***
На следующий день, едва буря улеглась, поиски были возобновлены — видимость улучшилась и торосистые поля вокруг корабля, пусть и частично заметенные снегом, были заметны издалека. Из-за сильного ветра увеличилось количество заструг, затрудняющих движение, но поисковые отряды, которые посылал Крозье, не сдавались, продолжая искать и уходя все дальше, порой полностью скрываясь за снежными наносами. Однако результаты поисков едва ли отличались от тех, что были накануне вечером. Когда лейтенант Ирвинг возвращается на «Террор», чтобы погреться, он выглядит задумчивым. Капитан замечает, как он то и дело бросает взгляды на ледяные гряды и белоснежное покрывало снега, и зовет его к себе. Они вдвоем смотрят на простирающийся пейзаж и гало, пока Френсис все же не заговаривает. — Что-то не так, лейтенант? Вы что-то нашли? — Нет, сэр, — Джон бросает быстрый взгляд на лицо Крозье и почти тут же отводит, часто моргая смерзшимися ресницами. — По-прежнему ни вещей, ни следов, хотя после такого снегопада в этом нет ничего удивительного — их уже сто раз успело замести. Но, — голос Ирвинга становится тише, — капитан, мне кажется, что я видел лису. — И что в этом такого? — Френсис улыбается. — Вы нашли нам свежее мясо и немного меха кому-нибудь на воротник. Никому еще не доводилось видеть здесь песцов, вам несказанно повезло. — Нет, сэр, — Джон опускает взгляд в пол, будто провинившись в чем-то, — это был не песец. Я готов поклясться, что это была обыкновенная рыжая лисица, но ведь это невозможно. Может быть, я схожу с ума? Крозье задумчиво хмурится и переводит взгляд с чужого потерянного лица на девственно белую пустошь перед собой, а затем на небо, расчитывая сколько осталось времени до наступления темноты, после чего вновь оборачивается к лейтенанту. — Если вы не совсем замерзли, то как насчет прогулки через двадцать минут, Джон? Покажете мне, где вы видели вашу лисицу? После того, как Френсис раздает необходимые указания и предупреждает первого лейтенанта Литтла о небольшой вылазке, они с Ирвингом идут в сторону «Эребуса», пока его мачты не начинают возвышаться над ледяными грядами. Там Джон сворачивает в тень айсберга и, хрустя снегом, направляется к ледяному выступу, за которым открывается белоснежный пустырь, кое-где разрываемый сверкающими торосами, будто стеклом, застрявшем в плоти огромного существа. Мужчины оглядываются, пытаясь найти следы или что-нибудь указывающее на то, что здесь действительно была лиса, но ничего похожего не видят. А потом слышат тявканье. Не сговариваясь, они устремляются к источнику звука. За одной из торосных гряд обнаруживается рыжая лисица, припавшая на передние лапы и скалящая пасть — вероятно та самая, которую несколько часов назад видел лейтенант Ирвинг, — и Безмолвная, которая, кажется, пыталась либо поймать лису, либо вспугнуть ее. — Капитан! — Крозье оборачивается на возглас Джона, чьи глаза искрятся почти детской радостью. — Та самая! Рыжая! — Вижу, — Френсис выходит из-за гряды, послужившей им импровизированным укрытием, и эскимоска наконец замечает его и Ирвинга, стоявшего за ним. Она все так же похожа на небольшого медведя в своей меховой парке, а капюшон по-прежнему надвинут низко на лоб, но сейчас достаточно светло, чтобы это не мешало рассмотреть ее темные глаза и обычно бесстрастное лицо, сейчас непривычно живое из-за тени удивления на нем. Лисица, стоящая перед ней, шевелит ушами на скрип снега под сапогами, тянет носом воздух, принюхиваясь к новым запахам, и, поджав хвост, на полусогнутых лапах медленно подходит к Крозье. Френсис присаживается на корточки и протягивает лисе ладонь в перчатке, которую та тут же принимается обнюхивать, пока Джон неуверенно улыбается эскимоске. — Что же ты тут делаешь? — Ирвинг тоже наклоняется, чтобы лиса могла обнюхать его ладонь. — Ты ведь не могла забраться так далеко даже по льду… — Что-то мне подсказывает, что наша знакомая, — капитан кивает в сторону Безмолвной, — тоже не знает, что здесь делает лиса, а стало быть она ей не принадлежит. Я бы предположил, что это какая-то ошибка природы, если бы ни разу не видел песцов или лис, но на вторых я насмотрелся на родине и могу с уверенностью сказать — это самая настоящая лиса. И при этом она нас совсем не боится, из чего можно сделать лишь два вывода: либо она никогда прежде не видела людей, либо, наоборот, видела и знает, что у нас можно найти что пожевать. Джон слушает поток мыслей Крозье, задумчиво поглаживая лисицу, а та жмурится и тихо потявкивает, когда лейтенант перебирает шерсть за ушами и за щеками. — Надо забрать ее на корабль, а то пропадет ведь, — Ирвинг смотрит на Френсиса почти жалобно, будто ребенок, упрашивающий отца забрать котенка с улицы. Лиса тявкает, словно соглашаясь со словами лейтенанта, а тот продолжает ворошить рыжий мех. — Будет ловить крыс, на худой конец. — Это вам не кошка, — не соглашается капитан, хмуря брови и выдыхая облачко пара. — К тому же, мы с вами достаточно отвлеклись, но у нас есть и более важные дела — нам нужно дойти до «Эребуса» и предупредить капитана Фицджеймса о том, что мы потеряли мистера Хикки. Вдруг кто-нибудь на корабле его видел, а если нет, то их помощь пригодится нам в поисках. Лисица, только завалившаяся на бок, затихает под руками Джона и прислушивается к разговору, будто понимая каждое слово, а может, просто слушая звуки голосов. Леди Безмолвная, все это время стоявшая молчаливой тенью, кладет руку на плечо Ирвинга, привлекая его внимание, и качает головой, указывая на лису, отчего та коротко взвизгивает и оскаливает зубы. — Что такое? — Крозье переводит взгляд с эскимоски на лису и обратно, пытаясь уловить причину беспокойства. Женщина вновь указывает на лисицу, а затем на капитана и лейтенанта, после чего машет в том направлении, где льды зажали «Эребус». Френсис снова хмурится, а Джон выпрямляется, понимая, что скоро перестанет чувствовать пальцы ног. Безмолвная качает головой и скрывается за очередной грядой, оставляя их одних. — Ну и иди, — ворчит капитан, пока Ирвинг смотрит ей вслед. — И все же, что она хотела сказать? — Не знаю, капитан, — вздыхает лейтенант. — Что лисица с корабля или нам стоит взять ее на борт? Или не брать? — Возьмем с собой на «Эребус», а там видно будет, хотя я не помню, чтобы у них была лисица, — Крозье выглядит задумчивым, глядя на рыжего зверя, сидящего у его ног. — Если точнее, то лис, сэр, — на одном дыхании выпаливает Джон и его красные от холода щеки, кажется, краснеют еще больше. Френсис весело фыркает и направляется в сторону сжатого и приподнятого льдами корабля. «Террору» тоже досталось, но одного взгляда на «Эребус» хватало, чтобы понять — он больше никогда не поплывет: под давлением пака в носовой части образовались проломы, а обшивка покоробилась и растрескалась еще во время первой зимовки в паке у берега острова Бичи. Ирвинг подхватывает ворчащего, но удивительно спокойного лиса на руки и идет за капитаном.***
