снейп равнодушно пожал плечами. — Вот ты мне и скажи. Очевидно, в его тупой голове не укладывается тот факт, что ты не интересуешься этим идиотским видом спорта. Конечно, если ты предпочитаешь, чтобы через несколько дней все повторилось вновь по тому же сценарию, я могу оставить тебя в покое. Гермиона позволила легкой улыбке тронуть уголки ее губ, втайне благодарная ему за это своевременное вмешательство. Но затем ее лицо вновь стало серьезным. — Я думала, что ты со мной не разговариваешь. Он нерешительно смотрел на нее какое-то время, будто не зная, что сказать. — Я… боюсь, я должен извиниться перед тобой… — Но бросив еще один взгляд на ее заплаканное лицо и напряженную позу, он прервал свою заранее заготовленную и столько раз отрепетированную речь. Взгляд черных глаз в миг стал внимательным и сосредоточенным, когда он пытался более детально ее рассмотреть. В ней что-то странно изменилось, и это казалось неправильным. — Что случилось? Гермиона подняла взгляд к его лицу. Почему, черт возьми, он так наблюдателен? «Вероятно, шпионская деятельность в течение двадцати лет, все же оставила свой отпечаток», напомнила она себе. Гермиона тяжело вздохнула, потерла рукой затылок и, пробормотав пароль, открыла дверь в свои личные комнаты. — Входи. Снейп тут же последовал за ней и, пройдя мимо широкого дивана, уселся в кресло, то самое, которое уже когда-то занимал, и принялся молча наблюдать за ней в ожидании ее рассказа. Гермиона тем временем с помощью магии затопила камин, отчего в комнате сразу же послышалось веселое потрескивание поленьев. Наконец она тоже опустилась в кресло напротив него и положила голову на сложенные на подлокотнике руки. — Здесь был Гарри, — проговорила она, не отрывая задумчивого взгляда от полыхавшего в камине пламени. Северус выглядел слегка взволнованным. — Есть какие-то новости по поводу Упивающихся смертью? Гермиона лишь удрученно покачала головой. — Нет. Ничего такого. Он… он хотел поговорить о тебе. Северус ничего не ответил, уставившись в одну точку. — Он… кое-что заметил. Что между нами что-то происходит, — продолжила Гермиона после недолгой паузы. Северус хмуро глянул на нее и процедил сквозь стиснутые зубы: — Снова Поттер взялся за старое и сует свой нос куда не следует. Гермиона никак не отреагировала на эту вспышку раздражения. Закрыв глаза, она легкими круговыми движениями массировала виски, словно пыталась облегчить ужасную головную боль. А потом вдруг почувствовала, как сильные, крепкие руки накрыли ее собственные, а его длинные пальцы нежно обхватили ее голову, заставив посмотреть на него. Она открыла глаза, пораженная — не самим действием, а скорее этой его внезапной близостью. Он внимательно вглядывался в ее лицо, в его темных глазах застыло беспокойство, когда он разглядел следы слез на ее щеках. — Ты плакала. Гермиона моргнула. — Да. — Он терпеливо ждал, что она продолжит, все еще удерживая ее голову пальцами. — Мы с Гарри повздорили. — Снейп выгнул бровь, выражая заинтересованность, и ждал. — Из-за тебя. — Из-за меня? — тихо переспросил он. — Да. — И что ж во мне такого, что вы с Поттером разругались до слез? — Он ничего не понимает, — произнесла наконец Грейнджер. Северус чуть не усмехнулся. — Хоть я и не удивлен, что существуют явления, выходящие за рамки умственных способностей Поттера, однако я подозреваю, что ты имеешь в виду что-то другое. В наступившем тягостном молчании, Гермиона неловко заерзала в его объятиях, а потом, словно набравшись смелости, посмотрела в его глаза. — Он не понимает, как получилось, что у меня есть к тебе чувства. Она, не отрываясь, следила за выражением его лица, внимательно, стараясь не пропустить ни одной эмоции, которая на нем отразится даже мельком, и ждала его реакции. Как ни странно, он оставался совершенно неподвижен. Гермиона поставила бы сейчас все свои галеоны на то, что ее сердце отбивало ритм более ста ударов в минуту. Медленно и сосредоточенно Северус переместил свои пальцы к ее лицу и принялся осторожно обводить его контуры. — Сказать по правде, — неуверенно начал он, — я и сам до конца этого не понимаю. Гермиона нахмурилась. — Почему? — Она шумно выдохнула и вырвалась из его бережных объятий. — Разве это действительно так сложно понять? — Да, — незамедлительно ответил Северус. — Ну, — сказала Гермиона, отвернувшись от него, чтобы вновь посмотреть на огонь, — я бы предположила, что все