На «Эребусе» их маленькую процессию встречают с удивлением, но лишних вопросов не задают, а особо любопытные перестают тянуть руки уже после пары звонких щелчков лисьих зубов. Капитан Фицджеймс находится у себя в каюте и именно туда направляется Крозье, попросив Джона следовать за ним. Лейтенант остается ждать за дверью, поглаживая беспокойно вертящего головой и фыркающего лиса, пока и его не приглашают войти. — Ну же, Ирвинг, покажите вашу находку, — весело говорит Френсис. В глазах у него смех. Джон опускает лиса на пол каюты и тот обнюхивает сначала его, а затем сапог стоящего рядом Джеймса, удивленно и немного потерянно смотрящего на животное. — Признаться честно, сначала я решил, что это неудачная шутка, но вижу, что ошибался. Лиса, Френсис, самая настоящая лиса здесь! Как это возможно? Мягкая улыбка, воцарившаяся на губах Крозье в то время, как Джеймс по-детски удивлялся и радовался, испарилась, словно ее и не было. — Я расскажу обо всем по порядку, — капитаны присаживаются за стол, а лейтенант продолжает поглядывать за любопытным лисом, решившим, кажется, обнюхать всю каюту. Когда рыжий негодяй потянулся к столу, где лежали карты, которыми, вероятно, занимался Фицджеймс до их с Френсисом прихода, Ирвинг подхватил протяжно тявкнувшего лиса на руки и принялся почесывать, чтобы тот перестал вертеться. Зверь еще немного поелозил, щекоча усами замерзшую щеку Джона и пытаясь удобнее устроиться, и уложил голову на плечо лейтенанту. — Вчера вечером пропал мистер Хикки. Я отправил несколько поисковых отрядов прочесать окрестности, но началась буря и нам пришлось прерваться. Сегодня утром мы возобновили поиски, по-прежнему ничего не давшие, а затем лейтенант Ирвинг, нашедший вчера рукавицу мистера Хикки, сообщил мне, что видел лису. Мы с ним вышли, чтобы попытать удачу, а затем сообщить вам последние новости. Нам повезло — лиса действительно была, а вместе с ней и знакомая нам эскимоска, очень неоднозначно реагирующая на этого зверя. По дороге сюда, на «Эребус», я все думал о том, что она хотела сказать и, признаться честно, джентельмены, у меня есть некоторые безумные соображения на этот счет, — Крозье делает паузу, подготавливая всех присутствующих к откровению. — Наша находка — этот лис — и есть мистер Хикки. Джеймс, внимательно слушающий доклад капитана «Террора», замер, очевидно ожидая чего угодно, кроме этого, а Джон, держащий и поглаживающий лиса между ушами весь монолог, от неожиданости разжал руки, отчего рыжий зверь, тонко взвизгнув, приземлился на пол. — Будет тебе, Френсис, — неуверенно тянет Фицджеймс. — Разве это возможно? — Ранее мой стюард предположил, что мы имеем дело не с обычным медведем, а чем-то иным и посмотрите — он был прав. Вдруг здесь тоже самое? Однако, если вы считаете его суеверным глупцом, то попробуйте объяснить поведение Безмолвной, которой этот лис не давал покоя. Ирвинг переводит взгляд с капитанов на прижавшего уши лиса и хмурится, в ответ на что тот скалит пасть и заливается непродолжительным лаем. — Я почти уверен, что он нас понимает, — бурчит Джон, что в неожиданно повисшей тишине слышно всем. — Мистер Хикки, — начинает Крозье, наклонившись вперед и упираясь ладонями в колени, — если это действительно вы, то подайте нам знак — тявкните дважды. Лис шевелит ушами, ловя каждое слово, но молчит, а Френсис, будто между прочим, продолжает. — Если же нет, то этот лис не будет возражать, если его мех окажется на воротнике чьей-нибудь шинели. У нас не столько продуктов, чтобы кормить еще один голодный рот, а так от него будет польза. Слова капитана «Террора» удивляют всех присутствующих в каюте, ведь, пусть в них и был смысл, ни одно животное на кораблях до сих пор не тронули и исправно кормили, потому как они отлично развлекали и поднимали дух уставших ото льда и холода моряков. Лис беспокойно ворчит, подаваясь ближе к говорящему, и, уперев передние лапы в колени Френсиса, тявкает дважды, заглядывая в его лицо и прижав уши к голове. — Не забывайте о субординации, мистер Хикки, — вздыхает Крозье. — Не уверен, насколько хорошо вы нас понимаете, но вы все еще на службе, даже не смотря на ваше щекотливое положение. — Что вы скажете команде? — Джеймс справляется с удивлением и пытается продумать дальнейшие действия. — Если вы скажете матросам, что мистер Хикки так и не был найден — это вызовет волнения в команде и подорвет моральный дух, который и без того не на высоте в последнее время, но рассказать им все как есть… Кто в здравом уме в это поверит? — Вы ведь поверили, сэр, — Ирвинг пожимает плечами. — И я тоже поверил. — Мы видели, — возражает Джеймс, — а это другое. Может это проклятие или магия эскимосов? Так как мы и сами не знаем, что случилось, придется придумать какую-нибудь версию для всех остальных. — Давайте не будем втягивать эскимосов в наши проблемы, пока не доказано обратное. Их помощь еще может нам пригодиться, а то и спасти жизни, — не соглашается Френсис. Хикки, устав от болтовни и от того, что на него совсем перестали обращать внимание, пытается стянуть с руки лейтенанта перчатку, но получает ладонью по носу и заливается прерывистым лаем, чем привлекает внимание капитанов, увлекшихся беседой. — Предлагаю не утаивать от команды загадочных обстоятельств, чтобы не подрывать доверие, но вводить в курс дела постепенно и начать с лейтенантов, — Крозье с усмешкой наблюдает, как Джон прячет руки в карманы, чтобы лис перестал покушаться на перчатки. — А присматривать за ним будет лейтенант Ирвинг, потому что именно он нашел и загадочную лису, и мистера Хикки. Джон возмущенно хмурится, отчего становится похож на нахохлившегося снегиря, но кивает, соглашаясь со словами капитана. Хикки громко фыркает и бодает лбом Ирвинга под колено, отчего тот теряет равновесие и делает несколько шагов вперед, а на гневный взгляд отвечает хитрым прищуром и подобием улыбки, красующейся на лисьей морде.***
Обратно на «Террор» они возвращаются по темноте. Ирвинг держится по правую руку от капитана, несущего масляный фонарь, позаимствованный на «Эребусе», а Хикки то забегает вперед, за круг золотистого света, куда-то в непроглядную тьму, то короткими перебежками трусит след в след, порой путаясь под ногами у Джона, который пытается не наступить на рыжий хвост. — Лейтенант Ирвинг, — Френсис нарушает тишину, прерываемую только воем ветра и скрипом снега и льда под сапогами, и иногда фырканьем лиса из темноты. — Так как мистер Хикки сейчас не сможет самостоятельно даже открыть дверь, вы за него отвечаете. Я понимаю, что это может быть обременительно, но мы с капитаном Фицджеймсом постараемся что-нибудь придумать. — Хорошо, сэр, — Джон тяжело вздыхает, предчувствуя грядущие проблемы, и натягивает шарф на замерзший нос.***
Стоит им оказаться на «Терроре», как Крозье отправляется на поиски Джопсона, чтобы тот собрал Литтла, Ходжсона и Блэнки в офицерской кают-компании, а Ирвингу и Хикки наконец разрешают отдохнуть. Джон устало идет в свою каюту не оборачиваясь, уверенный в том, что лис следует за ним. Когда они доходят до каюты лейтенанта и тот пропускает Хикки вперед, после того как тот заканчивает с обнюхиванием порога, Ирвинг вздыхает и закрывает дверь, будто ставя точку и окончательно смиряясь с происходящим. Когда он оборачивается, на него смотрит пара темных хитрых глаз. — Во-первых, я выше по званию и поэтому правила здесь устанавливаю я, — Джон чувствует себя немного неловко, разговаривая с животным, но приходится напоминать себе, что изменилась только внешность, а внутренняя сущность осталась прежней. — Во-вторых, это моя каюта, поэтому правила снова устанавливаю именно я. В ответ на вдохновленную речь лейтенанта, лис дергает носом и урчит, будто усмехаясь, а затем легко отталкивается лапами от пола и почти демонстративно прыгает на койку, где тут же сворачивается клубком и утыкается носом в пушистый хвост, игнорируя мужчину. — Мистер Хикки, — куда более раздраженно цедит Ирвинг, уставший за день на холоде как собака. — Это моя кровать и спать на ней буду я — не вы. Ваше обличие позволяет вам переносить более суровые температуры, чем мог бы я, так что вы спите на полу и это не обсуждается. Можете считать это приказом. Если вас что-то не устраивает, то пройдите к матросам и спите там, если только сумеете повязать гамак. Из-под рыжего хвоста сначала появляются два темных треугольных уха, а затем и лисья пасть, подрагивающая в оскале. Из глотки зверя рвется клокочущее шипение вперемешку с лаем, но Джон сохраняет самообладание. — Давайте обойдемся без ссор. Вам ведь не нужны проблемы? Мне тоже. Все, чего я хочу — это свое спальное место, и я имею на это полное право, — оправдываться перед помощником конопатчика, застрявшим в лисьей шкуре, никогда не входило в планы лейтенанта, и он старался не думать о том, насколько бредова эта ситуация. К великой радости Ирвинга, лис тявкает и спрыгивает на пол каюты, сворачиваясь клубком у двери. — Премного благодарен, — Джон действительно рад тому, что наконец может лечь и провалиться в блаженную тьму, где нет холода, белой пустоши, простирающейся на много миль, и надоедливой рыжей лисицы, которая не совсем лисица, но такой же надоедливый человек.***
Ирвинг просыпается почти в кромешной темноте, но со стойким ощущением, что на него смотрят. Он приподнимается на койке и ждет, когда глаза немного привыкнут к темноте — нет никакого желания зажигать фонарь, — но лис спит, распластавшись у двери. Джон устало трет лицо и глаза, в которые будто насыпали песка, и ложится обратно. Заснуть мгновенно не получается, но лейтенант чувствует, как к вялым мыслям подкрадывается чернота забытья и смиренно ждет, когда она наконец примет его в свои объятия. Уже на грани сна он слышит, как Хикки тихо фыркает и забирается на кровать, почти аккуратно устраиваясь в ногах. Ирвинг думает о том, что надо бы спихнуть наглеца на пол, но на этой мысли засыпает.***
Первым, что видит Джон, просыпаясь, становится нависшая над ним лисья морда. Лейтенант вздрагивает от неожиданности и спихивает обнаглевшего соседа на пол. — Какого черта, Хикки? У вас отшибло последние понятия о субординации? Раздраженно мечущийся в тесноте каюты лис заливается ворчливым лаем, будто стараясь донести до Ирвинга какую-то мысль. Джон, недовольный пробуждением, трет лицо рукой и поднимается, думая о том, что после вчерашней прогулки нужно бы попросить у кого-нибудь из докторов мази, чтобы наложить на обмороженную кожу щек. — Сейчас пойдем поищем что-нибудь поесть и выйдем прогуляться, если вам вдруг надо… Ну, если вам надо, в общем. Хикки издает странный звук, который лейтенант идентифицирует как смешок и замирает в ожидании у двери, пока Ирвинг наспех одевается, приглаживает рукой топорщащуюся во все стороны челку и повязывает шарф. — Так как я не знаю, кому капитан уже успел рассказать о вас, подождите здесь. Я сейчас возьму нам несколько галет и мы съедим их во время небольшой прогулки. Лейтенант стремительно покидает каюту, спеша в носовую часть, где мистер Диггл уже наверняка заканчивает смену у плиты, но в последний момент притормаживает и позволяет себе насладиться минутами одиночества, ранее тяготившего, но теперь такого желанного. Он пару минут греется у плиты, прежде чем взять несколько галет и вернуться в свою каюту, где его встречает суетливо мечущийся лис. Прежде чем подняться на палубу, Ирвинг надевает утепленную шинель и кутается в шарф по самый нос, но все равно ежится, когда порыв ветра бросает горсть снежинок ему в лицо. Хикки, словно никогда прежде не видевший огромного белого простора, выскакивает на палубу и рыжей молнией несется к фальшборту. Лис становится на задние лапы, опираясь на планширь передними, и всматривается в однообразный пейзаж, будто пытаясь увидеть в нем что-то новое, доселе сокрытое от его глаз. Джон скользит, будто на коньках, по обледенелой палубе и останавливается рядом с Корнелиусом, опираясь ладонями на планширь, но не видит ничего заслуживающего столь пристального внимания. Они спускаются с корабля и лис тут же уносится исследовать снежные наносы и торосные гряды, пока лейтенант неторопливо жует галету. Бегать за Хикки нет никакого желания — все равно ему некуда идти, кроме корабля, а значит, вернется. Ирвинг не слишком много знает о лисицах, кроме того, что они активные, любопытные и шумные звери, но мистер Хикки и будучи человеком всюду совал свой нос, а потому тяжело сказать наверняка, влияет ли звериный облик на его характер или он просто пользуется ситуацией, зная, что в таком виде с него нечего взять. Корнелиус бежит обратно, когда Джон принимается за вторую галету. — Будете? — Ирвинг протягивает лису галету, которую тот обнюхивает и стаскивает с ладони на снег. В его нынешнем виде не слишком удобно откусывать куски от плоской лепешки, но Хикки старается, фыркая и крутясь как заведенный, пытаясь подступиться, чтобы было удобнее схватить. Понаблюдав с минуту за попытками лиса, Джон подбирает галету, получив за это жалобный писк, и снова протягивает Хикки. Тот смотрит несколько долгих секунд на лейтенанта, держащего лепешку, но принимается откусывать по кусочку. — Иногда без рук просто не обойтись, да? — Ирвинг ловит себя на мысли, что утреннее раздражение куда-то пропало. То ли добрая натура не позволяла оставить какого-никакого, но товарища в беде, то ли одиночество сыграло злую шутку и почти за сутки непрерывного, пусть и одностороннего, общения, Джон начал привязываться к существу, постоянно находящемуся рядом. Когда со скудным завтраком покончено, лис снова начинает исследовать территорию вокруг, ярким пятном выбиваясь из однотонного пейзажа. Лейтенант ходит следом за Корнелиусом, чтобы не замерзнуть, стоя на месте, пока сам лис не замирает, а затем отталкивается задними лапами, легко поднимая тело в воздух, и ныряет головой в сугроб. Удержаться от смеха не представляется возможным, особенно когда Хикки молотит лапами по воздуху, пытаясь выбраться. — Что вы хотели там найти, мистер Хикки? — Ирвинг снова смеется, когда из сугроба показывается рыжая морда, припорошенная снегом. — Вряд ли хоть одна мышь выживет в таком холоде, но на корабле полно крыс на нижней палубе, если вам угодно заняться охотой и составить конкуренцию корабельному коту. Лис потявкивает, заваливаясь на бок, и Джон, едва ли отдавая себе отчет, приседает и принимается ворошить рыжую шерсть. Хикки прикрывает глаза и довольно ворчит, когда ладонь легко проходится по голове и под пушистыми щеками, а затем смещается на спину. Он изгибается, переворачиваясь и подставляя белый живот под ласковые руки, и заходится довольным кряхтением, когда движения становятся увереннее. В голове лениво проскальзывает мысль о том, что можно было бы укусить Ирвинга, пока тот не ожидает, но его рука так приятно почесывает под подбородом, что Хикки решает вернуться к этой мысли как-нибудь позже. — Давайте возвращаться, пока я еще чувствую пальцы, — лейтенант поднимается и отряхивается от снега, после чего стряхивает снег с рыжей лисьей шубки.***
Стоит им подняться на палубу «Террора», как Джопсон, вероятно дожидавшийся их возвращения и видевший их возню с корабля, просит Ирвинга пройти к капитану. На лиса Томас смотрит с вежливым интересом, но никак не комментирует, впрочем, Джон уверен — он узнал о ситуации даже раньше лейтенантов Ходжсона и Литтла. Едва Ирвинг о них вспоминает, как на палубу поднимается Эдвард и вежливое выражение лица стюарда сменяется улыбкой. Лейтенант Литтл кивает Джону, здороваясь, и задумчиво смотрит на лиса у его ног. — Доброе утро, мистер Хикки. Лис тявкает, пока его хвост метет заледеневшие доски — в зверином виде, очевидно, контролировать эмоции значительно сложнее и Корнелиус рад оказаться в центре внимания. — Капитан ждет вас, лейтенант Ирвинг, — напоминает Эдвард. — Только вас. — Уже иду, — Джон догадывается, что капитан ждет доклад из любопытства, а не из-за реальной необходимости, но не может его винить — не каждый день кто-нибудь из экипажа превращается в животное, а за неимением других развлечений — энную часть книг из корабельной библиотеки Крозье уже прочитал — пойдет и рассказ лейтенанта. — … Лисом он куда приятнее, — пропустив Корнелиуса вперед и задержавшись на палубе, слышит Ирвинг голос Литтла, а затем и смех Томаса. Что ж, с этим трудно поспорить.***