наоборот. Северус смотрел на нее, искренне пораженный. — Я видела ее на фотографиях, — продолжила Гермиона, нервно перебирая палочку пальцами. На ее лице играли блики огня, и она сосредоточила взгляд на горящих углях. — Она — Лили — была очень красива. И тут Северуса осенило, на что она намекала, так внезапно, что он почувствовал себя так, будто из него разом вышибли весь воздух. Мерлин, неужели она действительно ничего не понимает? Конечно, общаясь по большей части с такими тупицами, как Поттер и Уизли, это и не мудрено. Они бы не отличили красивую женщину, даже если бы она подошла и поцеловала их по очереди. — Гермиона… — Мы с тобой совсем не общались на этой неделе, — перебила Гермиона, снова посмотрев ему в глаза. — Ты… сожалеешь о том, что между нами произошло? Черт бы побрал ее гриффиндорскую деликатность. — Нет. На ее лице отразилось искреннее беспокойство. — Тогда в чем же дело? Северус сделал глубокий вдох и поднялся со своего места, его черная мантия проследовала за ним по пятам как тень. Он отвернулся от нее, не в силах встречаться с ней взглядом. Обсуждение чувств определенно не было его сильной стороной. Это было частью проблемы его взаимоотношений с Лили — слишком много скрытых чувств, которые копились и подавлялись слишком долго, так и не найдя выхода. Опустив голову, он прикрыл глаза и прошептал: — Я тебя не достоин. Не веря своим ушам, Гермиона уставилась на его спину, стоило лишь этим словам сорваться с его губ. Что? В замешательстве она посмотрела на Северуса, затем тоже поднялась с кресла, подошла к нему и заглянула в его лицо. Он все еще стоял с опущенной головой, отчего его длинные волосы частично скрывали часть его лица, оставляя ее в тени. Она взяла его большую руку в свои маленькие и легонько сжала. — Как ты можешь так говорить? Он посмотрел на огонь, все еще не рискуя встречаться с ней взглядом. — Ты не понимаешь, сколько зла я совершил. От волнения ее сердце, казалось, затрепетало. — Что сделано, то сделано, — прошептала Гермиона. — Я не настолько наивна, чтобы этого не понимать. — Скажи это семьям, которые я погубил, — резко выплюнул он. Брови Грейнджер вновь хмуро сошлись на переносице. Ты все еще видишь их лица, закрывая глаза? Они снятся тебе ночами в кошмарах? — Пожалуйста, пойми, — осторожно, тихо продолжила Гермиона, — я знаю, каким было твое прошлое и почему. Я не виню тебя за это. Нам всем… выпали разные карты в той войне, и мы играли как могли. — Она глубоко вздохнула и потянулась пальцами к его лицу, чтобы заставить его посмотреть ей в глаза. — Поверь, я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения. И я прекрасно понимаю, во что ввязываюсь, несмотря на то, что ты считаешь, будто знаешь, что для меня лучше. Северус смотрел на нее, не отводя взгляда, внимательно следил за выражением ее лица, выискивая признаки сомнения или неуверенности. Надежда и безотчетная радость, так не похожие ни на одно из тех чувств, что он когда-либо испытывал, распирали его грудь, как воздушный шар. Он облегченно выдохнул. — А как же Поттер? Тут выражение ее лица изменилось — оно вновь стало печальным и виноватым. — Думаю, в конце концов, он придет в себя, — сказала Гермиона. — Он очень восхищается тобой… ему просто нужно время. Это все для него слишком неожиданно. Его черные глубокие глаза с нежностью смотрели на нее, в них отражалось мерцание огня. Снейп протянув руку, привлек ее к себе — хватка хоть и была твердой, но нисколько не приносила дискомфорт. Он положил подбородок ей на голову, закрыл глаза и вдохнул ее аромат. Полевые цветы. Пропустив ее густые волосы сквозь пальцы, он наклонился и легко поцеловал ее в макушку, словно хотел убедиться, что она настоящая. — Глупышка, — прошептал он, когда она подняла голову и встретила его взгляд. — Твоя вера в других просто непостижима. Гермиона сладко улыбнулась. — А мне всегда нравилось бросать вызов. Он с нежностью смотрел на нее, заправляя за уши выбившиеся непослушные локона. — Верно. Затем он вновь наклонился к ее лицу и прильнул к ее губам, на миг отбросив все свои сомнения и пугающие мысли о неизвестности завтрашнего дня. Сердце его колотилось так, что, казалось, еще немного и оно выпрыгнет из груди. Он притягивал ее к себе все ближе и с каждой секундой чувствовал себя все более свободным.* «Одно из благословений старых друзей в том, что вы можете позволить себе вести себя с ними глупо»
— Ральф Уолдо Эмерсон