Джон проводит Хикки, отряхивающегося от остатков снега прямо на ходу, до своей каюты и просит никуда не выходить, и не прыгать на кровать, пока тот не высохнет, на что лис тявкает и демонстративно сворачивается пушистым клубком у двери, накрывшись хвостом. Едва лейтенант уходит, Корнелиус поднимается и потягивается, прогибаясь в спине, и выскальзывает за неплотно закрытую дверь. В узком коридорчике пусто и точно так же нечем заняться, но лис продолжает идти вперед, собираясь найти себе хоть какое-то развлечение. Хикки обычно не бывал возле лейтенантских кают, но двери в них закрыты и посмотреть толком не на что, так что он решает прогуляться до нижней палубы. Чего он никак не ожидает, так это огромного ньюфаундленда, лежащего на пути. Нептун то ли дремлет, то ли просто отдыхает, однако, когда Корнелиус подходит ближе и принюхивается, пес поднимает огромную лохматую морду от пола и смотрит прямо на лиса. Хикки чувствует, как поднимается и пушится шерсть на загривке — будучи зверем, пусть и с человеческим разумом, он ощущает определенную опасность для себя, исходящую от пса. Однако, когда пес скучающе зевает и вновь укладывает тяжелую голову на лапы, лис решает подойти ближе. Нептун лениво наблюдает за его робким приближением и тихонько постукивает хвостом. Когда Корнелиус подбирается вплотную, готовый отпрыгнуть при любом резком движении, пес лишь шумно вываливает язык, отчего создается иллюзия улыбки. Напряжение покидает лисье тело и Хикки принимается скакать вокруг ньюфаундленда, пытаясь втянуть его в игру и занять себя на добрых полчаса. Пес, вдвое выше лиса в холке, поднимается пушистым грозовым облаком и продолжает вилять хвостом, когда Корнелиус тянет его за ухо и валится на пол, фыркая. Нептун обнюхивает его и трогает лапой, которую лис тут же хватает и тянется укусить, но пес, достаточно ловкий для своих габаритов, отпрыгивает в сторону, продолжая молотить хвостом. Хикки не знает сколько проходит времени, пока ему удается дразнить Нептуна, но он настолько увлекается небольшой игрой, что не сразу замечает зрителей. Лейтенанты Ирвинг и Литтл, не нашедшие Корнелиуса в каюте и отправившиеся на его поиски, улыбаются, глядя как лис, удерживаемый на месте собачьей лапой, пытается извернуться и пищит. — Нептун, фу! — Литтл треплет лохматую собачью голову, пока Хикки, фыркая и сопя, все же выбирается из-под лапы. — Пойдемте пообедаем? — Джон наклоняется и приглаживает взлохмаченую рыжую шерсть на лисьей голове. Предложение не встречает возражений ни от одной из сторон.***
После трапезы лейтенант и семенящий за ним по пятам лис направляются в каюту, где Ирвинг надеется немного отдохнуть. Джон скидывает сапоги и вытягивается на кровати, прикрыв глаза. Он слышит как лис топчется, фыркает и ворчит возле койки, и напоминает: — Мистер Хикки, вы все еще спите на полу — правила не изменились. Корнелиус тявкает и запрыгивает на кровать, пытаясь устроиться под боком у лейтенанта, который тяжело вздыхает в ответ на такую наглость. — Если вы снова станете человеком, то нам придется серьезно обсудить ваши проблемы с субординацией, неподчинение старшим по званию и приказам, отданным непосредственно вам. Лис издает что-то среднее между писком и тонким лаем, и наконец устраивается, подлезая под теплую ладонь. Ирвинг приподнимает руку, чтобы Хикки мог уложить голову, и опускает на лисий затылок, начиная почесывать шею, зарываясь пальцами в мех — густая рыжая шерсть приятно скользит между пальцами. Монотонность действия успокаивает и Джон не обращает внимание даже на блаженное лисье кряхтение. — Чтобы вы знали, — лейтенант оглаживает лисью морду и треугольники ушей, — я это терплю только потому, что с вами тепло спать. Фраза звучит до неправильного странно и Корнелиус приподнимает морду, уставившись на Ирвинга янтарными глазами — почему-то именно сейчас Джон скучает по раздражающе нахальным льдисто-голубым глазам, которые ловили каждое неосторожное слово и каждую слабость, не позволяя расслабляться и говорить подобный вздор. — Мех, — торопливо поясняет лейтенант. — И температура тела выше человеческой — вы совсем как грелка. Получив ответ, лис укладывается обратно и Ирвинг возобновляет поглаживания, но уже в относительной тишине. В воздухе повисает странная неловкость, которая не исчезает даже после того, как Корнелиус засыпает. Джон мысленно обзывает себя идиотом, который говорит все, что взбредет в голову, и тоже вскоре проваливается в сон.***
Лейтенант не сразу понимает, что его разбудило, но пробуждение ощущается резким и тревожным, будто после кошмара. Ирвинг приподнимается на кровати, стараясь отогнать липкие щупальца сна, и оглядывается, привыкая к темноте. Когда глаза начинают улавливать очертания предметов, он зажигает небольшой фонарь, стоящий на столике у койки, и встречается взглядом с глазами, такими же желтыми как свет, озаривший небольшую комнату. Лис смотрит на Джона, прижав уши и поджав хвост, тихо ворча и иногда, почти на одной ноте, скуля. Лейтенант тут же оглядывается, пытаясь найти причину такому странному поведению, но ничего подозрительного или страшного не видит, пока не натыкается взглядом на здоровенную крысу, совершенно точно дохлую, со свернутой шеей лежащую у двери. — Что за выходки, мистер Хикки? — Джон хмурится. — Когда я говорил вам идти и ловить крыс, если нечем заняться, я не имел ввиду, что после этого их нужно приносить ко мне в каюту. Будьте любезны — унесите ее туда, где взяли, если только вы не собираетесь ее есть. Корнелиус тявкает, будто ругаясь, и продолжает скулить, поджав хвост и топчась в тесноте каюты. Он несколько раз останавливается, чтобы посмотреть на Ирвинга, хмуро наблюдающего за мельтешащим зверем, и продолжает метаться. — Вы хотите что-то сказать? К сожалению, я вас не понимаю, — лейтенант разочарованно вздыхает — обычно мистер Хикки не поднимал панику, оставаясь достаточно невозмутимым перед лицом опасности, пусть в нем и говорило любопытство, а не храбрость, так что узнать причину было бы интересно. — Если вам не спится, то, так и быть, можете лечь на кровать. Я бы попросил считать этот случай исключением из правил, если бы вы и так не ослушивались меня на регулярной основе. Лис ворчит, склонив голову и глядя то на Джона, то на дверь и дохлую крысу перед ней, но заинтересованно приподнимает уши и запрыгивает на койку, устраивая голову у Ирвинга на коленях, который закатывает глаза, но уже привычным образом опускает ладонь между лисьих ушей и начинает поглаживать. — Не знаю, мистер Хикки, что вас так встревожило, если не крысы, скребущиеся без перерыва, но уже совсем скоро вы сможете вдоволь набегаться по снегу и забыть об этом — капитан поставил меня вахтенным на завтра, раз уж нам с вами все равно нужна прогулка, и вам придется составить мне компанию на посту. Где-то на за дверью глухо лает Нептун, а Хикки довольно пищит, очевидно соглашаясь с идеей, а может просто радуясь, когда лейтенант зарывается пальцами в густой мех на спине, с нажимом проводя от лопаток до самого хвоста. Лис тут же тянется вслед за рукой, вызывая на лице Джона улыбку. — Не в том теле вы родились, мистер Хикки, ох, не в том, — шутливо замечает Ирвинг, когда лис, кряхтя, переворачивается на спину и подставляет живот. Корнелиус облизывает блестящий черный нос и расплывается в подобии улыбки.***
На следующий день лейтенант, как и обещал, берет лиса с собой на вахту и время, проведенное за созерцанием огромного ледяного простора, тянется чуть быстрее, чем обычно. Пару раз Джону доводилось бывать с вахтенными на посту как раз в то время, когда на борту «Террора» находилась Безмолвная — та точно так же, как и он сам, осматривала пустошь, разорванную торосами то тут, то там, будто несла какую-то свою вахту. В ее присутствии время словно замедляло ход, растягиваясь как патока, когда она, завернутая в мех и шкуры, замирала на долгие минуты, игнорируя болтовню Ирвинга, то и дело переступающего с ноги на ногу, чтобы не окоченеть. В последний раз, вспоминает лейтенант, он присматривал за эскимосской девчонкой как раз тогда, когда мистер Хикки, ныне с ворчливым лаем носящийся по сугробам, нес вахту.***
За неделю не происходит ровным счетом ничего примечательного: леди Безмолвная не объявляется, а капитаны ломают головы над случившимся с мистером Хикки, но ни к чему толковому не приходят. С того самого момента, как Корнелиус был найден, воцаряется тишь да гладь. — В метели, что ли, потерялся этот монстр, — ворчит Литтл, перелистывая толстый том чьих-то сочинений. — Или провалился под лед? — Ваши бы слова да Богу в уши, — добродушно замечает Джопсон, откладывая книгу в алом переплете и с золотыми буквами на корешке — чей-то философский труд. — Все это подозрительно похоже на затишье перед бурей. Эдвард тяжело вздыхает, соглашаясь. Эта мысль уже посещала его голову, но слабая надежда на лучшее продолжала теплиться в сердце. Он откладывает книгу и принимается за другую. — И все же, что конкретно мы ищем? Я разобрал уже целую полку, но ничего кроме поэзии и трактатов на различные темы не нашел, — первый лейтенант разглядывает стопку книг на столе и добавляет к ней еще одну, после чего оборачивается к стюарду, листающему очередную книгу. — Что-нибудь, что поможет мистеру Хикки вернуть себе прежний облик. Он, несомненно, куда приятнее лисом, но все же часть экипажа, и мы должны сделать все возможное, чтобы ему помочь, — Томас задумчиво оглядывает гору книг на столе — в них не нашлось ничего, что могло бы им пригодиться — и добавляет еще несколько томов к уже лежащим. — Капитаны только этим и занимаются, — Литтл хмурится, отчего становится похожим на грустного щенка. — Но у них нет идей. Какой вообще смысл ворошить всю библиотеку, если мы даже не знаем, что это такое: проклятие, порча, магия местных шаманов? Сильно сомневаюсь, что Адмиралтейство добавило в корабельную библиотеку пару книг на эту тему. — Лучше попытаться что-то найти, чем сидеть сложа руки, нервничая из-за повисшей в воздухе неопределенности, — говорит Джопсон и Эдвард вынужден с ним согласиться. — Капитан не смог вчера вернуться на «Террор» из-за разыгравшейся непогоды и было бы славно, если к его возвращению нам бы удалось понять, в какую сторону двигаться в решении проблемы мистера Хикки. — А надо ли? — Литтл фыркает. — Кажется, лейтенант Ирвинг теперь неплохо ладит с помощником конопатчика. Видел их на прогулке — забавнейшее зрелище. — Эдвард, — Томас почти укоризненно тянет имя старшего лейтенанта, но коротко улыбается, скрывая несерьезное выражение лица толстенным фолиантом, удерживаемым в руках. — Хорошо-хорошо, — мужчина берет еще несколько книг с полки, читая названия на обложках, и замирает. — Глупая мысль, но… Джопсон, ожидающий конца фразы, отрывается от изучаемой книги после паузы, чтобы увидеть, что же такого нашел лейтенант. В руках у Литтла оказывается томик мифов и сказок. — Еще неделю назад, я бы согласился с тем, что это полнейшая глупость, — стюард откладывает фолиант и подходит ближе к Литтлу, чтобы внимательнее рассмотреть книгу. — Но теперь я в этом не уверен. Кажется, вы говорили, что Адмиралтейство не добавит ничего подобного в библиотеку? Лейтенант кладет книгу на стол, и они оба склоняются над страницами, быстро пробегая глазами по написанному. Эдвард замирает, разглядывая странные и причудливые картинки, а Томас едва слышно проговаривает названия существ, стараясь правильно прочесть и запомнить: банши, феи, аванк, келпи, шелки, гоблины, грим, нукелави. — Хикки стал чем-то из этого? — Литтл переводит взгляд с жуткого изображения нечта, отдаленно напоминающего кентавра, но не имеющего кожи, на Джопсона, пока тот рассматривает иллюстрации в книге. — Каким-то чудовищем? — Нет, не думаю, — стюард отрывается от созерцания картинки, приковывающей взгляд своим отвратительным содержимым. — Мистер Хикки сохранил собственный разум, пусть и животные инстинкты иногда одерживают верх, и не умер, иначе мы бы уже давно нашли тело. Лис — это именно он, просто в другом обличии. Оборотень? Я видел в книге, что на Востоке верят в лисиц-оборотней. — Только вот мы далеко от Востока, — Эдвард хмурится и закрывает книгу, смотрящую на них отвратительным созданием из мифологии. — Разве что они встречаются не только там — может, и у эскимоссов есть что-то похожее, но все равно непонятно, при чем тут Хикки. — Оказался не в том месте и не в то время? — предполагает Томас. — Или родился таким? — Тогда почему он не обращался лисом раньше? А если обращался, то кто-нибудь бы обязательно заметил, — лейтенант опирается бедром о столешницу и складывает руки на груди. — Мы в экспедиции уже два года и проглядеть рыжий хвост в ограниченном пространстве… У него ведь даже нет каюты, где он мог бы запираться и прятаться. — Может, ему и не нужно было прятаться, потому что раньше не было нужды или возможности обращаться, — медленно произносит Джопсон, пока в его льдистых глазах загорается огонек осознания. — Что, если он может обращаться только после определенного возраста, или для трансформации нужен катализатор? Мужчины замолкают и прислушиваются к оживленным разговорам и шагам на верхней палубе. Гул голосов звучит все громче, пока дверь не открывается, являя капитана, вернувшегося с «Эребуса», и лейтенантов Ходжсона и Ирвинга. За последним мелькает рыжий хвост. — Выполняйте, господа, — говорит Крозье, прежде чем закрыть дверь. Френсис оборачивается, замечая лейтенанта и стюарда, который тут же оказывается подле капитана, помогая ему снять утепленную шинель и несколько слоев шарфов. Лицо у капитана красное от ветра и холода, а губы совсем белые. Томас собирается принести виски или хотя бы вина, но Крозье отрицательно мотает головой, догадавшись о его замысле. — Не стоит, Джопсон, — Френсис садится на стул и вытягивает ноги, чувствуя, как их начинает покалывать, когда он потихоньку отогревается. Он снимает промокшие и заледеневшие перчатки и откладывает на стол, рядом с кипой книг. — Лучше расскажите, что тут у вас. Мозговой штурм? — Мы считаем, что мистер Хикки — оборотень, сэр, — Литтл опускает глаза, будто не веря, что говорит это капитану, однако решает продолжить, когда Томас ободряюще кивает ему, проходя мимо, чтобы расставить книги по местам. — Мы нашли книгу с мифами и легендами, где говорится о том, что на Востоке верят именно в лисиц-оборотней. Что, если у местных тоже есть подобные легенды? — Знаете, Эдвард, — говорит Крозье, задумавшись, — в Ирландии мы тоже верим в лисиц-оборотней и в то, что такими они становятся не по своей воле, а в наказание за злые помыслы или поступки. Лисы, в общем-то, считаются дурным знаком, а иногда и предвестниками смерти, если вы достаточно суеверны. — Капитан, — Джопсон отвлекается от расстановки книг. — Что, если мистер Хикки стал таким не по своей воле? Что, если для трансформации нужны какие-то внешние факторы? Может, его что-то подтолкнуло? — В таком случае, — Френсис фыркает, — либо он что-то задумал, но силы провидения и этой белой пустыни оказались быстрее, воздав ему по заслугам до преступления, либо дело в монстре, скрывающемся в буре. Может, это защитная реакция, которую мистер Хикки не в силах контролировать, потому как столкнулся с этим впервые, как и мы с вами. На несколько минут воцаряется тишина — все присутствующие обдумывают услышанное, а лейтенант присоединяется к стюарду, помогая расставлять книги, когда Крозье, вспомнив о чем-то, мрачнеет. — К слову о внешних факторах — я видел монстра недалеко от «Террора». Готов поклясться, что и он меня заметил, но почему-то не тронул. Я попросил лейтенантов выставить больше вахтенных и вооружить их, а также предупредить команду, — Френсис вздыхает. — Кажется, сегодня будет длинная ночь.***
Хикки, поджав лапы и прижав уши к голове, монотонно скулит, лежа на койке и игнорируя теплую ладонь Ирвинга, которой тот поглаживает лиса, стараясь успокоить. Иногда Корнелиус приподнимает уши и замирает, напрягаясь под рукой, будто искусная статуя — только нос движется, принюхиваясь к воздуху вокруг. — Вы его чувствуете? — интересуется Джон, задумчиво глядя на взволнованного зверя. Лейтенант не уточняет кого, потому что прямо сейчас весь «Террор», стоящий в паке как в ловушке, замер в ожидании монстра, бродящего где-то в темноте за бортом. Лис тявкает и соскакивает с кровати на пол, делая пару хаотичных кругов по каюте, и замирает у двери, оглядываясь на Ирвинга, сидящего на койке. Тот молча поднимается и набрасывает на плечи шинель. — Никогда прежде не замечал за вами желания лезть на рожон, — Джон хмыкает, прикрывая дверь и влезая в рукава шинели. — Если только вы не планируете пойти и забиться в самый дальний угол прямо сейчас. Корнелиус, вертящийся под ногами, лает и скалится, но через секунду замолкает, навострив уши и вертя головой. Лис осторожно движется в сторону верхней палубы, то и дело останавливаясь и принюхиваясь, пока лейтенант идет следом. Ирвинг не слышит ничего, кроме своего собственного сердцебиения, тихого ворчания мистера Хикки и скрипа корабельной обшивки, сжимаемой льдами, словно ледяными когтями, но звериным чувствам доступно гораздо большее. Лис явственно ощущает чужое присутствие, нависшее зловещей тенью извне, и почти видит огромный светлый силуэт, сотканный из тьмы, ужаса и ледяного, кусающего за кожу, ветра, появляющийся прямо из завихряющегося снега. Корнелиус делает шаг и чувствует, как такой же шаг вдоль корабля делает дьявол на льду. Рыжая шерсть встает дыбом, а из горла вырывается жалкий писк — это первородный страх, парализующий мысли и диктующий свою волю — «беги или умри». Будучи человеком, помощник конопатчика уже сталкивался с этим созданием, но тогда его мощь ощущалась совсем иначе — вздор, но когда-то Хикки был уверен, что пары ружей и дробовиков будет достаточно для того, чтобы о медведе-переростке никто больше не вспомнил. Сейчас же Корнелиус удерживал себя на месте невероятным усилием воли, и даже любопытство, присущее ему в обеих формах и распространяющееся на это жуткое создание, не помогало переставлять лапы вперед. — Он где-то рядом? — спрашивает Ирвинг, который, как и все люди на корабле, не может даже представить, насколько он слеп и беспомощен перед этим чудовищем. Однако, именно его голос помогает Хикки стряхнуть оцепенение, сковавшее тело — раз уж вся команда, не способная чувствовать зверя, наготове, то бежать и прятаться Корнелиусу не позволят гордость и упрямство. Возле лестницы, ведущей на верхнюю палубу, Джон видит лейтенанта Литтла, только спустившегося внутрь и замершего на пару минут, чтобы прийти в себя. Температура снаружи значительно ниже, чем в жилых палубах, и первое мгновение вошедшему внутрь кажется, словно он оказался в сауне как есть — в нескольких поддевках и утепленной шинели. Эдвард протягивает Ирвингу мушкет, когда тот повязывает шарф и поднимается на верхнюю палубу, вслед за мистером Хикки. Едва лейтенант и лис оказываются на палубе, как последний устремляется к фальшборту, взволнованно фыркая и пища. Джон оглядывает вахтенных, замерзших, но напряженно вглядывающихся в темноту. Дробовики у всех на расстоянии вытянутой руки, потому как никому неохота притрагиваться к железу на морозе без дела, даже в рукавицах или перчатках, но Ирвинг лишь крепче сжимает мушкет и подходит к Корнелиусу. Янтарные лисьи глаза смотрят то за лейтенантом, то во тьму, но треугольники ушей, поворачивающиеся на каждый звук, выдают напряжение и сосредоточенность своего владельца. — Кажется, мы спугнули чудище такой толпой, — едва слышно говорит кто-то за спиной лейтенанта, когда Хикки с лаем отпрыгивает от фальшборта и, ощетинившись, пятится спиной в сторону замерзшего и обледеневшего бушприта. Все присутствующие на палубе оживляются и хватаются за дробовики, ожидая появления монстра. И тот не заставляет себя долго ждать. «Террор» зажало льдами, задрав нос корабля выше кормы, так что чудовище пробралось на судно именно с той стороны. Сначала вахтенные и лейтенант слышат только звук скребущих по палубе огромных когтей, становящийся все отчетливее и громче, больше не скрытый воем ветра, а потом в небольших кругах света от масляных фонарей выступает белый мех и вырастает исполинская фигура, будто сотканная из снега. Массивные передние лапы делают шаг вперед и темные, как самая безлунная и беззвездная ночь, глаза на маленькой голове смотрят на людей перед собой. Ирвинг не ждет, когда монстр подберется ближе, и стреляет — раз он уже на палубе, то надеяться на удачу нет смысла. Время, замершее на доли секунд, возобновляет свой ход вместе с ревом и мельканием лап бегущего на лейтенанта огромного зверя. Вахтенные вокруг кричат и разбегаются в стороны, чтобы не попасть под удар стальных когтей, кто-то спешит за капитаном, а Джон бежит навстречу, чтобы на полпути выскользнуть за фальшборт и оказаться за бортом «Террора». Ирвинг поднимается на ноги, замечая, как гигантский медведь скользит по обледенелой палубе к самому носу корабля, а рыжий комок меха, в котором без труда узнается Корнелиус, бежит прочь по замерзшему бушприту. Лейтенант устремляется туда и как раз вовремя — монстр загнал лиса в угол, стараясь достать лапой и почти не отвлекаясь на дробь, которой его обстреливали. — Хикки, сюда! — что есть мочи кричит Джон, привлекая внимание. Лис оглядывается назад, скользя лапами по обледеневшей древесине, и не слишком грациозно прыгает вниз. Лейтенант, бросивший мушкет на снег, ловит Корнелиуса, а когда поднимает глаза на нос корабля, уже не видит там чудовище. Ирвинг наклоняется и подхватывает мушкет, слыша громкий голос Крозье, командующего на палубе, и бежит, едва огромный силуэт перепрыгивает через фальшборт. Вслед ему несутся выстрелы и крики. Джону не нужно оборачиваться, чтобы знать, что за ним следуют — оказавшись в своей стихии, монстр становится почти неслышным, растворяясь в вое ветра и треске льда. Ирвинг отпускает Хикки, способного бежать куда быстрее человека в своем лисьем обличии, чтобы хоть ему удалось спастись, если дьявол настигнет лейтенанта, но вряд ли монстр не сможет нагнать и его. Это гонка на выживание и Джон бы ни за что не поставил на себя. Хикки бежит впереди их абсурдной процессии, иногда оглядываясь назад, чтобы сразу после этого лаять, захлебываясь холодным воздухом, и подгонять Ирвинга. Мужчина старается не сбавлять скорость, следуя за рыжим хвостом, но понимает, что чем дальше они отходят от корабля, тем меньше у них шансов уцелеть. Джон кричит, почти не слыша собственного вопля из-за шума крови в ушах, и сворачивает в сторону, делая большой крюк. Лис, обернувшийся на шум, быстрее перебирает лапами, открыв пасть и глотая воздух и летящий снег, лишь бы увеличить расстояние между собой и приближающейся смертью. Ирвинг видит огни «Террора», расплывающиеся желтыми пятнами из-за снега, слепящего глаза, и бежит, что есть сил. Он продолжает сжимать руками бесполезный мушкет — не хватит времени, чтобы обернуться и выстрелить, а если бы и хватило, то этого зверя — а зверя ли? — так просто не пронять. Хикки, уже нагнавший его — Джон видит мелькающие справа от себя черные лапы и рыжую морду с высунутым языком, — лает, тоже устремляясь к кораблю. Когда на палубе удается разглядеть суетящиеся фигуры, лейтенант вдыхает ледяной воздух, чувствуя только жжение в мышцах и жар, окутывающий тело, и кричит, привлекая внимание, надеясь, что его не подстрелят в темноте. Корнелиус присоединяется к нему, пищаще тявкая. Ирвинг поворачивает голову в его сторону, продолжая бежать из последних сил, когда краем глаза замечает монстра, которого можно было бы принять за небольшой айсберг, если бы не его стремительные движения — тот машет лапой, стараясь зацепить бегущего длинными когтями. Джон падает в снег, стараясь уклониться от удара, переломавшего бы ему все ребра. Мушкет вылетает из рук. Снег продолжает идти плотной белой пеленой, когда лейтенант, не поднимаясь, тянется за оружием, слыша неспешные шаги дьявола за спиной. Он никогда не нападает как зверь — вцепляясь в плоть сразу, как настигает жертву; ему доставляет какое-то странное удовольствие запугивать своих жертв, изматывать и нападать тогда, когда нервы уже на пределе. Ирвинг мысленно читает молитву, зная, что Бог ему не поможет — он оставил эту ледяную пустыню очень давно, если вообще приглядывал за ней. Возможно, даже он не может тягаться с обитающим здесь злом, а может, всю жизнь Джон ошибался и ад на самом деле вот такой — ослепительно белый, безбрежный и очень-очень холодный, а у Дьявола вовсе не рога, а обсидиановые глаза и когти, рвущие обшивку кораблей так, словно она немногим прочнее листа бумаги. Лейтенант оборачивается, наставляя на монстра мушкет и выстреливая прямо ему в грудину, но тот едва ли обращает на это внимание, выбивая оружие из рук вскрикнувшего от боли Ирвинга. Медведь нависает над ним, будто скала, и Джон может видеть свое испуганное отражение, баюкающее травмированную руку, в его глазах. Происходящее кажется дурным сном где, как ни старайся, убежать не выходит, но вместе с тем лейтенант чувствует, что завеса, скрывающая от людских умов что-то дикое и почти волшебное, приподнимается, готовясь посвятить его в свои секреты. Нависшая черной дырой клыкастая пасть кажется не такой уж страшной, если знать, что ждет там, за чертой… Лис, в панике наблюдающий за тем, как монстр склоняется над лейтенантом, до конца не веря в то, что делает, устремляется вперед. Ирвинг, распростертый на снегу, будто мерцает, а чудовище слишком увлечено им, чтобы заметить рыжую молнию, взлетевшую по огромной белой лапе прямо ему на спину. Зверь поводит лопатками, пытаясь стряхнуть Корнелиуса, но тот вонзает когти в его плоть и, что есть мочи, кусает за ухо. Медведь оглушительно ревет, когда острые мелкие зубы отрывают кусок и без того небольшого уха, а лис, окончательно ошалевший от собственной смелости и ужаса, продолжает кусать чудовище за все, что получается ухватить. Толстую шкуру не прокусить и Хикки чуть не падает, когда монстр начинает носиться кругами, пытаясь скинуть с себя лиса, но тот лишь глубже смыкает зубы. Когда исполинский зверь останавливается, мотая головой из стороны в сторону, Корнелиус съезжает с загривка прямо ему на морду. Долю секунды лис смотрит в бездонные колодцы глаз напротив и наотмашь бьет когтистой лапой по одному из них. С ревом монстр встает на задние лапы, стряхивая с себя надоедливого зверя, и пятится назад. Хикки, кое-как приземлившийся на лапы, воинственно распушает шерсть и заливается оглушительным лаем. Стоит монстру вновь опуститься на все конечности, как в него прилетает несколько зарядов дроби от подоспевших с корабля. Он снова ревет и убегает, почти мгновенно растворяясь в снежной пелене. Корнелиус еще слышит скрип снега под его лапами, когда небольшой отряд добирается до них с Ирвингом. — Неплохую трепку вы ему задали, мистер Хикки, — замечает Крозье, когда натыкается взглядом на окровавленный кусок медвежьего уха и алые брызги на снегу. Лис высовывает язык — некогда белая шерсть на морде застыла красными колючками на ветру — и польщенно кряхтит, подходя сначала к капитану, который треплет его между ушей, а затем к лейтенанту, лежащему на снегу — тот все еще дышит, но находится без сознания. Хикки надеется, что он успел и ничего непоправимого не произошло, и валится на снег рядом с ним, позволяя сознанию уплыть в мягкие объятия темноты.***
Джон приходит в себя в лазарете. Сначала он начинает слышать происходящее вокруг: шорох перелистываемых страниц, скрип обшивки, ставший привычным за несколько лет, шаги где-то за пределами лазарета. Потом приходит ноющая боль в запястье и плече, и саднящее горло. Лейтенант сглатывает вязкую слюну и морщится, когда она царапает гортань. Он открывает глаза, глядя на желтый круг света от фонаря на потолке, и чувствует жуткую усталось — нет сил позвать кого-нибудь или хотя бы приподняться, так что он закрывает глаза и снова погружается в сон. Во сне идет снег, но Ирвинг не чувствует холода, стоя босиком на белом покрывале. Он подставляет ладони и лицо крупным снежинкам, тающим от прикосновения к теплой коже, и чувствует себя счастливым. За сугробами мелькает знакомый рыжий хвост и Джон улыбается — на сердце приятно теплеет от осознания, что он не один. Лис трусцой направляется прямиком к лейтенанту и вьется у ног, фыркая, когда тот зарывается пальцами в густой мех. Вокруг них нет ничего, кроме искрящегося снега, даже знакомых силуэтов кораблей, но Ирвинг все равно чувствует себя в безопасности. Во второй раз приходить в себя значительно легче: сознание ясное и никуда не уплывает, а боль почти не ощущается. Джон садится на кровати, едва ему удается держать глаза открытыми. В голове роятся вопросы: что произошло? Все целы? Где монстр? — Лейтенант Ирвинг, ну куда же вы? — доктор Гудсир тут же откладывает книгу, которую читал, и подходит к мужчине. — Как вы себя чувствуете? Что-нибудь беспокоит? — Все хорошо, — язык слушается не сразу, но Джон говорит вполне искренне. — Вы, скорее всего, сорвали голос в ту ночь и еще не до конца восстановились, так что постарайтесь не напрягать горло в ближайшее время и пейте больше теплого чая. С рукой, что удивительно, все в порядке — небольшой вывих, но я уже вправил его и наложил вам повязку. Будете ходить ко мне несколько недель, чтобы я ее вам менял, а пока придется стараться не брать ей ничего тяжелого, а еще лучше не беспокоить вовсе. — А что случилось в ту ночь? Что с монстром? — Ирвинг действительно хочет знать и надеется, что никто не пострадал. — Он сбежал, — просто говорит доктор, снимая очки и откладывая на стол. — Вам досталось от него, но учитывая то, что обычно случается после встречи с ним — вы легко отделались. Мистер Хикки очень храбро себя повел, защищая вас. Лейтенант удивленно приподнимает брови, услышав о лисе. Он помнит, как тот пропал из поля зрения, помнит и медвежью пасть, а потом все перемешивается в странное пятно из рыжего, белого и черного, пока не меркнет совсем. — С ним все в порядке? Он не ранен? — Джон оглядывается, будто ожидая увидеть на одной из коек лисье тельце. — Нет, с ним все хорошо и он очень быстро встал на ноги, а вот вы здесь уже несколько дней, — говорит Гудсир. — Я думаю, он ждет вас за дверью — мистер Хикки уже несколько раз пробирался сюда, но шерсти не место там, где есть открытые раны, так что мне приходилось его выгонять. — Я могу уйти? — лейтенант хочет как можно скорее увидеть надоедливого лиса и капитана, чтобы узнать больше подробностей о ночи, когда напал монстр. — Разумеется, только отдохните хотя бы еще несколько дней, прежде чем приступать к работе, — суетится доктор, когда Ирвинг, услышав положительный ответ, принялся одеваться. Корнелиус действительно оказывается за дверью, когда Джон покидает лазарет. Лис, лежащий комочком и накрытый собственным хвостом, подскакивает, поднимаясь на лапы и встречая лейтенанта радостным тявканьем. — Я тоже рад вас видеть, — улыбается Ирвинг, когда лис виляет хвостом. — Хочу дойти до капитана и послушать о случившемся — говорят, что вы меня спасли, мистер Хикки. Лис фыркает и жмурится, растягивая пасть в подобии улыбки, когда Джон, совсем как в своем сне, зарывается пальцами левой руки в рыжий мех, почесывая за ушами. — Бегите и перекусите чем-нибудь, а потом в мою каюту, раз уж вы все еще не можете повязать свой гамак. Я готов и дальше соседствовать с вами, пока мы не найдем решения вашей проблемы. К слову, об этом я тоже поговорю с капитаном — быть может у него появились соображения на этот счет?***
Когда лейтенант возвращается в каюту, проходит больше часа с его беседы с мистером Хикки у лазарета — разговор с капитаном затянулся, пока Ирвинг пытался во всех подробностях разузнать о случившемся несколько дней назад, а затем к нему присоединился первый лейтенант Литтл, помогавший донести Джона до «Террора». Позже, когда речь заходит о том, что же за напасть приключилась с помощником конопатчика, Эдвард устраивает для Ирвинга целую лекцию о мифических созданиях и об оборотнях, а Френсис дополняет его рассказ своими догадками. Так что нет ничего удивительного в том, что лейтенант покидает офицерскую кают-компанию с ворохом новых знаний и ноющей головой. Корнелиус спит, свернувшись на краю кровати, и Джон решает последовать его примеру, скидывая шинель и сапоги. Он забирается на кровать, стараясь не потревожить лиса, и засыпает сразу же, как только его голова касается подушки. Просыпается Ирвинг от тяжести чужого тела и волос, лезущих в рот. Мистер Хикки — совсем не лис — спит, уткнувшись носом Джону в шею. Лейтенант слабо шевелится, пытаясь отодвинуться от рыжей макушки и вездесущих волос, когда Корнелиус ворочается и просыпается. Сначала он непонимающе смотрит на Ирвинга, подмечая изменившийся ракурс, а затем переводит взгляд на себя: человеческие руки, волосы и никакой шерсти, покрывающей тело. Вообще ничего, покрывающего тела. — Какой сюрприз, — весело замечает Хикки. — Я уже и забыл об этом. — О чем? — глупо спрашивает Джон, глядя на обнаженного мужчину, сидящего у него на бедрах. Ситуация достаточно неловкая, чтобы лейтенант усомнился — а не сон ли это? — Когда я стал лисом, мне пришлось выбросить свою одежду в лунку, куда мы сбрасывали отходы, чтобы вы продолжили меня искать, а не решили, что я мертв, найдя на льду целый гардероб, — мужчина пожимает плечами, будто это очевидно. — И это сработало! Я видел, как меня искали, но сначала никак не мог придумать, как бы подать знак. — Вы не очень-то хотели признавать, что вы — это вы, когда мы с капитаном вас нашли, — ворчит Ирвинг, глядя в стену, чтобы не увидеть чего-либо неподобающего. — Ты, — поправляет Корнелиус, мягко хватая лейтенанта за подбородок и поворачивая его голову к себе. Джон вцепляется в его руку здоровой, а правую, чуть ниже повязки, удерживает рука помощника конопатчика. — После всего, что между нами было, мне кажется, что правильнее обращаться на «ты». Что за лицо, лейтенант, вам ведь нравилось со мной спать? Джон чувствует жар, приливший к щекам. Не зря он себя тогда корил за то, что много болтает! А Хикки явно наслаждается ситуацией. — Если вы не уберете руки, — цедит Ирвинг, хмурясь, — я закричу. — Ну что вы как девица, — фыркает Корнелиус. — Прибежит кто-нибудь на ваш крик, а какая занятная картина предстанет глазам вашего спасителя — весь корабль будет об этом болтать ближайшую неделю, да и потом, как вы будете смотреть в глаза своим подчиненным после такого? Лейтенант смотрит на мужчину подстреленной ланью, признавая его правоту. Джон действительно так не поступит хотя бы потому, что сгорит со стыда, а Хикки продолжает: — И вы слышали, что сказал Гудсир? Вам нужно беречь себя и не напрягать горло, — от помощника конопатчика это звучит как издевательство, когда он наклоняется, нависая над лейтенантом, и перемещает руку с подбородка на шею, оглаживая кадык большим пальцем. — Как вы стали человеком? — Ирвинг чувствует себя неловко, лежа под другим мужчиной, и старается вернуть себе хоть каплю контроля, продолжая задавать вопросы. — Если могли обращаться все это время, то почему не вернули привычный облик раньше? Для чего весь этот цирк? — А кто сказал, что я мог? — раздраженно бросает Хикки, глядя в лицо лейтенанту. — Я, кажется, знаю даже меньше вашего. Захотел стать человеком и стал! Я уже пытался обратиться, едва стал зверем, но у меня ничего не получилось. Тогда я пытался еще и еще, но все без толку. — Капитан считает, что это наказание за злые мысли, — говорит Джон, копируя насмешливую манеру речи Корнелиуса. — Видно, вам пришлось от них отказаться, чтобы снова стать человеком. Мужчина хмурится, раздумывая над ответом, и убирает руки, отпуская лейтенанта и обхватывая себя за плечи — без шерсти в каюте не так уж и тепло. Ирвинг, обретший свободу действий, скидывает с себя ругнувшегося Хикки и садится на кровати, набрасывая на оборотня одеяло. — Не хватало еще так глупо простудиться, — Джон краем глаза наблюдает возню, напоминающую уже знакомую дурную лисью привычку, пока Корнелиус никак не спрячет все конечности под одеяло и не усядется спокойно. — Я могу и передумать, — из-под одеяла показываются смешливые голубые глаза. — Снова вернуться к своим, как вы говорите, злым мыслям. — И снова станете лисой, — лейтенант вздыхает. — А я не стану за вами присматривать и доложу обо всем капитану. Вас выгонят на лед в наказание и бегите куда хотите — мы уже знаем, что монстр вам по плечу. — Между прочим, я вас спас! — в голосе Корнелиуса отчетливо звучит обида. — Да и вам никто не поверит, Ирвинг. Для того, чтобы доказать капитану, что я снова стал лисом из-за каких-то ваших догадок о кознях и злодействах, сначала докажите, что я вообще становился человеком. Джон оборачивается как раз в тот момент, когда Хикки обращается, перетекая из одной формы в другую. Лейтенант, ожидающий чего-то кошмарного, вроде выпадающих зубов или рвущейся кожи, как описывалось в книге, содержание которой ему любезно поведал Эдвард Литтл, восхищенно замирает, пусть зрелище и длится всего несколько секунд. Ярко-рыжая шерсть и хвост сливаются с силуэтом мужчины, а голубые глаза будто вспыхивают льдом, прежде чем сменить свой цвет на золотой. Когда первое потрясение проходит, а лис с донельзя довольной мордой восседает на полу каюты перед Ирвингом, последний, осознав произошедшее, гневно шепчет: — Какого черта? Вы ведь только что говорили мне, что у вас ничего не получалось! Бога ради, зачем вы лежали голым в моей постели? Вы хотя бы помните, что такое субординация? Я совершенно уверен, что нет! — лейтенант морщится, когда яростные слова отдаются болью в горле. Джон замолкает, гневно сопя и отвернувшись от лиса, когда на плечо опускается ладонь Корнелиуса, а когда Ирвинг ее стряхивает, на плече оказывается чужая голова, которую сбросить не так-то просто. Лейтенант чувствует руки, обнимающие его со спины, и продолжает молчать. — Я не врал, у меня правда не получалось. Это что-то вроде озарения и слепой уверенности, когда знаешь, что в этот раз точно получится. Сначала я так хотел стать человеком, что продолжал думать об этом даже засыпая, потому что быть зверем не так-то и удобно: ходить на четырех конечностях, не иметь возможности что-то сказать, чтобы остальные тебя поняли, а эти инстинкты, перебивающие некоторые мысли? — лейтенант слушает чужую исповедь не перебивая. — Но потом капитан поручил меня вам. Вы говорите намного больше, когда перед вами зверь, а не человек. Вот тогда-то я и перестал пытаться снова обратиться — я чувствовал себя особенным, больше не видя презрения в ваших глазах… А потом стал жалеть, что всего лишь лис и не могу даже поговорить с вами на равных. — Получается, что капитан ошибся в своих выводах? — Джон выпутывается из кольца рук и поднимается, глядя на напряженного Хикки, вновь укрытого одеялом. Тот фыркает, закатывая глаза. — Я рассказал вам такое, за что меня могли бы высечь, а вы снова о капитане и моих намерениях. О чем я вам и говорил — вы доверяли мне, зная, что я не животное, а человек в звериной шкуре, но стоило мне вернуть себе привычный облик, как вы снова закрываетесь, — Корнелиус раздраженно вскакивает с койки, подходя к лейтенанту, и хватая одной рукой за рубашку. — Сорок ударов, — бросает Ирвинг, будто выливая ведро холодной воды помощнику конопатчика на голову. Тот замирает, не веря своим ушам. — Но я никому не расскажу, мистер Хикки. Мы ведь с вами через столько прошли. — Корнелиус, — тихо говорит мужчина, легко касаясь чужих губ своими — борода слегка колется — и отходя назад, давая лейтенанту простор для побега или пощечины. — Корнелиус, — повторяет Джон, улыбаясь. Он не чувствует отвращения или неправильности — Бог давно не смотрит за ним или кем-то еще в этой ледяной пустыне. Целовать мужчину непривычно, но большой разницы между мужскими и женскими губами нет. Если бы мистер Хикки был гладко выбрит, лейтенант уверен, что не заметил бы разницы. — Но ради всего святого — нужно найти тебе какую-нибудь одежду. Ты не будешь разгуливать в таком виде по кораблю или по моей каюте. — Я могу и лисом стать, если можно будет остаться здесь, — голубые глаза искрятся весельем и, кажется, надеждой. И этот счастливый блеск, сменивший холод бури и вытеснивший что-то темное со дна глаз, идет мужчине куда больше. — Отлынивание от обязанностей, — вздыхает Ирвинг. — Помнится, я обещал провести с тобой беседу о неподчинении приказам и старшим по званию, но чем больше времени проходит с того обещания, тем больше тем для обсуждения появляется. — Всего неделю, — Хикки, кутаясь в одеяло, смотрит умоляюще. — Или доктор Гудсир узнает, что ты проигнорировал его слова и тут же приступил к работе. — Это шантаж, — замечает лейтенант, усмехаясь, когда покрывало оказывается на полу каюты, а напротив него стоит лис, свесивший язык и радостно пищащий. — Но только неделю — не больше! Корнелиус счастливо фыркает, когда ладонь Джона уже привычно для них обоих опускается лису между ушей, вороша рыжую шерсть и поглаживая. В конце концов, они застряли черт знает где и пропали для всего мира уже на два года, так что одна ленивая неделя ничего не изменит.